Dragon_Lotus

      Императрица поднимается на ноги следом за собственным сыном, женщина и правда не понимает откуда взялись сомнения по поводу недоверия любви к ней от собственного ребёнка.       — Юнги, мой прекрасный мальчик, как ты мог подумать, что я не могу любить собственное дитя?! Тебя то, я как раз любила больше, чем твоего старшего брата, за это меня и ненавидел мой первый муж… Ты сейчас как никто должен осознавать, что порой дворовые интриги играют с нами злую шутку. Я до дрожи в пальцах любила твоего отца и тебя, всегда пыталась вас защитить, но в какой-то момент не сумела… Мой муж уколол меня ржавой шпилькой во сне, об этом я узнала уже после смерти, а ведь так хотелось увидеть тебя в последний раз. А сейчас ты стоишь передо мной такой взрослый, такой гордый, мой маленький дракон… — бывшая императрица не может сдержать своих эмоций и просто ударяется в слезы, которые несли в себе много грусти, печали и сожаления, а главное обиды на себя за то, что не успела столькому научить Юнги. Женщина протягивает руки к сыну и тянет к себе за подбородок.       — Но вся моя жизнь теперь в прошлом… Неужели ты не помнишь, как нам было прекрасно проводить время втроём вместе с твоим отцом, как я учила держать тебя первый хоть и деревянный меч, как ты учился пускать из лука стрелы, стирая пальцы…       — Нет, матушка, такого я совершенно не помню, моё самое яркое воспоминание из детства это то, как отец Намджуна тайно вывозил меня из южного ханока после твоей смерти. Любовь всей твоей жизни отравили прямо на моих глазах, воины императорского дворца вторглись к нам, скрутили его и насильно заставили выпить яд. Единственно, что я смог сделать, это трусливо спрятаться под кроватью, трястись от страха и надеяться, что меня не найдут, пока мой папа умирает в агонии.       Женщина не выдержала такого, она прижала свою родную кровь к груди, стала молить о прощении, будто все, что произошло было лишь по её вине.       — Юнги, мне так жаль… Искренне жаль, что тебе пришлось это пережить. . Я сожалею, очень, что оставила вас вот так и заставила страдать. Твой отец был для меня всем в смертной жизни, а ты стал моей отрадой, но позволь помочь тебе вспомнить все те прекрасные дни, что ты забыл. — императрица коснулась лба юного императора и тот ощутил нескончаемый прилив тепла к сердцу. Щеки стало обдавать летним бризом, а в нос бил запах свежего супа с морепродуктами.       Неудивительно, ведь Юнхи перевезла их в южную часть империи как только Юнги исполнился годик, подальше от дворца и сладострастной мести. Пусть и приезжала редко, однако видела каждый первый поступок сына: первые шаги, первые слова, уверенную езду верхом, овладение оружием и первый урок по каллиграфии. Мать никогда не обделяла их лаской, а когда им приходилось расставаться, то даже титул не мог заставить её избежать горючих слез. То как она страдала не знал никто, даже отец Юнги, советники буквально заставляли отказаться от юного альфочки, что жил вдали от императорского двора, но та всячески сопротивлялась, выражая почтение к собственным чувствам и, напоминая каждому, что должна относится одинаково ко всем своим сыновьям. Однако первый муж, человек с кем ей пришлось заключить политический брак, грезил о власти и собственном превосходстве. А сын рожденный от императрицы был его собственным оружием.       Императрица убрала руку от лба сына и смотрела с грустной улыбкой.       — Теперь ты знаешь все и даже больше… Я всегда была рядом с тобой и всегда знала, что именно ты будешь править нашей великой империей, и прошу… Не совершай моих ошибок, убей ядовитую змею, пока она не отправила тебя. — женщина явно намекала на Сакаки, что вставлял палки в колеса и мешал императору день от дня.       — Хорошо, матушка, я хочу извиниться за своё отношение к вам, мои искаженные воспоминания к вам не давали мне в полной мере сожалеть о вашей утрате. Я тоже всегда вас любил и уважал достойно, вы та мать, которой стоит гордится.       — Да сын мой, но твоё время здесь закончилось и, мы с тобой встретимся теперь не скоро… Будь счастлив и береги все то, что для тебя так дорого… Прощай… — родные руки последний раз коснулись тела Юнги.

***

      Пока император прибывал в грезах, а над его телом колдовал ученик Тэхена — Ким Чондэ. Молодой бета-лекарь с подающими надеждами в области врачевания расположился в покоях императора, куда принёс все свои баночки и скляночки со снадобьями и всевозможными травами, слуги по просьбе Хосока принесли все, что было во дворце и что могло бы сгодиться. Сам же философ решил не мешаться и ушёл в храм молиться за здравие господина. Лекарь положил в рот Юнги специальные шарики из чистого серебра и попросил служанок держать голову, сам же он смешал лекарственные травы для заживляющей мази и подогрел настойку из сухоцветов и папоротника. Дальше предстояло самое тяжёлое, пришлось попросить посла и советника сменить девушек, потому что никому больше нельзя было видеть Мина без одежд. Чондэ обтер все тело настойкой, чтобы согреть, а потом стал пускать кровь в области ранения и промывать отваром для обеззараживания. И так приходилось делать не один раз с промежутком в час, иначе император мог бы умереть от потери крови.       А спустя месяц с небольшим состояние господина пошло на поправку и даже цвет лица улучшился, ему делали перевязки с мазью и листьями папоротника, поэтому первое время приходилось тяжко, ведь приходилось лежать лишь на животе. И в очередной день лекарь с последними словами изрёк свой окончательный вердикт.       — Я сделал все, что в моих силах, сейчас состояние нашего императора стабильное и ему нужно сейчас только спать и набираться сил. Я приду ещё раз его осмотреть через несколько часов. — Ким Чондэ кланяется и уходит из покоев, оставляя двух господинов Ким вместе с Мином.       — Мало нам было войны с монголами, так еще этот мерзавец принц пошёл против империи, надеюсь ему придётся по нраву спать на земле, как же мне хочется придушить его собственными руками… — Джин сидел на краю кровати Юнги и сжимал свой ханбок до побеления костяшек, пока к нему не подошёл Намджун и не положил свою руку поверх, выражая поддержку.       — Ты ведь прекрасно знаешь, что Юнги не из робкого десятка и не умрёт от какой-то там стрелы с ядом, когда за тысячи километров его ждёт любимый омега с их долгожданным сыном, целая империя ждёт появления императора, чтобы поблагодарить за спасение народа. — Намджун выражал не только свою точку зрения, но и волю всей империи. Мин был для них другом, каких можно было только сыскать и хоть порой от него доставалось, однако тот никогда не использовал свой титул в корыстных целях.       — Да… Ты пожалуй прав, иначе не был бы советником самого императора… Я первый посижу с ним, а ты иди отдыхать, тебе все же пришлось тащить его на своей спине до основного лагеря. И попроси у лекаря мазь для спины… — каким бы строгим омега не был, однако Ким вызывал в нем самые тёплые и трепетные чувства, поэтому тревоги стало в два раза больше.       Сокджин расположился возле кровати с книжкой и в тишине стал читать вслух стихи о любви. Какое-то время погодя, он закрыл книжку, томно вздохнул и стал рассматривать императора, как заметил скатывающиеся слезы по щеке, а следом тихое мычание альфы.       — О Будда… Юнги… Что же, как же… — Ким подскочил на ноги, роняя книгу, он так растерялся и даже не знал, что лучше сначала сделать: позвать лекаря или попробовать поговорить с другом. Когда все же собрался пойти за лекарем его остановил тихий голос и что-то острое, упирающееся в спину.       — Ещё… Одно движение… И я снесу тебе голову чёртов предатель… — как только Мин очнулся то на автомате схватил свою катану и, держась за перебинтовоное тело, приставил лезвие, даже не задумываясь над тем, кто стоял перед ним. А что оставалось делать испугавшемуся за свою жизнь Киму? Ничего, лишь стоять и ждать и как же хорошо, что Намджун решил зайти. Альфа скрутил друга и уложил императора, послав за лекарем.       — Да что вы… сссс… — император кряхтел то ли от боли, то ли от возмущения.       — Юнги, ты что тут устроил? Это я Намджун, а ты сейчас чуть не убил Сокджина, совсем уже из ума выжил? — советник говорил громко и четко, чтобы его услышали и наконец-то прекратили сопротивление.       — Что? Я-я… Сколько времени я был в отключке? Грудь ещё так болит, дышать тяжело… — страх даже не за себя, а за того, кто был в дали, словно стрела пробили в миг сознание грозного правителя.       — Ты не приходил в себя почти полтора месяца… — вот она суровая реальность, что перевернула все внутри.