Вечер трудного дня

Хромой подхватывает за вожаком, а потом… слышит Мавра. Все они слышат Мавра. Но Хромой не замолкает, как и его друзья. Они все кричат о своей победе. Общей победе. И лица, усталые, местами в синяках, идут неровными, но счастливыми расслабленными улыбками. От крика Мавра — клича победы, Череп почти выпадает на Изнанку, усилием держит себя рядом с бойцами, но видит уже другое. И, встречая взгляд Мавра, кивает. Черепу стремно не контролировать: если потом Наружние не досчитаются своих живых отвечать будет Череп. Мавр успевает заметить взгляд Черепа и берет на себя ответственность, хотя не знает, как сказать об этом Черепу. Если придется отвечать, то Мавр… ничем не хуже, он станет отвечать вместе с Черепом. Как бы глупо это ни звучало. Мавр мысленно обещает. Череп почти слышит эти его мысли, думает жуткое: «Я верю Мавру. Я в очередной раз верю Мавру.» Держаться слишком тяжело, и Череп отталкивается от Изнанки, оказывается снова в толпе своих. Изнанка — это им — волшебникам. Его дело здесь. Хромой без слов подставляет плечо под его спину. Пока никто не заметил, что Череп устал. Череп сжимает запястье Хромого и толкает себя вперед. Череп все еще неуязвим, он улыбается. Они сами несут его вперед своим радостным потоком. Череп идет Домой. Хотя ему ужасно хочется оказаться Там и узнать, что дальше. На эту битву после битвы его не звали. Там он лишний. Он должен был только защитить их здесь. Мавр смотрит, как Череп исчезает. Остается со всеми, идет туда, где должен быть. Мавр ненавидит слово «должен». Ему отчего-то становится грустно, словно он опять глядит Черепу в спину. Словно Череп уходит сейчас именно от Мавра. И внутри поднимается странная тревога или возбуждение. Что-то не ясное и не понятно куда направленное. Мавр вздыхает и поворачивается к Седому и к Ведьме с Бешеной. — Как считаете, стоит выкинуть этих обратно? Подбавить им еще или хватит? Мавр правда спрашивает, он немного сомневается сейчас в том, что верно понимает хоть что-то. Его изрядно выламывает попытками жить как-то со всем тем новым, что вдруг проявилось сегодня. Седой смотрит на Море вдали, потирая красную нить на запястье. Смотрит Далеко, на их волшебное место, на лучшую из возможных границ. В нём могут купаться даже бабочки. Так, чтобы не намочить крылья. Трава зелёная, и пепел на ней серебристый ещё остается мелкой пылью. На той траве не должно быть крови. Седой себе не простит. Ветер застревает в белых волосах. И Седой немного жалеет, что его Лесных одеяний нет в этом месте. Старая роба давно стала частью его кожи здесь, с ней трудно расставаться, когда она — единственное, что делало целым долгие годы. Теперь это не обязательно, но от привычек нелегко избавиться. Седой озирается в поисках Кардо, и сразу находит его. Где-то… Не очень далеко. Где-то поблизости Кардо встречает Харона. Точнее Раххати. Раххати представляет себе границу и перешагивает ее мысленно, стирает со лба пот, но улыбается довольно во все зубы. На разбитых губах запекшаяся кровь, а ребра болят так, как никогда в жизни. Зато внутри странно спокойно. — Следишь? — интересуется Раххати у Кардо почти без вызова. — Провожаю, — отвечает Кардо. — Ты же к Харону идешь? — Иду. А тебе-то что? — Да ничего, просто… радуюсь. Тебе, вижу, тоже понравилось, — Кардо усмехается. — Да постой хоть секунду! Раххати словно весь в движении, и ноги, и руки, и плечи, и даже лицо. Птица кладет руки Раххати на плечи и лечит. Как умеет. Как позволяют. Расправляя острые чёрные крылья, впиваясь ими в землю, словно так заземляясь и набираясь сил. Он лечит Раххати, но на самом деле и Харона тоже. Раххати не возражает вроде, но через минуту, передергивает плечами. — Еще бы не понравилось! — отвечает он вместо «спасибо». — Ты что же теперь всегда будешь за мной таскаться и слушать все наши разговоры? — Нет, у меня и своих дел хватает. Меня ждут. Только… Постарайтесь не собачиться. Раххати беззлобно скалится в ответ и кивает лохматой башкой. Кардо взмахивает крыльями и тает, чтобы возникнуть рядом с Седым, молчаливой тенью. — Мы должны уйти далеко. Чтобы никого не достало, — говорит Птица резко. — Так и сделаем, — Шаман разворачивается медленно, грузно, почти в мгновение обращаясь из юноши в старца. Голод даёт о себе знать. Воздух пахнет странно, то ли железом то ли кровью. Ни Мавр, ни Седой, не могли чужих… Пожалеть. Они не то, чтобы старались, но в пылу били на поражение, выбивая дух и душу, ломая тело. Кости Наружних оказались так странно хрупки, а может дело было в страхе? Но свои ушибы наружние отморозки унесут с собой вместе с переломами и памятью. И никто им не поверит. Кардо читает эти мысли Седого и почти смеется, Седой же остается серьезным, даже печальным, он качает головой, хотя вроде бы сегодня во всем с Кардо соглашается. Седой кидает ленивый взгляд на одного из связанных накрепко Наружних. Отличая его по взгляду Ведьмы. Она не боится, но все же… А Мавр чуть заступает ее, невзначай отодвигая от чужих за свое широкое плечо. Старцу-Седому кажется, что этот Наружний совсем мальчишка. Он в сознании, один из нескольких, кто не выключился от боли и страха, проваливаясь в спасительный морок. Один из троих, которым Седой не позволил потерять сознание. И одно то, что они видели уже изрядно пошатнуло их рассудок. Тело пацана вдруг поднимается на ноги, как тряпичная кукла, помимо воли хозяина. «Он больше не хозяин себе», — думает Кардо с удовлетворением. Происходящего, видно, оказывается для наружнего слишком, потому что зрачки его закатываются, и голова безжизненно повисает на плечах. Даже у Мавра прерывает дыхание. Он не сомневается, но… Его тревожит Ведьма за плечом. Он вовсе не уверен, что ей стоит видеть… — Сможешь разбудить его, Мавр? Мавр смотрит на Шамана и чувствует силу того, поднимающуюся, живую, полную ускользающих порывов ветра и пустынного удушливого жара сейчас. Мавр не хочет отвлекаться, да и некогда. Седого уже не притормозить. «Ничего… Я потом отпинаю Наружних наружу, — убеждает себя Мавр. — Потом». Ему поразительно не хочется, чтобы Ведьма смотрела, как Мавр ударит безжизненное тело. Мавр, в общем-то, уже не уверен, что хочет этого сам. Он обращается к Ведьме, оборачиваясь к ней, давая себе немного реальности, немного… ее взгляда: — Выходи… те и идите Домой, — выдыхает Мавр сразу и Ведьме, и Двойне, а потом вспоминается, это ведь ее обидчик и месть для нее, она может присутствовать. Если захочет… — Ты уверена, что хочешь с нами? — уточняет Мавр серьезно и ловит в ладонь руку Ведьмы, ему никак не удается поймать ее взгляда, и он чуть сжимает тонкие пальцы, шепчет мысленно: «Не ходи, останься». Седой тоже помнит о Ведьме. И что бы она не решила, пойти или остаться, ей нужен оберег. Седой тихонько свистит, и откуда-то со стороны Леса прилетает изумрудная стрекоза. Она садится на плечо Ведьмы и застывает, как маленькая статуэтка. Седой чуть улыбается, и черты его смягчаются, но лишь на ту секунду, что он смотрит из-за плеча Мавра на Ведьму. Потому что Мавр, кажется, прячет ее уже и от него. От Кардо. И правильно делает, Седой бы тоже прятал. Ведьма смотрит на Бешеную, та кажется почти равнодушной, но к Ведьме подходит. Страх это просто страх, но все же именно за него мы мстим отчаянно, чтобы просто не позволить ему вернуться. Бешеная не боится страха, но она не совсем человек, и вряд ли может подсказать Ведьме сейчас, но постоять рядом готова. — Мы останемся здесь, — говорит Ведьма почти уверенно. — Грань тонка. Шаману может потребоваться сила, а все мы устали. Ведьма протягивает руку к Бешеной, но чувствует только плотное кольцо волос вокруг своего запястья. — Спасибо, — отвечает Мавр одними губами, и ему становится гораздо спокойнее, даже злость на Наружних подступает снова. Для начала Мавр закрывает глаза, выдыхает, просто дышит глубоко, полностью унимая огонь и внутри, и снаружи. Огонь подчиняется, чтобы разгореться снова. Мавр подходит к Наружнему, трогать его Мавру не хочется — брезгует, только если правда ударить? Мавр не находит в себе ни одного довода против, у него даже нет принципов о том, что нельзя бить лежачего или бесчувственного. Есть ситуации, когда точно можно, даже нужно. Но нужно же не вырубать, а наоборот. — Эй, очнись! — требует Мавр. Он мысленно встряхивает чужака, и тот открывает глаза. С трудом, и ноги у него подкашиваются. Наверное, он не падает только из-за Седого и его воли. Наружний приходит в себя, но он все еще не в своей тарелке, он даже не оглядывается, только таращит глаза, пытаясь понять, что происходит, он пробует вдохнуть, но получается плохо — он хрипит и цепляется непослушными руками за воздух, но они не слушаются. Неведанная сила прижимает их к телу, связывает, и Славик мычит: «Мама, » — но из горла не проявляется ни звука. Ему становится страшно от всего этого… И страх заменяет собой все. Седой разворачивается и идёт в сторону Леса, прекрасно зная, что чужак последует за ним. По своей воле или нет — это уже не важно. Его питомец голоден, и Седой понимает, что будет, если пропустить ужин. Как знает, отчего здесь нет Черепа. Это неспроста, Череп всегда слишком бережет чужую жизнь. Но… Седой чувствует Кардо, почти сливается с ним, и для жалости не остается места. Седой уверенно движется к цели, он не видит в Наружнем человека, лишь пустой манекен, мешок с костями. Хорошо, что Череп может отдыхать, и ничто его не потревожит. Мавр не привык к такому, но Седому он легко отдает сейчас первенство. Седой идет вперед, одному ему ведомой дорогой, уводя Наружнего за собой. А Мавр следует за ними, оставляя за собой Ведьму и Бешеную. И это хорошо, и что они не увидят, и что постерегут пленников в паутине. Теперь Мавр уже… Почти и не вожак, он тыл Седого, его страховка. Он его дополнительные руки, и с Мавром такое впервые, но он обещал и оттого подчиняется, глядя в спину чужаку. Рука у того бессмысленно свисает вниз, набухая под кожей. Мавр смотрит на его изломанное тело, и ему все труднее не обращать внимания на разводы пота на майке Наружнего, все труднее не помнить, что… Мавр снова выдыхает и смотрит теперь себе под ноги. Лесом и Морем пахнет сильнее. Мавр надеется, что справится и с опушки, хоть как-то но справится, он должен быть опорой Седого теперь. И Мавр очень хочет суметь. Хотя это гораздо труднее, чем быть на кромке. На кромке — и в реальности, и на Изнанке — это его самый большой талант. А как будет теперь? Седой не знает секретов Мавра, но считает, что тот сам знает, где нужно остановиться. Не дай Бог Мавра заденет или затянет. Они идут всё дальше, пока в руках старца не появляется посох, пока он не начинает прощупывать им землю, как болото. Чужак видит зелёную тропинку, усыпанную яркими светлячками. Они просыпаются от каждого шага, подлетают вверх и снова засыпают, опадая к земле. Трава светится, мигает, указывая путь. Шаман и без того знает, куда им идти. Что-то тёмное мелькает на земле. И когда они останавливаются, Седой сбрасывает накидку, оставаясь в холщовой рубахе. Вот теперь можно отужинать. Кардо так близко, он дышит в затылок, и в груди его клокочет, а потом Седой уже и не чувствует разницы между собой и Кардо. Он стремительно восстанавливает силы. Делать это, чувствуя себя намного более целым, легче, чем когда-либо. Теперь они на Его территории. Вряд ли эти Наружние вообще понимают, что это значит. Мавр и правда в какой-то момент просто останавливается. Он не чувствует еще преграды, но… понимает — идти дальше нельзя. Может, там он наткнется на стену? Это пугает, и Мавр даже не пробует. Шаман полон уверенности и мудрости, а Мавр смотрит на красную нитку на руке и посылает вслед за Седым: «Удачи тебе». Мавр не уверен, что в его исполнении такое сработает, но вдруг. Он прислоняется спиной к одному из деревьев, трет ухо с сережкой. Достает сигарету, греет в руке зажигалку Черепа. Первая кончается и Мавр бросает окурок корням дерева. Он не знает, что от того дереву, но в его сознании возникает Череп. Мавр смотрит на окурок, а потом поднимает его и пихает в карман. Чертов Череп! Или не Череп? Мавру нравится думать, что это такое правило Леса. И он с ним тоже договаривается. Они далеко от Границы. Живые крылья заменяют плащ. Холодно, но ветра нет. Они ушли, чтобы не мешать, не тревожить. Из напряжения, витавшего в воздухе, можно ткать полотна. Наружний оседает на землю и становится на четвереньки, а потом замирает. Он смотрит на Шамана, не мигая, огромными глазами, и кричит беззвучно. Наверное, он сходит с ума. Вся красота, всё волшебство вдруг исчезают из этого места. Один Шаман — больше не похожий на старца — сияет как те самые лесные эльфы из старых сказок. Седой поворачивается. Не шевелится. Не моргает. Не дышит. Его кожа белым-бела и на ней больше нет ткани. Мрамор. Или фарфор. Шаман выглядит как статуя. Совсем неживая, толкни — упадёт. Седой все еще немного помнит… Тень в себе. Тень не останавливается, скользит к дереву, незримо задевая тонкие листья. И затихает вместе с Хозяином. Тот смотрит неотрывно, не злобно и не радостно. Он смотрит пусто. Будто то, что перед ним, не стоит его внимания, но по какой-то причине завладело им. Как пятно на чистой рубашке. Хочется, чтобы оно исчезло. Седой едва заметно щурит алые глаза. Он представляет себе, как скажет: «Фас!» Как с дерева слетит крылатая Тень. Когти острые, клюв тяжёлый, глаза голодные. Кушай, Кардо, кушай. Пируй. Сегодня можно. И чувствует Кардо в себе. Странная тошнота подступает к горлу. Седой и Кардо видят: столько страха…столько обиды. Столько злобы и непонимания. Наружний погружается в бездну отчаянья. На самое дно чёрного болота. Ни пройти, ни узнать. Забыть, как страшный сон. Он уже видит все то, что с ним будет еще до того, как это становится реальностью. Он истерзан сломлен и разбит. Уже. Мавр прикуривает вторую, и тут чувствует что-то огромное и сильное, что-то иссушающее, но чужое не свое и даже не Седого. Мавра пробирает. Он весь обращается в слух. Нужна ли Седому помощь? Хотя не кажется, что плохо кому-то из своих. И Мавр просто ждет Шамана: любой сигнал, знак, что-то… Любое сомнение, и он… нет, не попытается штурмовать границу между собой и Лесом, но… забудет о ней. Расшибет ли о нее лоб… Кто знает? Мавр ждет. Они возвращаются все вместе, гогоча, обсуждая в голос, обмениваясь ощущениями, шутками, настроением. Хромой идет рядом с Че. Тот отпускает его, а сам остается подышать рядом с крыльцом, подпирая собой стену. Хромой волнуется: в Че нет такого радостного возбуждения, как в самом Хромом, как во многих, — но не спорить же сейчас? В коридоре Хромой притормаживает рядом с Варваром. Тот стоит спокойно, потом осторожно дергает рукой, не протягивает, а… проверяет? Хромой лыбится и открыто находит своей лапищей чужую широкую ладонь. — Отличная была битва, — говорит Хромой. — А то! — отвечает Варвар. И на них смотрят. Череп откидывает голову, подпирая косяк. Карманы пусты — кто же берет на драку сигареты? И Череп просто смотрит в небо, потемневшее и беззвездное. Если закрыть глаза — Изнанка подступит, не просто Изнанка — Лес. Лес и Море зовут его на свой пир. Череп ударяется затылком о стену. Не хочет соглашаться. Хотя и не думает осуждать. Череп чувствует силу Седого, чувствует, что происходит. Убеждает себя, что так правильно. Это их с Седым главный спор — где кончается ответ на обиду, и начинается просто злость? Может, Череп слишком боится своей злости. Может, потому он и вожак половины. Он не готов отдать себя Изнанке и получить ее всю. Седой смотрит неотрывно, и от удовольствия глаза его становятся темнее. От ярких ресниц вниз текут чёрные трещины. И все сомнения исчезают. Сейчас хорошо, слишком хорошо. Потом станет хуже. Но это потом. Худшее проклятье — забыться в себе. Но Седой не проклинает чужака. Он пожирает все его эмоции, усиливая их и высасывая, словно кровь, словно саму жизнь. И… вдруг, совершенно внезапно — достаточно. Ему хватит. Его уже тошнит от чужого страха. — Я не хочу! — выдыхает Кардо, и Седой никак не ожидал. Они оба останавливаются, Седому вдруг становится тошно, он отворачивается и его выворачивает… Той самой кровью. Мавр наверняка чувствует. По тонким ниточкам, может, дойдёт и до остальных. До Черепа — уж точно. До Черепа, который так далеко. И кажется… Был прав. Только теперь его нет рядом, а Седому так его не хватает! Седой кашляет, сплевывая остатки крови и присаживается на землю прямо в кровавую в лужу. Дышит тяжело, со свистом. Выглядит…не так, как пару мгновений назад. Лицо, шея, руки, ноги — всё в алых чётких порезах и каждый кровоточит. Седой зовет… Услышат? Хотелось бы. Хоть кто-нибудь. Он трёт красную нить. Зовёт тоже. Один он не выйдет отсюда, а так хочется. Раз уж он остановился, то не опасно, то можно просить о помощи. Да и чужака надо бы вытащить, пока не сдох. Мавр чувствует нарастающую тревогу, больную, сосущую, словно… Пораненную… Пораненная тревога? Что? Браслет на руке вдруг немного жжет, а сигарета, догорая обжигает пальцы, Мавр чертыхается, тушит и снова пихает в карман, а потом идет вперед. Он никогда так не делал, но старается просто слушать и слышать зов. Лес шелестит и не гонит прочь… кажется. Почему сейчас? Мавр мог бы испытывать восторг, мог бы думать об этом, но нет. Он думает о Седом. «Я иду, иду… Потерпи. Пожалуйста, » — просит Мавр Седого и Лес. Он заходит так далеко, но все же встречает стену. Незримая, она просто не дает сделать шаг дальше. Мавр не видит ее, не может ударить, сжимает зубы и кулаки от злости. «Ведь, не мне надо, ему, твоему Шаману — пусти!» — требует Мавр. Но Лесу, кажется, такое не нравится, Мавр не может сойти с места, точнее идет, кружит, спешит, устает, но место все еще тоже. Мавр гневается, но на гнев нужны силы и запал, а он устает так, что хочется присесть в траву. Это ощущение обманчиво, словно… Стоит повестись, как уже не встанешь и не вспомнишь ничего. Но… Мавр должен. И он будет пытаться! Проклятое слово. Себе Мавр не верит много больше, чем Лесу и от того не дает себе и минуты передышки. Море пенится и долетает до них холодными брызгами. Оно проступает из тумана, мрачное и серое. Ведьма падает на колени, ощущая как силы оставляют ее, ускользают, утекая куда-то… К Седому? К Мавру? Думать времени нет, нет времени и взглянуть на Бешеную, что тянется к своей паутине, пытаясь уловить нужную нить, но как и Ведьма бессильно опускается на гальку. Ведьма смотрит на серое Море — сердитое и усталое. Она почти не чувствует себя, может, еще мгновение, и ее выплюнет на песок, почти наружу. Ведьма из последних сил ищет Мавра, хочет отдать ему то, что осталось, а внутри вдруг рождается даже не крик — ответ. — Череп! — кричит Ведьма Морю, и тянется в карман. Это просто пустая игрушка, меньше ладони, сухая и легкая, Ведьма подносит свисток к губам. Пронзительный, тонкий и в чем-то оглушительный свист летит по воздуху, и Череп слышит. Как ни удивительно его свистулька звучит как свистулька, а вовсе не трубным зовом рога, и Череп даже не удивляется, понимая откуда он слышит звук. Он вжимает спину в стену, почти сливается и очухивается уже в Там. Не бежит, но каждым шагом зовет Лес, зовет свои травы. И тропинка стелется под ноги. Череп почти не видит ее, как не видит ни Ведьмы, ни Двойни, но Море отступает от них, замирая на пике волны, что так и не падает на берег. Череп скользит по напряженным нитям паутины, он идет самым коротким путем. Мельком ловит Мавра на опушке, требовательно толкает вперед расшалившейся веткой. Потом разберемся кому, что можно. Сейчас надо помочь Седому. Лес не оставит Седого, ведь Череп не готов сделать это. А значит Лес пропустит Мавра. Мавра вдруг бьет в спину, словно дали пинка, он даже охает. Такая боль ему непривычна. Но он чувствует Черепа где-то близко. Мавр ускоряет шаг и вдруг понимает, что идет дальше! Лес! Лес пропустил? Или… Это… Череп? У Мавра от того, как пахнет листва и хвоя, кружится голова, он переходит на бег, тревога и красная нить ведут его за собой. Мавр находит… Седой в луже крови, остальное не важно. — Седой! Мавр опускается на корточки рядом с Шаманом. — Седой, что надо делать? Мавр очень, очень надеется на ответ. Потому что он… не знает. И с этим нужно как-то жить. Лес ему не подчиняется, лекарь из него никакой! Единственное, что он, блядь, может — это взять Седого и унести прочь. — Череп? — спрашивает Мавр мысленнно, уверенный, что Череп не сомневался бы ни минуты, он бы точно знал. И он близко… Седой слышит шаги, слышит Мавра, радуется и удивляется тому, что ему удалось пройти дальше, но не силится открыть глаз. Порезы шипят, расползаясь, Шаман тоже. Жжётся. — Выкинь…его отсюда, чтобы не помер, — Седой слизывает кровь с губы и машет рукой в сторону чужака. Череп видит Седого и Мавра возле. И чужака. Подходит, касается плеча Мавра, просит: — Унеси наружнего. А сам садится на землю, трогает ее ладонью, чувствует ее силу, зовет к себе. Лес слушается — шевелится в ответ, собирает кровь, тонкой травой ищет раны Седого. Это совсем не требует сил, здесь Череп вовсе не чувствует своих ран. В сравнении с тем, что сделал с собой Седой, они не стоят внимания. — Седой, — вздыхает Череп, — а как же беречь себя? Мавр слышит Черепа, и он… рад ему. Безумно. Череп и правда знает, что делать сейчас. И не только с Наружним. И теперь… никто уже не догадается, насколько Мавр сел бы в лужу, как облажался один! А дух Леса становится вдруг гуще, подступает удушливой волной, голова кружится сильнее, как и земля под ногами вдруг затягивает мягко, и тянется к небу трава. Мавр не спорит, поднимается, даже не кивая Черепу. Не должно быть, что он подчиняется Черепу. Не бывать этому! Мавр захлебывается воздухом, цепляется кедами о траву, словно та сама держит его, подсовывает кочки. Молча, непреклонно, но Мавр все же слушается Черепа. Потому что тревога за Седого сильнее. Мавр даже не бросает высокопарных фраз, подходящих случаю, привычных. И воздух становится к нему немного добрее. Мавр добирается до наружнего… Хватает того за руки, вздергивает наверх, хватая за подмышки и просто тащит за собой — не на руках же нести? На опушке Мавр дышит полной грудью. Блядь, как дерьмово-то… Но… Они же справились? Они снова справились! С Шаманом теперь все будет хорошо, ведь с ним Череп. Они справились вместе? Опять? — Седой! — зовет Череп требовательно. — Только не теряй сознание! — Извини, не удержался, — Седой приоткрывает глаза и хрипло смеётся, ловя руку Черепа. — Мне не настолько больно, — фырчит смешливо в ответ, пачкая кровью изрезанных пальцев. Лес помогает. Дышать сразу становится легче. Череп чувствует незримое присутствие Двойни, опирается на него. На ее нити. Черпает из них силу: ее браслет сжимается на запястье. Ветка на руке тоже оживает: дает Черепу силу. Для иных есть паутина дома, но для Черепа гораздо важнее это дерево: несущее их всех в своих ветвях, стояще корнями… в этой самой зыбкой паутине. Лес латает Седого, зная, что делать. Череп поднимает своего старца на руки. Шагает, травы вползают вверх по ногам, но не держат, ведут… Браслет на руке Седого расплетается, медленно, но верно. Тонкие нити ползут по рукам, заштопывая прорехи там, где не добрались травы. Ни одной раны не оставляют. Ни снаружи. Ни внутри. Вползают под кожу, сшивают расколотое, скрепляют разбитое. Бешеная защищает. Как получается. Мавр собирается с силами, прорезает лбом воздух, и выставив голову вперед, тянет Наружнего дальше. А тот медленно приходит в себя и пугается, смотрит на Мавра затравленным и немного безумным взглядом. — Спокойно, — говорит Мавр резко, — ни звука. Но перехватывает уже сознательного Наружнего, удобнее и велит: — Шевели ногами-то. Мавр проходит еще немного вперед, чтобы Изнанка снова стала его, совсем его, только его. Он выкидывает парня наружу в буквальном смысле, напоследок отвесив ему пинка, Немного наблюдает за ним: тот падает на песок, не пытаясь сгруппироваться, но потом приподнимается на руках. И ложится обратно — притомился, видно. Мавру в лом дожидаться, когда он очухается, да и… Много чести. Мавр не привык себе признаваться, но… сейчас это не было легко. Мавр медленно, словно нехотя, возвращается к берегу и опять владеет всем, владеет ситуацией. Только это не изменит ничего, что уже произошло. И, может, надо вернуться… К Седому? К Черепу… надо помочь? Мавр оборачивается и смотрит на Лес, что-то скребется в груди, болезненно царапает изнутри. Ведь Череп справится. Ему никогда не нужна помощь. И Седой его человек, его друг. Мавр усмехается горько, он знает, что лишний. И в этих раздумьях видит место бойни вдалеке и Ведьму. Ее невозможно не узнать, Мавр чертыхаясь почти переходит на бег. Волна, что замерла, когда появился Череп, уже упала на гальку и мягко откатилась назад, словно и не бушевала никогда. А Наружние медленно приходят в себя, и Ведьма снова смотрит на Бешеную. — Что сделал бы Череп? — спрашивает она. Может, для Дома Череп и не лучший лидер, но здесь уже бессмысленно сомневаться, кто знает, как правильно. Бешеная криво улыбается: — Череп бы такой ситуации не допустил, потому Седой и решился. Но думаю, держать их тут не стал бы никто. Ведьма кивает и видит Мавра. Он бежит, цепляясь иногда о гальку, но не падая, Ведьма срывается к нему навстречу. Мавр бежит тяжело и дышит приоткрытым ртом — бег и другие спортивные активности не его сильное место даже здесь. А потом он пораженно распахивает глаза, неверяще и непонимающе. Ведьма спешит к нему, и ее пучок медленно рассыпается, отпуская роскошные волосы на свободу. Мавр чуть замедляется, хотя стоило бы бежать быстрее. Неужели у девочек тоже беда? Мавр не успевает подумать, потому что Ведьма стремительна. И он распахивает руки, ловя ее, выдыхает в ее лоб тревожно: — Тебя кто-то обидел? — голос Мавра чуть дрожит. Ведьма сперва обхватывает Мавра руками, и это объятие ничем не смущает ее. Она отстраняется, не спеша, и качает головой. — Нет, но ты бежал. Что с Седым? У нас… — она ищет слова, а потом просто признается. — Я позвала Черепа. Мавр на это только усмехается. — И он пришел. Вот он и с Седым, как и положено сияющему герою Дома и Леса, защитнику слабых и беззащитных… А кто-то должен… прибраться. «Блядь, » — заканчивает Мавр про себя. Еще никто не пытался использовать его так, но наглости Черепа нет предела. Как и его нужности, признаться. Мавр выпускает Ведьму из рук и силится улыбнуться. — А ты все правильно сделала, — добавляет он, чтобы Ведьма не поняла его неправильно. Ведьма смотрит на него внимательно и снова видит того мальчика, что и раньше. Напуганного и одинокого. — Но ты-то со мной, — говорит она спокойно. — И без тебя даже Череп не справился бы. За всеми сияющими героями стоят… «Их друзья» — думает Ведьма, но Мавр и Череп не друзья. — Кто-то всегда стоит, — заканчивает Ведьма. Она бы предложила Мавру помощь, но по опыту знает — от этого будет только хуже, и она просто берет его за руку и тянет за собой к Бешеной и Наружним. Мавр молчит, он мог бы придумать тысячу и один ответ, но все они кажутся лишними, он только сжимает тонкие пальцы Ведьмы. И это очень хорошо, это нужно ему, потому что тогда в нем есть какой-то смысл. Как признаться, что… Он хотел бы быть совсем в другом месте? Мавр не идет в свои мысли дальше, слишком уж болезненно они отзываются в нем. Он оглядывает Наружних, что вяло трепыхаются в паутине, переводит взгляд на Двойню. — Вы отлично справились. А теперь вам пора отдыхать, — Мавр говорит спокойно и даже чуть холодно, он вроде заботиться, но скорее уж приказывает. И надеется, что с ним не станут спорить. Он ведь тоже вожак. И он велит оставить его одного. Ему не хочется, чтобы кто-то видел. Он, не задумываясь, выплюнул в наружность того, первого. Но сейчас накатывает усталость. Не так-то просто затаскивать от туда сюда, особенно целиком, и не легче выводить обратно. А Мавр не терпит, когда видят его в слабости. Ведьма снова только кивает, хотя затея не слишком ей нравится, Бешеная же хмурится. — Плохая идея, — отвечает она. — Не ты один устал, а вернуться должны все. Она чувствует сейчас и Седого, и темную его тень, и Черепа. И тех двоих, что рядом с ней. И большой вопрос кому больше всего нужна помощь, но спорить с Мавром… Самолюбие чемпиона надо беречь. Особенно, когда чемпион не может помешать помочь ему. На самом-то деле. Бешеная легко отталкивается от камней, волосы несут ее, прочь, создавая Мавру ощущение, что он, как и задумал, останется один. Мавр выдыхает сквозь зубы и выпускает руку Ведьмы. — Если что-то понадобиться, позови, я услышу, — говорит она ему вместо возражений и отворачивается. Мавр смотрит как она медленно отдаляется, истаивая. Он благодарен за ее слова. Хотя не воспользуется этой возможностью. Мавр поводит плечами, разминая их, чувствуя лопатки и шею. Сейчас реальности перемешиваются для него, плохо позволяя отмечать границу, и нужно немного времени, маленькая передышка. Мавр садится, скрестив ноги по-турецки, посреди поляны и напуганных, онемевших людей. Он не боится и не вырубает Наружних. Вывести того, кто в сознании, гораздо проще, также как и привести. Мавр снова курит. Но одной сигареты мало, и он поджигает вторую, какое-то время, наблюдая за пламенем. Желая снова ощутить его в себе. Бешеная уходит не так уж далеко, хотя ей не нужно видеть. Мавр перестал быть чужим. И не снял своего подарка. Бешеная тянется к нему по ниточкам паутины, по той части, что в браслете Мавра не от Черепа, а от нее самой. Она дает ему сил, не считая. Он и не догадывается, только чувствует, как становится легче. Бешеная укладывается клубком, потому что ей самой нужно отдыхать тоже. Чуть погодя, когда последний гость покинет ее паутину. Мавр стряхивает пепел и глотает вкусный дым, дым, который пахнет Черепом. А Изнанка все еще слушает его, любит, ласкает вдруг ветром в лицо, заползает под футболку и в дыры джинсов, гладит. Мавр отдается этим ощущениям, сил сразу становится больше, и теперь он не медлит. Поднимается и быстро, четко вышвыривает с Изнанки обратно двоих. В их мир. Тот мир, из которого вышел сам Мавр. И отец Мавра был ни чем не лучше их всех. И Мавру страшно думать, что, может, и он тоже… Не лучше. Он старается отдышаться и заземлиться, ведь остался последний рывок! И у Мавра нет права не справиться. Череп идет, он чувствует магию Двойни, она и его наполняет. Щекочет браслетом. «Чудная… Чудесная, » — поправляется Череп. Идти легко, Череп чувствует там под землей леса колыбель Двойни. Двойное дно. Двойная сила. — Спасибо, — говорит Череп громко. Им всем: и Лесу, и Седому, и Двойне, и Ведьме, и Мавру. Седой устало закрывает глаза. Просто задремывает, прямо в пути, уткнувшись носом в грудь Черепа в поисках других запахов. Кровь пахла противно, а Череп пахнет Лесом. Спокойно… Седой знает, что ему повезло, в Черепе нет и тени злости, одна лишь заботливая тревога. Седой улыбается сквозь сон: «Натворил делов и призвал всех, чтобы помогали разгребать. Гений. Самому тошно.» Мавр выводит остальных, а потом опускается на гальку, ложиться на нее лицом вверх, упираясь взглядом в странное небо. Небо так похожее на глаза Черепа. Мавр прикрывает глаза, чтобы открыть их снова. Тревога уходит, как и напряжение. Значит Череп и правда справляется. Чертов Череп! Черепу хочется оглянуться на Мавра, посмотреть на Двойню, почувствовать Ведьму, но он идет прямо, просто думая о них. Магических и странных. И даже мысли дают… не просто силы, волю идти вперед. Седой в руках невесом. — Если к утру не поправишься, снесу в Могильник, — угрожает Череп почти весело, уверенный, что таких мер не понадобиться. Повторяет только Седому: — Спасибо тебе… друг. Они победили. Другого и быть не могло, конечно. Это их Дом. Их территория. Чужакам здесь не место. В следующий раз они сто раз подумают, прежде чем бросать им вызов.