***
Ведьма шла к пляжу: в такое время, там можно найти любого. И сперва она заметила Черепа. Такое можно было встретить только на море и то, крайне редко: одинокий Череп. Разве что зоркие мальки следили за своим кумиром. Но Череп их не видел и точно был один. Он сидел на топчане по-турецки и перебирал струны гитары. Вопреки мечтам мальков, их герой умел не все. Вот петь не умел, да и играть тоже не очень. Ведьма не узнавала специально, но разве такое скроешь? Похоже, настроение у героя было лирическое, и он спер гитару у давно и долго играющих. У других гитар не водилось, особенно в Доме-на-море. Ведьма невольно залюбовалась: в Черепе действительно что-то было. Он не был самым высоким, самым физически сильным или самым красивым, но притягивал к себе: взгляды, внимание, людей. Она остановилась поодаль, но так, чтобы слышать. Череп начал тихонько наигрывать… «Путь мой на запад тени укажут Утром. Я ухожу, никому не расскажет Утро. Мне бы в пути немного удачи Утром. Жаль, ничего уход мой не значит.» Череп пел не в голос, осторожно, словно пробуя, но выходило красиво. Это тебе не Роберт Плант, но все же… Ведьма в задумчивости склонила голову. Черепу тоже надо было рассказать о Лисе… Предупредить. Странная, неожиданно страшная мысль — почти предательство. «Тени исчезли, солнце в зените — Полдень. Солнце и ветер, мне помогите В полдень. Замкнутый круг мой рвётся на части В полдень. Может, потом найду своё счастье.» Ведьма вдруг услышала шаги. Тяжелые шаги. Она обернулась: точно — знакомый пиратский шаг. Хромой мог компенсировать многое в своем недуге, но ходил плечом вперед, роняя вторую ногу за собой, как ту деревяшку. Поразительно, что это не особенно мешало ему даже бегать. Ведьма стушевалась: одно дело одним глазком посмотреть на Черепа, а другое — оказаться вдруг среди черепистов. Еще и когда искала Мавра. Хоть и жалко недослушанной песни. Чем кончится? Ведьма почти бегом отступила к кабинкам для переодевания — им они были без нужды, никто бы в здравом уме не занялся такой сложной штукой, как смена одежда, стоя в узкой кабинке, но для приличия кабинки существовали.***
Хромой неслышно подходит к пляжу, а потом и к другу. Не так близко, чтобы Череп услышал, но достаточно, чтобы самому слышать его песню. И чтобы краем глаза заметить легкую тень — сегодня без крыльев, зато в ультракоротких шортах — глазу не нарадоваться, но не смущать же девушку? Пусть за полсекунды, пока она отворачивается, но Хромой успевает оценить не только ноги, но и колени. Глаз у него наметанный: колени у Ведьмы… Красивые. А Череп снова грустит и хочет быть один, значит пора Хромому заняться его эмоциональным состоянием. Череп смотрит на море, сейчас они еще не стали целым: лазурь и синева. Он слышит поступь Хромого. Из-за того, видимо, что обычно Детка производит так много шума, сидя на плече Хромого, прям рядом с ухом, тот оглох уже давно, и верит, что может подойти незамеченным. Но Череп не собирается его расстраивать, он все равно поет. В конце концов, это же Хромой. Он даже честно скажет, если Череп мимо нот. А так скорее всего и есть. «Может ли мне всего лишь казаться Вечер? Может заставить в драку ввязаться Вечер? Может, конец этой жизни положит Вечер? Старая память душу мне гложет.» Хромой слушает, а Череп видит: две сутулые фигурки на пирсе, мальков, что возятся в прибое, тонкую девушку с длинными волосами, легко ступающую по песку: что тут скажешь? И правда первая красавица Дома. Это все его мир, и мир этот привычно колеблется, словно пламя свечи на ветру. Кто бы его унял… «Кажутся правдой старые сказки В полночь. Я по траве иду без опаски В полночь. Душу мне выжгли месяц и звезды В полночь. Я бы вернулся, но уже поздно.» Череп откладывает гитару и поворачивает голову к Хромому, но не успевает ничего сказать, до них вдруг долетает веселый крик: — Че! Че, пошли костёр палить! Харон почти вприпрыжку бежит к ним от пирса, а за ним ступают Двойня. Хромой думает: «Ой, дурак, Харон… Такую песню испортил. Как можно?» Он тоже подходит к Черепу, смотрит на того понимающе: — Ты сегодня был в ударе, дружище, вышло отлично. Череп усмехается: — Спасибо. И переводит взгляд на Харона. Сегодня никакого настроя сидеть у огня и веселиться. — Так пали, собирай, кого хочешь… Седого вон вывези, он на солнце не может быть, в комнате засиделся, вон подоконник протер уже, скоро сам весь цвет растеряет. А ты его доставь к морю. Сейчас уже недалеко до заката… Ну и костер. Хромой стоит рядом с Черепом молча, он становится серьезным, заражаясь настроением друга: не понимает Харон, что Черепу не до того, что-то беспокоит вожака, а он ему про костры и песни. Сразу видно, что «новичок». Двойня останавливаются неподалеку. Харон уже разрушил любое уединение, какое возможно, но у Двойни остатки деликатности еще сохранились, и они стоят, сцепив руки на груди, смотрят на море и совсем немного — искоса — на вожака и его друзей. Неудачно начинается лето. Грустно. И плохо. Двойня не умеют играть на гитаре, умеют только петь, но уж это они умеют хорошо. И поют, негромко вроде бы, но мягкий голос плывет над берегом, доносится и до неугомонного Харона, и до задумчивого вожака и его верного пирата, и дальше, дальше… «Все отболит, и мудрый говорит — Каждый костер когда-то догорит, Ветер золу развеет без следа. Но до тех пор, пока огонь горит, Каждый его по-своему хранит, Если беда и если холода…»***
Лис сидел на крыльце и курил. Из-за раны, казалось бы, небольшой и незаметной, он начал подволакивать ногу. Походка испортилась, плавность ушла, и Лис просто ненавидел себя из-за этого. Он не мог даже ходить нормально! Собаки. Это все собаки и их Большой Пёс. Харона бы и правда на привязь, за тот самый ошейник, который он вечно носит с собой. А псов вытравить куда-нибудь в Наружность. Можно попробовать взять мяса на кухне. Напичкать крысиным ядом. Или булавками. Пускай себе все пасти порвут. Лис злился все сильнее. Он уже видел сегодня пятнистую шкурку. Щенок прибежал к кухне, где его подкармливали. Прекрасно! Значит рассадник всей этой заразы — повара. Сердобольные уж слишком. Лис слабо свистнул, подзывая щенка к себе. Пёсик замер, облизнулся и сделал пару робких шагов. Лис манил рукой осторожно, мол, сюда-сюда иди. Щенок подошел совсем близко, Лис кинул ему кусок хлеба. Щенок ел жадно. «Забавный, — подумал Лис, а следом осек себя. — Жаль, что потом вырастет большой собакой. Таких нужно травить и топить. Чтобы слишком больших стай не вырастало.» Лис схватил щенка за шкирку и зашагал к морю. Утопить его показалось ему просто шикарной идеей! Лис дошёл до воды. Собственно, утопить щенка было бы не сложно. Но заходить в воду стало вдруг так лень… «Проще свернуть ему шею и закинуть на скалы. Тогда к утру от трупика ничего и не останется — чайки сожрут.» Лис перехватил щенка поудобнее и тут заметил малька. Внутри что-то сжалось, не давая сдавить шею зверёныша слишком сильно. На Лиса смотрел желтоглазый мальчишка. Не столько на Лиса, сколько на щенка, и в этих глазах Лис видел жадное «дай». Человечьего детеныша тянуло к животному. Забавно. — Вон отсюда. Приказной тон всегда действовал. Но не в этот раз. Пацан гордо вскинул голову и остался на месте. — Я пойду отсюда куда и когда хочу. Щенок в руках Лиса жалобно заскулил, и лицо малька переменилось. Стало живым и любопытным. Лис сел на песок. Посмотрел на мальчишку, а потом и на щенка. — Бери его. И шуруй к ограде. Выпустишь, поиграешь и все. Понял? Пацан секунду помедлил. Вроде и не хотел подчиняться глупому старшему, а вроде и щенка хотел. Все же щенок перевесил. Мальчик протянул руки и погладил зверёныша. — Шевелись, — гаркнул Лис. Он вдруг почувствовал усталость. И раздражение. Хотелось свернуть шею и щенку, и той собаке, которая так сильно цапнула его за ногу. И Харону тоже. Хотя, нет, Харону бы выколоть глаза и вырезать язык. Самое то для этой болтливой твари. Лис сидел на берегу уже один. Смотрел на закат и грустно подмечал, что голоса ебаных черепистов доносились даже сюда. Даже море не могло этого заглушить. А внутри было пусто. Снова дал слабину. Отдал животного щенка человеческому. А нужно было быть жестким, как учили, резким и правильным. У Лиса не хватило сил. И он чувствовал себя настолько разбитым, что даже не замечал, как сильно смялись брюки, и что прилив уже начинает лизать пятки. Блядский щенок. Нет, не тот, которого отдал. Харон. Вот всегда ему нужно открыть свою пасть не вовремя. Да и собак своих натравить. Может без него вообще проблем не было бы.***
На пляже Ведьма Мавра не нашла. Вздохнула: она не любила ходить в его комнату. Там было затхло и пахло страхом. Хотя Мавр, что бродяжный пес — приручить его недолго, только вот бояться не надо. Ведьма свернула к корпусу парней. Мавр спровадил всех, кроме девчонок, которые помогали ему привести себя в порядок после освежающего, прохладного душа, но теперь ему отчаянно не хватало рук. Он повернулся к Искре, она внимательно смотрела на него, ожидая распоряжений. — Позови мне Гвоздя, он там, — Мавр показал за окно, — и побыстрее. Гвоздь мог увеличить хотя бы мобильность Мавра. Может, стоило съездить во двор и там почитать, на воздухе в тени деревьев? Все хорошие места, ясно, заняли, но для Мавра освободилось бы любое, только выбирай. Время после обеда было самое пустое — Мавру слишком тяжело давались купания, чтобы позволить себе несколько… заездов в воду. А для прогулок и других активностей было жарко. Его молодцы не вылезали с пляжа, он щедро, по-вожатски, не мешал. Но злился, не находя себе места. — Где она ходит? — в нетерпении спросил он у Трель, — да отдай ты мне эту резинку уже, не хочу! Трель послушалась, резинка осталась у Мавра в руках. Мавр и в Доме всегда оставался с длинными волосами — это было единственное, что ему нравилось в себе и здесь. Хотя светлые кудри, прилагавшиеся к его отекшему лицу, смотрелись, наверное, жалко. А еще жарко. Многие на лето стриглись коротко. Щенок Черепа — Харон — вовсе сбривал все. А вот сам Череп… «Че» звали они его, и внешность тут играла чертову Черепу на руку: и улыбка, и темные волосы, на манер команданте болтающиеся из-под банданы… От этих мыслей злость, ожидаемо, возросла. Дверь, наконец, отворилась, но вместо Гвоздя с Искрой в комнату вошла Ведьма. Гвоздь, впрочем, тут же отошел на второй план. Ведьма никогда не приходила просто так, как это ни грустно. Но если бы Мавр закрывал глаза на факты, то вожаком бы не был. — Ведьма, — приятное удивление Мавр скрыть не успел, — я рад тебя видеть… Он не попытался ей улыбнуться — улыбка его не украсила бы, зато смотрел с огромным интересом, этого было не спрятать. Мавр не стал спрашивать, зачем она пришла, ждал, что Ведьма сама расскажет. Раз пришла, то хотела что-то сказать, но как приятно было бы думать, что она просто захотела его общества. Однако, таких иллюзий Мавр был лишен… С детства. Но видеть Ведьму у себя, всегда ему нравилось. Ведьма подошла, поразмыслив, присела на пол рядом с Мавром. Склоняться в поклоне ей претило, а сесть на кровать значило оказаться к нему не лицом. Ведьма обхватила колени руками и посмотрела на Мавра. Мавр при виде Ведьмы у своих ног сначала смутился. Он воспринимал такое как должное, он не слишком заботился об удобстве людей вокруг. По крайней мере, все они с их хотениями шли только после него самого. Но тут… Стулья в комнате были, но все оказались так некстати завалены вещами. Мавр мысленно возмутился… и решил оставить все как есть. А потом отвлекся — залюбовался — в Ведьме все было красиво: и волосы, укрывавшие ее шатром, и фигура, и изящное лицо, и глаза, конечно. В них трудно было посмотреть, но если удавалось… В них Мавр казался себе настоящим, тем, что жил на Изнанке. Хоть Ведьма и пришла по какой-то своей надобности, ее присутствие Мавра радовало и располагало к доброжелательному настрою. Как и то, что она искала именно у Мавра защиты и помощи. И то, что она никогда не смотрела на него сверху вниз или с неприязнью к его жутковатой, больной внешности. Дверь снова шевельнулась, неприятно скрипнула, после долгого перерыва Дом-на-Море еще не пришел в себя полностью: наконец вернулась Искра, а за ней следовал Гвоздь. Искра бесшумно скользнула вглубь комнаты, занимая место возле Трели, а Гвоздь отступил в сторону, сливаясь со стенами. — Гвоздь, останься, ты нужен, — предупредил Мавр. — Отдохни пока. Мавр отвернулся от Гвоздя, чуть наклонился вперед, приглашая Ведьму рассказывать. — Лис, — начала она без предисловий. — Он зацепился с Хароном… — Снова? — Мавр сжал ручки коляски и страшно выпучил глаза. Ведьма слегка растерялась, но продолжила: — Не знаю, когда это случилось. Ко мне он пришел за оберегом… от собак. Он считает, что Харон натравил на него собак. Ведьма внимательно наблюдала за Мавром из-под ресниц: он удивится? Или это часть его плана? У Черепа нет слабых мест, зато они есть у всех остальных… — Каких еще собак, и при чем тут щенок Черепа? — Мавр цедил слова, а на шее у него надулась вена — значит правда возмущен. Ведьма почувствовала облегчение: ей не нравились грязные ходы в их войне. — Лис сказал, что пойдет стрелять в собак. И что, мол оберег нужен, чтобы Харон не пришел. Ведьма на мгновение задумалась о странном противоречии: тот, кто для Мавра Щенок Черепа, тот для Лиса — Большой Пес. Не в этом ли разгадка? — Куда пойдет? — переспросил Мавр и снова сжал подлокотники коляски до скрипа, будь что-то в его руке вмиг раздавил бы. — Мавр прищурил глаза, и они почти зловеще исчезли с его отекшего лица. — Он с ума сошел? Бредит? — продолжил Мавр. Ведьма постаралась немного снизить градус. Не расправы над Лисом она ждала, приходя к Мавру. Хотя надеялась, что вожак остановит дурака. — Укус у него и правда есть. Но собаки не кусают просто так… Без провокации… Или без приказа… «Мог ли Череп использовать чужую преданность?» — Ведьма не знала ответа. — Без приказа… — задумчиво протянул Мавр, это была интересная мысль. Крайне удачно было поймать Черепа на подобном. Только вот бойня, устроенная Лисом, никого поймать не поможет, лишь навлечет проблемы. Мелкие ужасно впечатлятся, обнаружив даже парочку пострелянных собак, а вслед за ними — Ральф. И это не говоря об убитом горем Щенке Черепа. И опять равновесие сместится в сторону черепистов, чтоб их! А Лис оставался человек Мавра, между прочим. После такого Мавр будет выглядеть маньяком. И Череп с него спросит. Между прочим, по ебучей справедливости. Мавр выдохнул воздух вместе с занимающейся болью. Пора было пить лекарство, но момент был неподходящий. Мавр вдохнул, велел сердцу подождать. И оно послушалось. — Ты даже сама не понимаешь, как вовремя зашла… «Ведьма, » — додумал Мавр с восхищением. Его волшебница. Мавр еще раз тяжело вдохнул и выдохнул, ему нужно было время, чтобы дыхание окончательно унялось, восстановилось. — Сама судьба сегодня привела тебя ко мне. И пусть приводит еще не раз, Ведьма. Я уже пару дней как собирался поговорить с Лисом. Он совсем забылся. Возомнил, что больше ему не нужно мое разрешение. Давно не думал головой. Значит, я подумаю за него. Никто никого убивать не будет. Лис — идиот, — Мавр редко говорил такое вслух о приближенных, но сейчас было можно. Чтобы его люди, пусть в основном его девчонки, но все же слышали, насколько он против бессмысленной жестокости. Мавр не сердился больше, скорее наоборот, остался очень доволен этим разговором, и ощущал почти азарт от того, что ожидало Лиса дальше. — Гвоздь! — позвал Мавр, тот послушно отделился от стены, став вполне осязаемым, и встал позади коляски. Из своего странного положения Мавр даже успел предложить Ведьме руку. Он был много больше и тяжелее, ему ничего не стоило послужить Ведьме опорой. Она, без сомнений вложила руку в его ладонь, легко и грациозно поднялась. Мавр перевел взгляд на Трель: — Найди Варвара, а он пусть ищет Лиса… Варвар был полезен по-своему: он мог найти кого угодно, в пределах разумного. Ему обычно хватало минут десяти, чтобы отыскать любого маврийца в Доме. А самого его найти было легче легкого — без поручений Мавра он не отдалялся от вожака дальше одной комнаты и пятидесяти шагов по коридору. — Я буду ждать Варвара внизу, — закончил Мавр, потом посмотрел на Ведьму: пойдет ли с ним? Гвоздь покатил его к выходу, а Ведьма все же пошла рядом. У одной из дверей Мавр велел остановиться, постучал громко один-один-два-один. Позывной. Мавр поехал дальше, а за ним шли уже трое — ближайшие телохранители. Марв чувствовал себя настолько хорошо, настолько в силах, что даже сам собрал волосы в хвост, чтобы они не мешали. Только одну прядь оставил, специально, так как сделал бы на Изнанке. Когда Варвар подошел к крыльцу, Мавр дал ему продышаться, а потом махнул рукой — И Варвар повел их. Они ехали к морю… Мавру это не понравилось, с моря дул не самый лучший ветер.***
Харон мчится вперёд. Уже не так быстро, как к морю, но все равно шустро. В комнату Седого он врывается ураганом и тут же падает на пол, споткнувшись о порог. Не привык ещё, что в этой комнате он есть. — Пошли костёр палить?! Седой на улице, кажется, и не бывает. Не нравится ему здесь, не нравится лето, солнце, после лучей которого кожа покрывается волдырями и ожогами, не нравится духота, не нравятся вечные крики, не нравятся комары и тараканы, не нравится, что его заставляют залезать в коляску и ехать куда-то (в ту же столовую; еда ему тоже не нравится). Но ему безумно нравится шум моря. Он вслушивается в него, различая сквозь голоса, и тает, как лёд на жаре. Седой передёргивает плечами и отрывается от окна. Смотрит на Харона недовольно, точно тот прервал что-то очень важное. Но это показное недовольство, через секунду Седой уже улыбается. Хочется послушать море поближе. Да и костры он любит. — Пошли. Харон поднимается и немного охает, хватаясь за ребра. Больно ударился. Но уже через пару секунд он вывозит Седого из комнаты. +++ «Хороша и песня, и голос…» — думает Череп о Двойне. И надо значит собрать то, из чего они будут палить… А у него Хромой и девчонка. И так не хочется никуда идти. А потом Череп видит процессию: Мавр внезапно с большой свитой в полном составе, даже Ведьма с ним. Не к добру. Череп поднимается, но двигаться к Мавру не спешит. Пляж не то, чтобы большой, но разойтись можно. Под настроение можно даже разжечь один общий костер, тогда и мелкие подтянутся, будут глазеть, становясь гарантом не нарушения перемирия. Жалко, настроение не то. И Ведьма вот еще… Ведьму Мавр просто так за собой не таскает. По какому-то ее делу идут? Просто по какому-то очень важному делу? Иерархические особенности стаи Мавра с одной стороны иногда помогали кое-что понять, но с другой были слишком запутанными. Хромой от вида невеселой процессии даже взбадривается, придвигается к Черепу плотнее, вставая плечом к плечу, кивком велит Двойне зайти за их спины. Чем ближе Мавр подъезжает, тем очевиднее становится, что это не приглашение к драке. Мавр едет по делу и Хромой расслабляется, двигает шеей, распрямляя затекшие мышцы. Выйдя из боевой стойки, Хромой позволяет себе снова заглядеться на Ведьму. Все равно Мавр слишком занят и не особо смотрит по сторонам. А Ведьма вон какая. Хромой, укладывает локоть Черепу на плечо и тянется в его карман за сигаретами. Мавр замечает Черепа и Хромого с ним рядом, но Харона нет, как и Лиса с ними рядом. Только это недоразумение — Двойня. Мавр надеется, что это не означает, что Лис сейчас находится сейчас где-то в непосредственной близости от щенка Черепа. Вот этого только не хватало! Череп и Хромой не станут начинать драку, это ясно. Из тех, кто с Мавром сейчас, никто не выступит против вожака и его правой руки без особого приказа. Дураков нет. Малая свита — самые близкие и надежные. Не хватает только Лиса — он ведь один из них. Мавр все же просит Кулака сменить Гвоздя. Так надежнее: Гвоздь как боец лучше, чем как извозчик. Мавр показывает рукой вперед, и они совершенно спокойно проезжают мимо Черепа с компанией, не здороваясь, но и не задевая их ни чем. Мавр никогда первым не приветствует Черепа. Череп переводит взгляд от Мавра и его людей на Хромого. Хромой будто расслаблен, только взгляд… прикован к маврийцам. Но все в нем, в легкой улыбке, в неожиданно демонстративной позе говорит об одном: Хромой пялится на Ведьму… — Будь осторожнее, — тихо просит Череп. — Мавру она дорога. Мягко выражаясь… Мавр за Ведьму — удавит и не заметит. Она очень-очень нужна ему. Хотя Черепу не совсем ясно, зачем… Ходит Мавр получше их всех… Но Ходоки для него будто сокровище. Почему? Что ему за радость во всем этом? Хромой увлечен, очарован, он слышит друга далеко не сразу: — За кого ты меня принимаешь? Но… Черт, Че, ты посмотри какая девушка? Ты видишь? И с каждым годом она все краше. Я же стою тут с тобой, я же просто смотрю… Что уже на красоту посмотреть нельзя? Я ее видел вчера под сосной, она книжку читала… Красота она не только снаружи, Че, это факт, а Ведьма… И тут Хромой вдруг запинается. И плохо понимает, как сказать и что. Ему категорически не хватает Детки на плече, а Ведьму уже плохо видно. — Я — тебя? — усмехается Череп, — За неисправимого романтика. «А Мавра — за собственника,» — этого Череп вслух не говорит. — Да, я романтик! И не стыжусь этого, — фыркает Хромой, — Мне можно, это ты у нас умный. Но, Че, ты думаешь слишком много… Я же ничего не делаю и не сделаю никогда, если ей это будет не по нраву. Слово пирата! Череп качает головой: ничего из того, что Хромой мог бы сделать с Ведьмой — Мавру не понравится. Даже разговор. Даже если Ведьма будет довольна. Тем более, если она будет довольна. Это не ревность: Ведьме можно не любить Мавра, но любить кого-то другого — нельзя. История про пойманную птичку все еще актуальна… — И скажи мне, романтик, тебе не кажется странным, что несмотря на все великолепие дамы, никто из маврийцев ни разу за ней не приударил? Череп не сердится, но Хромой будто правда не понимает разницы… Между Ведьмой и остальными девушками из стаи Мавра. За Ведьмой нельзя просто приударить, как любит Хромой. Тем более, что все симпатии Хромого всегда очень яркие, но крайне непродолжительные. Хотя девушки еще ни разу не жаловались. Хромой думает, как бы ему так осторожно перейти с этой внезапной темы к тому, о чем он хотел поговорить, к самому Черепу. И не лучше ли сделать это в более подходящем месте, и рядом с Деткой все-таки. Че она признает и нежно любит уже давно. — Че, ты хочешь остаться или мы пойдем? — выбирает Хромой самый очевидный вопрос. Просто о том, чего же его друг хочет. Именно это иногда ускользает от самого Черепа, если вовремя не спросить. — Я обещал, вроде, — усмехается Череп. — Вернется Харон… Посмотрим. Надо хотя бы помочь им с костром. И позвать кого-то, кто покажется Мавру достаточно ярким и буйным, чтобы не возникло соблазна… Никакого соблазна. — Понял, принял, сейчас организуем. Хромой свистит громко, призывно и снова поворачивается к Черепу: — Ты зря в накале, Мавр явно занят сейчас своими делами, вон, — Хромой кивает на море, — даже свиту распустил: остался Кулак, но он ничего не сделает без приказа. Он же спокойный, как камень, хоть кулаки у него и пудовые! А тот, кого они ищут явно будет не в том положении… К ним подбегает Светлячок, спрашивает: — Что случилось? — Кто хочет посиделки у моря, пусть собираются, — озвучивает Хромой волю Черепа, — И костерок сварганьте по-быстрому, для себя же стараемся… — Хромой улыбается. Светлячок улыбается в ответ и торопится уже к дому. Он не буйный и не пугающий, но зато зазывала отличный, рьяных у них в стае в избытке. Хромой снова обращается к Черепу: — Что с тобой, ты словно на иголках? Что не так? Ты что-то понял? Почувствовал? У Черепа болит голова. Вдруг. Сразу после слов Хромого. — Нет, ничего, — отвечает он. В первую ночь у него было то самое, правильное — летнее — настроение. Но теперь… Сжимает шею и плечи, болит голова и хочется быть одному. И чем глубже ночь, тем это сильнее. — Просто устал, наверное, — Череп примирительно усмехается, надеясь, что Хромой отстанет. — Спать надо больше, а я что? Хромой чует: что-то не так. Он слишком давно знает Че. Что-то гложет его, что-то тревожит, расстраивает и гонит прочь от людей, и теперь очевидно, что только ответственность не дает уйти. Хромой не собирается ни переубеждать, только зря волнуя друга, ни оставлять все как есть. Усмешка у Че болезненная, а чуйка колоссальная. Он зря не паникует, хотя не всегда понимает, о чем его тревоги. Хромой решает не возражать и подождать, а потом, когда они будут в корпусе, спросить снова. А пока Хромой принимает пасс и отвечает: — Значит, сейчас всех обустроим и пойдем… на боковую, — Хромой не играет с Черепом в игры, друзья так не поступают. Поэтому Хромой серьезен. Он просто надеется, что сможет разговорить друга и снять его странное напряжение. Или понять его причины, чтоб исправить потом вместе… Хромой все же прикуривает и себе, и Черепу и протягивает ему сигарету. Двойня чувствуют себя странно: вроде и не вмешаться, и не уйти. И костер их скорее радует. Тихоня осторожно становится рядом с Хромым, и тот замечает, улыбается: — А ты выбери местечко? Тихоня кивает, ему хочется сказать кое-что, но Череп сейчас не станет, наверное, слушать. Зато места вокруг полно — любое пойдет, и Тихоня просто опускается на песок. — Вот, — сообщает оно, — тут и топчаны для девчонок и место. Хромой одобрительно хмыкает, а Череп качает головой, но тоже с улыбкой.