Вечер трудного дня

Череп встает у границы. Что сказать Мавру он все равно не знает. Между ними шаг. Череп делает его, а взбешенная бесцеремонностью реальность кружится, потревоженная граница рвется, пропуская Черепа к Мавру. Череп падает на колени, прямо к ногам Мавра. — Чертово пойло, — шепчет он. Его словно затягивает в воронку, Череп не управляет больше Изнанкой, не чувствует ее. Не чувствует и Леса. Ему бы потерять сознание, но нет, все на своих местах. Даже Мавр прямо над ним. И можно попросить его, но… Мавр больше не может думать, он не просто видит, он верит, чувствует, что Череп настоящий, и в тот же момент опускается на колени рядом с ним, придерживая за плечо: — Ты… что с тобой? Плохо? Рана? Что? Че… — сбивчиво спрашивает Мавр и протягивает к Черепу и вторую руку, становясь его равновесием. Как со стороны, так Череп отлично перешел, куда надо, но… на самом деле все оказалось не так уж легко. — Просто провалился. Прыгнул, — поясняет Череп, голова так и кружится, Черепа мутит, не пытаясь улыбнутся, он добавляет: — Ты всё-таки пришёл? — Это ты пришел, не я, — говорит Мавр, не отрывая взгляда от бледного лица Черепа, на котором так ярко очерчены скулы, нос и губы, — я не мог прийти туда. Это с тобой из-за раны? Что мне сделать? Мавр старается думать, старается понять, что будет сейчас правильно, он правда хочет помочь, но совершенно не умеет. — Нееет, — Череп приподнимает бутылку: чудом не выронил и не расплескал, переходя, — это из-за пойла Гиббона. Я с ним явно переборщил. Хорошо хоть не распополамило. Мавр принюхивается к бутылке, пахнет она получше отравы из забегаловки: — Гадкое? Очень плохо? Ты слишком хорошо Ходишь, чтоб тебя пополамило, а я… ждал тебя, так что ты не мог не пройти. Череп усаживается, но без опоры на Мавра быстро становится ясно, что нужно прилечь. — Мавр, — спрашивает Черепа у неба, — почему так? Не желая отпускать Черепа, Мавр устраивается с ним рядом, придерживая, давая опору на себя, а потом не может сдержаться: убирает волосы с лица Черепа, заглядывает в глаза: — Почему что? И понимает, что так им обоим чертовски неудобно и неустойчиво. И так хочется… Хочется. Мавр садится позади Черепа, складывая вокруг него ноги, подпирает того собой, прижимаясь грудью к его спине, поддерживает руками, на самом деле обнимая. Осторожно, но все же притягивает к себе, стараясь не давить на повязку, утыкается носом сначала в Черепов затылок, а потом в его голое острое плечо, почти касаясь губами. Повязка Черепа немного пачкается кровью Мавра, но Мавру вдруг становится очень хорошо. Словно сейчас у них двоих есть что-то… Есть их ночь победы? Хоть и без костра, зато Череп все-таки пришел к нему. Череп не планирует возражать: злость уходит куда-то. А вот мысли все еще путаются, и Череп говорит невпопад: — Ты… конечно, мог прийти. Просто не захотел. А было бы классно. Твои ждали… почему ты не приходишь к ним? Я еще понимаю ко мне. Но так бы и сказал… Череп вздыхает, зевает, язык слушается его, но как-то лениво. Мавр пересаживается удобнее ближе, обнимает увереннее, он бы разозлился на эти слова почти в любой ситуации, но не сейчас. Не тогда, когда он чувствует затылок Черепа на плече, и стоит Черепу немного запрокинуть голову, как… Мавр сглатывает, ведет одной рукой к груди Черепа, второй можно бы достать сигареты, но Мавр не хочет разрывать объятие. — Ты серьезно говоришь, как думаешь? Ты… Череп, ты просто не понимаешь, — Мавр напряженно выдыхает. — Я не могу прийти на праздник там! Это просто… невозможно. Я пробовал, и ничем хорошим это не кончилось. И дело вовсе не в тебе! С чего ты взял вообще? Мавр молчит о том, что никогда не стал бы подглядывать, если бы не Череп, если бы… не хотелось так сильно праздновать их победу вместе, блядь, с Черепом! Не может он ему сказать и про главную причину, просто пока не может… — Я никогда бы не подумал, что ты оставишь веселье с ними, чтобы прийти ко мне. Ты… классно танцуешь, — Мавр понимает, что краснеет, но Череп все равно не увидит, и это утешает. — Мне не было весело, — отвечает Череп просто. — Мне не было весело с того момента, как ты отказался пойти со мной. Кстати, дай покурить. — Что? Глаза у Мавр расширяются и он моргает, словно дебил. — Я отказался пойти с тобой? А это было… приглашение? Мавр пытается осмыслить услышанное. Особенно в сочетании с тем, что Череп не врет никогда. И точно не может делать это лучше обычного бухим. Все еще не понимая, Мавр все же достает сигареты, закуривает и отдает первую Черепу, попутно решая не прикуривать вторую… — Одну на двоих? Череп кивает и пробует пересесть, в частности, чтобы удобнее было курить, но отодвинуться от Мавра не пытается, просто подтягивает себя выше. — Да, — отзывается он через затяжку, — было. И что за невозможность — прийти праздновать к костру? Ты не единственный колясник в Доме, а у них отлично выходит. Мавр не верит своим ушам, еще больше теряясь. Он мог бы и взбеситься от этих глупостей, и рассердиться… Но сейчас он чувствует только обиду и беспомощность. — Ты… не понимаешь! — Мавр говорит вроде громко, но голос его вдруг срывается, он то шепчет, то почти кричит. — Я не могу ходить на тусовки в Доме, дело же не в костре… Черт! Я… Череп, ты же видел меня там. Ты же знаешь, что это противно! Противно смотреть на жирную жабу-переростка! А вам всем… особенно твоим, — Мавр выделяет слово, — отдельно противно смотреть, как я ничего не могу. И не возражай, ты сам говорил. Но я и без тебя знаю. В голосе Мавра проступают вдруг обиженные слезы, он пытается скрыть их за злостью: — Может, другим… колясникам все равно, но… никто из них не такой мерзкий урод, как я! И ползают они так, что… зашатаешься! Но я бы ползать, конечно, не стал. Я хочу ходить, я хочу… Блядь! Я не хочу, я не хочу быть там, где есть все, чего я хочу, все, что есть у других, а мне нельзя. Где все будут смотреть с презрением или жалостью, я с трудом терплю, как на меня смотрят вне праздников, а ты… Считай меня уродом, эгоистом, кем угодно. Я такой, наверное, и есть, но… Не могу я радоваться за других, когда у них есть все, что я хочу и чего у меня не будет! Никогда! Не могу сидеть и смотреть из задних рядов, это не… мое. Ты… Ты правда хочешь, чтоб все они таращились на меня и на… тебя, чтобы они видели и… сравнивали нас там? Чтобы я только и думал, как мне удержаться, как не орать на них, как не говорить гадостей, как не ненавидеть всё, а сильнее всех себя? Мне такой праздник не принесет ничего. Или ты так зол на меня, что… Именно это то, чего я достоин? Мавр замолкает… Ему стыдно, ужасно, мучительно стыдно, что он всё это сказал, что сорвался, не справился, расслабился так сильно… Рядом с Черепом. Мавр и сам себе такого не говорил, и хочется плакать, сжаться и спрятать лицо в колени. Но Мавр не может пошевелиться, он закрывает глаза и опускает голову, чтобы хотя бы не видеть реакцию Черепа. Мавр чувствует его кончиками пальцев, вдыхает Черепов дым, чтобы знать — Череп все еще не уходит, остается — пытаясь не думать о том, что сейчас Череп скажет ему: «Да, это и есть то, чего ты заслуживаешь. Это ведь правда. Ты просто ничтожество.» Мавр почти не сомневается, что так и будет. Череп всегда говорит правду. Мавр почти жалеет, что они не на пляже. Там у него просто случился бы приступ. Череп некоторое время молчит. Потом моргает. Речь Мавра была длинная, но предельно ясная. Это хорошо, Череп сейчас в своих аналитических способностях не уверен. — Мавр, — он касается колена Мавра. — Я вовсе не все эти ужасы имел в виду. Прости? У Мавра немного закладывает уши, горячая голова кружится — Мавр едва слышит слова Черепа. Они пробиваются к нему сквозь воздух, время и пространство, сквозь катастрофическую невозможность… «Прости»? Что? Он правда это сказал? Череп же медленно думает о том, что Мавр видит себя совсем не так, как его видят другие. То есть красавчиком его в Доме не назовёшь, но он же… — Я вовсе не считаю тебя беспомощным. То есть технически — да, но ты же… ты сумел заставить все это работать так. И не сказать, что твои люди мечтают перейти на мою сторону. Некоторые и вовсе считают, что это я развязал войну. Череп затягивается, потом протягивает сигарету Мавру, и смотрит на него, чувствуя что-то такое… Хорошее? Может, потому что Мавр рядом или потому, что он пропускает веселье не из-за Черепа? Череп говорит открыто и тоскливо, побуждая Мавра сосредоточиться, услышать. И Мавр ловит каждое его слово. Все они кажутся драгоценными, невероятно важными. Мавр берет сигарету, задевая пальцы Черепа своими, конечно же, неспециально. Затягивается, усмехаясь сквозь непролитые слезы, говорит почти шепотом: — Да, я круто всех наебал… А что будет, если все они поймут? Не важно… — Мысли немного путаются, остается главная: — Тебе… тебе противно от меня? Мавр и сам не верит, что спрашивает об этом. Он сосредотачивается на последних словах Черепа и… старается отвлечь того, как может, хотя ответ все еще важен, он правда имеет значение. — Ты начал войну? Забавно, так не считаю даже я. Война просто была. Ты их возглавил, и она стала организованной, не больше. Мавр даже не подозревал, что у него есть такие вот люди, видящие его… в белом, а всех остальных в дерьме? А еще о том, что у него все получилось так хорошо, что даже свои не понимают, что война — она не только снаружи. «Если бы я встретился и был вынужден жить с собой в Доме — я бы тоже воевал,» — знает Мавр. Говорить с Черепом трудно, больно, будто внутри что-то режет, вскрывая все то, что болело так долго, так давно. Мысли текут словно отдельно, словно они не связаны с телом. А тело греется о Черепа и греет его. Мавр снова обнимает Черепа одной рукой, поддерживая… А на самом деле страхуясь: мешая ему просто уйти, разглядывая его лопатки, которые так близко, ожидая ответа. Мавр не хочет, чтоб разговор заканчивался, хочет говорить дальше, хочет, чтобы это время длилось. В Доме нет ни одного человека, кто бы знал Мавра лучше, чем знает теперь Череп, и Мавр попал. Только отчего-то не страшно. Череп не ударит в спину. А Мавр хотел бы тоже понимать его… Серьезно? Мавр уже спорит сам с собой, но хочет оставаться здесь и сейчас всем своим существом. Он передает сигарету обратно Черепу, вставляя ее ему в губы. И чувствует, что хоть это и не очень важно сейчас, но желание не дремлет, оно подступает медленно, подкрадываясь, и мягко накрывает Мавра. А воспоминания о том, как Череп танцевал с девчонками лишь подстегивают. Мавр легко отдается этим чувствам — они проще и понятнее, чем его внезапная истерика, чем все то, что он наговорил Черепу. Все, в чем самому себе признаться было невозможно, а ему… оказалось легко? Череп отвечает не сразу, пытается понять и себя, и Мавра. Мысли тягучие, как пойло Гиббона. — Что у тебя за настроение? — Череп поправляет сигарету и затягивается. — Они просто выбрали тебя. Я бы тоже, может, выбрал, не будь ты таким говнюком. Но ты слишком многого от меня хотел. А я не умею… ходить под кем-то. От «под кем-то» Мавра прошибает — желание становится сильнее, ощутимее. Хотя «ходить под кем-то» звучит жутко, но вот «лежать под кем-то»… Не под кем-то, а под… Блядь… «Я слишком долго не трахался, наверное. А у Черепа офигенные лопатки.» Мавр тихо ругается про себя и стремительно забывает о том, что с момента их с Черепом секса не прошло и суток. Для него счет уже идет на вечность. Он фыркает: — Ты бы мог выбрать меня?! Серьезно? — а потом вдруг признается: — Дерьмовое у меня настроение. Очень тошно, Череп, быть тем, кто из-за угла подглядывает за чужой… полной жизнью. Со мной это на самом деле впервые, — Мавр уже почти оправдывается, — раньше я только фантазировал. Мавр тянется к бутылке Черепа и, забирая ее себе, делает большой глоток прямо из горлышка. Вкус ядреный, но Мавру скорее нравится, а тело очень медленно наполняется легкостью. Он пьет еще. — Я тоже не умею ходить под кем-то, Череп, — зачем-то говорит Мавр и продолжает невпопад: — И что же я должен был делать, чтобы ты… выбрал меня? Раз уж тебе так все не нравится… Признаться, в Доме Мавр сам себе тоже совсем не нравится. Он просто такой. Он занял единственно возможное и наиболее удачное положение, при котором никогда не придется быть под кем-то. Череп пробует пересесть поудобнее, не издавая при этом лишних звуков, и затягивается снова. — Мне не нравится почти все, что ты делаешь. И от того, что было с мальками, и правда противно. Неужели тебе нравилось их бить? Но, когда ты ведешь себя нормально… «Ты мне нравишься,» — не говорит Череп. Эти слова звучат как-то слишком. Неуместно. Откровенно. Хотя странно так думать после того, что уже случилось между ними. Мавр вдруг вспоминает Черепа мальчишкой, совсем свежим… И не то, чтобы Мавр был тогда старожил, но он уже входил в силу. А тут… Череп казался выдающимся, нет не казался — был, и до сих пор выдается. Череп мозолил глаза и… постоянно обращал внимание на правду, справедливость, честность, но для Мавра это выглядело только как — на себя. И Мавр замечал. Тогда еще замечал. Боже… он уже тогда столько думал о Черепе, что будь тот девчонкой, Мавр давно бы все понял. И в сейчас он протягивает руку, ожидая сигарету, а второй прижимает Черепа к себе немного крепче. — Когда я веду себя нормально то… что? И не мог бы ты пояснить, что ты считаешь нормальным? — Мавр сарказмирует, по-простому реагировать у него не получается. Их разговор снова остер, словно они все время ходят на грани перепалки и ссоры… как по канату над пропастью. Мавра шатает, но он продолжает идти — навстречу. И мысленно требует: «Дальше!» — хотя не хочет говорить о мальках. Они больше не имеют значения… И не имели. Никакого глубинного смысла — просто аксессуар. Мавра и самого немного корежит, он теперь не очень верит в это. И не уверен, что в его поведении последнее время было хоть что-то нормальное. А когда смотрел на Черепа в ванной, Мавр точно был сумасшедшим. Он не сомневается. Он и сейчас ненормальный, в своем представлении так точно. И в этом безумии гораздо больше реальности и смысла, чем во всех его прожитых шестнадцати годах. Череп вдруг смеется, запрокидывая голову, чтобы видеть Мавра. — Нормально, это вроде «как все»? Без этого твоего пафоса, толпы красавиц и телохранителей вокруг? Ты хоть понимаешь, что кажешься султаном? Наверное, твоим нравится. Словно они в сказку попали. И у нас есть шах, и есть оборванец, который пытается его свергнуть. А сказка моих и того веселее… Когда Мавр встречает взгляд Черепа, чувствует кожей его смех… Больше всего хочется склониться и поцеловать, куда угодно, хоть прямо в глаза. О чем он вообще?! Не-нор-маль-но! Даже слушая про то, каким видит его Череп, и, глядя будто со стороны, Мавр заражается странной легкостью: он улыбается, а потом смеется. Он и не знал, что умеет так смеяться! Это приятно и легко. Алкоголь с новым глотком течет по горлу, горячим шаром светится внутри, и смех отражается, бьет изнутри. — Я всегда думал, что быть не как все — это хорошо. Но ты сейчас убеждаешь меня в обратном, — Мавр хочет показать Черепу язык, но сдерживается, им больше не девять лет. — Даже не знаю, похожа ли жизнь моих на сказку, но… я для них скорее колдун. Махну правым рукавом — их проблемы растают, как дым, махну левым, и все, что они захотят, само появится. Что есть, то есть… А ты не похож на оборванца, ты… похож на рыцаря, — признается Мавр, все еще улыбаясь. — На убийцу Драконов. Только ты почему-то так меня и не убил. Мавр становится вдруг серьезным. Ему хочется верить, что это… «почему-то» не просто из благородства и точно уж не из жалости, а… почему? — Сказка твоих должна быть об убийце Драконов, разве нет? «Почему ты не убил меня, ты же мог… А они наверное ждали, » — думает Мавр, но не спрашивает. Череп замирает и оборачивается на Мавра, пытаясь осмыслить все эти его идеи, найти ответ. — Убийце? Я никогда не хотел никого убивать… Черепу вдруг становится горько и грустно — эти рассуждения до добра не доведут. — Особенно тебя. Я просто не гожусь ни на роль твоего телохранителя, ни на роль красавицы. А быть в тени, видимо, не умею. Да и вообще. Забудь. Череп с усилием выбрасывает себя вверх, передавая Мавру сигарету. Мавр чувствует, как меняется настроение Черепа, и это ему не нравится. Череп внезапен и неудержим — Мавр остро переживает свою потерю, глядя теперь на Черепа снизу вверх. — Я тоже никогда не хотел тебя убивать, — твердо говорит Мавр. Эти слова вдруг отзываются в нем тем внезапным ужасом, что случился, когда Череп не отзывался, тогда на Изнанке у разбитого зеркала. Словно вместе с Черепом все утратило бы смысл. Мавр не хотел и не хочет ничего об этом знать, но чувствует именно так, судорожно пытаясь придумать, как объяснить, что ему и не нужно, чтобы Череп стал его телохранителем, он никогда даже не представлял его… — Тебе не нужно становится никем другим. Будь тем, кем ты являешься, — говорит Мавр уверенно и просто. — Хотя ты недооцениваешь насколько хорош собой, — Мавр и шутит, и не шутит одновременно. Он хочет пойти дальше, хочет спросить… «А что если ты можешь просто быть.?» Мавр не знает слова — кем быть? Другом? Непохоже. Любовником? Недостаточно и не правда. Секс мог быть и сейчас, но Мавру нужно, чтобы Череп… просто не уходил. Так нужно, что от страха, что он оставит, сжимает и горло, и грудь. А Череп вдруг улыбается и говорит: — Может, пора подбавить твоим фантазиям почву? Устроим праздник прямо здесь? Пригласим, кого выберешь. Череп пьян, он отлично это понимает и чувствует: трезвым он бы такого не выдумал. «Господи, я собираюсь веселить Мавра!» «Господи, я хочу, чтобы ему было хорошо.» «Я — идиот, и потом пожалею». Но Череп не привык долго думать или сожалеть — он привык действовать. И делать, как хочется. А сейчас хочется так. Он оглядывается кругом: костер разводить особенно не из чего. Череп прищуривается, замечая чуть в стороне разваленный топчан. Пойдет на дрова, а из чего делать розжиг? Из Гиббонова пойла? Мавр просто смотрит на Черепа, сбитый с толку и ошарашенный: — Что? Что мы сделаем? — Мавр глотает воздух, как припадочный, и не может нормально сделать глоток, немного алкоголя проливается. Череп зовет его на праздник победы? «ЧЕРЕП зовет на праздник победы МЕНЯ ?!» — Я же всем все испорчу… Че, — вырывается у Мавра вдруг, и он не договаривает, так и обращается к Черепу коротким именем, — никто не сможет расслабиться и порадоваться рядом со мной. Ничего не выйдет, — уверенно заявляет Мавр. Но от мысли, что Череп и правда вот сейчас, так точно, позвал его на праздник, становится безрассудно тепло и горячо, голос странно опускается и загадочно вибрирует. — Почему не выйдет? Они любят тебя. Будь не так, Мавр, я бы давно… Я позову Седого, а у тебя есть Ведьма. Она будет рада праздновать с тобой. Она и Хромой… Ты ведь видел? Они теперь будут ходить вместе, что облегчит Хромому переход. Мало? Может еще, Гвоздь, чтобы был паритет? Череп не делает пауз, он уговаривает Мавра, вываливая на него свои предположения единым потоком, а дыхание вдруг прерывается. Череп не дает себе времени опомниться, хотя чувствует себя идиотом все сильнее. И от этого тягостного чувства сбегает к топчану, тащит его по камням к Мавру. Мавр теряется в своих чувствах и мыслях, в правильно и неправильно, в нормально и ненормально — он под кайфом и в смятении от безумных предложений Черепа и чувствует, как жесткий рисунок черепа на майке внутри раздирает грудь. И, когда Череп говорит о Седом и… о Ведьме, ничего не меняется. Череп говорит о Хромом и Гвозде — считает? Бартер? Логично, но Мавру душераздирающе вольно, ярко, жарко, незнакомо и ничего не понятно. Так же сильно, как и тошно от того, что Череп отдаляется — в прямом смысле, расстояние между ними стремительно увеличивается. И нужно просто это остановить. Вместо слов, Мавр вдруг стягивает футболку, выворачивает и одевает правильно — как надо. По-нормальному. Теперь на Черепа смотрит череп с футболки Мавра. И Череп снова приближается, таща за собой какую-то деревянную развалину. Мавр сначала опускает лицо вниз, будто рассматривая камешки под ногами, а потом подрывается с места и идет помогать Черепу. — Тебе не нужно объяснять. Если я могу позвать, кого захочу, то и ты можешь позвать, кого захочешь. Даже Хромого, — Мавр усмехается, понимая, что Хромой в этот раз окажется скорее гостем Ведьмы. — Тем более, что мне звать почти некого, но Гвоздя я бы позвал, да. Праздник победы, верно? Наш… общий? Там была твоя Двойня. И она… Мавр подхватывает разваливающийся топчан, принимая на себя половину его веса, разделяя ношу с Черепом. — Она помогла. Пусть тоже приходит, если ты хочешь. Мавр не знает, как спросить у Двойни, о том, что она показала ему на Изнанке, но… может, само получится? Череп кивает, ему-то, признаться, почти все равно, надо только выйти и позвать. А он не уверен, что сможет сейчас. Череп настойчиво думает о Седом и Хромом — пусть услышат. Думает и о Двойне, где она сейчас? Придет или растратила силы? Мавр снова смотрит себе под ноги. А череп на его майке почти фосфорицирует. И что же… они все тоже это увидят? Мавр плохо понимает, как такое может быть… Как это: они соберутся вместе, и что? Он останется? С ними? Вот так просто? Как они на это отреагируют? Но все отступает, кажется почти неважным на фоне внезапно тревожного и напряженного лица Черепа. Мавр хотел бы, чтобы… если случится их общему костру, то пусть Черепу будет на нем хорошо? Пусть будет весело, как не было там, на пляже. Смех Черепа прокатывается в памяти Мавра раскатом, такой желанный. Реальность плывет, Мавр плохо понимает сам себя… «Я хочу, чтобы Черепу было хорошо?» Мавр вспоминает Черепа рядом с собой, смотрит на него, убеждаясь в том, что ему не кажется, и тут уж не ошибиться: «Да, хочу». И череп на майке, теперь, надетый правильно, он словно броня — защищает и греет — дышать легко. Когда они подтаскивают рассыпающийся топчан к их месту, Мавр понимает вдруг, что сейчас Череп столкнется с очередным местом Мавровой бездарности. Все это умеют, конечно… И Мавр тоже умеет — теоретически. Мавр, конечно, умеет разжигать костер. Только вот он никогда этого не делал. Мавр беззвучно чертыхается, обиженный сам на себя. Череп первым роняет топчан, потом для верности разбивает его ногой, говорит Мавру: — Облей из бутылки, должно заняться. Мавр смотрит, как ветхое мертвое дерево ломается и хрустит под ногой Черепа. А в лесу он даже окурки не выкидывает… Удивительный. Мавр смотрит на бутылку, и ему жалко пойла, оно приятное. И другого вроде нет, а Мавру хочется еще. — Может, так попробуем? — с сомнением уточняет Мавр. Он уверен, что Череп знает все секреты костроразжигательства, возможно, даже умеет высекать искры из камня. Череп поднимает к Мавру лицо, и вся растраченная радость вдруг возвращается. — Это твоя майка? — спрашивает он вдруг. — Серьезно? — Моя, я чужое не ношу. Я вообще очень серьезный, — отвечает Мавр, давя улыбку, лицо Черепа сейчас стоит, конечно, всего. — Она красивая. Мавр пожимает плечами: рисунок и правда хорош, Мавр сам разглядывает его — один в один оберег Черепа — его символ. И в ответ на взгляд Черепа в Мавре поднимается столько огня, что ему кажется, он уже сам высечет искры из чего угодно, причем взглядом. Череп с трудом отводит глаза от рисунка на майке Мавра — тот звучит гораздо яснее, чем могли бы слова, косится на бутылку, потом снова смотрит на Мавра, находит щепку потоньше, просит: — Дай зажигалку. Как Мавр и рассчитывал, Череп решает попробовать дать огня, и имеет на этот счет соображения, даже план. Мавр невероятно верит в способности Черепа разжечь все, что угодно, и, протягивая тому зажигалку, готовится смотреть… на чудо? Зажигалка щелкает, Череп думает, что не лишне научить Мавра ее заправлять, а Мавра манит шаткий, зыбкий язычок пламени в ладони Черепа. Мавру хочется увидеть, как пламя охватит щепку, всколыхнется, разгорится. Но Мавр не отрывает взгляда от пальцев Черепа. Таких длинных, ловких… нужно усилие, чтобы не фантазировать дальше их общего костра. Мавр следит за каждым движением Черепа. Когда щепка загорается, Мавр вдруг хочет подойти… подуть на пальцы Черепа, чтобы их не обожгло. И в душе Мавра от этого уже горит сильнее, вспыхивает, поднимается теплом к горлу, искрит — не больно, только хорошо. И от отблеска пламени внутри череп на его футболке светится ровным, мягким светом, обретает объем и фактуру, все сильнее напоминая амулет, что болтается над белыми, перепачканными кровью Мавра повязками Черепа. Щепка занимается, Череп окружает ее шалашом из более крупных обломков — и еще один круг, из досок поверх, но… подозревая, что крошечного огонька мало, Череп оборачивается на Мавра. Череп смотрит на него, и в этот момент сходится все, словно звезды, планеты, деревья и волны — все выстроились в один большой парад. «Мало огня, слабый» — читает Мавр в по-ночному синих сейчас глазах Черепа и переводит взгляд с его ладоней, которые теперь в безопасности, на маленький язычок пламени на щепке, в сердце их будущего костра, под обломками более больших досок. Мавр подходит ближе и к многослойному шалашу, и к Черепу. Мавру кажется, что весь огонь, что есть внутри, вдруг заполняет его под завязку, взметаясь вверх: Мавру жарко, он дергает ворот, распахивает глаза, и занимается вдруг не только щепка, но и все, что было над ней. Огонь вздымается к небу столбом — Мавр инстинктивно загораживает Черепа собой. Мавр не ожидал, он никогда ничего такого не делал, но… Часто моргая от жара пламени, он снова поворачивается к Черепу, понимая, что держит того за руку. Мавр замечает это только теперь, но не пытается разжать пальцы, зато чувствует горячее марево, плавящегося от огненных языков воздуха, и ему хорошо. Мавр велит огню не сжигать, а греть, и… пламя послушно опадает. Лишь раскаленный взгляд Мавра на Черепа не может остыть. Череп смотрит на огонь, а потом на Мавра, на его руку в своей, потом снова на Мавра. — Впечатляет, — медленно произносит Череп. Просто так, чтобы не молчать и не смотреть. Потому что, если молчать, то они в секунде от поцелуя. А Череп не уверен, что ему стоит снова это делать. Хотя достаточно уверен, что именно этого он и хочет. И что ни говори: это ужасно странно и опасно. — Да, — говорит Мавр с привычной надменностью, а потом смотрит на Черепа, костер отражается в его глазах. Мавр облизывает угол пересохших от жара губ, сжимая пальцы Черепа крепче. Он не хочет отпускать его, он хочет быть ближе. И искренность прорывается, меняясь в лице, Мавр добавляет: — Меня тоже впечатляет. Я и не знал, что так умею. Мне кажется… «Это из-за тебя» — про себя заканчивает мысль Мавр. — Я многому научился за последнее время, — говорит он, соприкасаясь с Черепом плечом. Мавру нравится костер, нравится стоять возле него, ощущая, как пригревает, и нравится чувствовать Черепа рядом. — Ты сказал тебе не было весело у того костра. А у этого будет? Мавр сам не знает, что делать со своими внезапными вопросами и озарениями, он себя такого почти не помнит, а может, таким и не был? Он бы должен подумать о сигнале для своих, но думается только о Черепе. И о том, как это смотреть на него у костра, не подглядывая из-за угла, а стоя так близко. А еще о том, что это может длиться… вот так просто. И никакие люди не могут помешать. Отчего бы вожакам не сойтись у одного костра после общей победы? Конечно, сойтись. И никого не должно волновать, что раньше так не было. Раньше словно не было места для них двоих в одной комнате. Теперь… Мавр вдруг осознает, что присутствие где-либо немного теряет смысл, если там нет Черепа. Мавр не готов ни уступить, ни сдать позиции. Но он… держит их, потому что есть Череп… Мавр придвигается еще, теперь они с Черепом сливаются, отбрасывая к изножью костра общую тень. Мавр слушает треск пламени и шум моря рядом, он ждет ответа Черепа, словно заговорит сам Лес. Мавр становится ближе, от прикосновения его плеча жарко, почти горячее, чем от костра. Огонь чертовски опасная стихия. Неудержимая. Череп смотрит Мавру в глаза и улыбается. — Будет. Я, вообще, чертовски веселый парень, разве нет? А уж с тобой вместе… Череп хмыкая, опускает голову, потом снова смотрит на Мавра и решает: «К черту!» Его штормит и не отпускает, словно не получается просто расслабиться, просто отпустить себя и… отдыхать, пить, курить, делать то, что правда хочется. Хочется поцеловать Мавра, вот же засада! Может, это и совсем не нужно, но имеет смысл двигаться куда-то и стоит… Хотя бы попытаться. Череп поворачивается, стараясь не думать о том, как вообще это сделать-то сейчас? Чтобы получилось легко и непринужденно. При их разнице в росте. Почему-то в ванной это проблемой не казалось. Может потому, что Мавр не был таким самоуверенным, как сейчас. Череп вдруг снова замечает рисунок на футболке Мавра. Кладет свободную руку Мавру на грудь. Тут-то его и осеняет. Ему и правда может быть хорошо у этого костра. По-настоящему весело, а не так, как раньше. Пока Мавр слушает Черепа и разгадывает его ответ, который звучит так, словно Череп очень и очень сомневается… Мавр не знает, что делать и как, но Череп вдруг касается его груди, и Мавр словно сам становится огнем, он горит изнутри, и пламя льнет к руке Черепа, послушное ему. Череп сжимает руку, комкая футболку Мавра, тянет на себя, встречая губы Мавра своими. Внезапно и правда становится легче. И веселее. Мавр не может подумать об этом пожаре, как о себе, но про огонь он точно понимает все, видит словно со стороны. И думать не получается, потому что Череп быстр и решителен, он тянет Мавра к себе, но на самом деле Мавр успевает и сам податься навстречу Черепу еще немного, за секунду до того, как тот притягивает смело и безумно. Мавр не закрывает глаза, он хочет видеть. Губы Черепа касаются его, и Мавр целует сам, жадно, горячо, словно ждал этого невозможно долго, словно успел соскучиться. Глупость какая, с чего бы? Но успел. Мавр смотрит, как Череп улыбается сквозь поцелуй, и от этого становится так легко. Одуряюще пахнет лесом, Мавр становится вдруг очень нежным, понимая, что Череп не исчезнет, он больше не торопится. И они меняются — Мавр чувствует язык Черепа во рту и легко отдается ему, чтобы потом поменяться с ним снова. На Черепе нет футболки, и Мавр просто кладет руку ему на поясницу, но скользит ей не вниз, а вверх, находя Череповы лопатки, гладя их, запоминая, какие они на ощупь. Легкости и тепла словно становится еще больше. Это очень просто, главное не думать ни о чем. Ни о том, что это значит, ни о том, что потом, только чувствовать сейчас и тонуть в этом. И вот теперь Мавр верит в то, что Черепу может быть хорошо с ним, в то, что ему и сейчас уже хорошо у этого их костра. Хочется длить это чувство, пусть оно даже не станет сейчас сексом, просто чувство того, что… они вместе? Что Черепу это тоже оказалось нужно. Значит, оно не закончится? Мавр все еще целует и едва находит место для вдоха — прямо в губы, он дышит дыханием Черепа, и это — охуенно. Череп отпускает первым, разжимает руку, облизывает губы. Он гонит всякие мысли: все потом. — Где там бутылка? — спрашивает он и сам тянется за ней, делая глоток. Опрометчиво, забыв, что это не пиво и даже не дешевый портвейн, горло обжигает, Череп кашляет. Но веселье не уходит. — Так, — говорит Череп наконец, — мы будем просто ждать или… — он задумывается. — У них и выпить есть что поинтереснее… Седой настоящий мастер, его вишневая пахнет вишней, а цветочная — цветами. Череп усмехается, прищуриваясь, смотрит на Мавра. И думает, что это ужасно, наверное: никогда не веселиться по-настоящему. Мавру нужно это — почувствовать себя не выше, не отдельно, а вместе. И сам Череп тоже действительно хочет так. Хотя… когда придут их гости, дистанция между ними увеличится? Наверняка и значительно. Но временно? Череп ничего не боится и легко решает рискнуть.