Вечер трудного дня

Мавр идет по дороге в кедах, но словно босой: ему кажется, что он ощущает ступнями каждый мелкий камушек, каждую пробоину, а их — нещадное множество. Он идет, закусив губу, отвлекаясь на боль в ногах, пытаясь не чувствовать, что все тело словно горит, будто кожа стала тонкой, прозрачной, а то и вовсе ее содрали. Мавр идет, а череп, изображенный на футболке, раздирает ему грудь. Кажется, что и сам Мавр внутри весь в пробоинах, как эта старая полузаброшенная и убитая временем дорога. Его «хуево» не слабеет, оно тянется бензиновыми разводами и кругами, покрывая скользкой пленкой и Мавра, и дорогу. Погода хмурится, и где-то не очень далеко в небе громыхает, ярко, так, что повсюду слышно. Но Мавру даже грозы не достается. Он слушает раскаты, пряча руки в карманах, а свои чувства глубоко внутри. И они, болезненно разрывая грудь, просятся на волю. Мавр смотрит вперед, но Изнанка предает его, постоянно возвращая к Дому. — Пиздец. Нет! Я не пойду туда! Я не пойду! Я не стану ни за кем подсматривать! На хуй! Одной злости мало — Мавру необходима цель. Нужно не просто идти, а идти куда-то знакомым путем. «Раз у них веселье — пусть у меня будет свое… В конце концов, Череп же меня благословил?!» Мавр отправляется в забегаловку, а навстречу ему поднимается ветер, он бьет в лицо, мешая продвигаться вперед, но Мавр упрям, он не собирается сдаваться. Забегаловка выглядит, как обычно и снаружи, и внутри. Сегодня людей в ней на удивление мало, Мавр усаживается за стойку, косится на бармена, потом на бутылки за его спиной. «Мне… можно же, да?» — Мысль внезапная и яркая, как вспышка. Наверняка здесь подают сплошное дерьмо и суррогат… Но Мавра и так тошнит, голова кружится, ему жарко и душно, а руки кажутся ледяными. Он подпирает ими лоб, стараясь хоть немного охладить его. Бармен знает Мавра в лицо, но не любит. Бармен не жалует посетителей, которые не берут ничего спиртного, все расширяя свой чек. Мавр обычно выбирает воду, в бутылке, самую дорогую. Дороже даже некоторого алкоголя, что многое говорит о его качестве. Мавр привычно заказывает воду и сигареты, тоже самые дорогие, вызвав взыскательно-довольную улыбку бармена. — Может, еще что-то? — Обязательно, но позже, — отвечает Мавр, чтобы не потерять его расположение. Он закуривает и успевает сделать пару затяжек, когда рядом с ним возникает женщина… или девушка… или старуха. Остановившись, она опирается на стойку, улыбается тусклой улыбкой целых, но желтых зубов. — Скучаешь, красавчик? Сигареткой угостишь? Мавра здесь так уже называли, но он все равно вздрагивает и делится сигаретой. И, пока он смотрит на пошлые заигрывания женщины, тошнота усиливается, как и странное чувство поразительной ирреальности происходящего. Мавра ведет и словно закручивает в спирали, он чувствует себя героем какого-то ширпотребного отечественного кино или даже любительской киноленты, снятой с плеча. Возможно, порнухи? Снова накатывает смех — нездоровый, но кто разберет… Женщина медленно приближается, она уже подсаживается к Мавру и стреляет вторую сигарету. Они говорят о чем-то, она смеется и уже касается его локтя грудью. «Сейчас я блевану, » — понимает Мавр. А нужно веселиться. Теперь вдруг приходит злость, отчаянная и сумасшедшая. Мавр усилием воли разжимает зубы и велит бармену налить ему самого лучшего и крепкого. Бармен скалится, берет деньги вперед и щедро плескает что-то в крупный стакан. Золотисто-коричневая жидкость неуместно искрится в дешевом столовском граненом стакане. Отец Мавра такое бы пить не стал, и это придает Мавру решимости. Он не хочет выглядеть смешным, поэтому отпивает для начала осторожно, медленно, изображая, что смакует. Язык и горло мгновенно обжигает: горячее и гадкое на вкус пойло камнем падает в пустой желудок, расплескивается, обрызгивая все вокруг, снова… разжигая огонь. Другой, чужой, но очень нужный сейчас, сознание вдруг проясняется, и краски становятся четче. А мысли болезненнее. Мавр отпивает еще, гораздо увереннее, косится на женщину рядом, допивает и приказывает повторить. Бармен лишь скользко подмигивает ему, наполняя бокал. Мавр заливает свои чувства алкоголем, и те дымятся отчаянно, не в силах погаснуть совсем. Он поднимает бокал, словно чокается с кем-то, он напивается медленно, но все больше привыкает, уже почти не замечая, что пьет, что ему совсем не нравится вкус. Мавру невыносимо думать о Черепе, но он не может перестать. А надо… «Я прекрасно могу обойтись вообще… без всех! Мне даже может быть хорошо! Я докажу!» Цвета снова сменяются, окрашивая все в грязно-желтый, полумрак становится гуще, такой, что уже и не рассмотреть лица женщины рядом. Только ее рука ложится на колено Мавра, уверенно поднимаясь по бедру выше. Мавр не мешает… Она добирается до ширинки и кладет на нее ладонь, Мавр не чувствует ничего, кроме отвращения, но… Решает, что в нем просто недостаточно алкоголя. Он пьет больше, почти допивая второй бокал, и воздух становится густым, он забивается в легкие киселем, заставляя дышать очень глубоко. Горячее разрастается в груди, течет по венам, пульсируя, но Мавр не чувствует ни радости, ни расслабления, только напряжение и желание кого-нибудь убить. Он не понимает, что делать, как вернуться обратно и что должно теперь происходить там в Доме? «Я не хочу! Я ничего не хочу, » — твердит он себе. Он не теряет контроль, а держит его все крепче. То, что делает женщина, должно возбуждать, но… В любом случае… Физиологию не убить. Мавр закрывает глаза, подталкивает к женщине полупустой стакан, и она пьет. А он понимает, что больше не прикоснется к стакану. Все мешает, Мавр резко встает и дергает женщину за локоть не очень-то вежливо, уводя за собой, но она смеется и отзывчиво льнет к нему бедром: — Какой оказывается горячий… — Заткнись! Мавр зажимает ей рот ладонью, толкая ее к стене в туалете. Ему странно кажется, что если сейчас не встанет, то он просто не переживет, не справится с позором. Даже если никто не узнает — он сам-то будет знать! А женщина обвивает его за шею, пытаясь поцеловать. — Никаких поцелуев, — отрезает Мавр, срывая с себя ее руки. Он не хочет, но думает: «Я решил, я это делаю, я выбираю, почему же мне так хочется сбежать?» Только некуда. Мавр разворачивает женщину, заставляя опереться на раковину, чтобы не смотрела, чтоб самому не видеть ее лица, чтоб получить свободу действий. Ему пофиг на нее и на все, что она почувствует, но… она не должна смотреть, не должна думать о нем, не должна делать выводов. И он просовывает руку ей между ног, начиная гладить и, кажется, вот-вот сблюет, но заставляет себя продолжать, он старается не дотрагиваться до нее больше нигде и это… так странно. Мавр словно состоит из решений, он шагает к ней ближе, так чтобы пах уперся в ее задницу. Голова кружится сильнее, Мавр приказывает себе хотеть, картинки мелькают, вместо возбуждения накатывает опять злость, и она так похожа… Она… Это злость на Черепа! Лютая, обнаженная, страстная ненависть. Мавр смеживает веки и видит их Дуб, их Сосну, видит их поле у дороги, видит Черепа, любуется Черепом, восхищается Черепом, бьет Черепа, а потом падает на него сверху, чувствуя его под собой, Мавр хочет. Обжигающе и безумно. Все это гораздо реальнее того, что есть вокруг и Мавра ведет. Женщина чувствует одновременно его грандиозный стояк и его пальцы. Время течет медленно и липко, время отбивает пульс. Мавр открывает глаза, встречаясь с ее отражение в зеркале и тенью себя за ней и понимает, что если снова их закрыть, то все получится. Только он не хочет так. Он трахает ее пальцами, ускоряется, и она кончает. Мавр не желая, чтоб она оборачивалась, чтоб задавала вопросы, оставляет ей денег на раковине. Это всегда мгновенно объясняет многие недопонимания. Мавр выходит из бара стремительно, вдыхает холодный воздух, который смешивается с алкоголем, и Мавр бежит… Бежит от всего, что гонится за ним, например, от знания, что он хочет, кажется, только Черепа. Хочет безумно, до дрожи в коленях. Нет! Этого не может быть! Останавливаясь, наконец, Мавр сгибается пополам и его все-таки тошнит. «Ненавижу!» Он пытается успокоиться, но становится только хуже. Мавр идет, едва переставляя ноги, отчаянно пытаясь перестать думать вообще. Дорога петляет, грязный город выплевывает его к бензоколонке… — Ты опять? — спрашивает Мавр у дороги, — Какого хуя, ты снова ведешь меня туда? Туда, где их ночь и их победа, где их веселье, в котором мне места нет и никогда не будет! Туда, где царит Череп. А Мавр им всем не нужен. Как же он не понимает? Как? Как?! Как он может не понимать, каково это сидеть безжизненным жирным кулем посреди коляски и мечтать оказаться на месте любого из них, но бояться даже голову поднять лишь бы не встретить взгляд — брезгливый взгляд, кричащий о том, насколько Мавру здесь не место, насколько противно глядеть на него, как приходится подстраивать под жалкого калеку все развлечения, а никто такого не желает! А жалостливые взгляды и снисходительное разрешение остаться — еще хуже. Мавру не нужна жалость! «Никто не станет смотреть на меня с презрением! Никогда!» Мавр разглядывает свои руки, и ему кажется, что они пухнут на глазах, становятся синеватыми. Не надо! Ему хочется кричать, но странный спазм мешает выдавить хоть звук. И уже чудится, что он гораздо больше, толще, чем был когда-либо, его снова тошнит или это изнутри пытается вылезти фиолетовый монстр? Мавра трясет… И только сквозь кожу проступает вдруг татуировка, ветка — подарок Черепа. Она уже не только рисунок, она прорастает, разрывая кожу, живая и настоящая, покрывается шипами. Больно… О, да! Мавр словно очарованный, счастливый вдруг подносит к ней вторую руку. — Пожалуйста! Он вспарывает внутреннюю сторону предплечья и запястье одной о шипы, опоясывающую другую, словно терн. Проступает кровь. Глядя на крупные алые капли, сливающиеся в маленькие ручьи, ползущие по предплечью, Мавр продолжает — режет еще… Он не пытается умереть, он просто чувствует, наконец, себя. Это больно, но эта боль реальная и сладкая, и тело начинает сдуваться, приходя в норму. А дыхание возвращается. Как и голос: — Блядь, — говорит Мавр, с чувством, чтобы удостовериться в происходящем. Там в нем живет этот «я», здешний. Здесь в Мавре — живет тот монстр. Но никто не узнает. И нужно продержаться всего одну ночь, потом их праздник закончится… Наверное. Если что… можно никогда больше не говорить с Черепом, наверное даже не встречаться с ним. «Я забуду, что он существует?» Мавр чувствует себя вдруг усталым и очень маленьким… «Ну да, еще не хватало, позвать сейчас маму!» — комментирует ехидный голос, вторя стучащей в висках боли. Но Мавр никогда не звал ни мать, ни отца. Это отвратительный выбор. И он молчит, стискивая зубы до скрежета — не зовет. Радуясь, что умеет никого не просить о помощи. Все равно никто не придет. И это хорошо — никто не должен видеть его таким. И не увидит. «Ты видишь сам. Посмотри на себя…» — у голоса в голове такая знакомая, такая острая интонация отца. Мавр затыкает уши руками. Это всегда помогало заткнуть папашу, но… Себя Мавр все равно слышит, смеется, оставляя в покое уши, закрывает ладонями рот. Некому вмазать, не получается ни сбежать, ни выстоять, ни исчезнуть. От себя не уйти. Как и от взгляда Черепа, что стоит перед глазами: обличающий, непоколебимый… Страстный, цепкий, восторженный и горячий. Мавр поднимает голову вверх и встречает небо в огне заката. Не замечая ничего кроме, Мавр медленно опускается на колени, не в силах устоять на ногах. Он теряется во времени, а потом вдруг обнаруживает не только себя, но и все вокруг, словно саму Изнанку. Она меняется, она идет рябью, вместе с красочным небом, словно… кто-то идет? Мавру не нужно людей! Пусть даже ходоков. Кто бы ни был… Что-то внутри подсказывает ему: «Останься, останься, вдруг это он!» Мавр не слушает, он не в том состоянии, чтобы суметь удержать лицо. Череп слишком располагает к его утере, но Мавр все еще не двигается с места, лишь тяжело опираясь руками о гравий. — Эй, очнись. Не слушай его, — голос раздается из-за спины, прорываясь сквозь кровавое месиво мыслей и чувств Мавра. Не… Его собственный. И не Черепа. Но тоже знакомый. И успокаивающий. Мавр узнает. — Ты — вожак, — напоминает Мавру Седой. Беловолосый мальчишка в робе старика, Мавр не оборачивается к нему, не смотрит, но знает. — Я… «Не знаю, кто я здесь,» — думает Мавр. Больной смех стихает, хочется плакать, но глаза остаются сухими. Мавр упрямо смеживает веки крепче. Седой упорен, он обходит Мавра, оказываясь напротив, так что Мавр слышит его ровное дыхание над головой. — Шаман? Разве ты… не должен быть Там? — Мавр силится усмехнуться. — Я никому ничего не должен. Но я все еще там и немножечко здесь. Я пришел… сказать, что нам не хватает тебя, Мавр. Мавр от неожиданности приоткрывает рот, захлебываясь вдохом и словами Седого, распахивает глаза и некоторое время смотрит удивленно на воздух перед собой, который медленно растворяет эти слова. Воздух не замирает и не что-нибудь еще этакое, он принимает сказанное Шаманом так, словно что-то само собой разумеющееся. Мавр не может возразить или разозлиться, но не верит. Усталость накатывает на него волной. Мавр не понимает, что говорить, и зачем они встретились, но… от того, что Седой просто пришел и стоит рядом, что-то меняется. Будто появляется какая-то связь у Мавра и… Дома. И даже земля под ногами становится прочнее. Трудно было найти человека более… подходящего? Хотя нет… Есть один, но ему… Блядь, ему! все внимание этого вечера. Ему восторг и тепло костра. Ему точно не захочется променять все это на Мавра. Усмехаясь криво и горько, Мавр смотрит сначала, как кровь застывает на предплечье, неровными длинными полосами — красиво. И только потом — на Седого. Тот кажется сейчас призраком, значит его тело осталось где-то там, со всеми, спящее глубоким сном. Не разбудить, но никто и не догадается, пока не попробует. Мавр хочет подняться, не смотреть на Седого снизу вверх, но он не уверен, что справится, поэтому решает просто сесть поудобнее. Ему нравится быть хозяином своей судьбы. Он снова изучает красный росчерк на руке, словно за ним что-то скрыто, какое-то знание. Боль была хороша, она не ранила, не убивала — она спасала и тянула наверх из страшной, нескончаемой черной дыры. Она была такой настоящей… Как Череп. Снова Череп? Пиздец… Снова Череп спас его сам того не понимая? «Я не стану думать о нем!» Не стану думать, ни как он дерется, как скалится, глядя хищно и цепко, ни как радуется, веселится, улыбается, как горит костер, как ходят по пляжу тени, как кто-то выходит и движется в такт пламени, может даже сам Череп? И люди собираются вокруг него. Больше никто им не нужен. Ощупывая карманы, в поисках сигарет, Мавр остается ни с чем: его — давно кончились, купленные в баре — остались на стойке. Реальность больше не гнется, не подыгрывает так, как раньше. Все всегда ему подчинялось, и только Череп — исключение. Ну вот опять… Мавр грустно вздыхает, даже не пытаясь скрыть от Седого свою слабость. Седой вторит ему ответным вздохом, из этих вот молчаливых придыханий и вздохов состоит весь их диалог, но Седой прерывает молчание: — Мне нужно вернуться, пока меня не потеряли. Но и тебе пора Домой, Мавр, — говорит Седой, шелестя словами и протягивая Мавру свою пачку сигарет. Крепко сжав ее в ладони, Мавр тут же выуживает сигарету. Седой чуть улыбается, и кивнув в знак прощания, не отворачивается и не уходит, просто тает. Можно подумать, что все это Мавру только померещилось. Но горький дым во рту остается, не позволяя Мавру опять потеряться. Он все еще слышит внутри голос Седого, его слова такие… странные, словно нереальные, но… Они все же дают достаточно. Право вернуться? Мавр дышит взатяг, и вокруг него, облаками, зависает в стоячем воздухе дым. Мавр чувствует, как постепенно возвращается в себя, ругая себя за странную истерику, но недолго. Внезапно Мавру хочется ярких чувств, взрывов, хочется в центр странных и неуправляемых воронок, он знал это всегда, но было нельзя. Может и теперь нельзя, но что с того? Только чтобы не сомневаться, не раздумывать, не бояться нужен Дом. Дом — это не стены, не надписи, не правила. Дом — это… надежность. Дом — это все они. Мавр не принимал этого раньше, отделяя себя ото всех. Но теперь понимает, и слова Седого складываются в одно с картинками Двойни. Мавр то ли хмурится, то ли улыбается, чувства хаотично меняются с одного на другое, а с ними и лицо Мавра, такое подвижное и богатое эмоциями тут. Разгоняя облака над головой, Мавр выдыхает новые и пытается представить, как вместе с дымом в небо улетают все его сомнения. Что за дурацкие мысли — не возвращаться Домой, если он хозяин этого самого Дома? И никакой праздник, никакая битва не могут изменить этого. Мавр ведь все еще есть, он все еще жив. Вернуться? Куда и к кому? Слишком сложный вопрос. Вечер кажется теперь Мавру далеким и гадким, и сам себе в баре он кажется очень мерзким. Но… этот вечер хранит больше: событий слишком много, и они удивительно скорые, Мавр теряется в них так, будто прошли недели и месяцы, а никак не несколько дней и один вечер. С одной стороны, время убегает, а с другой растягивается. Все время, когда… Когда… Время в любом случае дурит Мавра, заставляя привычно злиться, а в злости всегда много сил и много решений. Мавр готовится подняться с колен. «Я никогда не проигрывал Черепу и что же сейчас? Почти сдался из-за дурацкой ссоры?» Не вернуться, значит расписаться в слабости, дать Черепу выиграть, а этому не бывать! Они заклятые враги. Это заклятье сильно, но сквозь него Мавр вспоминает поцелуи и руку Черепа на затылке, и все остальные его прикосновения, и его член в своей ладони. Мавр невольно улыбается. И заводится. Не важно злость это или что-то другое, но кто-то поджигает запал, в груди вспыхивает, почти подбрасывая Мавра с земли — распрямляясь во всю высоту своего роста, он поводит плечами. Стоит, конечно, не вспоминать, не думать, возможно, просто забыть обо всем случившемся между ним и Черепом навсегда. Так похоже на Мавра. Только он не хочет. Выпустив дым в последний раз, Мавр вздыхает: «Что я буду делать там в пустой спальне? Хрен знает, но я хотя бы буду!» И Мавр идет вперед, быстро, стремительно, не разбирая дороги, просто идет, куда-то… Домой? Дорога вдруг изгибается, петляет и пахнет Морем. Неожиданно ярко и остро, приятно. Море, как обычно, не подпускает к себе, но благосклонно дает Мавру подойти достаточно близко. Около Моря шуршат тени, Мавр не разбирает их, не видит достаточно, хотя мог бы разглядеть их больше, четче. "Ну вот опять, да? — думает Мавр с тоской. — Снова я…" Он, конечно, к ним не пойдет. Это просто невозможно. И что же? Мавр не может признаться в этом никому и даже себе с трудом, но он хочет увидеть, хочет знать, как это выглядит на самом деле! Что это для них, когда все вместе? Мавр никогда не сумел бы позволить себе такой интерес при ком-то, но он в полном одиночестве и во мраке, никому не обнаружить его немого присутствия. Мавр не двигается с места, пытаясь найти в себе силы уйти, а не торчать тут, истуканом. «Нам тебя не хватает,» — сказал Седой, и Мавр снова слышит его голос не в голове даже, в сердце. Но не верит и от того не может вернуться Домой. «Я уже Дома, Изнанка — тоже Дом,» — увещевает Мавр сам себя. Он так и стоит, нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок, сдерживаясь изо всех сил. «Я хочу посмотреть, на самом деле я правда очень хочу посмотреть,» — понимает Мавр. Блядь… Одним глазком. На чужой бал? Смешно, и Мавр ухмыляется. «Подглядывать буду, как низко я пал.» Вот уж не ожидал: подсматривать за пляжными вечеринками плебеев. Вранье! Ну, конечно… «Я лжец и искусный, весь в папочку.» Мавр сердится, и сейчас только на себя. Его вдох знаменует шаг, а выдох — второй. Подойдя еще немного ближе к пляжу, Мавр прячется за скалой. Она и тут тоже выглядит как скала, крепкая, величественная, надежная. А он у подножья. Мавр не выходит с Изнанки, он просто позволяет себе размазаться и стать сразу всем, что есть вокруг. И теперь смотреть беспрепятственно, смотреть сквозь все — на них. Для этого важно не концентрироваться, забыть о себе и не злиться — Мавр пытается себя убедить, что стыдиться нечего. Но ему все же ужасно стыдно… Перед собой, а еще больше перед Черепом. «Но я хочу посмотреть! На них.» Просто увидеть, как они теперь живут, как это для них, когда они могут веселиться вместе. Будет ли это также, как в схватке, будет ли тем, что показала ему Двойня? Мавр теперь может различать их, они оживают и проступают, перестав быть тенями, становятся людьми. Издалека они похожи на единый живой организм, гудящий, полный жизни — внутри него горит пламя. Огня почти не видно, только то, как он отражается в них. Мавр впивается в них придирчивым едким, завороженным взглядом, и ему тошно. Тошно от того, что он не может быть с ними. Быть с ними собой. С таким настроением только веселиться, честное слово! К Черту! Мавр стоит достаточно далеко, но ему кажется, что получается их различить. Мавр ищет среди них Черепа. Что он делает? Как? Смеется в большой компании или танцует с девчонками, может, курит с Хромым? Мавр хочет видеть Черепа.