Вечер трудного дня

Отзвуки битвы долетали до Харона странным шумом, похожим на бой волн в шторм. Неясные, размытые, далекие, не для него. И это пугало. Шторм то надвигался, то отступал. Напуганный Харон зажался в угол и тяжело дышал, пытаясь успокоить ярость и страх внутри. Хотелось сделать что-то, пойти куда-то, хотя бы просто покричать, но сил и голоса не было. Только злые слёзы в глазах. Раххати тоже не было. Его глухое упрямство засело где-то на подкорке и мешало думать о нем здраво. Но без него было так же плохо, как и с ним. Харон не боялся его, но того, что Раххати может натворить там — очень. Все остальные просто не понимали, чему… Кому они дали волю, кого выпустили из ящика Пандоры. Харон никогда не давал Раххати достаточно свободы, но все же он точно знал! Харон закрыл глаза и глубоко вздохнул. Ещё раз. И ещё. От скал веяло теплом, накопленным за день. Тепло, запах соли, шершавость и неровность камня вокруг — нужно было чувствовать что угодно, кроме собственных бушующих эмоций. В конце концов Харону это удалось: он успокоился, а затем понял, что шум вдали затих. Это успокаивало, но лишь чуть-чуть. Наружние наверняка были повержены, но… Что там дальше в голове у Раххати, который ненавидит их всех? Всех, кого Харон так… Любит? Ботва включил магнитофон, до Хромого теперь долетали знакомые, бодрящие звуки. Он вышел из ванной, встряхнул волосами, от них во все стороны разлетелись брызги. Хромой нашел новую рубашку: яркую, праздничную и смешную, желтую в зеленую пальму и коричневый ананас. И вместе с Деткой на плече и пацанами расслабленно потек на пляж, думая, что ему не хватает сейчас Че и Седого. Они запалили костер, Хромой колдовал над ним почти так же, как над кальяном, а потом краем глаза заметил маврийцев. Варвар, Фрост, и Кулак шли впереди, а их девчонки тянулись следом. Ведьмы среди них не было, и Хромой тихонько вздохнул. Глотнул какую-то дрянь вместо настойки Седого, скучая сильнее. Пока Че занимался делами государственными, пока Седой занимался делами шаманскими, пока Мавр занимался всем на свете, а Харон бегал от всех в скалы, Хромой просто жил среди остальных людей, ходил по бренной земле, нещадно топча ее, матушку, и… Блин как ни крути, а немножко отвечал за них всех, за то, что с ними и как. За то, чтобы стаи не вошли в пике. Словно… Серый Волк, и ходить ему за своими царевичами. Хромой не думал об этом раньше, некогда было, но сейчас сравнение пришло. И некстати вспомнился отец. Маврийцы расположились немного в стороне. «Станут разводить свой костер, конечно, — ворчливо подумал Хромой, делая новый глоток. — Кто б сомневался.» Хромой решительно поднялся и сделал шаг, свои вместо того, чтобы прилично моменту затихнуть и смотреть во все глаза, невнятно заулюлюкали. Хромой подошел к Кулаку и Варвару, глядя исподлобья, спросил: — Бой был общий, радуемся вместе, может, и огонь общий раздуем? Из толпы маврийцев вдруг отделилась Скопа, она положила ладонь на руку Кулака и сказала тихо: — Можно… Не то вопрос, не то предложение, но к ней сзади подошла Плетка, а после возникла даже Трель. И по тому, как на нее посмотрел Варвар, Хромой понял — решено. И только тут задумался: одобрил бы его Че? Кулак пошел без опаски, значит Мавр не запретил и этого. Где-то в горах, наверняка сдохло не много не мало — Лохнесское чудовище. Их теперь общий костер разгорался все ярче, музыка звучала громче, маврийцы становились все ближе. Все вокруг полнилось жизни, горело, двигалось, звучало, стрекотало… И голоса людей вокруг тоже становились громче, сплетаясь время от времени. Хромой довольно потер шею. Ему было спокойно, он не чуял сейчас напряжения между стаями. Он ждал возвращения Че, прикидывая не пойти ли к Седому: привезти его сюда, или остаться с ним. И Харон, конечно, должен прийти тоже! Пора было уже заканчивать эту фигню: в драке Харон отлично себя проявил, давно уже они не видели в нем такого запала, а значит пришла пора и повеселиться вместе. Его место Дома, рядом с ними! Все эти мысли отвлекали, но Хромой неумолимо снова и снова думал о себе. У Хромого в жизни был какой-то дефицит заботы. Он не жаловался и не просил её. Даже не особенно нуждался, зато сам легко подставлял своё плечо людям и… Они опирались, отталкивались, шли дальше. Хромого устраивало. Но сейчас он подумал, что последний раз о нём заботилась Детка сегодня, возмущалась и заботилась, а до этого Двойня. Он вспомнил о её волосах вокруг руки тогда, потрогал браслет сейчас. А еще была Ведьма, и Хромой точно знал, что в ее глазах тогда, перед боем, тоже была забота. Но если бы она была рядом, то… Для нее Хромой готов был и на новый подвиг, и многое бы отдал за возможность заботиться о ней. Только на берегу ее не было. А ведь общий костер без Ведьмы не общий, а радость без нее… Хромому не полна. Ведьма заполняла сознание Хромого невзначай, но выкинуть ее из головы стало уже невозможно. Да Хромой и не пытался. Он обмахивал, разгорающееся пламя старой измочаленной газетой и огненные языки облизывали ее край, норовя перескочить. — Держи себя в руках, — Хромой обращался исключительно к огню, но то и дело поглядывал в сторону корпусов. Май вдруг протянул к Хромому руку: — Готово уже, не погаснет, давай я дальше? — а взгляд его так же упирался в темноту за пляжем. Хромой нахмурился: конечно, оставить стаи вместе больше было не страшно, даже Мавр раздобрился, отпустил своих… И раз все так складывается, то можно, конечно, просто пойти к Седому. Хромой, улыбаясь, кивнул, отошел в сторону. — Ну что, Детка, пойдем проветримся? Лёгкая романтичная прогулка… Детка сильнее вцепилась в его плечо в знак одобрения, не иначе, и Хромой побрел по пляжу в сторону корпуса. Девичьего… Насвистывая себе под нос. Упрямство Хромого родилось вперед него, а праздник не праздник, не только без героев, но и без прекрасных дам. Хромой знал, которая самая прекрасная. А как в сказках сказывают, Серый Волк мог добыть любую царевну. Раххати прошел уже достаточно, почти добрался до подножья скал на Изнанке. Подходя к скале, он подумал о том, что оттуда, сверху, Харону должно быть наверняка видно его. А еще о том, что было бы очень мило, если бы Харон облегчил ему задачу и вышел к нему. «Анубис, Анубис, почему ты не пошлешь Харона мне навстречу?» Раххати посмотрел вверх и усмехнулся то ли со злостью, то ли с грустью. Харон мог сыскать скалы, где угодно. Хорошо хоть для Раххати не было трудной задачей ни залезть куда-то, ни отыскать Харона. Раххати чувствовал его, а держать на коротком поводке от чего-то не мог. Харон залез на самый верх и сидел там, сдирая свежие корки с ссадин на коленях. Сердце глухо билось в груди и сладко отдавало куда-то в горло. А потом он вскочил, встрепенувшись, огляделся. Этот пейзаж был ему не знаком, но… Зато все было как на ладони. Харон с минуту любовался этим, но на большее его не хватило — он заметил быструю и ловкую движущуюся точку и узнал мгновенно, почувствовал, что это Раххати. Хотя Харон не ждал его так скоро, но… Он не успел подумать или решить, как бы ни было ему обидно и трудно, но… Раххати же. Харон рванул вниз, съезжая по камням и перепрыгивая острые края. Бег был скорее необходимостью для разрядки, но он все же спешил, не хотел, но почти летел к Раххати. Харону срочно нужно было двигаться, нужно было экстренно напрячься до предела. И бег по скалам помогал. Выглянув из-за камня, Харон вскрикнул на секунду позднее, чем Раххати заметил его. — Ты?! — И было не ясно рад Харон или так сильно возмущен. — Я, — подтвердил Раххати довольно. — А ты запыхался, значит… Ждал меня, — Раххати бы хотел сказать это уверенно и нагло, но скорее он спрашивал. — Ничего подобного, — возразил Харон. — Какого хрена ты вообще сюда полез? — Я за тобой. А вот ты сюда за каким хуем? — отозвался Раххати. Такая перепалка была у них в порядке вещей. Только вот… Слова Харона поразительно напоминали Раххати его собственные, когда он сам на Харона обижался, когда ждал его слишком долго, когда, как ни звал, Харон все отказывался приходить. Но теперь Раххати мог решать, и он не собирался мешать себе быть вместе с Хароном. Харон немного обижено вскрикнул и потёр ноющие колени. Несколько секунд он сосредотачивался на словах и окружающем мире. Казалось, от формулирования мысли отвлекала каждая мелочь. Ему хотелось сказать Раххати что-то обидное, и в тоже время так не хотелось, чтоб он уходил. Наоборот, чтобы он присел рядом, чтобы рассказал, что там и как? Хотя Харон трусил, боялся знать, но все же… — Я тут вообще-то часто, если помнишь. Мне нравится, — на секунду мысль перескочила на то, что вообще нравится. Есть, особенно бутерброды и шоколад, а ещё как нравятся собаки, а ещё… — Читать книжки допоздна, не смотря на запреты отца, пряча фонарик под одеялом, убегать с соседскими пацанами, хотя они «неподходящая компания», рисовать на стенах, пока никто не видит, дать обидчику в зубы, так чтоб заболели костяшки, — Раххати рядом с Хароном, думал о том же. Нехотя, но… Сложно было думать о разном, находясь так близко друг к другу. Харон покраснел, словно Раххати подслушал его, и… так хотелось ему возражать, потому что Харону вовсе не нравилось расстраивать отца, но он чувствовал вкус всего того, о чем говорил Раххати. И мыслей было слишком много. Харон глубоко вдохнул и на полсекунды прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Харон был весь какой-то взъерошенный и растревоженный. Впервые Раххати вдруг увидел, что Харон не отмахивается, а слушает! Он повернулся к Харону всем телом, подался вперед, опираясь на руки, всматриваясь. — А я сегодня после боя голос сорвал, — сказал Раххати вдруг, переходя на громкий шепот. Это была правда, но конечно, не вся. Раххати не хотел орать, он хотел, чтобы Харон слушал его, и… Хотел забрать его вниз, хотел, чтобы Харон вместе с ним радовался победе! — Нравится, то нравится, но никто по своей воле не станет сутками сидеть в скалах — безапелляционно заявил Раххати, — когда вся жизнь на берегу. У них там, наверное, костер, но я пришел к тебе… Раххати вдруг замолк, смущенно. — А, — Харон на несколько секунд замер, глядя туда, где должно быть Море, и представляя его слабые волны. — Ты можешь идти к ним… Если хочешь. Харону слабо верилось, что Раххати хочет, он никогда никого не любил и ни в ком не нуждался. К тому же Харон не знал, как все прошло, и немой вопрос застыл в его глазах. Харон зябко поежился, не зная, чего ожидать. Может теперь его все ненавидят, тем более, что Раххати дрался, когда Череп сказал оставаться в тылах. Раххати поймал взгляд Харона. Ему стало неприятно то, о чем Харон думал. Чего ждал? Будто он, Раххати, какое-то чудовище, а вокруг вовсе не друзья! Раххати знал — Харон бы хотел, чтобы их замечали, ждали, любили — это мало отличалось от желаний самого Раххати, но способы у них были разные. — Ты говорил, что они друзья, я поверил. Хотя ты сам сомневаешься. Но я спросил у Черепа. И он пустил. Он даже прикрыл меня в бою, я внимательный, я запомнил. Раххати не мог понять, почему, не знал, когда стало так трудно сказать, чтобы Харон услышал… «Может у меня фифекты фикции? Вроде нет. Да и не у меня одного не выходит.» Теперь Раххати видел это ясно и знал точно — лучше, чем у него ни у кого не получится. Раххати вздохнул, ему было ужасно обидно понимать все это. — Ты не веришь в них. Не веришь в меня. А я, представляешь, не ударил им в спину. Харон любил их отца, а Раххати не очень. Но… Череп и компания не были похожи на отца, они ждали другого, и Раххати просто мог быть. Никто не обернулся против него — это было очертовски странно, но важно. Раххати не знал еще чем именно, но уже чувствовал. Раххати повернулся в сторону костра и посмотрел на людей внизу, он видел дальше — сквозь Изнанку. Их тени в свете костра чертили линии, красивые, ровные и кривые, пересекающиеся и параллельные. Раххати хотелось услышать как звучат их голоса, может в песню сливаются, или наоборот — говорят в разнобой, и кассеты, и погромыхивание браслетов, шелест одежды, прекрасный, живой и бесконечный гул моря. Раххати вдохнул. И пожалел, что не может быть с ними, хотя… Что это без Харона? Харону, казалось, было так просто не выпускать Раххати и делать вид, что он живет свою жизнь, Раххати же без Харона веселиться не хотелось. Эта мысль отдавала горечью. — Я пришел за тобой, — сказал Раххати. — Узнать, как у тебя дела, рассказать, позвать. Раххати пока и сам плохо понимал, куда? Он явно был не готов вот просто так отпустить Харона и снова остаться в тени. — Мне и здесь хорошо, — отрезал Харон, но заговорил снова, — но раз уж ты пришел… Рассказывай. Раххати вздохнул и подумал: «зараза». Но пересел ближе, так что их с Хароном колени соприкоснулись. Раххати начал говорить, сначала сдержанно, а потом уже и в захлеб и Харон слушал, затаив дыхание. Раххати рассказывал Харону что-то нереальное, заоблачное, что-то о чем Харон мечтал. Харон завидовал, но не перебивал Раххати. Только представлял себя на его месте. А Раххати и сам не заметил, как вместо «я» в его рассказе вдруг родилось «мы». И Харон теперь тоже рвался в бой, давал отпор, шел вперед среди своих, одним из первых шел, и это грело. И Раххати хотел надеяться, что… Харон сам признает, что и теперь он хочет того же — не прятаться в скалах, не ждать гонцов или чего-то в этом роде, а просто, как и все, получить праздник, оказаться в нем и бездумно веселиться, чувствуя на себе отблески костра. Седой отдыхал. Лежа возле окна, слушал доносящиеся с пляжа разговоры и песни, в который раз удивляясь, что они сегодня все вместе. Этого он хотел очень давно. После всей бессмысленные войны. Седой легко отделался. По крайней мере, его не затянуло в пустоту, а это уже что-то. Кардо впервые за очень долгое время получил свободу и… Удовлетворился он быстро, успокоился. Сидел, наверное, чистил перья где-то на Границе. Может, за чужой Тенью присматривал? Седой поразительно не сердился на Кардо, не осуждал его и не хотел вести разъяснительных бесед. Седой в общем-то в этот раз оказался согласен с тем, чего хотел Кардо. Седому было о чем подумать, давненько он не сверялся с реальностью по поводу Кардо, а тот… Преподнес ему сюрприз? Седой отвернулся от окна и кинул задумчивый взгляд на стрекозиные очки на тумбочке. В груди что-то кольнуло. Он подумал о Хароне и… Оставалось немного, лишь верить Кардо. Песня сменилась в очередной раз, Трель, смеясь, отпила немного из бутылки, которую передавали по кругу. Череписты оказались веселые: они легко звали танцевать, иногда даже их девочек, но Трель никто почему-то не выбирал. И это было немного обидно. Хотя она старалась не переживать. Рядом Искра, а что еще надо? Трель приобняла подружку, положила голову ей на плечо. Трель не замечала, как смотрит на нее Варвар, и даже не думала, что всякий черепист, смотрящий на нее, давно это засек, потому и не подошел. Песня летела над пляжем, страстная, пьяная, Трель завороженно смотрела, как беловолосая Мохито, выгнулась в танце, соприкасаясь бедрами с рыжим Морквой, а тот легко поддержал ее под спину, улыбаясь осоловело. Взгляд блуждал, и вдруг Трель увидела у самого берега фигуру девушки. Они шла от них, наоборот в волны. — Смотри, — прошептала Трель Искре. — Это, наверное, сирена. Трель знала, что это не так, конечно, просто кто-то из девчонок… то ли стесняется прийти, то ли специально отошел, чтобы за ним пришли. Но о сирене думать было интереснее и веселее. — Не буду тебя разочаровывать, — ответила Искра, смеясь. Кто-то из девчонок сбоку вдруг схватил Гвоздя, за локоть и потянул к себе присесть на лежак: — Правда, что Мавр там очень красивый? — спросила Лань. — Кто лучше он или Череп тут? Трель это не очень-то это интересовало, зато говорить о Мавре и его внешности было просто и даже немного весело. Конечно, интересно хоть глазком взглянуть, как в сказке про тролля, который становился прекрасным принцем, а его глупенькая жена не удержалась, и понеслось… Трель любила сказки, может даже слишком. Гвоздь растерянно заморгал. Он и правда видел Мавра Там, но… Не то чтобы это как-то очень для него отличалось от того, как Мавр выглядел для него всегда. Хотя… Если подумать. — Правда. Но я же не девчонка, чтобы сравнивать, — ответил Гвоздь, краснея, и тут заметил Лиса. Тот все же решился прийти? Гвоздь стряхнул с себя чужую руку… — Извини, мне пора, — невнятно объяснил он. Ему отчего-то хотелось встретить Лиса, хотелось, чтобы он остался. Тем более, что Лис готовился: на нем была новая выглаженная рубашка и уголки ее воротничка стояли остро, демонстрируя, что хозяину рубашки это важно… Варвар смотрел, как Трель смеется, и все его спокойствие улетучивалось. Она его и не замечала, а он-то весь к ней одной был обращен. Варвар бы многое отдал, чтобы услышать, узнать, о чем она смеется. Неужели ей нравится Гвоздь? Но он ушел быстро, а смех Трель не стих, и Варвар выдохнул. Разглядывая узкие, худенькие плечи Трель, он поднялся — Варвар вроде был не любитель танцев, хотя Морква с Мохито многих сорвали с места, но… Варвар еще по пути стянул с плеч рубашку, оставаясь в одной майке. Он подошел к девочкам не спеша, заметно и накрыл Трель своей рубашкой. — Это тебе, вдруг замерзнешь, — произнес он неловко. Трель, принимая подарок, подняла к Варвару, который, по ее мнению, возник рядом совершенно неожиданно, огромные свои глаза. Приятно же, а если отказаться Варвар расстроиться. Трель нравилось, когда все довольны, но с Варваром — это было другое. Трель повела плечами, расправляя его рубашку на себе. Варвар — такой сильный и смелый, Трель привыкла, что тот всегда защищает их, и Трель последнее время старалась позаботиться о нем. Девчонки замерли, разглядывая Варвара во все глаза, и пришло время повиснуть неловкой паузе, но из-под руки Варвара под бок Искре вывалился Ботва и вопросил: — Тут загадка года, дамы: как черепята отвлекали Ральфа? — Ой, мальки — это просто, умора… — отозвалась Искра. — Сначала они запустили хомяка к Ральфу и Щепке. А потом всей толпой его искали. Видно, не было, но мне кажется, воспитатели так очумели, что даже не заметили, что наших нет. Пока Искра говорила, Ботва без всякого смущения, прилег головой на ее колени и прикрыл глаза. Подождал немного, сам поймал руку Искры и водрузил себе на лоб. Варвар слушал и улыбался, а Трель, повернувшись к костру, вздохнула: — А череписты так танцуют… Они такие… свободные. Не сказать, чтобы череписты нравились Трель как-то особенно сильно, но смотреть на них было весело. И классно, когда можно делать это не украдкой, без оглядки и тревоги. Варвар потянулся за ее взглядом: люди вокруг двигались, и пламя отбрасывало на них тени. Варвар не замечал особенной красоты, зато отлично видел, как близко они стоят, как почти обнимают друг друга. Он шумно выдохнул воздух, а потом протянул к Трель широкую ладонь и спросил, пялясь на носки ее трогательных белых туфель: — Потанцуем? «Это ты мне?» — чуть не воскликнула Трель, вскидывая к Варвару голову. Но он и правда смотрел на нее, и она, вложив свою руку в его ладонь, ответила: — Давай. «Я никогда ни о чем не жалею, » — мысль мелькнула на секунду и погасла, Мавр сильнее вжался в Черепа, и по телу словно побежали электрические разряды, они жили своей жизнью, они переполняли, стремясь выйти наружу, и Мавру казалось, что они с Черепом становятся целым, и эти нереальные волны-фейерверки охватывают уже их обоих. Мавр встретил губы Черепа своими. Это оказалось совсем не похоже на то, что бывало с Мавром раньше. Ни практически, ни фактически, ни, блядь, даже в ощущениях. Череп всегда был быстрым, острым, ярким, что в быту, что в битве, что сейчас. От его пальцев, притягивающих к себе, волосы на затылке вставали дыбом, а возбуждение усиливалось. Никто не делал так с Мавром, он никогда не отдавал столько инициативы, но думать об этом сейчас совсем не получалось. От поцелуя вело, сердце пылало, пол ускользал, мысли испарились. Поцелуй длился, и Мавр не сдержался, скользнул языком Черепу в рот, встретился с его ответным движением. Не схватка и не танец, что-то другое… Прекрасное. Они поменялись, Мавр впустил язык Черепа в рот, а руки Мавра уже скользили по спине Черепа, касаясь его нереальных, чумовых позвонков, обводили их, одна уже нашла лопатки, а вторая сместилась к пояснице. Мавр чувствовал, как под его пальцами возникают и идут рябью мурашки. Это было необычно и охуительно. — Тебе холодно? Мавру было жарко и казалось, что от него может возгореться и лед, голова кружилась весело, словно на грани наркоза. Череп закрыл глаза, сдаваясь натиску Мавра. Было хорошо, ярко, и даже боль, прострелившая, когда тело Мавра коснулось пореза, не помешала. Чувствовать его так близко, так необычно… Так неожиданно сильнее, чем когда-либо раньше, чем с кем-то еще… «Дерьмо, — подумал Череп. — Похоже я извращенец. Это же Мавр! Почему из всех людей, да даже, блин, из всех парней — это оказался Мавр?!» Череп чуть сжал пальцы, ловя волосы Мавра, несильно потянул, чтобы прервать поцелуй. — Ты прости, но стоя я сейчас не смогу. Дыхание сбивалось, каждое слово стоило усилия, но Черепу и правда нужно было хотя бы опереться. И он оперся о Мавра: уперся лбом в плечо, чуть расслабляясь, давая Мавру почувствовать тяжесть своего тела. Разойтись было немыслимо, и на самом деле Череп согласился бы даже на кафельный пол. Мавр послушался, остановился… На секунду стало страшно. Вдруг Череп сейчас рассмеется, или скажет что-то обидное, или оттолкнет, или даже… просто уйдет? А потом мозг включился, и Мавр подумал, что он просто идиот, настоящий придурок. А Череп сказал ему «прости»… И не отошел, наоборот, было так хорошо оказаться ему опорой. Лишних вопросов в голову не приходило. Мавр не привык себе отказывать и некритично относился к своим желаниям: он наклонился и коснулся губами плеча Черепа, слизывая, замершие на нем капли. От этого снова совсем повело. И можно было прямо здесь, не многим хуже туалета в забегаловке, даже лучше, но… Мавр хотел… очень хотел. И хотел, чтобы это был не просто раз. Мысль о том, что будет некое «потом», что в Доме Череп сделает вид, что ничего не случилось, что вообще забудет… Все это было больно, и Мавр даже понял, что сердце привычно отзывается — болит. Здоровое здесь сердце словно сводило судорогой. Пусть… Один раз был лучше, чем ничего. Но… просто засейвить Черепа рядом, оставить с собой хоть на немного дольше, было важнее. Поэтому пол им не подходил, особенно этот — щербатый и, наверное, холодный. Тем более, что Мавр плохо понимал, как должен выглядеть такой секс, хотя минуту назад и не мыслил об этом. — Пойдем. Я знаю место, где есть лежак, и он чистый, — хрипло произнес Мавр Черепу в волосы, с болью ощущая свой стояк. Радостно чувствуя бедром встречный стояк Черепа. Череп кивнул. То ли сказывалась усталость, то ли адреналин драки, но он не мог почувствовать ни смущения, ни тревоги. Зато он чувствовал Мавра: его возбуждение, его тепло, его руки на спине, его голос… Хриплый и такой… ласкающий. Это доставляло отдельно. Череп решил не сосредотачиваться на этом: вестись на голос Мавра было слишком, надо было хоть немного переключиться. — Мне придется одеться, — Череп не удержался от усмешки, увидев лицо Мавра в этот момент, пояснил: — Никогда на знаешь, кого вынесет в коридор. Надо было разойтись, взять трусы — в джинсы Череп бы влезал вечность. Но отталкивать Мавра от себя не хотелось. Странное чувство, что стоит им разорвать объятия, и все исчезнет, заскреблось внутри. — Тут не далеко, — Мавр не возражал, но как бы все равно спорил с необходимостью Черепа — одеться. Не хотелось его отпускать. Казалось, что тогда все разрушится, а Мавр не любил рисковать. Черт, как просто было бы забить, не помнить о ране Черепа, не думать о холодном кафеле и… просто сделать это сейчас. Но у Мавра почему-то не вышло думать только о своем «хочу». Или наоборот? Только о нем он и думал… чтобы оно стало больше просто секса в душе, нужно было как-то иначе. — Давай я помогу тебе? Только джинсы? — Мавр вздохнул, свои джинсы он мечтал поскорее расстегнуть, чтоб не давили так сильно. Возбуждению было пофиг на всю неловкость момента и спадать оно не собиралось, Череп был рядом, и член отзывался. Мавр тихо зашипел, борясь с этим чувством, убрал одну руку со спины Черепа, и расстегнул все-таки пуговицу джинсов. — Наоборот, — Череп все-таки чуть отстранился. — В джинсы я буду влезать полчаса. Но остальное надо забрать, а то Ральф утром найдет и будет подозревать всех подряд. И Мавр… если ты продолжишь раздеваться, мы никуда не дойдем. Череп нетерпеливо облизнул губы. — Они просто давят, — Мавр даже усмехнулся. — Так правда тоже давят. Мавр подумал, что Черепу нравится смотреть, и стало не так страшно его отпустить. Он удивился выбору Черепа — майка? Если им кто-то встретится, то майка не спасет. Хотя… футболка была только у Мавра, а она больше, значит длиннее. Мавр с трудом разжал объятия, зато не сдержался, слова Черепа разве оставили ему выбор? Он расстегнул ширинку до упора, глаза Черепа в ответ сверкнули, и Мавр, заметив, улыбнулся. Он поднял свою футболку, с такой символичной надписью и, вспоминая, как это делали для него, присобрал ее к горловине и попытался натянуть на Черепа. Череп нахмурился, мотнул головой, уворачиваясь. — Мавр, я же не девчонка. Я имел в виду трусы. Мавр не сдержал глупого смешка, хотя возбуждение и от него не уменьшилось, а Череп наклонился сам, но тут же сморщился от боли. Почему-то стоило отстраниться от Мавра, как тело снова заныло. А на порезе появилась свежая кровь. Мавр посмотрел на Черепа и понял, что беспокоится о нем… даже слишком. Мавр быстро подобрал остальные вещи. — Тебе… очень больно? Не нужно врача? Врача для Черепа его, Мавра, стояк мог и не пережить, хотя сам он на месте Черепа, наверное, стонал бы от боли и вообще отказался шевелиться с такой раной. Череп дернул из руки Мавра свои трусы. Соврал, натягивая их: — Не больнее обычного. Это не первая моя драка… «Но может последняя?» — этого он не сказал, просто посмотрел на Мавра, не удержав вздоха: — Ты все-таки очень трудный. Идем. Череп сам шагнул вперед. Ждать было почти невыносимо, труднее, чем просто чувствовать боль от ушибов и пореза. Они были привычными, легкими, особенно в сравнении с болью от осознания, что он хочет Мавра. Немедленно, здесь и теперь. Больше, чем просто хочет. Последнюю мысль Череп отмел сразу и резко. Между ним и Мавром была вражда, борьба, и то, что сейчас… Сейчас надо было просто выкинуть все из головы. И это оказалось нетрудно, пока Мавр был так близко. Даже когда они чуть разошлись, Черепа словно все еще опаляло чужим жаром и чужим желанием. И свое никуда не уходило. Мавр смолчал, перед выходом из душевой захотелось взять Черепа за руку, но Мавр не решился, это выглядело бы глупо, наверное? Он повел Черепа за собой, к своему месту. У него никто не Ходил, никто не мог внезапно зайти. Если только Гвоздь провалится, но с чего бы? Череписты уже нормально его социализировали. А тревог больше не предвиделось, одни радости и пьянка. Совместная… Как отражение их с Черепом. Могло бы быть смешно. — Думаешь, они станут сегодня гулять вместе? — спросил Мавр невпопад. Они уже почти дошли, он тронул дверь, вспомнил о зеркале рядом с лежаком, о брошенной книжке Тенесси Уильямса, о том, что это… его Изнаночный Дом, только его место. И он вел туда Черепа. Ничто не кольнуло и не усомнилось — так и было правильно. Теперь Череп будет знать дорогу? Пусть. Мавр распахнул перед Черепом дверь и все же коснулся своими пальцами его локтя, потом ладони. Почувствовав прикосновение, Череп обернулся. Мавр вдруг стал таким… напуганным? Череп потянулся свободной рукой к его лицу, коснулся губ. — Боишься? — спросил Череп тихо. — Ты все равно останешься их вожаком. Вдруг Черепу стало… неприятно. Словно это стало не про них с Мавром, а про власть. И если «их вожак»… Череп отогнал и эти мысли. Они не имели веса и смысла, они ничего не значили сейчас. А Мавр значил, и желание касаться его — тоже. Стоило бы ужаснуться себе, но Череп не мог. Мавр подставился руке Черепа, повернулся к ней всем собой, опаляя ладонь Черепа своим дыханием, он хотел этого, хотел большего… Но заставил себя говорить: — Нет. Пусть гуляют, это нужно им, я не запрещал. Жалею, что не… разрешил открыто. Не этого… Он не договорил «боюсь», но приоткрыл рот и легонько поцеловал пальцы. Такие красивые, такие нужные сейчас. Мавру хотелось их больше, не только на щеке — везде. Он сглотнул, взял все же Черепа за руку и потянул на свою постель, почти уронил на нее, нашел губами шею Черепа поближе к ключицам и поцеловал… Больше всего хотелось стянуть джинсы, что все еще давили, впивались, пусть и не так сильно, но Мавр не понимал нужно ли это вообще? Он не знал, что должно происходить, он просто был и снова притягивал Черепа к себе ближе, одежда мешала, она точно была лишней, а Череп оказался сверху, когда они упали на матрац, и как теперь раздеться Мавр не понимал. Он только надеялся, что Черепу также нужно, также нравится все то, что происходит. Что он… может, все-таки он не уйдет потом? Череп перекатился, лег на бок, обхватил плечи Мавра, потянул к себе. Одежды все еще было много, но она не мешала целовать. И Череп целовал Мавра, пока спускался рукой к его ширинке. Понятия он не имел, как это должно работать, но точно знал, чего хочет, и накрыл член Мавра ладонью. Отпустив его губы, Череп поцеловал Мавра в плечо, потом вглубь и ниже: к ключице и груди. Поддался вперед, вжимаясь в Мавра, тихо застонал от напряжения и желания. А вот боль от ран как будто исчезла. Теперь, когда Мавр снова был близко. Мавр выгнулся навстречу, встречая прикосновение, это было много, очень много и охуительно прекрасно, по телу снова разлетались искры. Теперь Череп был совсем рядом, ближе уже некуда? Или есть? Мавр понятия не имел, как правильно, но… Он не смог сдержать стон, лишь подался сильнее навстречу, чуть разводя колени, поцеловал Черепа в шею снова, прикусывая немного кожу, притягивая его к себе, чувствуя его задницу под ладонями. — Да, — выдохнул Мавр. Хотелось сказать: «Еще!» — но он только забрался под резинку трусов Черепа с другой стороны и нашел его напряженный член, легонько сжал, поймал стон Черепа губами. Думать было невозможно, по телу разливалось напряжение, смешанное с блаженством, хотелось, чтоб оно длилось вечно, но… Кончить тоже хотелось. Контроль стремительно покидал Мавра, но он не мог ни испугаться, ни напрячься. Он целовал, и Череп целовал его. Никогда еще поцелуи не были такими, не были так хороши. Никто из них не был ни сверху, ни снизу, зато голова кружилась, и весь мир вращался, летя к чертям. Мавр таял от прикосновений Черепа, сходил с ума, сжимал Черепа в объятьях сильнее и старался не сжимать слишком сильно его член. Мавр понял, что стонет громче, и с трудом оторвал руку от задницы Черепа, закусил большой палец, но второй рукой нежно двигать не перестал. Ему казалось, что от желания, от предвкушения его трясет. Сознание Черепа уплывало, осталось только движение и желание. Было удивительно трудно не сбиться, не потеряться, почти хотелось попросить Мавра подождать, но оказалось невозможно произнести хоть слово. Череп сдавленно застонал, выгнулся, забывая, как раненое тело ему отомстит. Он чуть надавил на плечо Мавра, тот поддался, откинулся на спину. Хотелось спуститься вниз, но Череп не был уверен, что справится до конца. Он поймал сосок Мавра губами, обвел языком, не прекращая ласкать его член. Было страшно сжать сильнее, сделать больно, но Череп неумолимо ускорялся, двигаясь резче. — Черт, — прошептал Череп, отрываясь от Мавра, вытягиваясь всем телом в ожидании скорого оргазма. Мавр до крови прикусил палец, даже не осознавая этого, он льнул к Черепу, бился в его руку, почувствовав его губы вдруг на груди, выпустил костяшку и вскрикнул, качнув бедрами сильнее, впиваясь напряженными пальцами в смятые простыни. Каждое прикосновение Черепа горело на коже, и мгновенно это место становилось до невозможности возбудимым, Череп двигался стремительно, остро, он и правда становился ближе и быстрее. Возражать ему сейчас было невозможно, только рука ласкала Черепа сама, двигалась сильнее и напористее. Мавра накрыло: оргазм оказался огромным, и он длился. Череп не отнимал своей руки, и любая попытка сместить ее заставляла стонать и выгибаться снова. Перед глазами Мавра стояли только звезды с небесной радужки Черепа, все мышцы сводило, Мавра трясло. Блядь, оказывается может быть так? — Охуенно, — выдал Мавр вслух. — Еще! Мавр все же сказал это и перевернулся, роняя Черепа на спину, осторожно, почти нежно, но настойчиво, продолжая ласкать его, снова обретая контроль. Скользя языком по раковине уха Черепа, потом по шее, то целуя, то кусая. — Да, — прошептал Мавр Черепу в ухо, надеясь полностью потерять того в ощущениях, — Ты охренителен. Большой и средний пальцы, ласкали ствол, а указательный палец нежно касался возбужденной головки члена, у Мавра и у самого снова встал от этого, он осторожно, потерся членом о бедро Черепа, не быстро, чтобы не позабыть о том, что делает он сам. Это было важно. Он хотел быть для Черепа. — Че… — прошептал Мавр, прочерчивая дорожку от уха к соску. Череп застонал, и Мавр чуть сильнее сжал руку, чуть резче качнул всем собой, не только рукой. Он чувствовал Черепа под собой и едва сумел приподняться на руках, хоть немного. Череп метался, притягивая Мавра за шею к себе, и Мавр целовал, куда мог дотянуться: в плечо, между ключиц, в затвердевшие соски. И его собственное тело отзывалось, наливалось тоже. Череп закрыл глаза, сжал зубы и резко толкнулся навстречу, обнимая Мавра, роняя на себя, сжимая пальцы на его затылке, вжимаясь, врастая… Все чувства и мысли, исчезли или наоборот сошлись в одной точке, и смыслом, и центром их был Мавр. Череп дернулся сильнее, быстрее, еще и еще, и, кажется, закричал. Череп кончал потрясающе, видеть это оказалось слаще, чем представлять, так невероятно и нужно, так горячо, они сплелись ногами накрепко, Череп дышал и не отпускал, стягивая с волос резинку. Волосы рассыпались, упали Черепу на лицо и грудь, пальцы Черепа зарылись в пряди, и возбуждение вновь вспыхнуло ярче, горячее, огонь рвался наружу снова. Мавр не понял, как качнулся навстречу снова, прикосновение обожгло обнаженными сосками по груди Черепа, напряженным членом по его члену. Мавр выдохнул куда-то Черепу в угол губ: — Да! — и кончил еще раз, он успел так скоро, что еще чувствовал как оргазм Черепа легко трепещет в ладони. С усилием Мавр скатился с Черепа и лег рядом, обнимая, убрал волосы рукой и ткнулся Черепу в плечо носом. Череп дышал тяжело, шевелится он, кажется, не мог, даже повернуться. Мир все еще не возвращался к нему, замыкался дыханием Мавра и теплом его тела. — Ты… — прошептал Череп, — сумасшедший. Наверное, надо было еще что-то сказать, как-то… объяснится, что ли? Но все на что хватило Черепа было: — Мне надо… передохнуть. «Я не встану сейчас, — подумал он. — Ты уж потерпи.» Правое плечо начало ныть, и Череп попытался перелечь, чтобы стало легче. Легче почему-то стало только, когда он обнял Мавра. Черепу даже глаза открывать не хотелось, вся усталость навалилась теперь, придавливая. Череп не привык, чтобы так. Что должно было случится теперь? Чего Мавр хотел и ждал от него после? Обычно, Черепу ничего не стоило позаботиться о девушке: принести воды, укутать, давая уснуть, но сейчас… Даже чертов порез напомнил о себе тянущей болью. Черепу казалось правильным встать и уйти, но сил на это не было. Желания тоже. Но с желанием он бы как-нибудь справился. Череп все же попытался приподняться, но порез дернул, и Череп опустился на постель. Подумал, что, кажется, не сможет уйти, даже если Мавр потребует этого: тело предало, расползлось от истомы и усталости. От «сумасшедшего» Мавр улыбнулся — так его еще не называли и, сорванное с губ Черепа, это льстило. Возражать не хотелось. Сил у Мавра внезапно оказалось хоть отбавляй, они бурлили внутри потому, что он был… счастлив. Он и не знал, что такое вообще бывает, и внезапно гнал от себя все, что могло это разрушить или просто омрачить. Тем более, что Череп явно не собирался спешно ретироваться, наоборот он обнял. И Мавр тут же ответил ему, поведя носом по его лбу, ответил, не скрывая улыбки: — Спи. Здесь у нас много времени. Везде… Он хотел сказать «успеем», но понял, что ему успевать некуда. Его в Доме никто не ждал, Мавр был лишним в веселом угаре и мог только помешать. Зато Череп был с ним сейчас, кажется, засыпал, и ресницы его сонно подрагивали. — Успеешь… Спи, там у них все хорошо. От простого Маврого «спи» — стало хорошо и спокойно. Черепу это было нужно. Ему хотелось просто расслабиться и отдохнуть. И — кто бы когда поверил — отдыхать, слушая дыхание Мавра было лучше, чем просто отдыхать. Череп хмыкнул. Если бы он хотел остаться со всеми, он бы остался, но он хотел другого. И, конечно, в этом другом он не представлял Мавра и не ждал его, но… Череп не жалел. И Мавр похоже тоже… А после… «После и разберемся, » — решил Череп. В голове теснились еще какие-то ответы. То колкие, то нежные. Череп испугался бы своих мыслей о мыслях Мавра, но слишком устал. — Мавр… — тихо позвал он, но больше ничего сказать не сумел. Череп уснул внезапно и очень… от этого стало тепло и по-Домашнему. Мавр никогда ни с кем не спал. Сексом он занимался, но это не означало совместную ночевку, а сна с состайниками вповалку он тем более избегал. Спать вообще не хотелось и стоило помыться, но Мавр не мог сейчас встать и уйти. Все могло подождать, душ никуда бы не ушел, в отличие от Черепа. И Мавр остался. Он осторожно вытянул из-под себя одеяло и укрыл им Черепа, чтобы тот не мерз. Мавру было жарко, да и в джинсах, хоть и расстегнутых одеяло было без надобности, но Череп не был так одет и… был ранен. Мавр смотрел на Черепа и…это было глупо, как в сопливо-розовых книжках, но черт, ему правда нравилось. Ему это было нужно. Вот и все. Мавр собирался так и провести время, чтобы не пропустить пробуждение Черепа и не обнаружить внезапно, что тот свалил вот так просто и без объяснений. Но Череп дышал все размеренее и ровнее и Мавр понял, что его дыхание подстроилось. Тревоге было не удержаться, а тело еще помнило былой оргазм. Мавр сам не заметил, как тоже уснул.