Вечер трудного дня

Череп торопился выйти и потому оказался прямо посреди коридора. Глупое решение, конечно, так и на Ральфа можно было нарваться, но Черепу повезло: он встретил только мальков. И оба они вытаращились на его повязку почти с восторгом. Череп вздохнул. — Брысь, — коротко бросил он, от их восхищенных взглядов стало тошно. Череп поплелся к себе, именно поплелся, потому что действие обезбола стремительно заканчивалось. В тумбочке у него была заначка, целых две таблетки — богатство. Он заглотил сразу обе. Как там Мавр сказал: «Им праздник — не праздник»? А значит требовалось объявиться. А еще лучше зажечь. Заодно и отвлечься. Сидя на своей койке, Череп обулся, старательно отгоняя все мысли о Мавре. Но они оказались весьма навязчивы. Мучительны. И неуместны. Череп понятия не имел, почему ему вдруг стало так важно, чтобы долбанный Мавр пошел на долбанный праздник! Было бы странно думать, что для Мавра… В другое время Череп бы крутанулся на месте от злости, но сейчас это было невозможно, и он с чувством пнул тумбочку. Плохо, что мальки видели повязку — к утру о боевых ранах Черепа сложат легенды. Хорошо если не поинтересуются — кто бинтовал? Эта мысль вызвала новый всплеск гнева. Ну, почему Мавр не мог всегда оставаться высокомерным говнюком? Чтобы было как-то попроще. Натянув чистую майку, Череп вышел обратно в коридор, прислушался: по счастью, Ральф обладал ужасно тяжелым шагом, и его всегда было отлично слышно. Но сейчас коридор дышал тишиной и спокойствием. Снотворного ему мальки подсыпали что ли? Череп двинул к спальне Седого, помня свое обещание — хотя, признаться, вот сейчас тащить на себе даже легкого Седого было бы то еще удовольствие. Думать о пользе Изнанки в этом деле Череп даже не пробовал. Черта с два он туда сунется. К Мавру! Нет! Подойдя к двери, Череп осторожно толкнул ее и посмотрел в темноту комнаты, ища Седого. Тот лежал на кровати с закрытыми глазами, словно спал. Череп шагнул в комнату, позвал: — Седой, спишь? — и подошел к кровати Шамана. Седой медленно повернул голову к Черепу, но глаза открывать не торопился. — Нет, — он чуть улыбнулся. — Ну как, спросил Мавра? Череп ругнулся, но быстро собрался: — Про чужака не пришлось. Прости. Седой приподнялся на локтях и прямо посмотрел на Черепа: — Ничего, успеется. А с тобой что случилось? Взгляд у Седого был наметан: его вожак всегда оставался собран и казался нарочито расслабленным. Всегда, когда не наоборот. И сейчас от Черепа веяло штормом и болью. Совсем не так, как когда они расставались. Череп промычал что-то неопределенное и, решив, что совсем уж молчать не выйдет, махнул рукой, сообщая: — Столкнулся с Мавром, и мы поспорили. Это звучало достаточно обыденно, успокаивающе, и даже было правдой. А главное объясняло любую хрень, которая могла ждать их наутро. Череп ощутил себя почти гением дипломатии. — Сейчас развеюсь. На вечеринки Мавр не ходит… Череп добавил это для себя, надеясь почувствовать собственную насмешку над Мавром, но пришли обида и злость. И немного тоска. Седой только вздохнул. Опять Мавр… Поспорили они. И Че загрустил. Что ж… Если не брать во внимание, что Мавр и Череп встречаются на Изнанке чаще, чем во все предыдущие годы, вместе взятые, то… пока все живы — и это успех. Только очень жаль, что Мавр не ходит на вечеринки. Что не получится еще немного понаблюдать. — Интересно ты в душ сходил, конечно, — Седой усмехнулся печально. — Подтащи коляску, я соберусь пока. Череп насторожился, но сказал только: — Мавр вездесущ. Он не старался придумать более понятное объяснение и не хотел рассказывать. Как о таком расскажешь вообще? Да и есть ли о чем рассказывать? Все же… Череп оборвал себя, ему не нравилось думать о Мавре. Не нравилось, как каждый раз появляется это мерзкое чувство… как будто Мавр… Седой зазвенел бутылками, а Череп подкатил его коляску, ожидая, пока Седой переберется. Коляска могла наделать шума, но сегодня это был выход. Мавр — опять, блин Мавр — перебинтовал его отлично, но нагрузка была ни к чему, порез мог и разойтись. Череп вздохнул, хотелось бы напитаться предвкушением и радостью, но ничего такого не было и в помине. Как и сигарет. Седой ловко перебрался в коляску, и они покатили. Хромой шел по темной тропинке, Детка с тревогой кружила вблизи, время от времени на него ругаясь: — Хромой — дурак! — когда Хромой оступался, и нахваливая, когда он миновал внезапно вылезшие из-под земли корни и ямы: — Хромой — хорроший! Когда Хромой добрался, Детка определилась с хорошим и устроилась на его плече. Хромой старательно думал о Седом и о Че. О том, как им всем троим стоит поговорить. Знать бы еще о чем! Но это мелочи, это потом, это само. Немного он беспокоился и о Двойне. Как она? Где она? Конечно, с ней все было хорошо, а то бы Че сразу сказал. Хромой вздохнул и посмотрел на корпус. Мысли мыслями, но он уже стоял под окном Ведьмы. Хромой знал расположение всех девчачьих спален, одних как приветливых, других, как отстраненных, чужих. Окно Ведьмы было, конечно, чужим, но легко узнаваемым — в проеме болтался ловец снов с вплетенными стекляшками. Они, наверное, пускали по комнате солнечных зайцев и даже котов. Хромой взглянул на Детку, та, кажется, недоумевала, но участливо поинтересовалась: — Ввверрх? — Кощунство какое! — неожиданно для себя возмутился Хромой, и Детка вспорхнула с его плеча. Ведьма не совсем спала, но все же дремала, звуки и шорохи не беспокоили ее, вплетаясь в грезы, но хлопанье крыльев и громогласное: — Прри-вет! — из клюва какаду подняло бы любого. Ведьма медленно села на постели и уставилась на белую птицу Хромого на своем подоконнике. Детка же, видно, довольная, что разбудила Ведьму, преспокойно принялась чистить перья. — Козинаков не запасла, — призналась Ведьма, вставая и подходя к окну. Она тоже присела на подоконник и достала сигареты, стоило посмотреть вниз, но Ведьма не отводила взгляда от Детки. — Как там на берегу? — спросила она. Хромой, оторопев, наблюдал за Деткой, а потом и за тем, как Ведьма устраивается у раскрытого окна. Похоже вариантов особенно не осталось, Хромой тоже потянулся за сигаретами, а потом ответил: — Весело. Костер общий. Танцуют, наверное. Но знаешь, там не хватает главных гостей. Ведьма негромко рассмеялась, она собиралась отшутиться, но тут во двор выкатилась коляска, ей правил парень в белой майке. Ведьма в жизни не узнала бы никого на таком расстоянии и в темноте, но вариантов было не сказать, что миллион, учитывая белую голову Седого и фирменный стиль Черепа. — Обернись, — велела она Хромому. — На ловца и зверь бежит. Хромой еще не понял, о чем говорит Ведьма, но ее голос подействовал на него волшебно, невозможно было ослушаться. Он повернул голову и тут же уперся взглядом в Черепа и Седого. Улыбка сама поползла на лицо — Хромой всегда был рад им. Но в груди что-то сжалось с тоской, и Хромой коротко обернулся к Ведьме, думая, как скоро они будут здесь и… Как много он мог бы сказать ей, но уже не успеет. Рядом с Ведьмой все слова вылетали из головы. Фигуры Черепа и Седого, сплавленные в одну целостную скульптуру медленно проявлялись из темноты. Они прорисовывались все четче, так что уже можно было разглядеть черты. Хромой вглядывался в Черепа, в его тонкую, острую фигуру, ссадины на руках, сбитую скулу, большие глаза на слишком бледном лице и неожиданно ссутулившиеся плечи. Че вез коляску уверенно, но так, словно преодолевал сопротивление и выглядел странно, необычно, в нем было что-то такое… Что-то, что заставляло о нем беспокоиться. Или не о нем? В таком состоянии Че или грозила опасность, или сам он был для кого-то опасностью. И Хромой выбирал второе, но хотел понимать наверняка. Детка углядела Че и вспорхнула с подоконника Ведьмы, наверняка намереваясь приветственно ткнуть того в макушку, но передумала и присела на плечо Хромого. Тот повернулся к Черепу с Седым всем корпусом и, дождавшись, когда они поравнялись с ним, спросил у Че от чего-то шепотом: — Че, ты… в порядке? У нас кто-то умер? — вопрос прозвучал поразительно громко и серьезно в подозрительной тишине вечера. То, что Хромой заподозрил неладное было неудачно, хотя ожидаемо. Оставалось надеяться, что либо Черепу удастся собраться, либо остальные не будут столь проницательны. — В полном, — без запинки ответил Череп. — А ты… почему вдруг здесь? Мы разве не празднуем? — Успокаиваешь? — Хромой обличающе поднял бровь, цепко оглядывая Че, — Я… — как раз, хотел найти… вас, чтобы вместе вернуться к костру. Сейчас вот я, ты и Седой как присоединимся к общему веселью — небо запляшет, звезды попадают! А я приобщаюсь к природе, — Хромой хмыкнул, — а еще я кеды порвал, любимые, удобные, боевые… Столько битв пережили, но… Не эту, — патетично закончил Хромой, и, вытащив пачку, протянул Че сигареты. Череп до конца осмыслил присутствие Хромого под окнами девичьего корпуса и поднял голову вверх. Лунный свет падал на чёрные волосы Ведьмы и ее белую шаль. «Как крылья Детки, » — вспомнил Череп слова Хромого. И в этот момент, понимая все до конца, не смог сдержать вздоха. Ужасно захотелось спросить: «я помешал?», но он только взял сигареты и затянулся поглубже, надеясь хоть немного заразиться тем настроем, на который намекал Хромой. Хотя звучал он так нарочито бодро, что трудно было поверить. А Ведьма смотрела на них внимательно, Черепу казалось, что он чувствует ее взгляд. И его вдруг наполнила не радость, но азарт. — Привет, — поздоровался он за себя и Седого, который только поднял свою белую ладонь и кивнул. Ведьма в ответ взмахнула им рукой с подожженной сигаретой. Череп же бросил взгляд на Хромого и подмигнул. Раз уж он помешал, ему и исправлять? Череп отпустил ручки коляски и отступил ближе к стене, посмотрел на Ведьму и улыбнулся. — Отличный вечер, правда? — Череп выпустил дым в небо. — Как ты… После всего. Устала? Обсуждать это через окно было ужасно глупо. И удивительно. Череп вдруг понял, что две недели назад вообще трудно было представить, чтобы он говорил с Ведьмой. Даже на расстоянии в пару метров. — Я успела отдохнуть, — отозвалось Ведьма, чуть свешиваясь из окна, и несколько прядей выпало у нее из-за уха, струясь по щеке. Хромой, который ни на минуту не забывал о том, что Ведьма сейчас тоже с ними, смотрит на них сверху и… Не отходит от окна, вдруг замер. У него захватило дух, но он продолжил стоять молчаливым истуканом, так не похожий сам на себя. — Пойдём на пляж? — Череп склонил голову набок, разглядывая Ведьму. — Без тебя разве настоящий будет праздник? Ведьма ответила не сразу, словно задумалась, Череп засмеялся и позвал увереннее, шагая ближе и раскрывая руки навстречу: — Идём. Хромой приоткрыл рот и повернул лицо к Седому, бешено вращая глазами. В голове пронеслось сразу столько всего, что Хромой не находил нормальных слов. Да и не нужны они были. Че у них, конечно, огнище… Все менялось поразительно быстро и… к лучшему? Но ярче всего, Хромой думал о том, что сейчас Ведьма в буквальном смысле упадет к Че в объятия, и впервые не был готов уступить Черепу. Не сейчас, не ее. Ведьма была хороша, будто сошла со страниц книжки, прям та Рапунцель, только зачем спускать волосы, когда можно быть гораздо смелее? Со стороны Хромой казался всклокоченным, обескураженным, зато решимость вдруг нашлась сразу, внутри Хромого сверкнула яркая вспышка: он весь превратился в действие, и веры в себя у него стало хоть отбавляй. Он поймал Черепа за предплечье и прошептал тихо, но твердо: — Уступи, — и уронил сигарету. Череп только усмехнулся и снова затянулся, отходя, меняясь с Хромым. И уже тот раскрыл руки и, кажется, забыл обо всем, кроме Ведьмы. Грудь его вздымалась, а лопатки дыбились от напряженного ожидания, от предвкушения. Детка взлетела с плеча Хромого, оставляя того Ведьме, спланировала и приземлилась точно Черепу на макушку. — Прыгай, я поймаю, — просто сказал Хромой. Ведьма быстро затянулась, скорее пряча улыбку, потом затушила окурок и спросила: — А часть про сбрось свои волосы мы пропустим? — Волосы больно хороши, — подал голос Седой. — А Хромой — тяжелый. Но ловкий. Решайся. Хромой теперь выглядел, словно рыцарь: распростерший руки, отставивший ногу для большей опоры. Он точно был сейчас: смел, отважен, безумен. И, кажется, счастлив. И если он не устоит, то они упадут вместе, Ведьма не ударится, она просто оседлает Хромого, который окажется на земле под ней.И это будет как угодно, но не смешно. Ведьма рассмеялась, легко и заливисто. А потом развернулась, свесив ноги уже не внутрь комнаты, а на улицу. И действительно, как большая белая птица скользнула вниз. Мир вращался вокруг, ослепительный и яркий, он играл красками, дышал полной грудью и колебался новый и зыбкий. Хромой не понимал, как ему подставить руки, как удержать, чтобы все это не развалилось и не кончилось внезапно, а… просто длилось. Ведьма свои несколько секунд летела красиво вольно, и Хромой во все глаза смотрел, а потом крепко сжал руки, стискивая Ведьму в невольном объятии. Ведьма была легкая и держать ее оказалось так просто — всю бы жизнь и носить на руках. И Хромой не стремился отпустить, он запоминал эту близость, путаясь носом в волосах Ведьмы. Все тревоги отступили, только Ведьма осталась, такая настоящая, неземная, но все же из плоти и крови. Хромой держал ее в руках и дышал, его переполнял восторг. Все сразу встало на места — одно это и было правильно. Хромой был влюблен и уже знал об этом. Ему стало поразительно бесстрашно, как и ей, раз она обвила руками его шею, и Хромой чувствовал ее тонкие прохладные пальцы в вороте рубашки. — Ты ловкая, — прошептал Хромой. В нем вскипало какое-то новое и яркое веселье, какое давно с ним не случалось, не пьяное, а просто, что ценно вдвойне. Ведьма закусила губу и кивнула, чувствуя невероятную неловкость и что-то совсем другое, незнакомое. То, из-за чего она и прыгнула, и обнимала сейчас Хромого за шею, и не торопилась отпустить его. Череп переглянулся с Седым, пришла пора подумать, что скажет обо всем этом Мавр? Но Мавра здесь не было. И Череп категорически не хотел думать о том, что будет, если Мавр изменит привычкам и заявится на пляж. Не станет же он один сидеть в комнате… Или станет? Это вызвало нервную дрожь. Неужели… Мавр и правда… Лишний? Для них, не для Черепа, и это в себе бесило. Седой, достал свои сигареты и закурил. Он тоже смотрел. Но не на Хромого с Ведьмой. Чего на них смотреть, если и так всё понятно? Может, не совсем всё, но шаманский взгляд был намного проницательнее, чем кажется. Седой зажал сигарету зубами и произнес одними губами: — Не смотри, Че. Ты все верно сделал, а теперь не смущай их. Давай лучше я расскажу тебе… О Мавре. Ты переживал, а не стоило. — Не стоило? О Мавре? — Череп и правда весь переключился на Седого, моргнул растерянно. — Да. Тебе нужно знать, верно? — задумчиво хмыкнул Седой, выдыхая дым куда-то поверх головы Черепа. — Мавр дрался за нас. Дрался за Дом. Кажется, в самом деле волновался… за исход, за нас, за тебя. Седой покосился на светлые перья Детки и улыбнулся ей, будто она могла поймать его улыбку. Ведьме, волшебнице, почти такой же, как он, Седой улыбался тоже, пусть и почти невидимо, но думал о Мавре и о том, что произошло между ним и Черепом. И Домом. Череп не ответил, говорить о Мавре не хотелось, поэтому Череп обратно сосредоточился на Ведьме. Достаточно видно не было, но она, наверное, раскраснелась, а Хромой не спешил поставить ее на землю… Череп снова как-то само собой задумался о Мавре. Вот, например, почему Мавр и Ведьма не встречаются? У них не было причин это скрывать — значит ничего и не было. Да и на историю с Наружними Мавр бы реагировал иначе, если бы Ведьма была его… В плече некстати дернуло, вызывая воспоминание о Мавре: его руках, ловко обрабатывающих порез, накладывающих повязку. Череп невольно коснулся бинта через майку и сообразил наконец, что стоило надеть футболку, а так бинт вызывающе белел на левом плече, выставляя себя напоказ. Мавр сделал все в точности по правилам первой помощи, но…словно и этим отметил Черепа, оставил на нем свой след. Все это вместе — раздражало. И не получалось, никак не получалось забыть про Мавра. Он и правда был вездесущ. Лучше бы он и правда захватил Дом, зато оставил мысли Черепа. И в последней, отчаянной попытке выкинуть этого идиота из своей головы Череп вдруг спросил у Ведьмы: — Это ты позвала меня? — он затянулся, не поясняя ничего больше. Ведьма кивнула и, улыбнувшись, все же выскользнула из рук Хромого, но не отошла от него, так что теперь ее волосы рассыпались по плечу Хромого: — Это был рог королевы Сьюзен, мне передал его Каспиан. Череп выглядел так, что было не до шуток. Пусть он и бравировал, Ведьма умела смотреть дальше, а Череп сейчас не мог даже закрыться от нее. Не желая смутить его, Ведьма перевела взгляд на темноту, за которой скрывался пляж — костер алел вдали еще одной звездой. Череп хмыкнул: Хромой краснеть не умел, но при словах Ведьмы лицо его приобрело чертовски забавное выражение. Ведьма теперь вглядывалась в пляж, как будто искала кого-то… ждала… Череп ткнул пальцем в небо: — Его нет, — Череп улыбнулся одним углом рта, недобро, хищно. — Он же не ходит на вечеринки. Мавр выше этого. «В этом весь Мавр, — понял вдруг Череп, — ему нормально трахаться с кем-то, но сидеть рядом у костра и просто говорить — для этого Череп недостаточно хорош». Череп теперь злился и на Ведьму тоже. Она ждала Мавра, а значит их отношения были гораздо глубже, чем могло показаться. Детка похоже уловив перемену в настроении Черепа, каркнула и взлетела, покидая его, и, сделав небольшой круг над ними, вернулась к Хромому. Ведьма вернула свой взгляд Черепу: таким она его, пожалуй, не видела. Череп злился довольно часто, но никогда еще он не казался ей таким зыбким и неуверенным… В себе? Мысль была невероятной, Ведьма тихо вздохнула: — Я знаю, — ответила она. — Странно было бы ждать Мавра здесь, — «с этой стороны», подумала Ведьма, и спросила: — Ты ранен? Хромой рядом с ней заметно напрягся, наверное, не совсем понимая, как реагировать, но Ведьма не сомневалась — Череп не сердился ни за свисток, ни даже на нее. Он просто был ранен, гораздо сильнее внутри, чем снаружи. И похоже не Наружними. Череп кашлянул, чтобы не засмеяться. Потом повернулся к Ведьме всем телом, шагнул вперед, к ней, не коснулся, но наклонился близко. Его не пугал ни ее колдовской взгляд, ни волшебные силы, ни близость к Мавру, ни даже безумные глаза Хромого. — Чуть больше обычного, они были злее вас. Череп знал, что не прав и лезет на рожон, но останавливаться не хотел. Хромой хмурился все сильнее, а Детка на его плече нетерпеливо топталась. Череп был не в порядке. Он огрызался, хотя Ведьма не пыталась его задеть. И разве они не были одним сегодня? Хромой вспоминал обо всем том, что было. О тренировке вместе, о парнях, которые после обменивались рукопожатиями, о драке. О том, как в ней они прикрывали друг друга. Неужели это ничего не значило? Нет… Череп ведь сам позвал Ведьму! Он не возражал против ее компании. Просто настроение его сейчас было переменчивым: секунду назад над ними всеми всходило солнце, и вот… Гром среди ясного неба и еще чуть-чуть и разразиться гроза — Хромой готовился взять на себя роль громоотвода. Он припомнил, как именно Че сказал, что Мавр не ходит на вечеринки, и, блядь, не мог понять, как называлась та интонация. Новая. Никогда раньше за все пятнадцать лет Череповой жизни Че не звучал так. Ведьма вздохнула: — Ты и сейчас злее обычного. Но ты был на нашей стороне, и на стороне Мавра тоже. А он на твоей, так ведь? — Ведьма не сумела улыбнуться. Случилось что-то, чего никто из них не знал. Тот человек, что почти летел над землей, откликнувшись на ее зов, не делил людей на своих и чужих, как не делил их никогда, сейчас стоял рядом, но оказался как будто отрезан от них непроницаемой невидимой стеной, даже от Хромого. Ведьма коснулась бы руки Черепа, но не решилась. — Ветер переменился, Юпитер. Не гневайся. Череп уставился на нее, глаза в глаза. Он понял, что тонет: вспомнил тренировку на пляже, а после то, что было у них с Мавром в постели. Череп поверил Мавру, а теперь… чувствовал обиду редкой силы. Как все просто: если ты не готов слушать Мавра, ты — виноват. И не столь важно, что там приказывает Мавр. Маврийцам были нужны люди, Мавр придумал отличный план, как использовать их — людей Черепа. И самого Черепа. Даже честно использовать, экономно. А теперь… этот костёр ничего не значит? Показуха? Череп сощурился, но Ведьма смотрела на него просто и открыто — это были не ее мысли и не ее слова. По честности, даже не слова и мысли Мавра. Похоже сейчас Череп действительно сам разжигал войну в себе, он тяжело выдохнул. Мавр вел себя так, словно Череп виноват в том, что не похож на него, что они отличаются. Виноват в том, какой он. И неважно, как много Череп сделает или сделал. Неважно, что Мавр тоже не похож на Черепа! Мавр просто прав. Он так решил. На этом все. Неужто Мавр и правда ненавидел Черепа за то, что много лет назад он сказал, что Мавр не прав? Сказал, между тем, правду. Череп не выдержал, прикрыл глаза. Вот тебе и победа. Победа, которую он хотел разделить с Мавром и его людьми, но которую… Мавр у него отнял? Череп помнил отголосок желания танцевать, слушать музыку, пить, смотреть на людей. Но все это больше не имело смысла? Если он не может разделить это… с ним?! Но перемирие это не мир. Секс с Мавром — это не дружба и не отношения. Череп замер, не понимая, что уже почти принял боевую стойку. Хромой смотрел на него с беспокойством и со все большей решимостью. Может, и не стоило влезать в разговор Черепа и Ведьмы, но… Хромой уже не сомневался, не искал поддержки, лишь понимания, но посмотрел почему-то не на Седого, как привык, а на Ведьму, словно спрашивая: «Что происходит?». Зная, что она не сможет ответить. Хромой положил ладонь на плечо Черепа и крепко сжал его. — Че, — позвал Хромой вполголоса, рассчитывая вернуть друга из его мыслей на эту вот бренную землю, что лежала у них под ногами. Твердую и устойчивую, распростертую под огромным небом. Ясным и усыпанном звездами. Череп заметил Хромого, услышал, откликнулся на зов и, угадав его мысли, поднял лицо к небу и сказал: — Мне всегда казалось, что я не мешаю Мавру и его людям. Я же ничего от них не хочу. Но занимать территорию и умы — значит все-таки чего-то хотеть. Это во-первых. А во-вторых, я бы хотел, чтобы Мавр изменился. Но… Череп опустил голову и оглядел их всех, тайно ожидая увидеть отвержение Ведьмы, но она ответила ему только внимательным взглядом, и Череп подмигнул ей. — Не время для философии, верно? Как мне сказали недавно: без меня и праздник не праздник. Разве можно заставлять людей ждать? Череп не пробовал улыбнуться, боясь, что получится оскал. Хромой вспоминал себя ребенком, себя до Че. Он вспоминал и Седого, и всех своих. И то, что война существовала раньше, гораздо раньше, чем появился Череп. С того момента, как Мавр попал в Дом и почуял силу. Ему не были годны те, кто не покупался и не готов был признавать его власть, его особенность! Это этих «отдающих должное» Мавр одаривал, а остальных он пугал. От простого, что пожалуется воспитателям, до того липкого страха, что тебя никогда не найдут в запертом подвале где-то в нигде. Войну начал Мавр! Потому что он не оставлял им свободы. И он не терпел, если кто-то хотел сказать ему в лицо правду о нем. Действие рождает противодействие. И Че просто оказался смелее и безрассуднее других. Он сделал то, о чем Хромой мечтал. Хромой ждал Че и был готов пойти за ним, лишь бы суметь дать отпор и не позволить себя поработить: свобода слова, свобода голоса, свобода думать, то что хочешь, свобода решать, о ком заботится, с кем дружить… просто свобода. И Хромой отдал бы за Черепа жизнь. В этом была правда. Хромой перевел взгляд на Ведьму, надеясь… Она слабо улыбнулась: — Мы дрались вместе. И Мавр был… с нами. У вас немало к нему претензий, но, Череп, ты не зря с ним договаривался, он все честно делал. Взаправду. Он прикрывал не только своих. И он был рад, что вы с ним… — «вместе», подумала Ведьма, вспоминая их драку на Изнанке и закончила, — на одной стороне. Хромой чуть вздрогнул, понимая: Мавр, который терпеть его не мог, спас его в этой драке. Конечно, не за красивые глаза Хромого, а за что? За внезапную общую цель? Из-за того, что дал слово? Просто для Черепа? В схватке не соврать, не провести, как и сразу после, когда правда бурлит и рвется наружу. Ведьма вдруг осторожно коснулась руки Хромого, и по его предплечью вверх побежала легкая дрожь, он без сомнений сжал ее пальцы в ответ. Череп же думал о том, что Мавр ему помог, что ни разу за время драки Череп в нем не усомнился. Просто… общее дело и верность слову, это все-таки не то, что дружба и просто верность. Но не стоило так заводиться. Для войны нужны двое. И Череп с Мавром отлично эту роль делили. Но ничьи слова не заставили бы Черепа отказаться от себя. — Спасибо вам, — отозвался Череп и положил ладонь на руку Хромого, на своем плече, сжимая ее, давая знать, что все в порядке. Седой смотрел на троицу Черепа, Хромого и Ведьмы и думал, что все сегодня немного сходят с ума, а стоило бы сложить о них сказку или даже целый приключенческий роман, но… Повод для безумия у них, конечно, был. — Идем, — тихо сказал Седой. — Пока костер горит… Сегодня все герои. Если будем все там — авось и Мавр появится. Глаза у Черепа при этих словах сверкнули, но Седой решил не реагировать. Хромой выдохнул с облегчением, не выпуская руки Ведьмы, и позвал, вторя Седому: — Да, пойдем праздновать, — в его интонации больше не осталось сомнений. Он провел большим пальцем по ладони Ведьмы. Злость Черепа почти стихла, оставшись лишь отголоском на дне души. Но Череп предпочел остаться на поверхности. Он кивнул Хромому, чтобы они с Ведьмой шли вперед, и снова покатил Седого, чуть отставая, давая Хромому и Ведьме свободного пространства. Детка от всех их перемещений и разговоров заволновалась, но Седой поманил ее к себе, объясняя: — Хромой провожает даму, ведет ее на бал, не будем мешать. Череп усмехнулся. Это все могло бы быть в порядке вещей, они частенько так собирали из окошек припозднившихся девчонок. В этом и Череп и Хромой были мастаки, тем более, что высота не великая… И все могло быть так просто, но ведь речь шла о Ведьме. И Череп не мог забыть об этом ни на минуту. Но мешать Хромому не хотел. Раз Мавру можно вот так… С ним. То и Ведьме можно все. Череп старался не думать о том, что Мавр бы в очередной раз поспорил с ним, лишь толкал коляску вперед, к пляжу. Они приближались к костру, музыка становилась все слышней, и судя по всему они пришли вовремя: пора медленных танцев и поцелуев только-только подошла. Хромой чувствовал себя все легче, задор вернулся к нему, но он так и держал Ведьму за руку. Точно зная, что это будет то еще заявление. Одно дело драться вместе, другое — когда Ботва кадрит Искру, а это уж… Круче было бы только кати Череп вместо Седого Мавра. Их заметили, но не остановились — наоборот. Гомона и движения стало больше, словно всех вокруг захватило новой волной, они оживились и даже костер вспыхнул свежими искрами. Они правда ждали. Перемешанные теперь, они приветственно махали и улыбались. Кулак и Якудза стояли вместе с Морквой, они синхронно повернулись к их небольшой процессии, и Морква показал Хромому пивас, приглашая. Хромой в ответ вздернул свободную руку кверху, поднимая большой палец. Веселье шкварчало вместе с костром и, кажется, уже окружало потихоньку и их с Ведьмой, и Седого с Че, обнимая их жаром пламени и воодушевленным потрескиванием сухих веток. Хромой, улыбаясь, поглядел на Че и Седого. Не отпуская Ведьму, он сказал обоим: — О, великий рыцарь и его верный чародей, вперед к костру творить непотребства во славу великой победы! Кто как не мы! Седой внезапно задорно подмигнул ему, и, отсалютовав сигаретой, перехватил управление своей коляской, споро накатывая навстречу Моркве. Коляска его рьяно зазвенела бутылками, вплетая этот звук в летящую над пляжем песню. Хромой склонился к Ведьме, спрашивая: — Что тебе принести? — так, словно это давний и привычный между ними ритуал. Череп теперь вышел вперед, оглядывая весь этот мир, и, блядь, снова думая о Мавре. О том, чего он не видит и не хочет знать. О том, как в отблесках костра они танцуют и говорят, как льется смех и алкоголь. О том, как по-настоящему выглядит победа. Череп взмахнул головой, откидывая и волосы с лица, и все сомнения.