Вечер трудного дня

Реальность вокруг Мавра стала ярче, он встретился взглядом с Гвоздем, тот стоял ближе всех к нему, и, наконец, Мавр оказался в Доме совсем, без остатка. Изнанка отпустила его полностью, все же уступив Дому. А Мавр все еще стоял! И без всякой опоры! А все состайники замерли и затихли, будто призрака увидели. Тело снова ощущалось тяжелым, и Мавру быстро стало трудно держаться на немощных с непривычки ногах. Он знал, как устанет потом, но… Гвоздь смотрел на Мавра завороженно, кажется впервые в жизни так долго и неотрывно, прямо в глаза, и, хотя Гвоздь не приблизился и не подал ему руки, Мавр словно сумел опереться на него, угадывая поддержку. Стоять здесь оказалось не так, как стоять Там, но похоже. Мавр шагнул к коляске, огромным нечеловеческим усилием — его ноги не помнили, как ходить, и он должен был думать о каждом своем шаге. Но все получилось — он сам сел в коляску. Гордый и задыхающийся. Одышка была сильной, но сердце почти не болело. «Мне не хуже,» — понял Мавр. Он оглядел свою стаю, и, будь сил больше, усмехнулся бы их потрясению, но пока только привычно потребовал: — Гвоздь, поехали, прокатимся, я хочу воздуха. Гвоздь, словно очнувшись, подбежал к нему, взялся за ручки коляски и покатил ее на крыльцо. Он молчал, но в его молчании звучали гордость за Мавра, уважение к нему и… счастье. Искреннее. Словно он увидел настоящее чудо. Гвоздь, кажется, никогда в жизни так не радовался, хотя по нему и не было видно. На улице дыхание у Мавра быстро восстановилось, радость и усталость разливались по телу, а огонь внутри словно раздули ветром: он поднимался, закручивался спиралями, превращаясь в вихрь. Ни спать, ни отдыхать Мавру совсем не хотелось, хотя стоило бы. Перед боем нужно было передохнуть? Но Мавр чувствовал себя как на иголках, он словно ходил по грани, под ним была пропасть, а над ним небо. Можно было смотреть вниз, и тогда приходили страх и тревога ошибиться. Ведь любой шаг мог оказаться фатален. Но Мавр вдруг неожиданно для себя глядел только вверх, и над ним рассыпалось небо. Он был взволнован так, что его почти подбрасывало в коляске. Внутри жила и не заканчивалась прошедшая только что тренировка с Черепом, она повторялась в деталях. Поразительно — в самых лучших. Мавр проживал тот победный удар и рывок, когда он оказался над Черепом, победителем? И кровь разгонялась, вместе с ударами сердца, не больно, но деятельно, бесстрашно. И длился момент, когда Мавр просто мог стоять. Так внезапно и так безусловно вовремя, чтоб все увидели и оценили. Мавр не пил алкоголя, но сейчас был пьян одними своими воспоминаниями. Лучшее, что пришло ему в голову — освежиться. — Поедем к морю, — решил Мавр. Мавр надеялся, что Гвоздь не против прогулки у моря, потому что заставлять его Мавру совсем не хотелось. Что было, конечно, пиздец как странно. Гвоздь покатил Мавра к пляжу. Ему бы и в голову не пришло возражать, но Гвоздь любил море и был готов провести на берегу хоть весь день. Под ногами и колёсами захрустели ракушки. Гвоздю почему-то стало их жалко. Сегодня было холодновато для купания в одежде, но Мавру так не показалось. Море словно звало его: шумело, пахло и обещало уменьшить накал, притупить всю остроту чувств внутри. Мавр впервые пытался если не ужиться, то хотя бы познакомиться по-настоящему со своими новыми чувствами, а не сбежать от них в другие — привычные. Он посмотрел снова на красную нитку, что оставил ему Седой, теперь над ней на внутренней стороне запястья, поверх проступающих вен, красовался причудливый лесной символ. Все это придавало уверенности и восстанавливало дыхание. Гвоздь завез Мавра в море. Мавр ловил воду руками, глядя, как она утекает сквозь пальцы. Мавра злила его коляска, и он, опираясь на Гвоздя, встал и сел прямо на песок, вода приятно омывала его ноги по пояс… Мавр думал о море здесь и о том, как далеко оно там… И его не купить, не обмануть, не отобрать. А по-другому… Мавр не умел. А Лес словно ходил следом за Черепом. Рисовал на нём рисунки, оставлял свои знаки — избранного. Теперь Лес отметил Мавра, а Мавр был слишком умен, чтобы не заметить, что… Может это из-за Черепа? Мавр вспоминал слова Черепа, глаза Черепа, движения Черепа в драке, быстрые, совершенные, похожие на танец. Мавр мечтал бы слышать ту же мелодию и уметь так же. Но он не умел, и Череп танцевал в одиночку. Мавр не мог простить ему этого. Запустив руку в карман, Мавр достал зажигалку Индиго. Мавр не мог думать о ней, как о своей, зато ему нравилось думать, что у него важная Черепу вещь. Как же было жаль, что здесь курить все же не стоило, как и пить… Как и ещё множество вещей! Мавр вспомнил бледное лицо Ведьмы, потом наряженное — Скопы… «Я все решу, я все исправлю» — Мавр не сомневался в себе. Он планировал драку и думал о втором сборе бойцов, и о том, как поведет своих… Не долго, до комнаты Черепа. Это, наверное, было смешно… Планировать подобное безумие было опасно и глупо, и Мавр решил, что скажет им те слова, что появятся сами. Что сумеет объяснить, почему именно так — лучшее, что можно придумать. Почему именно так Мавр будет с ними гораздо больше, чем в реальности. Он будет со своими с Изнанки и сможет контролировать, решать, менять ход событий, помогать. Блядь, сможет даже говорить с Черепом. И Череп станет отвечать, не отмахнется, слишком честный. Дурак? Однако, поведет всех. «Я недооценил Черепа?» В бою Мавру нечего будет ему посоветовать, и любой, кто задумается, конечно, поймет. Зависть внутри болезненно заколола — действительно недооценил, а следом пришло… восхищение? «Череп сделает так, как я хочу, — утешил себя Мавр. — Это я выбрал, решил, и поэтому все так.» Зато… С Изнанки Мавр и правда будет иметь значение, и правда будет… Силен и полезен. Пора было отставить сантименты и собраться. Перед сбором нужно привести себя в порядок и переодеться. Мавр захотел подняться сам и для этого схватился за коляску. У него снова получилось, он уселся на свой железный трон, почти не чувствуя одышки. Он попробовал и катиться сам по вязкому мокрому песку, надеясь, что Гвоздь просто пойдет следом, уверенный в своём вожаке. Как и другие? И, может быть, Гвоздь совсем незаметно подтолкнет в самых тяжёлых местах… Мавр не хотел верить никому — это было опасно, ущербно, это было слабостью. Но он верил Гвоздю. И, кажется, Черепу. Мавр злился на себя за этот бред, но изменить своих чувств не мог. А злость оказалась отличным помощником: Мавр накатывал все увереннее, силы скорее прибывали. Он почти не замечал одышки, он хотел пойти, но пока еще слишком боялся упасть. Даже на глазах Гвоздя… Гвоздь шел рядом, почти ни о чём не думая. Почти, потому что Мавру и вправду надо было помогать. Хотя…не сколько надо, сколько хотелось. Гвоздь слышал, чувствовал чужое волнение по тонким ниточкам, которые сегодня отчего-то крепли с каждой секундой. Неужели боясь порваться? Но этого не могло случиться — как бы далеко ни был Мавр, нити потянулись бы следом. Потому что…а как по-другому? Гвоздь помог Мавру въехать на настил и бесшумно зашагал следом, смотря под ноги и под колёса своего вожака, который больше не нуждался в помощи.

***

Череп остался на Изнанке. Тут у него было время. Он бы предпочел провести его иначе, но здесь его просто было больше. Чтобы отдохнуть и собраться. Море сейчас было далеко, слишком уж сосредоточенно Череп думал о том, что произойдет у скал. И как. Череп привычно запустил руку в карман, ища зажигалку. Зажигалка Индиго не принесла ему удачи, зато стала привычным спутником в размышлениях. Теперь ей владел Мавр… Ну что же, Мавр тоже вожак, а значит имеет право… Видел ли Индиго Черепа своим преемником? Точно нет. Видел ли себя им Череп? Определенно. Как и многие мальки сейчас мечтали стать Черепом… Эта мысль оказалась горькой, неприятной… Наверное, каждый Старший хотел, чтобы случилось иначе. Чтобы за ним пришел кто-то, кто будет знать: как. Понимать… Или нет? Каждый просто не думал: как дальше? Череп лег на покосившийся топчан и ладонью прикрыл глаза от солнца. Мавр обещал ему, что сегодня все получится, что сегодня люди Мавра станут слушаться Черепа… И чтобы так вышло, Мавр скажет, что это Череп слушает его. Но это было… почти не жалко. То есть досадно, конечно, но того стоило… Что и говорить: не то, чтобы Черепу не нравилось быть вожаком. Быть настолько важным и нужным кому-то, и если этого не станет… Если и его люди поверят, что Череп послушался Мавра… Обидно, конечно, но ничего. Череп же… одиночка. Как и все его люди. Яркие самостоятельные одиночки, которым просто… Тоже лучше вместе, лучше среди своих. А безопасность девчонок и мальков стоит подороже, чем власть. И раз Мавр готов рискнуть… Череп чуть запрокинул голову, потягиваясь. Всем нравится быть на вершине, но люди готовы платить за власть разную цену. Эти вот — Наружние — хотели забрать бесценное и беззащитное. Страшно подумать, как сложно жить среди них… А однажды придется. «Дерьмовые мысли,» — решил Череп и чуть прикусил язык. Сегодня они победят, не могут «не», а вот завтра… У воспитателей и учителей существовало завтра, они иногда напоминали им о нем, но у них в Доме ничего такого не имелось. Только здесь и сейчас. И в этом моменте Череп понял Мавра, научил Мавра и даже ему доверился. Дурак, наверное… Только вот Череп никогда не видел, чтобы Мавр смотрел так, как во время учебы сегодня. Лучше поверить врагу, чем не поверить другу? «Точно дурак…» — Череп рассмеялся сам над собой, и вдруг расслабился. У него появилось несколько часов, и они были ему чертовски нужны. Просто часы, без мыслей и сожалений.

***

Хромой слонялся по дому в ожидании. Ждать Хромой не любил, он от такого заводился и Детка нервничала. Тревожно топталась по плечам. Че нигде не было, но Хромой не волновался за него, он был уверен. Че не подводил никогда. Но Хромой почти бегал по потолку. Его тревожили и Мавр, который был где-то там же, где Че, и Харон, слишком стремящийся к одиночеству, чтобы это было нормально, и Двойня. Как они себя чувствуют, какие у них планы на Драку? Двойня у них была огонь, и Хромой… Знал, что она не просто, она друг. Важная, рядом с Двойней было хорошо даже… Даже, блядь, на Изнанке. И Детка на Двойню никогда не нападала. Думать о Двойне оказалось опасно — следом Хромой понял, что еще его беспокоит. Точнее кто. Он знал, что Ведьма не сильно пострадала, но это ничего для Хромого не меняло. Он гнал от себя мысли о ней, но они возвращались и омрачали его чело. Все сильнее припадая на здоровую сторону, Хромой мерил шагами коридор. Детка иногда взлетала над ним и что-то громко выкрикивала. Мысли о Ведьмы были двух сортов: тягуче нежными и восхищенными, когда Хромой вспоминал их разговор и то, как она шла к морю, и тревожными, когда он сосредотачивался на Наружних. И те и другие томили и мучили. К Ведьме нельзя было прийти так просто, как к Двойне, и поговорить, нельзя было и случайно с ней столкнуться: она теперь почти не выходила из корпуса. Да и Хромой не представлял, что мог бы ей сказать, слишком хотелось просто обнять ее, спрятать от всего мира в своих больших ладонях. Хромой всегда был не против кого-нибудь защитить, но с Ведьмой все это внезапно приобрело совершенно другой смысл, а ведь они даже приятелями не были. Хромому захотелось выпить в успокоительных целях. Так… Немножко. И найти Двойню. Он снял повязку с запястья и разместил на глазу. «Мне необходимо побыть пиратом. Хромым пиратом на час, время ещё есть,» — Хромой задумчиво закурил. — Ром! — предложила Детка. Она давно знала Хромого и поэтому дерьма не предлагала. — Ром, — согласился Хромой и похромал в Кофейник, точнее в его местный аналог. Гиббон вздохнул и пнул стол. Этим был ужасен Дом-на-Море. Почти все кофеварки, джезвы, плитки, шипучки и сиропы оставались в самом Доме. А тут приходилось закупать и находить все новое. В итоге Гиббон скучал без привычной толкотни и горячих заказов. В пустой комнате отдыха он успел сделать что-то приличное и отдалённо напоминающее Кофейник и намутил порцию нового странного кофе-глясе. Вышло симпатично. Но пить не хотелось. Хромой толкнул дверь с наскока, она открылась, почти соскочив с петель: — О! Какая волшебная картина… Гиббон, а ром есть?! А ты Двойню не видел? Гиббон отряхнулся, пару секунд прокопошился под стойкой, доставая ром. Для него самого этот напиток был слишком сладким и приторным, только с перцем он начинал приобретать новые ноты и странную гармонию. Стакан бы подошел граненый, но были только битые и старые кружки, в которых такой дорогой сердцу ром смотрелся на редкость неуместно. Гиббон вздохнул и спрятал бутылку. Издержки профессии. Хромой посмотрел на Гиббона с укоризной. — Ну, налей мне в стакан, с колой… Очень надо! Разве можно отказать старому хромому морскому волку, а?

***

Простившись с Изнанкой, Череп прошелся между своими, позубоскалил для пущей уверенности. Уверенно и при том почти не привлекая внимания, он добрался до комнаты отдыха, где его первой поприветствовала Детка. — Че! — радостно выкрикнула она и даже покинула плечо Хромого, перелетев к Черепу. Череп осторожно погладил ее по шелковистым перьям и подошел к стойке — здесь ее символизировало два комода. Череп легко хлопнул Хромого по плечу, пристроился на стуле рядом и воззрился на стакан чего-то приятно кофейного цвета. — Что это? — спросил он с любопыством. — Кофе-глясе, — отмахнулся Гиббон, ставя в проигрыватель пластинку с заунывным джазом. Череп уловил основное: кофе, а он всегда был за кофе, особенно перед движухой. — Можно? — уточнил Череп, уже протянув руку к стакану. — Конечно. За счёт заведения, — Гиббон сел на стул и открыл лимонад. — Ты очень щедр, — ухмыльнулся Череп и потянул кофе к себе: оно приятно холодило, было сладким и горьким одновременно. Череп опустил стакан и обозрел Гиббона и Хромого. Было странно и приятно знать, что они выйдут с ним. За ним… Сегодня иначе, но все равно… И ничего не попросят для себя. Что Череп вообще им дает? Гиббон подпер голову рукой. Застыл и задумчиво покачал головой: — Рассказывай. Он любил говорить и слушать, как всякий бармен, это будто бы родилось с ним: желание понимать людей, даже не разбираясь в том, о чем они говорят. — У нас будет бой с Чужими… Как в кино, — задорно изрек Хромой. Он тоже внимательно посмотрел на Черепа, ужасно хотелось спросить, как прошло с Мавром и о чем они все же договорились? И, зная Мавра, как дорого это обошлось Черепу? Что накалякал Мавр на записке чужих? Мавр обожал разводить подобные дворцовые интриги и тайны Мадридского двора. Впрочем… Че не выглядел подавленным. Череп хмыкнул, снова погладил Детку по шелковистым крыльям. — Они хотят драки… — подтвердил Череп, доставая сигареты. Гиббон потянулся — прикурить. Запоздало ответил Хромому: — Ну кто пьёт ром с колой! Как бармен он обижался. Слишком часто все просили такой коктейль. Или другой, такой же избитый, не раскрывающий в должной мере вкуса божественного напитка. Ром и так был слишком сладким, куда ещё и шипучку? Впрочем, желание клиента — закон. Гиббон быстро смешал, глухо матерясь сквозь зубы, и поставил стакан почти перед носом Хромого. — Спасибо, от души… — поблагодарил Хромой. Он считал, что ром — офигенная вещь, слаще водки, слаще виски, но он не сладкий, а терпкий, он словно… Текуче-граненый, острый и яркий. Почти горячий, и когда в него добавляли колу, он становился мягче и добрее — не выводил из строя, а бодрил, будоражил. Хромой отпил с видимым удовольствием, щурясь, делая большие глотки, чистый ром так не накатишь! — Классно! — констатировал Хромой, и тоже прикурил от новой блядской зажигалки Че. Вяло отметив, что последние дни курит сигареты много чаще обычного. Череп снова глотнул непривычно холодный кофе и сказал: — Мы пойдем вместе с людьми Мавра… — Мы чего? — Хромой вроде и предполагал что-то такое после разговора в коридоре, но Че произнес это так, что родились вопросы, а не ответы. — Что ты имеешь ввиду, Че? Хромой выпустил дым. — Мы. Будем. Драться. Вместе, — Череп тяжело ронял каждое слово, а смотрел на всякий случай только на Детку. Детка захлопала крыльями. Детке, как и всем леди, не нравились драки. Черепу не нужно было, как Мавру, объяснять про не задирать и не вестись, он должен был сказать — правильно сказать — что в этот раз люди Мавра пойдут с ними. На них можно будет положиться. Их умения в драке направить на пользу себе. Им надо будет просто поверить. Как Череп поверил Мавру. — Мы станем действовать вместе… У каждого из нас есть излюбленный противник, про кого знаешь каждый удар, и каждую слабость… Теперь мы объединимся. Мы прикроем их слабые места, а они… наши. Череп хотел верить, что так и сработает. Его слабость и его сила — динамика. Он никогда не защищен, но слишком быстр, чтобы… Даже Мавр успел сегодня… И так у всех. Но если они смогут не быть против, а быть за… Тогда можно стать целыми и… непобедимыми? Хромой, не ожидая подвоха, под речь Черепа сделал еще глоток и зря — теперь по его подбородку стекал коктейль, Детка клокотала. — Что? — глупо спросил Хромой, теряя ещё несколько драгоценных капель. Он пытался осмыслить, но не мог. Не мог понять, о чем вообще Че говорит. Нет, ему были понятны все слова, знакомы… Хромой только не знал, как совместить их смысл с жизнью. — Мы… Будем… Драться с маврийцами с одной стороны. Это ясно. Это нормально. Мы будем… Доверять им? Прикрывать их? Не станем прикрывать от них свои спины? Доверии им… Наши? Че… Че? Че, ты уверен? Голос у Хромого упал до шепота, Детка вернулась на его плечо и крепко впилась в него когтями, вползая под кожу, отрезвляя. Хромой отер подбородок о плечо, нещадно портя свою футболку, совсем еще новую с дирижаблем. — Че, с чего ты взял, что они станут… Мы будем прикрывать их, а они? Они станут прикрывать нас? Какого… Хромой не верил маврийцам и не верил в то, о чем говорил Че. Блядь, о чем они с Мавром договорились? Мавр никогда не стал бы командовать своими в угоду общему делу. Он просто не способен… Но. Хромой вспомнил вдруг о Ведьме. О том, что и такая, как она — маврийка. Она тоже верила Мавру, даже больше — в Мавра. У Хромого заболела шея, и он повертел головой — шея хрустнула, Детка нежно клюнула его в висок. Хромой никогда не выразил бы сомнения будь они среди всех, но были только Че и Гиббон. А Гиббон — могила, и можно было просто говорить. Череп вздохнул. Легко ведь быть не могло, да? Хромой всегда спорил больше всех. И всегда понимал и поддерживал больше других. — Такого, — отрезал Череп. — Мы нужны им не меньше, чем они нам. Мысли вдруг стали холодными и ясными, и почему утром, когда они говорили с Мавром, было не так? — Думаешь, хоть кому-то из них понравилось, что эти ублюдки собирались трахнуть их девчонок? Мы себе такого не позволяем. Череп говорил сухо и резко, но не злился, просто так всегда звучало понятнее. — Мавр обещал мне… — Череп затянулся и прикрыл глаза, чтобы не видеть Хромого, который подавился теперь дымом и запил этот кашель своим ромом. Это звучало почти абсурдно: «Мавр обещал мне». Но дело было не в том, что он — дурак — поверил, а в том, что у Мавра тоже не осталось выбора. И это немного утешало. И успокаивало. Знание, что Мавру это нужно не меньше, чем Черепу. — Он обещал сказать своим, чтобы они слушались меня. Я поведу всех. Череп добавил бы: «И нет, я не уверен, но выбора нет». Но за время их противостояния с Мавром он научился: некоторые мысли нужно оставлять при себе. И он сказал то, что послужит ему речью позже: — У нас есть общее дело, и мы сможем больше, если будем вместе. Это ничего не меняет, но сегодня будет так. Хромой слушал и слышал. Он мельком глянул на Гиббона — тот только пожал плечами. Мол, Череп же. Фазу демократических обсуждений сегодня пропустил — бывает. Хромой вспомнил Мавра посреди коридора. Необычно пустого коридора, необычайно странного Мавра и то, как он попросил… Не важно, как это звучало, но он же попросил Че остаться. И Хромому не показалось, он готов был биться об заклад! А теперь Мавр обещал, что его люди станут слушаться Че. Нет, нельзя было гарантировать, что все они так уж станут, но сам факт! — Охренеть, — выдал Хромой вслух итог своих размышлений, — Че, ты договорился о таком, ты… «Долбанный гений!» — восхищенно промолчал Хромой. Череп сделал очередное чудо, но и сам не понял, какая это победа. Как много она значит для… Всего? Всех? Хромой спросил бы, что Мавр взял взамен, но не был уверен, что это его дело. — Че, это… Это потрясающе! Скажи… Ты ведь не подписывал ничего кровью? Ты не обещал Мавру в обмен свою душу? — Хромой шутил, даже смеялся, но ответ на самом деле был важен ему. Детка уставилась на Че, проявляя всю тревогу Хромого за него. Все пойдут за Че, это ясно. Что с этого получит Мавр? Череп не нуждался в защите, но… Опора-то нужна была всем. А Хромой не мог быть рядом с Че на Изнанке, и это тревожило. «Я должен поговорить с Седым. Седой видел там Мавра, видел их взаимодействие с Че…» Когда они пришли за Седым, Череп сказал что-то и… Пусть Хромой не разобрал со своего места ни слова, но Мавр понял тогда Че, кивнул, послушал? Что-то происходило. Это было страшно? Это было ново. Хромой любил новое. И доверял своему чутью, а чутье уверяло, что… Хер знает что! И Хромой выпил ещё. Он верил слову Мавра. Главное, чтобы цена не оказалась слишком высока. Че говорил так уверенно, что это ничего не меняло… Но. Так же не бывает? Драка за одно, драка плечом к плечу, никогда не станет забытой. Она поменяет все. Пусть не в данности, но в данных им всем ощущениях. «Я слишком много думаю,» — остановил себя Хромой, а следом вдруг снова вспомнил о Ведьме и понял, что хотел бы найти ее, о ней узнать… Может даже чуть больше, чем о Мавре. — Думаешь, мне надо было попросить у Мавра что-то такое? Череп сделал вид, что задумчиво чешет в башке, а потом показал Хромому свою зажигалку: — Мы просто поменялись зажигалками. Вкус у Мавра, как видишь, специфический. Череп улыбнулся и допил свой холодный кофе. Он мысленно прокрутил в голове «чек»: зажигалка Инди, договор о Хароне, договор об учебе Мавра. Это то, что Череп отдал. А что получил: договор о Хароне, договор о драке. Они вроде как обменялись… доверием. И вроде бы равнозначно. Хотя все равно нервно. Хромой все не мог отвести взгляда от зажигалки, даже рот приоткрыл. — Мавр попросил у тебя зажигалку? Может это для страшного колдовства, для порчи? — протянул Хромой совершенно неубедительно. Череп теперь был напряжен, серьезен и смотрел куда-то в никуда, с прищуром — думал. Хромой давно знал эту его манеру. И по примеру Детки принял задумчивый вид, пёрышек, чтобы сосредоточенно их расчесывать, у Хромого не было, и он просто уставился в свой стакан, а потом изрек: — Хотя Мавр колдовать не умеет, а… Волшебница его — не станет, — Хромой мотнул патлатой головой. — А вообще… Это все… Черт, Че, ты просто чума! А твои новые поклонни…ки поражают. Оказывается Мавр — большой оригинал, — рассмеялся Хромой, стараясь снять повисшее напряжение.

***

Харон в очередной раз затянулся — горько, сигарета уже не дымила, а чадила. А Харон смотрел на Дом. Смотрел и шмыгал разбитым носом. Песок под ногами жег — успел нагреться на солнце. Кровь на ближайших камнях скал смотрелась красиво. Красные пятна, похожие на раскиданные зерна граната. Ошейник был расстегнут. Чуть ли не впервые в жизни Харон его снял: под ним виднелась сине-красная полоса кровоподтека. Харон смотрел на ошейник. Пристально. Он не расстегнулся сам. Душил, висел на шее петлей. Харон снова надел его. Без ошейника ему казалось, что он абсолютно гол и беззащитен. Голова болела. Шея болела. Болели и плечи, и руки, и живот ужасно болел, и даже ноги ныли. Харон лениво поковырял корочку на колене. Ему хотелось плакать. Очень сильно хотелось. Но Харон только сильнее стиснул челюсть. Добежал? Добежал. Но ещё не дошёл до конца, значит нужно вставать и идти. Вообще, вылазка закончилась хорошо. Ну, да, побила его гопота наружняя. Хорошо хоть, просто его. Вещи уже на земле Дома лежали, а Харон высунулся ещё разок оглядеться. И получил. Он тяжело вздохнул. Мог же не высовываться. Так и не поколотили бы. Подниматься было тяжело. Тащить две сумки, рюкзак и ящик — ещё тяжелее. Но у порога появился помощник: Тополь молча перехватил ящик. И Харон был безумно за это благодарен. Зайдя с сумками в Коф, Харон понял, что от вожака побои скрыть не удастся. Покорно отдав сумки ошалевшему Гиббону, Харон благодарно взял немного чая и шоколадку. Есть сейчас очень хотелось и отказываться не было смысла. Череп, прищурившись, наблюдал за Хароном. Груженый, усталый и помятый. Не поздоровался, что уж говорить о его привычном энтузиазме. И под ошейником кровоподтёк… это странная прихоть делала Харона еще уязвимее в драке. Но просить снять было все равно, что просить постричься. Они же не в армии, даже если и на войне. Харон сел у другого края стойки и не смотрел на них, будто надеясь, что каким-то чудом его не заметят. Действительно, ну с чего бы? Череп толкнул Хромого в бок, показал глазами на Харона. — Оп-па… — только и сказал Хромой, уперев взгляд в Харона. — Надеюсь это не Лис его так… Череп кивнул: раздор перед сходкой был бы очень не кстати. Обменявшись еще одним взглядом, Хромой и Череп молча пересели к Харону. — Кто это сделал? — спросил Череп сразу, решив, что приветствия и правда ни к чему. — Наружние, — коротко ответил Харон. Ему было стыдно до жгучего кома в горле. Ему хотелось ответить, хотелось драться достойнее, хотелось попортить больше крови. Но не выходило. Слишком их было много. Крепко держали. — Словили, когда с полёта возвращался. Харон шмыгнул разбитым носом и буквально прилег на стойку. Все тело болело. Хорошо ещё, что кости остались целы. Но болело все равно сильно. Снова побили. Снова он оказался слабее. Что бы ни делал, как бы ни тренировался, всегда найдется кто-то, кто бьет сильнее. Череп задумался. Он ведь видел Харона вчера на Изнанке, а значит он собирался вернуться тогда? Череп сам спугнул его? Очень может быть, но что же… Тогда Харон уже был в курсе их новостей? Череп старался не вмешиваться в их разговор с Седым, но все же упоминание девушек уловил. — Ты ведь знаешь про нападение на девочек, — уверенно начал Череп. — Это были те же? Отчего-то Череп не сомневался в ответе, как и в том, что Харону может быть ведомо, кто именно напал на девочек. Раз уж он так удачно умеет оставлять часть себя на Изнанке всегда, и тень его беспрестанно может… Следить, что делается в Доме? — Практически. Их было чуть меньше, — от стыда Харон покраснел до самых ушей и зажмурился, пряча злые слёзы. Хромой и Череп переглянулись. Начинало казаться, что Наружние просто больные. Они такие вообще или вокруг Дома-на-Море водились особенные идиоты? Зачем? Зачем они напали перед стрелой? Хотели, чтобы все в Доме стали злее? Хромой уже становился: он чувствовал и свою злость, и как она поднималась в Че, в Гиббоне, как поднимется в каждом из них, когда узнают. А их немало. И за каждый синяк Харона Наружние получат втройне. Хромой подвинул к Гиббону пустой стакан, решив, что можно накатить по второй. — Сделай ещё, но помягче. Нужно быть в форме. А потом зло констатировал: — Суки, несколько караулили одного. Благородства от них ждать не стоит, бой будет жарким. — Суки! — емко добавила Детка. Гиббон оторвался от разбора сумок и снова начал смешивать ром с колой. Он был согласен: несколько на одного — этого себе даже маврийцы не позволяли! Гиббон налил новый коктейль в стакан и вернул Хромому. Череп смотрел на Харона. Тот казался… раздавленным. Череп по опыту знал, это с Хароном из-за драки. Харон совсем не верил ни в стратегические отступления, ни в то, что один проигрыш ничего не решает, ни в то, что один против семерых — не воин, ни в то, что нельзя побеждать всегда. В любой момент враг может оказаться больше, быстрее, сильнее…. Даже просто удачливее. Но пока ты остаёшься жив, все это лишь ступеньки на пути к победе. И по ним надо идти вверх. — Не грусти, дружище, — произнес Череп мягко. — Сегодня отомстим. Он подумал вдруг, что идея потерять Наружних на Изнанке кажется ему почти хорошей… жаль только, что бессознательные тела за собой оставлять не стоит. Харон только пожал плечами: — Я был на их земле. И был неосторожен. Череп завелся мгновенно: — На их земле? Он даже встал и сжал руки в кулаки. — Если бы любой из них шёл по нашей территории- его бы не тронули. До того, что они учудили с девочками… как ты можешь оправдывать это… это такую подлость?! Может это-то отношение и мешало Харону? Он будто был уверен, что его имеют право бить, если они сильнее? Или их больше? Или вообще? — Земля? Их земля?! — почти вскрикнул Хромой, вторя Черепу. — Это не повод, это просто дерьмо! Че, как всегда, дело говорит. А они развязывают войну! Никто не имеет права трогать тебя, Харон. Мы отомстим. Будет ли предел у этой схватки? До первой крови, до первого нокаута, до первого перелома, до чего… Хромой знал, что Че всегда решит верно, Хромой не сомневался. А его пальцы покалывало от напряжения и подступающей злости. Стало жаль, что до вечера ждать так долго! Харон не открывал глаз. Отомстят. Будут драться. Конечно. Как всегда, один за всех, все за одного. Только не хотелось: Харону уже стало все равно, он хотел только спать и пару обезболивающих таблеток. — Их земля, — повторил он. — Когда я до нашей добрался — отстали. Они сами так сказали. Что калеки должны с калеками и держаться. А я калека, полурослик. Гиббон подлил Харону ещё чая, он молчал: бармену в такой момент не нужно говорить, ему нужно внимательно слушать. — Суки, — ещё раз констатировал очевидное Хромой и выхрустнул парой пальцев. Он бы сказал, что Харон не в себе и стоило помочь, как-то привести его в чувство, но с Хароном периодически такое бывало. Всегда вот так безнадежно и с тягомотиной, а сейчас Хромому было не до сочувствия. Он себя калекой не считал, ни немощным, ни убогим и… Будь на месте Харона другой — таких определений бы не спустил. Тем более, что Харона, признаться, Хромой немощным не считал тоже. Харону стоило бы собраться в такой момент, а не распускать сопли, но… Хромому было на кого злиться, поэтому он продолжил мягко, стараясь взбодрить друга: — Харон, тебе надо глотнуть, а то на тебе лица нет. Гиббон, что у тебя от стресса здесь в наличии? А потом не удержался, выплюнул зло: — Их земля, так что ж они на нашу-то без приглашения приперлись?! Козлов нужно учить, и мы научим. Черепу очень, очень не нравилось настроение Харона. Оно убивало… с таким настроением в драку лучше было не соваться. Особенно учитывая, что Харон уже подрался. — Они что: мостовые тролли, чтобы брать плату за проход? Так и тролли предлагают варианты. С каких пор, Харон, для тебя указ слова чужаков? — мрачно изрек Череп. Череп злился все сильнее и подумал уже, что, когда они победят, надо будет объяснить «полноценным», что границы Дома расширились. — И с каких пор ты мыслишь этими убогими категориями? Признаться, Харон, в их мире считается некрасивым бить калек. Ты сейчас всерьёз говоришь мне, что они поступили нормально? А раз отстали в этот раз на нашей земле, так прямо и благородные доны… Череп понял вдруг, что Наружние это полдела, остальное Харон делал сам: добивал себя. Но Черепу совершенно не было ясно, что будет лучше для Харона: остаться здесь или драться? Поэтому он спросил: — Ты хочешь пойти с нами сегодня? Хромой сразу понял, к чему Че задал свой вопрос и был абсолютно согласен. В таком настроении, что у Харона, не победить, даже слона не продать. Тем более, что сомнение одного способно породить бурю и убить волю к победе у многих. Хромой вдохнул запах алкоголя в своем стакане и постарался не заводиться, погодить до вечера. Если Харону было плохо, то ему не стоило лезть в драку — это нормально. Хромой же… Чем больше он смотрел на побитого Харона, тем явственнее вспоминал тот вечер, когда мелкий Горбач прибежал к ним. Хромой мысленно представил себя на месте Харона. Он знал, что рвался бы в бой, и лично отпиздил бы своих обидчиков, сначала одного, потом другого, третьего. Лежачих. Лежачих бьют, если до этого они пинали толпой. Уродов учат. И мысль, что маврийцы вовсе не настолько уроды внезапно немного перевернула мир Хромого. Девчонок на своих и чужих, он не делил никогда, но сейчас, сегодня, Хромой стал готов назвать маврийцев своими. Гиббон налил Харону немного вишневой наливки, слабенькой, летней, местной. Зная, как быстро Харона развозит от алкоголя, ему ничего другого и нельзя. Харон тяжело вздохнул и отодвинул даже чашку с чаем. Не хотелось ему ни выпивки, ни каких-то вкусностей. — Пойду, — кивнул он. Конечно пойдёт. Пойдет и разнесёт каждого, кто только посмеет ему что-то сказать! Но Харон устал. Он стал равнодушен даже к собственной ярости. С ним так всегда и слишком часто происходило это: Харон метался между крайностями и впадал в них слишком резко. Вот и сейчас из злой ярости он перепрыгнул в полную апатию. А пройдёт пять минут, и он снова будет абсолютно рад и счастлив. — Я спросил не пойдёшь ли ты, — Череп вдруг почувствовал странный прилив обиды. — Кто, куда и зачем пойдёт в бою все ещё решаю я. Но я спросил хочешь ты или нет? Для Черепа это было просто: Харон избит, пал духом и не годен к драке — стремно выпускать в бой того, кто решил вдруг считать своих обидчиков правыми. И выбор был очевиден. Такое решение обидело бы Харона, и пусть Черепа это волновало мало… Но все же пока он ждал ответа. — Чего ты хочешь, Харон? — Я пойду, — Харон настаивал. Он знал себя. Его желания менялись так быстро, что он сам не всегда полностью осознавал это. — Я пойду, — уже чуть мягче повторил Харон. — Не пойдёшь, — ответил Череп спокойно. — Особенно если продолжишь игнорировать мои вопросы. Потому что следующий шаг: это игнорирование моих приказов. А в сегодняшней битве это недопустимо. Сегодня не будет никакой самодеятельности. Потому что она очень дорого нам обойдется. А ты устал, избит и подавлен. Ни одно из этих состояний не поможет в драке. Поэтому сначала все-таки разберёмся с тем, чего ты хочешь. — Я пойду! — голос Харона сорвался. Стал высоким и ломким. — Я хочу! И я пойду! Он почти взвизгнул. Сел рывком. Его глаза сейчас сверкнули диким, почти животным огнём. Гиббон вытаращился на Харона и даже немного отошел от стойки. Было очень странно видеть, как кто-то кричит на Черепа. Гиббон предпочел бы ненадолго оглохнуть, а лучше просто оказаться подальше. Хромой сидел к Харону близко, и на секунду его контузило, а потом очнулся, обнаружил свои брови где-то посередине лба и ткнул себе в ухо пальцем, стараясь вернуть слух. Он оглядел… Взбешенного Харона? И его ошейник, в котором было можно ходить к маврийцам, но никак нельзя к Наружним. Любой дурак легко задушил бы его этой игрушкой. Но Харон подобную критику не воспринимал. Как не слышал Черепа сейчас. Хромой злился уже достаточно сильно, чтобы мысли о Наружних отвлекали недостаточно. Хотелось… Нет, не врезать Харону, а дать ему оплеуху, как барышне, чтобы не верещал, а думал. Чтоб собрался уже наконец. Масли у Хромого в голове щелкали одна за другой, стараясь заполнить собой черепную коробку и увести Хромого от воплощения образов в реальность. Хромой подумал о Черепе и о том, как он поведет их всех в бой, о Мавре и его договоре с Седым, о Двойне, которую стоило бы найти, о том, что стоило бы им всем попробовать свои силы на одной стороне, но от того чтобы встать и дать Харону затрещину его остановила лишь одна мысль. О Ведьме, о ее тонких запястьях, поразительно белой коже, о ее грустных больших глазах и её шали, белой, как крылья Детки. — Я сказал, что пойду, потому что хочу. Меня все слышали?! — Не ори, — хрипло раздалось от двери. — Конечно, все слышали. Поди не услышь, когда ты так орешь. Двойня вошла совершенно незаметно.