Хроники одиноких вечеров

      Что-то в нем стало другим - каким-то отчуждённым от меня. Сухие розы стоят в вазе с мутной водой, иссиня-бледная рука Фёдора судорожно выводит очередную строчку на листе бумаги. В Петербурге сырость и смог, а мы привыкли к этому, словно крысы, всю жизнь прожившие в подполе.       Пистолет на столе блестит воронёным стволом - он застрелится этой ночью, я знаю. Я ждала этого дня с ужасом и трепетом, каждый вечер забегая в эту его комнату в коммуналке. Мну пальцами фриволите на своей шее, тревожно сглатываю. Наконец, Фёдор бережно ставит перо в чернильницу, а потом поднимает на меня измождённое лицо: - Вот и всё. - Там все несчатны? - я киваю на рукопись - Ты всегда пишешь мрачно... - Это ты считаешь, что мрачно, - он поднимается, худощавый, но в этой своей худощавости красивый - Научись ты смотреть на вещи под разными углами, понимала бы, как много любви к жизни в моих строках. - В твоих строках, но не в тебе! - не выдерживаю взгляд унылых глаз, и гляжу уже на пистолет - Феденька... - Не смотри так печально, молю. Не произойдёт ничего особенного. - Научись смотреть на вещи под разными углами! - парирую и отворачиваюсь, шурша синей, хлопковой юбкой в пол - Мне же будет больно... - Больно? - он вопросительно продолжает - Как же может быть больно тебе, если стрелять я буду в себя? - Не делай вид, что ты не понимаешь, почему я приходила к тебе каждый вечер.       Мгновение тишины, затем тихий шорох за спиной, и я уже чувствую на своей шее его теплоё дыхание. Я выпалила всё так стремительно, что теперь не могу унять дрожь от стыда. Но Фёдор усмехнулся: - Как легко выпытать из женщины слова любви... Быть может, что и я не ровно дышал к тебе. Но это уже не важно. - Сколько у нас времени? - До полуночи. Может, чуть больше. - Сколько нужно мужчине... - Понимаю, как тяжело мне продолжать - Чтобы познать женщину? - Жизнь. А иногда чуть больше.       Он говорил что-то ещё, но я уже не слушала - бледные руки с выпирающими костяшками уже медленно стекали вниз по моей талии, пока Фёдор продолжал стоять за моей спиной. Жизнь? У нас нет столько времени. - Не печалься, моя голубка... - он распускает мне косу, уже стянув кружевную блузу и разглядывая жёсткий корсет - Может, в следующий жизни и успеем. А пока лишь поверхностно.       Петербург спит. А я не чувствую сна и яви, сгорбившись на постели и обняв одеяло. Сторона Фёдора ещё не успела остыть, но его нет в спальне. Он сейчас там, в комнате с пистолетом. Я считаю мучительные мгновения. Звук выстрела рвёт ткань ночной тишины, и я невольно вздрагиваю. Глухое падение. Вот и всё...       Закрываю лицо ладонями, чтобы не видеть коммуналку, залитую лунным светом. Знаю, что плечи подрагивают, но не чувствую слёз на лице. И вообще не понимаю, что чувствую... Но в следующую минуту кто-то нежно отнимает руки от моего лица, и я белею от ужаса - Фёдор загадочно улыбается, утирая мои слёзы платком: - Я промахнулся.