Хроники одиноких вечеров

Пахнет хвоей и пряной смолой - душный вечер у кладбища, возле старых сосен. Отцовская фигура высится на фоне серых надгробий, и я печально держу его ладонь. Помнится, тогда мне было лет семь, не больше. На умиротворенном лице неизменно играет фальшивая улыбка, копну волос развевает морской ветер. Я совсем на него не похожа, белобрысая и синеглазая. Но, возможно, он меня за это и любил: - Папочка... - чувствую, как его ладонь чуть вздрогнула, удерживая мою - А я на неё похожа? - Т/И, нет смысла походить хоть на кого-нибудь в этой жизни, - он снова лжёт - Будет неинтересно жить. - Что, и даже на маму? - Тебе нужно стать мертвой, чтобы походить на неё. Это то, чего ты хочешь? - Папочка, но ты ведь всё время хочешь умереть. Значит, я пойду с тобой? - Нет, милая... - он продолжает улыбаться - Но это будет нескоро. К этому дню ты станешь такой-же взрослой и забудешь этот разговор. Тогда же в моей голове созрела мысль, что если я всегда буду помнить этот день, то папочка никогда меня не покинет. Но вот мне уже восемнадцать, и я ошиблась - кладу на свежую могилу букет красных лилий. А когда поднимаю голову, то вижу напротив меня человека в чёрной одежде. Он закашлялся, прижимая к лицу платок, а после поклонился могиле отца, и белёсые кончики черных волос качнулись от резкого движения. Я вижу этого незнакомца не впервые, но он никогда не пытался со мной заговорить. Что же, очевидно, это тайна моего отца. Вздрагиваю от странного ощущения - на долю секунды мне показалось, что в сосновой роще недалеко отсюда мелькнул силуэт в бежевом плаще. Но мне лишь показалось - наваждение тут же прошло. Меж тем, незнакомец впервые окликает меня: - Дочь? - Д... Да... - испуганно смотрю в его измождённые глаза - По правде, мы с ним совсем не были похожи. Как вы догадались? - Похожи. Некоторые люди навевают одни и те же воспоминания. Очевидно, он знал отца! О его жизни - о жизни Осаму Дазая - мне известна самая малость. Но он заботился обо мне как мог - до пяти лет я жила с матерью, а после её смерти меня приютила тётка. Он за всё платил. Хотя Осаму Дазай не значится ни в одном из моих документов, всё же постоянно появлялся в моей жизни. На школьных мероприятиях, выпускном, вступительных экзаменах... Урывками, но он был в моей жизни! А иногда брал с собой на прогулки. Неизменно до кладбища. Я не знаю, кем он был, чем занимался и откуда брал деньги. Над нашими с незнакомцем головами заунывно кричит чайка, и мужчина прячет в кармане плаща окровавленный платок. Ему явно осталось недолго, и он снова затравленно смотрит в мою сторону: - Акутагава Рюноске. Я знал покойника. - Вот как. Он никогда не говорил мне о вас. И вообще мало что говорил о себе... Не могли бы вы немного о нём рассказать? Акутагава чуть стушевался, затем отвёл взгляд в сторону сосен. Тут по прежнему пахнет пряной смолой, а губы становятся солёными от морского ветра. Он странно ссутулился: - Если нужна будет помощь. Любого рода. Обращайся. Я понимаю, что ни слова из него не вытяну, и с этим моё любопытство распаляется лишь сильнее. Делаю шаг ему навстречу: - Где... Где можно вас найти? - В порту. Он удаляется от меня медленным шагом, бросив последнюю фразу пренебрежительно. Если бы я тогда знала, как однажды выручит этот человек деньгами, а после и вовсе спасёт мне жизнь. Тогда я и получу в руки личную папку отца, сохранившуюся в архиве Портовой мафии. И лучше бы не видела всего этого никогда... Но в тот день я лишь низко поклонилась уходящему господину: - Спасибо Вам!