Слишком серьёзный бизнес

Я доставал оружие из тайника. Времени было мало. Нужно было выиграть дополнительное время, чтобы дать нашим совершить засаду и безопасно сбежать. Только вот как ЦРУ узнали о нашем местоположении так быстро? Может, взять гранатомёт? Пальнуть по американцам – глядишь, осколки их на землю положат... Правда, дома соседние могут загореться. Ничего: надо будет, я всей деревне денег заплачу. С очередной партии автоматов в Югославию. Я взял в руки тяжёлое оружие. Кагемару вытащил из тайника автомат, а Кагомэ я попросил спрятаться. — Никуда я не спрячусь! Я с тобой. — Тебя же на шашлык первой пустят! — Ну и что? Ты-то вон идёшь стрелять. А мне нельзя постоять за себя? И за тебя, например. Её голос внушал доверие. Но что-то внутри подсказывало, что я совершаю ошибку. — Как скажешь, солнце. Но я тебя предупреждал. Оберегу, но если сам подохну... — Не подохнешь. Девушка взяла в руки М16. Выглядел он немного странно в её руках, но внушал грозный вид. — Ты стрелять хоть умеешь? — Получше тебя, может быть. Я пока в Тодае училась, на стрельбу ходила. — Ладно-ладно. Так, надо бы чего-то придумать. Нельзя так просто "в лоб"... Это они – в лоб, а мы в обход, и тогда кирдык им всем... — Кир... Кирдык? — Трупы они все, солнце! Меньше ощущавшееся опьянение всё равно чутка било по голове, смешиваясь с адреналином. Американцы поставили меня перед ультиматумом, рассчитывая, вероятно, объединить все силы. Я решил связаться со снайпером. — Приём, верхний этаж. Как обстановка? — Вижу шесть машин. Вижу американцев, японцев... кажется, есть члены Триады... — Опознавательные знаки есть? — Нет. Кажется, они рассчитывают на небольшую операцию. — Небольшая операция с шестью машинами... Как они расположены? — Пока выходят из машин. Судя по всему, они собираются окружить здание. — Ладно, продолжить наблюдение. Огонь не открывать. Конец связи. Триада... Кагомэ, кажется, когда-то говорила о Триадах. Если сюда приехали ещё и китайцы, значит и китайская мафия в деле... Неужели я нажил себе столько врагов? Трудно и подумать, что они все умрут... главное – осуществить план успешно... тогда им всем точно жопа, и деду тоже. Я этого так не оставлю, он сто процентов здесь замешан. Только тогда Кагомэ не будут убивать, а вот меня... для них всех я – цель номер один. Ну ничё, суки, кранты вам всем. — Так. Ребят, не высовываемся. Лучше выключить щас свет, чтобы не навлечь на себя беды. Только надо... Надо как-то их отвлечь. Выиграть время, чтобы наши могли засадить гадов... — Это я возьму на себя, – сказал Макс, после чего пошёл к выходу. — Ты уверен? — Выхода у нас всё равно нет. Он достал два автомата, взял кресло и уселся на входе. О том, что с ним будет, если вдруг американцы приехали со снайпером, я думать не хотел. Тогда нам кранты точно. — Кагемару, ты у заднего входа карауль. Чтобы они не зашли. И возьми чего покрупней. — Окей. Мужчина, взяв из тайника пулемёт Калашникова, пошёл к заднему выходу. Мы остались одни. — В подвал, что ли, спрятаться? — Ты же их гранатомётом хотел, – ответила мне оставшаяся рядом японка. — Я ещё успею. Нам нужно потянуть время до того, как наши их в засаду не возьмут. По моим подсчётам, противников больше, но половина из наших в ГРУ служило. А советская разведка получше штатовской будет. — Думаешь? — А больше мне надеяться не на что, – ответил я. — Всё становится только хуже и хуже. Надо будет поговорить и с этими мерзавцами в корпорации, и с их лидером... Нанести визит дедушке. — Сначала надо этот натиск пережить, а уже потом лезть в атаку. — Ладно, ты права. Судя по всему, ребята начали наставлять стволы. Я наконец понял, что надо делать. Шмальнуть гранатомётом в нужный момент, а затем дать приказ идти в атаку. — Группа, вы на позиции? – сказал я снова в рацию. — Мы уже в пути. — Разместитесь так, чтобы при выходе вас осколками не задело, но вы могли открыть огонь. Когда услышите взрыв, идите в бой. — Так точно. — Передайте японцам команду. По готовности сообщите мне. Конец связи. План не был надёжный, но в экстренной ситуации он был лучшим, что я мог придумать. — Солнце, спустись в подвал. Я наверх. — Нет, я с тобой. — Ты уверена? — Да, я уверена. — Ладно. Мне не нравилось, что она рискует, хотя маловероятно может пострадать. Всем интересен я, а не она. Уже наверху я спросил: — Ну, как обстановка? — У них ещё машина подъехала. Все с оружием напоготове. — Что собираются делать? — Кажется, убить человека на дверях и войти внутрь с нескольких сторон. Некоторые предлагают пролезть с подвала... Твою мать! Подвал! Этого я не учёл... — А почему не заходят внутрь? — Ждут подкрепления. — Ясно... — Центр, мы на позиции. Сейчас ещё пару бойцов подойдут, и мы будем готовы. — Отлично. Сидите в укрытии. На моё счастье, машины были припаркованы кучно. Ударить между машинами и выстроившимися бойцами было бы идеально. Тогда задеть можно вообще всё и всех, летальность почти стопроцентная. А те, кто останутся живы, будут размолоты группой. А затем случилось то, чего не ожидал никто. Подъехала ещё одна машина. Оттуда вылез мужчина с гранатомётом в руках. Быстро прицелившись, он выстрелил в здание. Я успел выстрелить, увидев стрелка – на рефлексах. После этого закрыл собой самую драгоценную девочку на этой планете. Я не думал о себе. Меня давно терзал вопрос того, кто мы друг другу – любовники или бизнес-партнёры. Безусловно, в момент взрыва я не думал так комплексно – мне просто хотелось спасти свою любовь. Сейчас, если она жива, то со мной всё в порядке. Даже если я потеряю что-то. Я готов платить за неё цену, и это я понял именно тогда, когда первые осколки и деревянные ошмётки пронзили моё тело, а языки пламени раскурочивали бедное деревянное здание. Раздавались выстрелы. Меня, кажется, контузило. Я слышал очень слабо, зрение затуманено, в голове гудит так, будто в Японии мощнейшее землетрясение. Но я выполнил то, что хотел. Я спас Кагомэ. Мы очень удачно расположились, прыгнув ближе к углу. В отличии от обугленного тела снайпера, мы спаслись. Оно же упало вниз, так как от силы взрыва перекрытия начали рушиться. Ноги не чувствую. Спина вся рассечена. Лишь где-то глубоко чую боль. Похоже, меня расстреляли шрапнелью. И дай Бог я после этого выживу... — Нико... Девушка грустно смотрела на меня, а затем сказала: — Надо бежать. Спрятать тебя. Спрятать тебя... спрятать... спрятать от них. Я мало мог различить, и даже сейчас о значении слов догадывался. Сознание рушилось, как обычно рушится что-то массивное. Но я не терял его, а был молчаливым свидетелем того, как вокруг развернулся хаос. Машины подъезжали, судя по тому, как шёл град выстрелов. С обеих сторон. Макс и Кагемару держали оборону, да и наши агенты вымачивали тварей, не давая залезть врагу в подвал. — Сейчас... А, подвал! Она спустилась из валящегося помещения, открыла подземное помещение, спустила меня, а затем спустилась с пистолетом, пока на улице продолжалась настоящая война. В мыслях было лишь одно: — Хаах, здорово я их разозлил... — Нико-сама! Ты жив! Кажется, я сказал это вслух. Бывает. Я уже ничего не чувствовал. Лишь она, пахнувшая ванилью девочка была в моём сознании. Она плакала. Плакала как тогда, тогда, когда она похитила Эли, пытаясь надавить на корпоратов с целью вернуть отца. Плакала такими же горькими слезами. Тогда она плакала потому, что была одна среди общества задир, ублюдков и просто несносных людей, не пытавшихся её понять. Сейчас, наверное, она плачет потому, что снова может стать одна, но уже среди головорезов, наркоманов, садистов и извращенцев. "Высшее общество" повзрослело вместе с ней, и она больше не хочет мучаться. А я хочу лишь смотреть ей в глаза, еле различая их. Лёжа на её коленях. — Кагомэ, милая... я... люблю тебя... очень... Её горькие, словно кислота, слёзы падали мне на грудь. Спина пропала вообще, и лишь голова слушалась. Я смотрел и пытался улыбнуться. — Ты... меня... — Я тебя очень люблю! Нико, Нико... прошу, только живи... Нико... — Поцелуй... Прошу... В тот же момент её бархатные мягкие губы коснулись моих. Она не пыталась залезть внутрь – это было неуместно. Лишь показать, что она рядом со мной. С человеком, который опять оказался на грани. За последние пять лет это уже, наверное, случай номер семь. И два-три из них были за полгода воссоединения с этой милейшей девочкой. С моей Кагомэ. На улице продолжали стрелять. Японка в одной из рук держала поставленный на предохранитель пистолет. Но мне было всё равно. Уже всё равно... Главное, что в этой бойне я с ней, и она снова важна... только почему ради этого пришлось поставить на кон жизнь? — Я... Кагомэ. Я был бы рад и умереть за... за тебя... — Что ты такое говоришь, Нико? Я тебе дам – умру... — Ты не понимаешь... Она не контролировала поток слёз. От её поцелуев моё лицо становилось мокрым, как от дождя. Наверное, я и сам плакал. Я не знаю, еле чувствовал жизнь. Словно бежал за ней, а она отдалялась. Ускользала. Уходила всё дальше, заводя меня в ловушку. Но жизнь – не человек, как бы это глупо не звучало, а в ловушку эту завёл я себя сам. Слишком наивно отнёсся к ЦРУ. Недооценил якудзу. Забыл о том, что с японским МВД у них всё замётано и никто о нас скорбеть не будет. Поставил многое на ГРУ. Но если я умру, это уже будет не так важно. А даже если так случится, то я так рискнул ради неё. Просчёты возникали в больной голове, подобно тому, как возникает свет. Они пробивали мою голову лучше патронов. Осознание того, как я был глуп, прорывалось подобно немецким танкам на пути в Варшаву. Не знаю, сколько мы так сидели, иногда целуясь. и плача. Но ни это прозрение, ни смерть с косой всё равно так и не взяли меня целиком. К счастью. Даже наоборот, сознание начало возвращаться. Дверь подвала открылась. Хорошо, что Ивамура взвела пистолет на предохранитель, иначе кое-кто упал бы на пол. — Мы всё. Один из бойцов в чёрном коротко сказал по русски. Он же со мной по радио говорит. А затем они все увидели, что я всё же пострадал. — Слышь, Толь. Ну-ка осмотри его. Из толпы вышел мужчина лет тридцати с бородой, и обратился к Кагомэ по-японски: — Переверните его. Мне надо осмотреть его раны. — Хорошо... – ответила отчаянная. Слёзы продолжали течь, но уже не такой рекой, как раньше. Меня перевернули. Я ничего не чувствовал. Совсем. — Ты одежду снимать будешь? – спросил тот же мужик в чёрном. — Да не надо. Тут и так всё видно, она на спине оборванная вся. И принялся раздвигать раны. — Да тут полный набор. Всё в дырках. Бока, спина, ноги... Как ты жив ещё? — В рубашке родился. Правда, говно рубашка. Бронежилет... покупать надо было. После более детального осмотра он заключил: — Кажется, ничего не задето. Серьёзно, да как, парень? — Говорю же – в рубашке. — Беда правда одна есть. Шок – одно, но с такими ранами без перевязки ему жить меньше двух часов. — Ну так везите меня в больницу, раз такое дело. Мужик в чёрном отошёл и набрал кого-то. Я услышал. — Да, Левиафан. На нас американцы напали. Да, ваш товарищ нас хорошо сориентировал, но шестерых наших положили. Ещё и японца одного. За Ангела не волнуйтесь – жив, цел, орёл. А вот Витязь... Ну, мягко говоря, он больше не жилец. Да, да. Его снарядом наглухо, до углей почти. Объект тоже накрыло неплохо, щас сидим думаем, что делать. Угу. Хорошо. Понятно. Кажется, Левиафан – Владимир. Во всяком случае, было бы логично. Лишь сейчас я увидел на фоне зарево. Зарево, кажется, шло от машин. Да и в доме теплеть стало. — Да, я вас понял. Уже выезжаем. Как доедем – отзвонюсь. Конец связи. А затем бросил трубку и обратился к нам: — Так, гаврика и девчонку его везите в Токио, в госпиталь в районе у штаба. Они щас не ожидают, что мы туда рыпнемся, и госпиталь обстреливать не станут, но могут до вашего приезда туда остановить. Так что проедете по трассе и поменяете машину – наши уже едут на бронетранспорте. Толь, понял? — Да. А вы куда? — С вами поедем, но чуть позже. Левиафан сказал, что в зоне ещё много вражеских бойцов. — А с машинами что? И кто нас прикроет? — Забейте. Мы их утопим. А с вами японцы поедут. — Хорошо. — А хотя идея. Толь, видишь Кадиллак? Поотдаль ото всех машин стоял чёрный Кадиллак. Кажется, это новенький Seville. — Да. — Едете на этой. Она тонированная, за своих примут. — Ты уверен? — На все сто. Но всё равно поменяйте. Не факт, что она с бронёй. В городе свои могут стрелять. — Окей. — Хорошо. Заносите и едьте, мы вас прикроем. — Нет проблем. Филин, сюда! Ещё один мужик зашёл внутрь. У них у всех позывные, что ли? А Толя? — Возьми его за руки. Занесём в тачку, и поедем. Я ощутил, что подымаюсь над землёй. — Я пойду с вами, – сказала державшая меня любимая на русском. — Да, пойдёте. И она последовала за несущими моё пока что живое тело, после чего меня посадили в задний диван машины, где ещё полчаса назад угревались жопы американских разведчиков. Кажется, именно отсюда выпрыгнули эти уроды с гранатомётом. А может, и не отсюда... Неважно. Любимая уселась со мной на диван и снова уложила мою голову на свои колени. Японцам Толя ответил коротко: — Всё в порядке! Едьте за нами. Кагемару уже выезжал из-за соседней улицы на внедорожнике, а остальные пошли к оставленным у гостиницы машинам. В итоге в кортеже появился Лексус и ещё Тойота в придачу. Мы тронулись с места. Несмотря на нанесённый мне урон, я чувствовал себя в состоянии эйфории. Боли не было. Была лишь Кагомэ. Даже страха смерти не было, с такой-то жизнью. Дом сгорал дотла, но не задел соседей, и слава Богу. Языки пламени утихали, а оставшиеся десять человек стояли на поляне, где горели кучи машин. Глядя своей любви в глаза, я в последний раз сказал, что люблю её, прежде чем отправиться в царство Морфея. А последнее, что я услышал, было: — Блин, нам же все сидения кровью зальёт. — Насрать. На вторичке знаешь, сколько такие стоят? Тем более усиленные. Да ни у кого таких нет! Ну и если надо, отмоем... Главное – Коляна этого спасти, а то нас босс головы потом лишит. — И то верно..