Хроники одиноких вечеров

Синие сумерки повисли над морской гладью — Рюноске вглядывается в них, стоя на ветру в одной тонкой рубашке с воланами. С его-то плевритом явно не стоит… Я в белой, длинной сорочке, босая и с клетчатым пледом на плечах. В воздухе повис запах, какой бывает перед надвигающейся грозой, и я неуверенно кладу свою руку на плечо супруга: — Обещают шторм. Тебе бы поужинать, что скажешь? — Шторм… — он проговаривает это слово словно про себя, но тут же опомнился — Я не голоден. — Рю, перестань. Ты ничего не ел с самого утра. Всё только смотришь на это море… — Кто знает, что может случиться. — Рю, мы же не в центре Йокогамы, так что и переживать не о чем. Ну, побудь немного со мной? Тяжелый вздох, и нахмуренный лоб расслабляется, и Акутагава поворачивается ко мне лицом. Холодное море уже начинает волноваться, шумя высокими волнами. Этот высотный дом на окраине старый и неприметный, и мы с Рюноске обосновались именно там, в одной из холодных квартир. Мне вдруг очень хочется обнять его: — Можно, я тебя обниму? — Спрашивать не обязательно, — он раскрывает для меня свои объятия, тихо бормоча — Будет шторм… Приступ кашля перебивает его тихую речь. Мне страшно думать об этом, но я невольно прокручиваю у себя в голове страшную мысль — возможно, осталось недолго. Становится всё хуже с каждым месяцем, и обычные препараты уже не очень эффективны. Кажется, Акутагава тоже это понимает, но сознательно отрицает: — Я так просто не сдохну… Протягиваю ему платок, и он вновь закашливается, но уже в него. Из серых глаз утекает жизнь, но Рюноске борется что есть сил! Уже за одно это я готова пойти за этим человеком куда угодно. Печальные воды моря шумят всё сильнее, а Акутагава вдруг странно поднимает голову на меня: — Т/И… — он отворачивается, будто спустившись — Ты хоть немного счастлива рядом со мной? — Глупые у тебя вопросы ко мне, — всё ещё прижимаюсь к нему и оставляю на бледной щеке невесомый поцелуй — Счастлива. Даже очень. Следующая его фраза буквально вводит в меня в ступор. На него не похоже… Акутагава никогда не говорил со мной об этом и то, что он решился, вселило в меня настоящую тревогу: — Я очень хотел бы от тебя ребёнка, — он тут же заминается, но продолжает — А ты? Ты… Готова? Я медлю с ответом. Нет, ребёнка от Рюноске я бы хотела и очень полюбила бы, вот только… Было в душе странное предчувствие, что мы подвергаем опасности жизнь, ещё даже не успевшую прийти в этот мир. Глубоко вдыхаю солёный воздух и замечаю, как в серых глазах теплится надежда. Ладони супруга теперь покоятся на моей талии, большими пальцами поглаживая живот, будто бы там уже кто-то есть. — Такое счастье дорого нам обойдётся. Но я хочу. Нам холодно. Ветер резко усилился, и Акутагава закрыл меня от него своей спиной, крепко обняв. Это решение он явно обдумывал не первую неделю, и раз уж решил высказать, то этому есть причина. Возможно, все дело в том, что хочет как можно сильнее привязать себя к миру живых, чтобы Смерть наконец отняла от него свои лапы. Но ведь это ещё никому не помогало… — Такого маленького, — он нервно сглатывает, продолжая шептать — Сына… Или дочку! Хочу любить вас… Оберегать… — Тшш… — с едва заметным усилием, веду супруга за собой — Мы… Мы пойдём на это… Море в ту ночь сильно штормило. Так сильно, что душа была не на месте, когда для нас с Рюноске всё случилось немного иначе, чем обычно. И меня умиляло, когда засыпая, он оставил ладонь на моём животе. Но страх за нашу семью все равно сковывал нас цепями…