Вечер трудного дня

Череп проснулся от боли: раскалывалась голова, ныл порез и плечо. Во сне Череп откатился от Мавра, и его плечу это смещение на пользу не пошло: как оказалось спина Мавра здесь была прекрасной ортопедической конструкцией. Но теперь перевернуться и положить руку обратно было не тривиально, во всяком случае, не издавая при этом лишних звуков и не производя лишней возни, которая обязательно бы разбудила Мавра. А Череп его будить не хотел. Он пока плохо понимал, что должен сказать Мавру теперь. Как реагировать? Когда Череп встречался со Снежинкой, все было понятно: следовало оставаться нежным и ласковым, целовать ее в лоб и уверять в своей любви. С Рассвет получалось проще: она досыпала в кровати Черепа, потом собиралась и уходила. И время от времени засыпала с ним снова. И вроде с Мавром подходил второй вариант, но… Мавр, признаться, был слишком импульсивен, обидчив и непредсказуем, чтобы рисковать. Череп все-таки попробовал шевельнуть рукой, и тут же закусил губу от боли. Мавру спалось на удивление спокойно, глубоко и крепко, ему все равно снились сны, но они не тревожили и не заставляли просыпаться. Но вдруг посреди полного довольства Мавр почувствовал резкую «перемену погоды»: спину пробрало ветром, Мавр поежился, а потом все волосы на затылке встали дыбом, точнее встали бы, не будь они так длинны, а в голову иглой вонзилась мысль — тревога! Мавр резко открыл глаза. Все было знакомо и неопасно, только… Только Мавр вспомнил, как он уснул, и понял, что теперь Череп не обнимает его. Мавр резко повернулся, ожидая встретить пустоту, но встретил взгляд Черепа. Это мгновенно расслабило, игла покинула правую глазницу и даже голову целиком. Пора было уже включить какой-никакой анализ или синтез, но Мавру не хотелось. Он чувствовал, что времени поанализировать все на свете у него будет достаточно, когда… они разойдутся. Мавр приготовился уснуть снова, притянув Черепа к себе, и тут понял, что тот странно и болезненно перекошен лицом и напряжен. Мавр тут же раздумал засыпать. — Эй, — вытолкнул он слова наружу, говорить с Черепом сейчас было очень странно. — Что с тобой? Мавр сел на постели, не отрывая от Черепа заинтересованного и внимательного взгляда. — Нормально все, — выдохнул Череп сквозь зубы, — повернулся неудачно. Череп попробовал лечь на спину, это заняло больше времени, чем хотелось, и оказалось больно, но плечо чуть успокоилось. — Прости, что разбудил. Череп плохо понимал, что сейчас сказать. Вроде как просить о помощи не было смысла, вставать, чтобы вернуться к себе и найти обезбол — сил. Ситуация вышла дурацкая — Череп терпеть не мог не понимать, что надо делать. Череп переворачивался с трудом, скрипя зубами, а когда он закончил маневр, Мавр вдруг встретился с его раной лицом к лицу. — Нормально? — спросил Мавр серьезно. — А выглядит, как пиздец. Рана словно немного разошлась, пошла буграми. Крови вроде особо не было, но выглядел порез припухшим и жутким. Мавр подумал, что никогда не должен верить в Черепово «нормально». Потому что его «ненормально», наверное, означало необходимость реанимации в представлении Мавра. Мавр постарался успокоиться. Хотелось спросить «тебе больно», но это был вопрос для идиотов. И дураку было ясно, что Черепу больно и очень. А Мавр не знал, как лечить. Вообще ничего о таком, но логика подсказывала ему, что Череп прекрасно в этом разбирается. Интересно, с ним такое уже бывало? Мавра немного затошнило. Почему он снова не знал, что делать, также как на поляне с Седым? «Я что могу только разрушать? Как сказала… Двойня, ее зовут.» — Ты наверняка знаешь, как это лечить. Скажи, что нужно, я все принесу. — Мавр выдал самую суть, вершину своей логики. Почему-то все это повторялось снова и снова: Мавр делал и делал, как говорил Череп, и все время спасал его. И было жутко от мысли, что Черепу больно, даже хотелось проверить горячий ли у него лоб. Просто хотеть Черепа было гораздо… более нормально, как ни странно. Но тревога и желание помочь побеждали сомнения с разгромным счетом, и Мавр вернулся вниманием к своему вопросу. — Это просто порез, — Череп чередовал слова и вдохи. Он и сам посмотрел на рану: изнаночная водичка явно решила перестать помогать. — Он не глубокий. Череп шумно выдохнул. Не время, наверное, было выпендриваться. — Обезбол, перекись и левомиколь. Это мазь такая, у Пауков есть. «А у тебя нет,» — подумал Череп. Можно было бы, наверное, попросить Мавра подбросить в Могильник, но туда не хотелось. А свои наверняка уперлись тусить. — Слушай, просто забей, — решил Череп. — Не умру до утра. Вариантом было бы сместиться к Лесу и Морю. Но туда Мавр мог и не пройти, почему-то это показалось важным. И, признаться, сил искать эту волшебную сторону Изнанки не было, особенно не только для себя. «Как же не глубокий, — подумал Мавр с раздражением, — очень даже глубокий, вон как расходится.» Нужных лекарств и правда не было, как и ни одной идеи, где добыть такое по-быстрому. Скопа скорее, чем за день, обернуться не могла… Блядь, ну почему это происходило так, почему Мавр все время чувствовал себя таким беспомощным? И это была не игра, не броня, а почти самый главный страх. Ничего не контролировать, не мочь решать. Но Мавр хотел и решал. Он упрямо мотнул головой, обозначая, что забивать ни на что не намерен. — Где это можно достать? — спросил Мавр, преодолев гордыню. — Меня неправильно поймут, если в ночь после общей победы тебя найдут мертвым в моей постели, — съязвил Мавр, объясняя все не столько Черепу, сколько себе… Сказал, и слова показались такими пафосно-кошмарными, что захотелось взять их обратно, но Мавр не знал как, чтобы не выглядеть смешным или жалким. Шутке Череп бы посмеялся, но сил хватило только на улыбку. — В Могильнике, конечно. Наверное, я смогу туда дотащиться, — Череп скорее размышлял вслух. — Чтобы у тебя не было неприятностей. — Ты что, больной? — возмутился Мавр. — Точнее, ты же больной, лежи и никуда не исчезай, — велел Мавр. — Я быстро! Мавр легко встал, даже не пытаясь накинуть рубашку, только ширинку застегнул. Все равно никто не должен был его увидеть. Теперь все шло как надо: это он говорил Черепу, что делать, и сразу стало проще. И как ему самому раньше не пришла в голову такая простая мысль? Мавр немного сердился на себя, а еще на рану Черепа. Злился, что не заметил, а следом вдруг понял, что размозжил бы гаду голову, знай, он кто… Одно дело, когда черепистов и Черепа били по воле Мавра, а совсем другое, когда какой-то гандон… Мавру не было весело, он знал, где Могильник, но Здесь только теоретически. Его не грела мысль ходить туда на Изнанке. Однако он нашел его легко и, оказавшись в темной процедурной, понял, что так искать будет труднее, и вышел наружу. Тело неприятно отяжелело, Мавр оперся о стол, вздохнул и стал рыться в ящиках… Он не стеснялся, не пытался поставить все на место, просто искал. Перекись и обезбол он знал в лицо, удача улыбнулась быстро, а нужная мазь никак не попадалась. Но вот, он нашел и ее, заодно прихватил бинт и, недовольный своей медлительностью, ушел обратно, почти побежал, возвращаясь к Черепу. Череп лежал, не то чтобы ему вправду хотелось двигаться, и думал: «Я научил Мавра плохому». Маврийцы не воровали из Могильника, у них же есть Скопа, а может они просто были слишком неповоротливыми. Последняя мысль немного утешила своей привычностью, легким чувством превосходства. Череп понимал, что ждет Мавра, и тот, конечно, вернется, это же его место. Но это было чертовски странно лежать и ждать, когда Мавр придет ему на помощь. Череп надеялся, что у него температура и высокая, раз он позволяет этому происходить. Мавр пламенем влетел в дверь, вспыхнул у постели, присаживаясь на край. — Все нашел. Еще бинты и вату взял, — сообщил он почти с гордостью. Череп и правда послушно лежал в постели, и это необъяснимо, но невероятно порадовало. Мавр оглядел Черепа снова и понял, что, блядь, даже теперь отчего-то снова накатывает желание. На щеках Черепа горел болезненный румянец, глаза нездорово блестели, а Мавру нравилось смотреть и хотелось… Целовать? Он одернул себя и постарался припомнить уроки первой помощи. Он вообще-то был отличный ученик, лучший. Ему давалось все, кроме проклятого английского языка. — Лежи, я все сделаю, — сказал Мавр полушепотом. Ему было немного стыдно за то, как хотелось касаться Черепа сейчас. Провоцировать его на новый секс не подходило ситуации, но подлатать ведь можно… Даже нужно! «Господи, неужели спасителями становятся так? Вот так просто? Потому что хочется бесконечно трогать его.» Мавр наплевал на здоровье своего рассудка, как всегда, уступая желаниям. Подал Черепу таблетки и воду, отвернул крышку с перекиси… Череп сжал зубы, когда перекись коснулась раны, но, кажется, вздрогнул всем телом, судя по ощущению в плече — точно. Пока Мавр возился, спросил: — Как думаешь сколько времени сейчас? «И где все? И что вообще происходит?» — немного странно было думать, что где-то за пределами этой комнаты что-то да и происходит. Но Череп точно знал, что это так. Он не хотел мешать и даже участвовать не особо, но тревожился. Сложно было объяснить о чем. Их люди не подерутся между собой просто так… Людям Мавра был нужен приказ, людям Черепа — повод. И повод более значимый, чем указание вожака не ввязываться. А сегодня ничто не предвещало. От очередного прикосновения Мавра, по телу прошла дрожь. И, кажется, не вполне связанная с болью. Мавр старался делать все очень осторожно, ему… Нравилось трогать Черепа, но хотелось, чтобы Череп от его прикосновений шел совсем другой дрожью, не такой… болезненной. — Времени? Мавр и правда отлично чувствовал время Там, иначе не мог бы возвращаться вовремя. — У нас полно времени, думаю, они недавно сели. Ты успеешь. А лекарства должны подействовать. Сможешь подняться немного? Я перебинтую… Мавр не совсем спрашивал и надеялся, что Череп не будет возражать. Ему хотелось… Блядь, так много. Например, поцеловать Черепа в плечо, провести рукой по его бедру, коснуться языком его уха и услышать его стон… или вздох, другой, не от боли. Череп кивнул, оперся на локти и медленно сел, стараясь не стонать и не кряхтеть. И не думать, почему ему вдруг не страшно быть перед Мавром такой размазней. За эти дни столько всего произошло между ними, столько раз Мавр был рядом такой: сильный. И ни разу Череп не испугался, и сейчас не боялся… во всяком случае Мавра. — Я не хочу снова засыпать, — выдохнул Череп. — У тебя есть еще книжки? Он кивнул на раскрытого Теннеси возле кровати. Мавр перебинтовывал Черепа ловко, утешая себя мыслью, что так мазь будет держаться дольше. Признаться… На уроках Мавр никогда такого не делал, никого не трогал, не бинтовал, только смотрел. И сдавать все навыки ему можно было, конечно, в теории… Смешно. Но сейчас Мавр старался, и у него все получалось, словно он только этим и занимался всю свою чертову жизнь! Довольный он все же коснулся плеча Черепа губами. Он хотел его, но… это не было обязательно. Словно хватало и того, что Череп просто остается… Мавр чуть надавил на плечо Черепа, побуждая того лечь обратно, и навис сверху, делая то, чего ждал все это время — провел губами по раковине его уха, отвечая: — Конечно, есть. Он был готов и из Дома притащить, жалко только, что в Доме-на-Море Мавр держал не все книги, иначе он мог бы пообещать любую. Вряд ли Череп мог выбрать что-то, чего у Мавра не было. Не так много в его жизни оставалось развлечений. А отец Мавра фанател от книг, их не приходилось даже просить, их привозили сумками. Типа… отец все их прочитал, но у части книг страницы так и оставались неразрезанными. Наружность действительно была очень странным миром. А Изнанка снова любила Мавра, он чувствовал Черепа так близко, волосами касался его груди, но желал делать это пальцами и положил ладонь Черепу на грудь, ведя вниз, до раны… И снова поднялся вверх. Череп ощущал свое возбуждение: приятное, не острое. Но вот делать сейчас хоть что-то сил не было. Череп пересел повыше, накрыл ладонь Мавра своей, шумно выдохнул. — Дашь какую-нибудь? Вопрос звучал по-идиотски, зато, наверное, мог отвлечь Мавра. Чувствовать его руку на груди и одновременно под ладонью было приятно. Хотя ситуация выглядела невозможно странно. Такая теплая, такая невероятная между ними. Ее хотелось длить и прервать одновременно. — Ты же веришь, что я умею читать? — Череп улыбнулся. Ему вдруг ужасно захотелось поцеловать Мавра в висок, но он не сделал этого. — Верю, — Мавр фыркнул, поднял к Черепу лицо и улыбнулся. Ему хотелось поймать губы Черепа своими, плавить его, делать для него, но… он не знал, как в таком признаться. Как можно даже попытаться сейчас настаивать? Мавр не двигался, просто чувствовал. Черепа и свое желание уронить его на простыни и… доводить его, пусть бы Череп лежал и ничего не делал в ответ, только стонал… «Я сошел с ума. Совсем…» — Мавр не мог пожалеть об этом сейчас, он вдохнул и снова опустил лицо, чтобы все-таки не поцеловать. — Какие ты предпочитаешь? Жанр, автор? — Мавр ухватился за спасительную тему. Он очень надеялся, что у него окажется нужное. — Все равно, — честно ответил Череп, судя по книжке у постели их вкусы с Мавром не так, чтобы сильно различались. — Что-нибудь попроще, сейчас я немного не в форме, — Череп опять улыбнулся. — Поэтому побольше движа, поменьше философии. Стругацкие? Мавр тоже улыбнулся и кивнул… — Да, классный выбор, — Мавр поиграл бровями. — Мне тоже они нравятся. Здесь есть «Жук в Муравейнике», «Пикник…» и «Трудно быть богом», их я перечитываю время от времени. В Доме — больше. Эти три Мавр любил больше других, и ему хотелось, чтобы Череп выбрал именно из них. Пусть они и самые известные, наверняка, он тоже уже все читал. Мавр с трудом признавал, но все же не считал Черепа идиотом, совсем наоборот… Мавр дошел до дряхлого, хромого на ногу шкафа и уточнил: — Какую? — Бога, — ответил Череп, его любимой была эта, а потом все же не удержался. — «Обитаемый остров»? Раз у Мавра был «Жук», должна быть и первая книга в трилогии. Мавр повернулся, глядя удивленно, кивнул, вернулся к кровати и достал «Бога» из ящика тумбочки. Ее он выбирал чаще других, считая самой лучшей у Стругацких. Мавр сел рядом с Черепом и положил потрепанную книжку ему на колени. — Не лучший вид, но уж какая есть, — Мавр смотрел серьезно. — А «Остров» — обязательно, могу принести, но… Как можно ее перечитывать? Максим же просто… придурок, только и делает, что пихает себя в каждую бочку затычкой, рискует жизнью и борется за то, чего в их мире не существует! Читать о Максиме было трудно, даже труднее, чем о Румате. Мавр понимал этот момент, момент, когда Румату срывает и все… Красная пелена, почти безумие и месть. Но Максим словно в любой момент был готов умереть, иногда ради того, что его жизни точно не стоило, и это, блядь, невозможно злило. — Невозможно перечитывать все эти его… приключения, если бы я вел себя так, это говорило бы о желании сдохнуть, не меньше. Мавр говорил все громче и все с большей страстью. Литературный анализ ему нравился и давался легко, и Мавр готовился спорить, отстаивать — ему не показалось. Черт! Так все и есть, как он сейчас говорит! Череп хмыкнул, ему стоило усилия наклониться к книге, но он все же взял ее в руку. — Я никогда не сравнивал так, — Череп пожал бы плечами, но это лишнее движение сейчас отдалось бы болью. — Но ты прав — он честнее Руматы. Румата любит… их мир? Или просто слабак… Он подстраивается, а потом его срывает. А Максим живет. И я бы хотел жить… Череп замолк, а потом почти рассмеялся: — Я — придурок, да, Мавр? Череп не противоречил Мавру, не спорил, просто показывал всё с другой стороны — выворачивал наИзнанку — и желание возражать вдруг отступило. Мавр понял, о чем Череп. Кто в каждой бочке затычка? Кто все время лезет вперед всех, закрывая собой? Кому есть дело до всего, и он борется, боролся все эти годы? Мавру совсем не хотелось смеяться, он словно почувствовал всю тяжесть своего того тела, и даже свою болезнь. — Тогда я страшный холодный инопланетный разум, планирующий, управляющий, знающий все и за всех, не замечающий этих всех… Центр системы, пожирающей людей, — ответил Мавр тяжело. Сам Мавр видел Нелюдов не совсем так, но ведь и Череп не назвал бы Максима придурком. Все честно? В «Жуке» Нелюды наиболее человечны, а Максим наиболее осмотрителен — Мавр предпочитал эту часть всем другим. — Они могли убить тебя, — переключился Мавр резко, осторожно проводя ладонью по бинту, — а они того не стоили, это точно. «Ты не придурок, но ты придурковато-неосторожный герой, — подумал Мавр. — А кто я? Антагонист?» И если бы не честность Черепа, давно должен был умереть. Мавр опустил и голову, и плечи, его подташнивало от себя. Рефлексия всегда приводила его к какому-то такому чувству, хотя раньше для этого не было слов. А теперь хотелось исчезнуть, а может измениться, стать кем-то другим, а, может, просто ткнуться лбом в плечо Черепа. Но Мавр не мог ничего из этого. И уйти не мог. Потому не двинулся с места. Стоило извиниться, наверное, но Мавр не понимал за что, просто чувствовал, что нужно, и с этим было трудно, он закусил губу до крови. Череп коснулся плеча Мавра. Плечо было тёплым и приятным, Череп не удержался, погладил его пальцами. Сказал с беззлобной усмешкой: — Ну, прям разум, я думал ты — Рудольф. Старикашка, который мешает мне развлекаться и все время критикует. Череп надеялся, что Мавр не рассердится, шутка была не сильно хуже его недавней о смерти. Мавр прикосновение почувствовал и от него… Стало так хорошо, так нужно и сладко, и все отозвалось, словно всколыхнулось внутри, может озарилось даже. Мавр и юмор оценил, тем более что Рудольф ему ужасно нравился. Вроде Череп его, Мавра, низверг, понизил с инопланетного разума до… просто человека. А на самом деле все наоборот. — Да, ты моя огромная проблема, — сказал Мавр, пытаясь сохранить серьезность. Конечно Максим был проблемой. Потрясающей, упоротой, великолепной проблемой… Максиму, как и Черепу подошел бы знак — прочие опасности. Но… это его вместе с безумием и отвагой нужно было постоянно беречь. И Рудольф все время оберегал Максима. Мавр вспомнил, как спланировал битву, ему стало странно, а потом смешно. — Эм… скоро ли я стану твоим начальником? — Мавр не удержался, рассмеялся, — а ты начнешь вить из меня веревки… Тут он запнулся, но веселье не прошло, Мавр уронил себя на кровать, и голова сама собой уперлась макушкой куда-то в бок Черепа, хотелось приподняться и положить ее Черепу на живот, но Мавр просто запрокинул голову, чтобы видеть реакцию на свою странную шутку. «В каждой шутке только доля шутки…» — мысли у Черепа сейчас текли медленно, остроумный и точный ответ не шел, и он просто улыбался и непроизвольно потянулся рукой к волосам Мавра, но вовремя остановился, сделав вид, что накрыл порез ладонью, но взгляда от лица Мавра отвести не смог. Мысли теснились, и ни одна не казалось удачной. — Когда-нибудь, — изрек Череп, чтобы не молчать. Было бы классно думать, что они с Мавром, как Тимур и Мишка Квакин, и даже пофиг, что каждый видит себя тем Тимуром. Но так было бы проще, чем сейчас. Но и так хорошо, как сейчас, не было бы. Мавру понравился ответ, он поймал взгляд Черепа, жалея, что рука того так скоро остановилась. Мавр потянулся к своему Уильямсу через Черепа, все еще улыбаясь. Чтение Мавра увлекло, но не более, чем Череп. Мавр украдкой смотрел на него, на то как менялось его выражение лица, как жили черты, а глаза скользили по строчкам — увлеченный, искренний и… Прекрасный. Мавр нашел себя за вздохом и чертыхнулся, понимая, что не готов к роли воздыхателя Черепа. Нужно было держаться. Они оба молчали, читали. И время шло так быстро, даже здесь… Мавру хотелось, чтобы оно тянулось, но оно бежало и медленно подходило к концу. Дочитав «Стеклянный зверинец», Мавр окончательно перевел взгляд на Черепа. Ожидая, когда тот всколыхнется, поднимется… и исчезнет потом. Может, навсегда. Череп успел прочитать страниц тридцать, когда заметил, что Мавр смотрит на него, просто держа свою книгу раскрытой. Мавр не гнал его, и его взгляд ничем не намекал на то, что Череп лишний, но как-то сразу стало понятно, что пора. Череп громко захлопнул книгу, чтобы… Да, честно говоря, просто так. С самого же начала было ясно, что Мавр пожалеет, что это все наваждение. Азарт битвы и все такое. А после все пойдет, как и шло. Череп оторвался от чтения внезапно, и Мавр немного провалился в его необыкновенные глаза. Даже одни эти странные голубые, усыпанные золотистыми крапинками, глаза Черепа походили на то, что он увидел сквозь пальцы мистической Двойни. Там целый мир и звезды в нем… Мавр уже почти утонул, но Череп оставался в своем репертуаре — подорвался порывисто и резко, не оставляя и шанса что-то сделать. Таблетка действовала, и Черепу удалось встать почти легко. Он поднял с пола свои шмотки и, одеваясь, спросил: — Ты, конечно, не пойдешь? Мавр не ответил, но его молчание и было наиболее красноречивым ответом. Мавр не ходил на вечеринки, Череп понимал и не понимал почему. Мавр был не единственный колясник в доме, не единственный, кому нужна помощь, и что-то никому это не мешало веселиться со всеми. Но Мавру мешало. Внезапно подкатила злость: ну что вот ему? Мавр так относился к вечеринкам, что даже не будь всего их другого противостояния — это одно могло бы расколоть Дом пополам. Потому что Мавр вел себя так, будто каждое их сборище — плевок ему в лицо. Череп резко просунул ногу в штанину, едва не потерял равновесие от этого движения и чертыхнулся. Это чувство было с Мавром и в детстве. В комнате, где живет стремительный Череп, казалось невозможно мучительно быть даже просто нормальным, обычным, что уж говорить о «неповоротливом», «неуклюжем», «заторможенном», «слабом», «неудавшемся». Эти слова пришли сами, Мавр даже точно не помнил откуда они. В Доме его не дразнили никогда, даже критиковать не решались. А может просто были добрее… Добрее, чем кто? Мавр на самом деле знал ответ. Череп мерцал, собирая вещи, словно пульсировал изнутри или танцевал — рваные, резкие и красивые, грациозные все равно движения. Наверное, он был похож на какого-нибудь прекрасного лесного зверя… Мавр знал, что не может останавливать Черепа, тому и правда пора. Вот сейчас — самое время. И Мавр, сжимая кулаки и зубы, молчал. Не будь Череп тоже вожаком, Мавр приказал бы ему остаться, просто не отпустил бы его сейчас. Но они оба были выше всего этого… А вот вопрос Черепа Мавр ощутил, как внезапный удар. Честный, прямой, открытый… и болезненный, как тот, самый первый — в нос. Череп словно издевался, причем изощренно, смеялся над ним сейчас. Как можно делать это, теперь, когда… «Когда я не могу оторваться от его плеч и обнаженной задницы?» Мавр сел, подгибая под себя одну ногу, отбросил книгу, вдохнул. Насмешливо наклонил голову, улыбаясь зло… или обиженно: — А ты, конечно, попрешься к ним обязательно, как всегда, без тебя им праздник не праздник… Мавр старался не повышать голоса, быть таким же спокойным и непробиваемым, как отец, когда говорил с ним. Мавр злился на Черепа, на то, как он движется, на то, что одевается, на то, что уходит к ним, на его долбанный вопрос и на его странный взгляд, с вызовом, оскорбительный… непростительный. — Не смей на меня так смотреть! — вырывалось у Мавра. «Раз ты все равно уходишь, то давай уже, делай это быстрее!» Черт, почему это должно быть так тяжело и больно сейчас? Почему этот вопрос так страшен и… Мавр не хотел знать, зато хотел вмазать Черепу. И даже мог сделать это! Здесь мог. Обязательно, если Череп продолжит. Мавр и не понимал, что это тоже возможность всего лишь задержать его. Задержать хоть немного… Череп обрел равновесие, дернул молнию и упрямо вскинул голову. — Как так? Тебе не нравится решительно все, что я делаю: хожу, говорю, смотрю, веселюсь? Может тебе просто стоит попробовать что-то из этого? А не… Череп не договорил, уставился на свои кроссовки, в которые были затолкнуты носки. И чтобы надеть это все требовалось сесть. Но, блядь, нельзя же было вот так посреди всего великолепия их разговора сесть и начать обуваться?! Череп резко наклонился, чтобы поднять кроссовки. Слава лекарственным богам, и этот маневр ему удался. Мавр подорвался и встал на матрасе ровно в тот момент, когда Череп наклонился за кроссовками, это секундное замешательство притупило его гнев. Череп выпрямился уже с кроссами в руке, и Мавр снова увидел его повязку и представил рану на животе под бинтами, она напоминала странную улыбку, кривую. И Мавр понял, что ударить раненного Черепа не сможет, это даже поразило его в самом себе. Но он все же не собирался позволить Черепу нападать и обвинять: — Какого черта? Что ты себе позволяешь?! Не тебе решать, что мне делать. Ты ни хрена не понимаешь в моей стае, в управлении, в отношениях, а особенно во мне! И ты начал первый! Это тебе за каким-то хером не понравилось, что я не собираюсь портить всем веселье, а себе вечер. И ты снова полез! Туда, куда не просили! Как ты смеешь предъявлять мне, а потом все так выворачивать?! Мавр горячился, распалялся… Это происходило с ним внутри постоянно… Это то, что никто в Доме не видел. Мавр всегда помнил Там о своей ограниченности, он продумывал тембр голоса, слова, действия и то, как станет дышать между ними, но сейчас ничего из этого не получалось, он уже почти кричал. Голос его звонкий, красивый, надломленный, но требовательный и капризный словно пытался захватить пространство, Мавр говорит так быстро, что едва успевал выдыхать. Череп потрясенно моргнул: Мавр возвышался над ним и гневался, нормально так злился. И выглядел одновременно крайне впечатляюще… Принц во всем своем великолепии. Но Череп остался совершенно серьезен. — Не знаю, с чего ты взял, что испортишь кому-то веселье, — Череп в противовес Мавру старался звучать ровно и тихо. Это получалось не то, чтобы до конца. — Но дело твое. И люди твои. И вечер. И комната. Череп обогнул постель Мавра и пошел к двери, прикидывая, что если выйти вот прямо здесь, то он окажется скорее всего посреди спальни Мавра в Доме-на-море. Поэтому Череп успел еще добавить: — И пусть вечер удастся, Мавр. Мавр стоял немного оглушенный голосом Черепа, тихим, вползающим в душу, заставляющим прислушиваться и ловить слова. Они проникали в самую глубину, словно какая-то огромная сила, которая вспарывает все внутри, режет, рассыпается на рой из осколков или жал… Мавр судорожно вдохнул… Он…победил? Снова… Конечно… Этого он хотел? Мавр остался один в этой пустой комнате, внезапно серой, внезапно тихой, внезапно холодной, стоя на матрасе, как маленький вставал на кровать, поднимал палец по-королевски… И тоже, кажется, кричал… Мавру мерещилось, что он слышит удаляющиеся шаги, хотя босой Череп ходил не бесшумно. Шаги стыли где-то внутри, и там что-то гасло, замерзало, покрываясь корочкой льда. Мавру стало хуево, ноги подогнулись, он опустился на матрас, закурил… Он курил долго. Бесконечно, одна сигарета сменяла другую, пепел осыпался прямо на колени и простынь, но Мавру было все равно. Он достал новую пачку, здесь он запас себе несколько блоков. Он курил и курил, обжигая губы о бычки, пока вся комната не заполнилась дымом настолько, что Мавр начал кашлять. Надсадно, сильно, пытаясь выкашлять все осколки, выкашлять слова Черепа из себя. Он кашлял и задыхался, словно становясь правильным сейчас — целым, одинаковым в там и в Здесь. Беспомощным, не способным даже пошевелиться, не решающим ничего. «Мой вечер может выглядеть… так. Или никак.» Голова пошла кругом, Мавра тошнило. Ему было одиноко и жутко… Он вспомнил со всей ясностью, зачем заводил свиту: чтобы не свихнуться от тоски. Мавру так много было нельзя, и он построил себе такую систему, такой мир, где люди вокруг были постоянно, просто жили за него и для него. Мало кому такое удавалось… Но у Мавра был режим Бога. Чит-код на вечное бабло… «Я купил их?» Мавр ударил кулаком в постель, но это не было больно и от того не принесло облегчения. Как же Череп мог… Мавр подумал о празднике на берегу. О костре… Дальше он уже не мог остановиться — фантазировал. Мавр любил огонь, он понял это недавно, глядя на язычок Череповой зажигалки. Костер плясал прямо перед его глазами, отбрасывая тени, плавя воздух вокруг. Он был так реален, что Мавр видел больше. Что значит смотреть, как другие люди смеются, шутят, танцуют, поют, ругаются, курят, пьют, трахаются, читают друг-другу стихи, пишут на стенах, лазают на чердак или деревья, ныряют, орут в голос, просто чувствуют… Просто живут. Как смотреть на это, когда у тебя этого нет и не будет? Когда любое чувство способно вызвать приступ? И ты вроде не трус и не тихоня, ты не какой-нибудь интроверт, тебе хочется не просто быть со всеми, тебе хочется мочь как все, больше, чем все, гореть, ловить чужие взгляды, восхищать их, тебе нравится скорость — Мавр до сих пор помнит, как классно кататься на тачке отца с водителем — нравится чувствовать в полную силу, хочется угара и помутнения рассудка, а у тебя… Нет ничего. И Мавр ненавидел их совместное веселье, Мавр ненавидел общие праздники. Он даже умел себя вести, его учили — он мог чинно, гордо сидеть за столом, медленно, с достоинством? пожирая свою пищу! Выцеживая из себя слова по безопасной капельке… Еда — это такой странный способ радости — его можно. И Мавр любил колбасу. Точнее раньше любил, потом надоело. Все на свете надоело. Но ведь… Здесь он мог все? Мавр подумал, что может пойти в город… Пойти в бар. Мог бы… Но не хотелось. Не хотелось совершенно ничего. Ни шевелиться, ни разлагаться, разве только уснуть и не проснуться никогда. Эти мысли напугали бы Мавра раньше, но не сейчас. Он пытался вспомнить, как было хорошо. Что в его жизни было хорошо? И в голову пришел отчего-то Череп. Блядь! Почти один только Череп… Особенно поцелуи Черепа, руки Черепа, ломанные его жесты и, пиздец, какие горячие прикосновения. Мавр засмеялся. Он смеялся все громче и громче, размазывая по лицу слезы. Как жить теперь, когда знаешь, что… тебя обманули? Мавр уже чувствовал, что все не совсем так, но все еще не верил до конца и точно не знал, что с этим делать. «Даже если я попробую… То… Ничего не выйдет.» Он предвосхищал, как все они напрягутся, как станут оглядываться на него, ждать разрешения или поощрения… Как он столкнется с их праздником, с их жизнью и… станет ненавидеть их сильнее. Потому что в Доме у него все равно не будет того, что есть у них, что может у них быть. Мавр считал себя способным испортить, что угодно и кому угодно, он умел быть занозой в заднице — нашел, чем гордиться? «Я просто отравляю собой все вокруг. Я уже отравил дом родителей, и они избавились от меня. Я отравляю Дом и Дом-на-море, уже даже Изнанку.» Уже очень давно, несколько лет Мавр не позволял себе смотреть на общее веселье даже своих, что уж говорить о… том, чтобы увидеть среди них Черепа? Узнать, как выглядит его «хороший вечер»? Чего Мавр правда лишен? Что потерял? Разве может быть хуже, чем сейчас? Череп бы сказал, что это гадко и глупо подглядывать за другими и завидовать. Подглядывать? За другим вожаком? Супер… Мавр не тешил себя надеждой на то, что он ангел. Он готов побыть сегодня и глупцом, лишь бы что-то сдвинулось внутри… Мавр снова засмеялся, но быстро успокоился и пошел в ванную. Он запихнул себя под душ, потом натянул на себя вещи, они стали другими — с них на глазах стекала белизна… Черная футболка… сука, с белым черепом во всю грудь. Мавр смотрел на него, словно в грудь Черепу взглядом упирался. «Со мной все, пиздец, как не в порядке, » — Мавр прикрыл глаза и отвернулся от зеркала. Он переодел футболку наизнанку, Черепом внутрь. Хотя Здесь прятать картинку было не от кого… Мавр вышел и решил просто идти. Куда-нибудь. Просто по дороге вперед.