***
Мавр с Ведьмой остаются вдвоем, она все же открывает окно, хотя смысла в этом немного. Ведьма смотрит в окно, оно выходит во двор и показывает ей старую яблоню. — Я позову людей, — говорит она и чуть вздыхает. Она думает об этом Череповом странном Хароне, о Лисе и о собаках. Ведьма собак недолюбливает. Да — преданные друзья, и все же есть в их служении что-то страшное. А уж без хозяина, когда они сбиваются в стаи… Вот где право сильного, где нещадно грызут непохожих, где остается только ярость… Ведьма передергивает плечами, поворачивается к Мавру. Она не говорит, но думает: «Череп не создан, чтобы воспитывать щенков.» Мавр рассматривает волосы Ведьмы, они как пушистое покрывало, и глаза у нее особенные, и голос приятный. Мавр не собирается ее задержать, но думает в слух: — Как считаешь, Седой знает больше? Мавр не злится сейчас, он просто хочет понять и склеить воедино странные бредни, что наговорил Харон Трели, и что вечером нес Череп. Нес Череп невнятное, но переживал всерьез, Мавр никогда Черепа таким не видел. Ведьма, задумавшись, останавливается у кровати Мавра, переспрашивает в ответ: — Если бы Седой знал, то знал бы и Череп? Мавр кивает, вроде логично. Но разве мог Череп не знать, что сделал Харон? А то, что Харон рассказал подставляло Черепа. Теперь Мавр понимал это ясно. Череп мог переиграть и на этом поле, но он знал только то, что знал, сам Мавр. Только то, что сказал Харон. Мавр чуть вытягивает руку, ему хочется коснуться Ведьмы, но он не спешит. Мало ли что она думает о прикосновениях сейчас. Он просто кладет свою неприятную отечную, синюшную ладонь рядом с ее маленькой ручкой. Ведьма не отстраняется, и они соприкасаются ребрами ладоней. Это не значит ровно ничего, кроме проявления огромного доверия между ними. И они оба понимают это. Мавр видит Ведьму сейчас чем-то большим, чем свое «сокровище», чем ценный экспонат коллекции. Он рад, что у него в стае такая девушка. Он надеется даже, что не разочарует ее ни в чем. Как странно, но именно сейчас, в связи со всеми этими странными событиями Ведьма вдруг становится к Мавру ближе. Он замечает и ценит. Однако не трепещет, не стесняется, не стремиться увеличить прикосновение. Мавра все еще много больше занимает Череп. Череп был уверен, что его предали свои. Неужели Щенок и правда хотел его подставить? Что за бред? Другой рукой Мавр убирает светлую прядь с лица и замечает, что его рубашка в крови. От воспоминаний нос тут же начинает болеть сильнее. Мавр очень надеется, что Череп будет держать их…драку в секрете, точнее ее исход, и конечно, готов в ответ никак не распространяться о том, что случилось после. Тем более, что Мавр не смог бы внятно объяснить ни поступок Черепа, ни свой. А это подрывало авторитет. Но все равно надо разобраться. Чтобы Харон больше никого не покусал. Не должны ходить по Дому люди, которые себя не контролируют. Мавр немного усмехается. Тело тянет его к земле, ему очень хочется из него вон, но пока рано.***
Хромой хромает к спальне, а с ним вместе и Харон. Хромой перекидывается фразами с Шалтаем и Маем, шутит, а потом просит Мая сходить подменить Гиббона и позвать его к ним. Ужасно хочется присесть, и Хромой опускается на пол рядом с палаткой, Детка прилетает к нему, успокаивая, устраивается на плече. Хромой тяжело вздыхает и думает: «Зачем сел, теперь же не встану, как пить дать!» — Харон, будь другом, помой и собери, ладно? А я забью… Забивать Хромой просто никому больше не дает, не доверяет таинство. Харон кивает. Голова кружится и в висках ноет, но он молчит. Сам виноват. Надо было перед полетом протрезветь. Харон берет кальян и намывает его в ванной. Руки сами делают, а в голове другое. «Что не так? Почему не так? Что сделал?» Кальян уже чистый. Харон ловит себя на том, что тупо сунул голову под кран, пытаясь охладиться. Он выпрямляется, и вода стекает за шиворот. Харон не вытирает. Пусть будет. Так прохладнее. Собранный кальян Харон ставит перед Хромым. И все остальные нужные ему мелочи тоже подносит. Нюх начинает возвращаться, и это сделать уже не так сложно. Харон садится, кладёт голову на руки и задумчиво наблюдает за тем, как бьют кальян. Хромой забивает сосредоточенно, принюхиваясь, сочетая табаки, рыхля, пока не получается такой запах, как нравится. Май возвращается с Гиббоном, что лучше любых слов говорит о том, что Черепа уже отпустили, и Хромой решает не забираться в палатку, он ждет Че, но приходит, кто угодно кроме него. Хромой просит ДваМетра, сходить за углями, не хочет гонять лишний раз Харона. Если бы Хромой понимал, что почти звенит в воздухе, о чем он должен поговорить и с кем, он немедленно бы это сделал. Но Хромой не знает, он просто смотрит на Харона. Тот, конечно, не просто устал… Хромой просит включить музыку. Музыка звучит, в комнате людно, жарко от множества дыханий, звонко от разговоров на разные лады, дымно, все колышется, как и люди… Чертова куча родного народу и каждый особенный. Свой. Хромой любит состайников, но до конца отдаться радости не может. Ему хочется пойти к Че. Нет, он не сомневается в Двойне ни разу, просто… Че — его лучший друг с момента их встречи. А в сердце Хромого не так-то просто залезть настолько глубоко и надолго. Хромой пыхает, как паровоз, недаром забил кальян с двумя трубками, а то другим бы ничего не досталось. Ему гораздо лучше, но спина не отпускает, а его спина — это броня. Ну и барометр напряжения. Череп легко доносит Двойню до корпуса, и по характерному шуму угадывает, что Хромой успел собрать тусовку. Точнее тусовка собралась вокруг Хромого. Может, это даст отсрочку? — А вот и мы! — объявляет Череп, входя в комнату, уже всю в дыму и голосах. — Дайте-ка мне место сгрузить моего героя. Хромой встает навстречу, подмигивает: — Сгружай мне, я положу в хорошее место, лучшее, — и уже думает, как бы теперь уйти с собственной вечеринки, утащив Че, Харона и Двойню к Седому. — Да, мы нынче ходим плохо, ежик защищался отчаянно! — смеются Двойня, аккуратно сползая со спины Черепа, но продолжая за него держаться, чтобы не упасть. — Но нам пообещали, что все скоро пройдет… Хромой протягивает им свои большие ладони, и Двойня улыбаются. Харон сидит рядом — это хорошо, Седого нет, но он и не ходит никогда на общие вечеринки… они сами здесь, и Череп только что пришел. Хорошо. Стая может видеть, что вожак в порядке, а значит, все хорошо. Хромой осторожно поддерживает Двойню, перехватывает ее галантно и почти заносит в палатку: — Подожди, мы сейчас придем, — обещает Хромой и вылезает. Палатка — это убежище, это Дом в Доме. У Хромого даже есть способ звукоизоляции на этот случай, именно вокруг палатки стоят кассетники, любой подслушивающий, просто оглохнет. Хромой подходит к Че и говорит достаточно громко, чтоб Череп расслышал, но прикрывшись ладонью: — Малый сбор? Мне кажется тебе есть о чем нам поведать… — Хромой смотрит на друга внимательно. — В палатку? Или к Седому? И Харона с собой, а то он весь извелся, а я не понимаю из-за чего. И ты извелся. Почему-то я уверен — это связано. «И вот начинается, — думает Череп. — У кого малая свита, у кого — малый сбор. Расстроиться с ними нельзя, чтобы никто не заметил!» — Ну, ты ж мою прекрасную валькирию спер, так что давай в палатку. И Харона давай… Спорить с Хромым все равно бесполезно, проще уже поговорить. Двойня заползают в палатку глубже, ожидая, что или остальные придут тоже, или за ними заглянут. Хромой слов на ветер не бросает. И Череп в самом деле забирается следующим. Лицо у него, правда, при этом… — Ползи к нам, — зовут они, пододвигаясь и освобождая место в самом дальнем углу палатки. Еще влезет Хромой, еще Харон, но это потом. — Точно не хочешь, чтобы начали мы? Череп качает головой: не хочет, он совершенно не умеет ни делиться ответственностью, ни сглаживать углы. Хромой склоняется к Харону и шепчет громким шепотом, хватая Харона под локоть: — Харон, давай с нами! — и лезет первым, подавая Харону пример и утягивая его за собой, не дожидаясь согласия. Харону беспокойно. Что-то внутри очень просит не лезть. Но все-таки приходится. Харон пробирается к Двойне и прижимается к их боку. От ощущения тепла становится спокойнее. Они рядом. Если что — они всегда успокоят. Удовлетворенный Хромой, довольно оглядев дело рук своих, втягивает в палатку одну из трубок кальяна. Он чуть отодвигает полог и не зря, Детка присоединяется к ним и только тогда Хромой плотно затягивает шнурок на входе, подлезает рукой под низ палатки и подкручивает громкость на одном из кассетников. — Ну вот, все готово. Уединились, — констатирует Хромой и пихает трубку в руку Че. Хромой закрывает полог — значит пора начинать. Череп берет мундштук, затягивается и тяжело роняет: — Харон, о чем ты говорил вчера с Трель? На пляже… Череп обычно переходит сразу к сути, если Хромой не успевает его остановить. Сейчас Хромой никаких таких попыток не делает. А Двойня словно разделяют собой Черепа и Харона, и Череп думает вдруг, как неспокойно Двойне сейчас. Не так плохо и страшно, чтобы пришла Бешеная, но достаточно, чтобы Тихоня тоже не оставалось. Череп смотрит на Харона, который жмется к Двойне с другой стороны. До хрена Череп страшный вожак, да? Череп бы посмеялся, если бы не понимал, как близок к правде. Сердце пропускает удар. Харон думает, что воздуха перестало хватать. Он же специально смотрел, прислушивался, чтобы никто не услышал. И все равно, все равно, может донесли, а может быть Череп сам подслушал. Харон краснеет и опускает взгляд в пол. Он не должен был разговаривать с Трель. Он знает. — Она сказала, что Улисса снова покусали. Спросила, могла ли это сделать моя собака. Я знаю, что мои парни не могли. Но она настаивала. Я… я, — Харон не может подобрать нужных слов и сминает край рубашки в кулаке. — Тем вечером мне было не очень хорошо. Так бывает, когда Тень выходит. Я не придал значения. Подумал, что просто. Но нет. Я так и сказал Трель. Тень вышла. Трель начала выспрашивать. Я не знаю, как вам объяснить. Тень — это я, но не я. Это Тень. Двойня — это как два разных человека в одном теле. А мы как один человек, но по разные стороны границы. И… и он меня защищал. Мне было так стыдно, и ему было стыдно, он просто хотел помочь. Харон краснеет все гуще и гуще с каждым словом. Голос его дрожит. Он не верит, что они поймут. Только Шаман раньше знал. Он тоже видел свою Тень. — Я рассказал Трель, что Тень может прийти без моей воли. То есть… она спросила, как. Харон снова молчит, волнуется, мнёт рубашку и пытается успокоиться, чтобы не так быстро тараторить. — Вы могли ее позвать. Любой из вас. Теперь будет только хуже. Вспомнить Тень — позвать Тень. Ты, Че, хотел меня видеть. Хромой мог обо мне волноваться. Двойня могла долго ждать нашей встречи. Все, что угодно могло послужить для Тени зовом. Моя обида могла. Лис мог слишком долго костерить меня. Но, — Харон снова прерывается, поднимает взгляд и смотрит на Черепа. Харону страшно, так дико страшно, что дышать он может только через раз. — Пустить ее мог только тот, кто сам Ходит. Череп спадает с лица. Он готов швырять вещи, но с мундштуком это грозит пожаром, и он осторожно отдает его Двойне. — Так какого… Почему ты рассказал это Трель, а не мне? Если понял… если решил, что я его пустил? Череп сжимает зубы до боли, голова раскалывается, горло сжимает сдерживаемым криком. Это все еще мог быть любой из них четверых: он, Ведьма, Мавр, Седой. Или тот, кто еще не понял своей силы… Как Харон. Как бы Изнанка не заигрывала с Черепом, его тень она ему не показывала. И Мавру тоже. Сейчас даже ему Череп верил больше, чем Харону… Даже просто потому, что имей Мавр такое преимущество — давно бы покончил с Черепом. «Пиздец, — думает Хромой и кладет руку Че на плечо. — Какого хрена?» Мысли скачут в голове, как сайгаки. Как можно позвать кого-то, о ком не знаешь? Что вообще это за фигня? Раз она Харона, но и его пугает. Надо узнать у него, где эта штука сейчас и как ее остановить… Бедный Че. Мало ему было одной встречи с Мавром. Видно, понадобится еще… А вопросы Череп задает отличные. И правда почему нам-то не сказал, до того, как эта… Тень напала на маврийца? Хромой прислоняется к Черепу плечом и очень надеется на его выдержку, а не на обрушение палатки. Двойня забирают мундштук, но они не курят, оглядываются и аккуратно кладут его Хромому на колени. Находят ладонь Черепа своей и сжимают, поддерживая, прижимаясь к нему теплым боком, словно давая опору. «Ты не один.» Второй ладонью они касаются руки Харона. «Натворил ты бед. Но ты из стаи, поэтому мы сейчас будем это разгребать, пусть ты дурак, но ты наш дурак, это важнее всего.» Харон сжимается. Ему горько, он хочет сбежать от всего. Лучше бы к Тени. Почувствовать холодные, тяжёлые руки и успокоится. — Потому что вы не поймёте. Вы никогда не понимаете. Вы слушаете через раз, — Харон шмыгает носом. — Седому я рассказал. И Трель. Чтобы она могла помочь Лису. А она разболтала… — Харон, то есть мы не поймем, а Трель очень даже? Я правильно услышал? — голос Черепа становится глуше. — Нет. То есть, да. То есть, нет, — Харон хватается за голову и тихо скулит. Господи, как же все сложно. — Она тоже не поняла. И не поймёт. Просто, так она могла бы пойти к шаману. «Бля, — думает Череп. — Как в той сказке: чего я в своем королевстве не знаю?» Видимо того, что Харон-ходок. И что Трель прекрасная, но все-таки человек Мавра — кажется Харону собеседником посимпатичнее вожака. Ну что ж, это говорит только о том, что вожак Череп херовый. Не новость. У них просто другого нет. Хотя нет — есть… — Харон… даже если сначала она бы пошла с этим к Седому, то потом к кому? Это же ее состайник пострадал… Самое дерьмовое, что к Седому Трель бы никогда не пошла. Только если бы была в Лиса влюблена, да и тогда… Что это по сравнению с благоговением перед Мавром? Харон сжимается сильнее. Скулит только. Он ничего не знает. Он хотел только, чтобы его собак не трогали. И его тоже. И Раххати был рядом. Череп ждет ответа Харона. Он хочет понять: почему так? В чем вообще смысл? — Итак, — цедит он. — У тебя оказывается есть своя Бешеная, и ты, конечно, не обязан был этим делиться. Но теперь на лицо проблема: эта неуправляемая тобой — верно? Хрень на свободе. Кусает людей Мавра… Харон, знаешь, что умеет делать Мавр? «И чему, я теперь, видимо, не смогу помешать.» От ответа Харона — тошно. Что за бред он несет? Череп всегда внимательно слушает… И крайне редко понимает неправильно. Хромой поражается выдержке Черепа, он бы уже тряс Харона за грудки и орал: «Какого хуя ты не сказал раньше, что вообще так умеешь, чтобы все были осторожны. А теперь, видимо, Мавр может нас просветить о тебе лучше других, Харон!» И Хромой не может молчать, у него тоже есть вопросы. Не к состайнику, не к подчиненному, а… К тому, кого успел счесть своим. — И Седой, значит, тоже нам ничего не сказал. Пиздец! Харон, раз ты так классно невзначай поделился с Мавром через Трель, может ты стаю перепутал? Или Тень у тебя с ними? Нет, я за Трель не гоню, но… Думаешь, она врет Мавру? — Этот вопрос и правда адски интересует Хромого. Как и Череп. Хромой не сдерживается больше и хватает друга за руку, как в девять лет. Он хочет быть как можно ближе. Тогда Че может его утащить на Изнанку, ну и хер с ним, хоть Хромой этого и не любит! Пусть туда, но Черепу не стоит оставаться одному. Харон задыхается. Злость, пополам с обидой и страхом. Харон злится, что получается так. Надо было молчать. Просто молчать. Пускай сами разбираются. Харон хочет сбежать. Он уже смотрит на выход. От слов становится только хуже. «Не поняли. Не поймут. Они заберут его у меня». Харон боится. Боится одиночества. А если отберут Тень — точно ничего не останется. — Он — не хрень. Он — не Бешеная. Он — Тень. Моя Тень! Харон качает головой. Знает, слышал. Многое слышал о Мавре. И он боится за Тень. На Изнанке Мавр может ей что-то сделать. Если догонит, конечно. — Мавр, — Череп берет мундштук и затягивается, — умеет уводить на Изнанку, и там терять. Что-то вроде обратного той штуке, что случилась с Лисом… И знаешь, пока я не могу понять, как бы я смог ему объяснить, что в этот раз у него такого права нет. В лучшем случае, он позволит мне пойти за тобой. Когда-нибудь. Потом. И это потом может растянуться для Харона на годы, может, конечно, его Тень ему поможет. А если нет? Голос Черепа звучит ровно, спокойно, а на лице играет знакомая им всем усмешка. И это, признаться, чуть страшнее, чем обычный гнев Мавра. Хромой вздыхает очень тяжело и готовится прощаться с палаткой… Если дернуть, кальян упадет, их засыплет углем. Больно не будет, больно будет потом. Останутся невъебенные шрамы. Хромой смотрит на Харона: почему, почему же он не пришел, почему не сказал раньше, когда ничего еще не случилось? Или сразу после, чтобы без сюрпризов, чтобы вместе решать… Почему предпочел так яростно и непоколебимо подставлять Черепа? Ведь ни за что не получится убедить Мавра, что это он, Мавр, позвал злосчастную Тень. Да и… Ведь правда, редкий случай, когда не в Мавре беда. Хромой с досады бьет себя кулаком по колену. Ну что ж ты! Харон сжимается. Двоякие чувства. Он не хочет терять эту жизнь. Не хочет терять стаю, матрас, вкусную еду и интересные моменты. Но все же… Вечность с Тенью. Она будет всегда рядом, будет близко, может даже въестся под кожу. И всегда будет то ощущение блаженства от наконец-то целости. Харон поднимает на Черепа взгляд. Безумный, затравленный, напуганный. Харон хочет бежать. И не может даже двинуться в сторону. Двойня молчат, все это время молчат, потому что не знают, что говорить. Харон дурак, может быть, но не злонамеренный дурак. Они перещелкивают бусины фактов. Череп расстроен — настолько, что аж до Могильника. Чужим предательством. Боевая ничья Мавра и Черепа. Двойня спрашивают тихо: — Почему ты сам не пошел к Седому, когда это случилось? Череп затягивается и смотрит на Двойню. Вот это вопрос на миллион. Харон же только понуро молчит. Череп выдыхает дым… Дурманящий мятный дым. И думает, что знает ответ, он озвучивает его Двойне сам: — Потому что не хотел, чтобы Седой вмешивался, — Череп переводит взгляд на Харона. — Седой знает твою Тень. И, значит, к Седому пойду я. Череп передает мундштук Хромому, сжимает руку Двойни, благодаря за идею, и больше не взглянув на Харона, выбирается из палатки.***
Седой слушает музыку за стеной. Это чей-то смех и кашель, это тягучая гитара и мощные ударные… В один момент они становятся громче. Седой прикрывает глаза. Он не любит бывать на таких тусовках, но знает, что значит эта нарастающая громкость: Череп и Хромой говорят важные разговоры. Если надо, они сами к нему придут. Это даже удобно. Седой курит и смотрит, как дым рассеивается в тусклом свете ночника. Дым оседает, и через время в нем проступает знакомая фигура. Череп спокойно опускается на пол напротив Седого, тени делаю его лицо причудливо-страшным. — Привет, — говорит Череп и будто бы улыбается, но Седой знает — это не улыбка, это оскал. — Отчего гневен ты, вожак? — спрашивает Седой с легкой насмешкой. — Да есть беда, — отвечает тот в тон, но оскал не уходит. — Скажи, Шаман, есть ли у меня тень? Седой невольно смотрит на тень Черепа на полу, потом снова на Черепа — очки по счастью скрывают эти манипуляции. — Как и у всех, — говорит Седой уклончиво. Надо бы бросить этот тон, пока Череп не рассердился совсем, но почему-то не выходит. — У всех разные тени, — Череп достает свои сигареты, точнее последнюю и прикуривает. — У некоторых, говорят, тени даже могут кусать людей. Седой знает, что будет сказано дальше, но ждет покорно. — Что такое Тень Харона? — Ну… — Седой выпускает дым. — Раз ты пришел с этим, глупо просить время разобраться? Седой смотрит как меняется лицо Черепа: тот закрывает глаза, оскал исчезает, и все его черты будто разглаживаются, и тусклый свет падает на него как-то иначе. Это лицо святого? Мученика или иезуита? — Мавр дал мне время, — отвечает Череп, а потом открывает глаза. — Ты сможешь использовать его с пользой? Седой кивает, хотя не стоило бы. Но он не может просто отдать Раххати Черепу. Или Мавру. Чтобы тот ни натворил. И как бы условно Седой ни понимал, что он такое. Раххати прежде всего часть Харона. А Харон Седому дорог. Череп уходит не сразу, докуривает, задумавшись смотрит на окурок и на свое запястье, оплетенное колючей вязью татуировки, даже подносит одно к другому, но останавливается, гасит окурок в пепельнице Седого. Надо бы что-то сказать, но Седой только протягивает свои сигареты, Череп, усмехнувшись, берет себе две и оставляет Седого в одиночестве. Давая тому и время и пространство для маневра.