***
По квартире растекается уже привычное тепло. Реальность всё ещё подернута полупрозрачной завесою сна, но почти бодрое сознание уже требует активности. Вытянул свои длинные руки к потолку, ударившись костяшками. Интересно, где пропадает Сай? Вроде должен был вернуться к этому времени… Лёгкие нотки беспокойства окончательно взбодрили, осев неприятным холодком, а взор наконец прояснился. Пошёл на кухню, сам не зная зачем, выпил полстакана воды и выглянул в окно, предварительно погасив свет. Твою ж налево… Ошибки быть не может. На спине выступили мурашки. Подскочил, как ошпаренный, сломя голову бросился в прихожею и, набросив чёрную куртку на плечи, распахнул дверь. Бежал так быстро, как мог, за раз перемахивая через три, а то и четыре ступеньки. Квартира так и осталась незапертой, но это уже проблема будущего Брана — Сай однозначно захочет надавать по шапке за такой риск. Бежать в тапочках совершенно неудобно, но шариться по шкафу в поисках обуви сейчас совсем не приоритетно. Громким эхом рвет пространство, шаг за шагом сбивая с мрачного подъезда сладкий сон. Быстрее, торопливее, не боясь споткнуться.***
Два сильных удара искривили лицо напротив. Тонкими ручейками рдеет кровь, полосит кривую морду. из носа и лопнутых губ, окрашивая снег. Наверное, вмазать один раз было бы вполне достаточно, но звериное нутро затребовало дубль. Не уйти от кипящей внутри ярости, не уйти и не убежать. А премерзкая рожа совсем не теряет злобной ухмылки, какой бы помятой не была. Оно вообще чувствует боль? Из-за громады дома раздался лязг распахнувшейся подъездной двери, тут же из-за поворота показалось совсем родное свечение. Бран. В ту же секунду острая боль взрезала половину лица, сочась жидким багрянцем вниз. Ключи. Он так и не отнял ключи. На миг разноцветные искры затмили собой всё происходящее, наводя противную и непроглядную, словно осенний туман, дезориентацию. Настолько глупая ошибка… Момент казался вечностью — схлестнулись меж собой, катаясь по снегу, мараясь в крови и ошмётках снега. Уже не ясно, кто где, есть только единая раскалённая человеческая масса, гонимая в бой жгучей ненавистью и злобой. Существо то и дело издавало нечеловеческий визг, как свинья, резаная заживо. Подмога подоспела вовремя — крепкие руки с силой растащили разъяренных противников, не оставляя обоим ни шанса на продолжение. Мгновенно пальцы почти разжались, а удушающее чувство шока и неподдельного ступора не позволяло выдавить из себя ни слова. В светящейся голове рваными клочьями вился только отборный человеческий мат и ни единой предпосылки к пониманию произошедшего. Тишина повисла вновь, нарушаемая только сбивчивым, рваным дыханием. Приходящий в себя Саймон только и смог заметить, что мерзкая рожа пародирует даже дыхание. Да настолько натуралистично, даже пар исходит не хуже, чем у любого живого. — Брани, как раз вовремя! — Запыхавшись, жадно глотая воздух вымолвил первый пленный. — Такая чертовщина произошла, не поверишь… Сущность не спешит высвобождать первого заговорившего. Изумление стёрлось с лица. Тщательно оглядев на предмет особо сильных повреждений, приподнял обоих за шиворот. Вроде бы, ничего критичного — отделаются синяками и, возможно, несколькими шрамами. Внимательно, даже с ленинским прищуром, молча допрашивает одним лишь взглядом. Не торопится с выводами. — Завали ебало, гад! — Прорычал второй по счёту пленный, от злости обнажая зубы. Самообладание так и норовит потеряться. Пристальный взгляд переместился на самого беспокойного и агрессивного, что дерганными движениями силится высвободиться. Однозначно, от коммунистически-допросных флюидов, исходивших от Брана, было неуютно даже в собственном теле. — Тихо. — Непривычно холодно велел Бран. — Сейчас разберёмся, кто есть кто. — Брани, ну ты чего? Разве не узнаёшь меня? — Голос стал более ровным и спокойным, но слова всё ещё проглатывались из-за сильной отдышки. — Ага, пиздеть не мешки ворочать! — Вновь огрызается второй. Брови его сборятся к переносице, а губы по прежнему перекошены оскалом. Бран всё так же холодно и внимательно буравил взглядом поочерёдно, то одного, то другого. Почему я не чувствую — кто где? Энергетически не имеют различий, а внешность тем более точная копия. Это ненормально… По спине снова пробежал противный холодок. Знал ли дитя холодного молчания, что ещё не раз с его уст сорвётся кратко и ёмко одно единственное слово — ненормально? Определённо, даже для таких, как он, этот мир всё ещё полон сюрпризов, всё ещё готов удивлять, поочерёдно сменяя лёгкость восторга на привкус липкого ужаса. И что с ними делать? Устроить допрос? Загадать загадку, ответ на которую знает только настоящий Саймон? Потеребить его психотравмы и посмотреть — кого скрючит тот и прав? Последний вариант явно затесался в мысленный поток совершенно случайно. Не припомнит, чтобы когда-нибудь в его сознании вообще зарождался хоть намёк на людоедскую позицию. Поморщился собственным мыслям, а на душе стало как-то брезгливо от содержимого собственной черепной коробочки. Это ли имел ввиду Саймон, когда говорил про тень? Если да, то чур я бестелесный прозрачный призрак. — Бран, раз уж ты до сих пор не определился, то скрути нас обоих и, наконец, допроси. Можешь даже пытать, я даю добро. — Прервал тишину немного угомонившийся второй, — Если эта чудь белоглазая смоется, мало не покажется не только нам, но и всему району. Взгляд Брана тут же смягчился, а с сознания будто сошла вся пелена. Хватка разжалась и тело в бессилии упало на колени. Сущность тут же протянул свою освободившуюся руку, помогая подняться. Лицо первого тотчас же исказилось, стало настолько противным и уродливым, осунулось, глаза поблекли и пар перестал исходить изо рта и носа. Теперь его лик подобен самой смерти. Взбеленился, завизжал нечеловеческим голосом, задёргался что есть сил, пытаясь вырваться. Вторая ладонь крепко-накрепко вцепилась в ворот, слегка придушив, остудила пыл. От происходящего отвлекла пробегавшая мимо чёрная кошка, что цепко несла в зубах ещё живого сопротивляющегося голубя. Алыми бутонами роз расцветала на снегу тёплая птичья кровь, а пушистый хвост стоял трубой в предвкушении долгожданного ужина. В сверкающих изумрудах глаз так и читались искры полного довольства собой и своим великолепием. И ведь не боялась, прорысила всего в метре от аномальной заварушки. Сию же секунду пленный обратился в точно такую же, чёрную с белой грудкой, кошку. Острым лезвием в ладонь впились когти, заставив пальцы машинально разжаться. Из тоненьких нитей порезов проступило белёсое свечение, совсем на чуть-чуть, едва заметно. Приземлившись на все четыре лапы, молниеносно растворилась в бурой тьме за углом. Бран встрепенулся, вытянул правую руку вперёд и сжал в кулак, надеясь на помощь незримой материи. Тщетно. Перед глазами пронёсся тот самый момент, когда возле пропасти одним движением руки он вытянул на земную твердь целый автомобиль. Тварь в обличии кошки скрылась за углом. — Сука! — Прошипел Саймон сквозь зубы и уж было кинулся следом, но ослабленный глушителем звук выстрела заставил остолбенеть. — Бежим! — Шёпотом скомандовал Саймон и с силой ухватив Брана за ладонь, потянул за собой. Несколькими широкими шагами скрылись за поворотом, до куда совсем не доставал свет. Даже окна не могли выдать их присутствия, ведь сонные и давно погасшие. Любопытство щекотало внутреннего ребёнка как могло, первый поддался соблазну Бран. Надёжно спрятанный во тьме за фрактальным узором голых ветвей растительности палисада, смог отчётливо рассмотреть отъезжающий от места полированный микроавтобус обсидианового цвета, хищно блестящий тонированными вкруг окнами. Вслед за товарищем не вытерпел и Саймон. За медленно закрывающейся дверью стоит типичный спецназовец, глаза его скрыты усиленной зеркальной пластиной, что венчает шлем, а силуэт грубо обрамлён бронежилетом. В руках, словно тряпочка, висит та самая кошка со снотворным дротиком, торчащим из бедра. Резким движением руки Саймон дёрнул Брана за шиворот вслед за собой, дабы скрыть от ненужных глаз: — Ты чего творишь? — Еле слышно прошептал, вытирая из-под носа кровь, — Нас могли заметить и тогда домой мы уже не вернёмся. А то стоишь, рот разинул и глазеешь, как бабка на базаре… — Сай, — Приосанился сущность и приблизился настолько, что лицом отчётливо ощущалось его размеренное горячее дыхание, а белый палец скользнул по кровавым следам на щеках, — Мы не нужны им сейчас. Явились не за нами, будь спокоен и верь мне — мы в полной безопасности. Звук двигателя окончательно растворился, оставив их наедине с ночной тишиной. Из всего хаотичного роя мыслей выбилась одна. — А продукты остались там, за деревом… — Вздохнул так тяжко и грузно, вспомнив, как отдал за них три мятые сотни. — Заберём, давай руку. Горячая ладонь обжигала, а окружающее пространство словно наполнилось электричеством. Настолько же приятным, насколько до непривычки жгучим, новым и свежим, не ощутимым ранее. Уроженец самой густой и непроглядной тьмы настолько терпелив и внимателен к нему, что уже не получается смотреть на него, как на внеземную сущность. Он больше не далёкий, больше не другой, а совсем близкий и свой. Стряхнув цепкий налёт произошедшего, сознание успокаивалось и с каждой секундой наполнялось чем-то прекрасным. По бокам снова медленно плыли спящие окна, размеренно похрустывает снег. Город спит. Несмотря на саднящие раны, всё обошлось — путаницы не случилось, а злобной аномалией займётся Фонд. Да, странно, но район, а то и целый город, в безопасности благодаря врагам. Двоякое чувство, ничего не скажешь. — Бран, ну-ка погоди, — Совсем спокойно обратился Саймон, застёгивая чёрную куртку и натягивая на светящуюся голову капюшон, — Ты ж заболеешь, дурень. — Странные вы создания, люди… А если бы тебя убили? Травмировали серьёзнее, чем разбитый нос и огромная царапина? А может, забрали бы в Фонд вместе с тем дармоедом? Зато я был бы в шапке. Конечно, о незапертой квартире лучше не заикаться — человек и так перенёс нехилую встряску, мало ли кукушкой отъедет или по морде настучит. И вообще, пакет по-быстрому заберут, одна нога здесь, другая там, ничего случиться не успеет. — Дело говоришь, — Бодро соглашается, заглядывая в глаза, — Слушай, а о чём это ты задумался? Квартиру закрыл? Я дубликат ключей на вешалке оставлял. Врать сущность никогда не умел — то взгляд выдаст, то слов не подберёт нужных, оттого выглядел как маленький неуклюжий котёнок, абсолютно не отдупляющий в происходящее. Что ж, видимо, придётся научиться. — Нет, не закрыл… — Виновато отводит взгляд. — Ну точно дурень! — Совсем беззлобно пихает того локтем, а на лице несмотря ни на что проступает улыбка. Хорошо то, что хорошо кончается — пакет снова в руках, еда не пострадала, а сотки в кармане не запачкались кровью и не порвались, даже гремящие «двушки» да «пятёрки» дальше кармана никуда не делись. Дорога домой всегда короче, поэтому совсем не заметили, как снова очутились в подъезде. Негромкое шебуршание, исходя откуда-то с верхних этажей, стекает вниз, заставляя поднапрячься — негоже показываться кому-бы то ни было в таком побитом состоянии, привлекать к себе лишнее внимание и быть причиной сплетен на лавках. Размеренным шагом поднялись на свой этаж, по пути повезло никого не встретить. Тем не менее, шум и шелест всё ещё не прекращаются, но теперь природа происхождения звука более ясна — напоминает шаркающие старческие шаги. Неужели очередная бабулька выжила из ума, сдавшись в путы деменции? Вполне вероятно. К сожалению, человеческий век весьма краток и скоротечен — по пятам вечно бегает смерть, а в финале ждёт лишь безумие. Стряхивая дурное наваждение, потянул ручку неприкрытой двери. Жильцы знают друг друга в лицо, поэтому ожидать ограбления или чего похуже не следовало, ну не будут они портить себе подъездный рейтинг, тем более большинство — пенсионеры. Квартира встречает приятным теплом, веет уютом. — Сай, а это кто? — Вопросительно тыкает на кровать длинным пальцем. — Это? Кто? — Словно ошпаренный подскочил к выключателю и зажёг люстру, — А, блин, это… Напугал, зараза, аж волосы на заднице чуть не поседели. Скинул грязные ботинки на пороге и проследовал в спальную, где подмяв под себя одеяло, отдыхал соседский бассет-хаунд. Морда вся в складках и седине, глаза кожей заплыли и уши до пола висят — большая неуклюжая сосиска, непонятно как взобравшаяся на кровать. Саймон помнит его ещё с детства, кажется, пёс тогда уже был старый, толстый и ленивый. Но добрый. — Это собака бабы Веры — Барон, этажом выше живёт. Старенький стал совсем, слепой и глухой уже. — Странное создание… — С аккуратным любопытством, не желая пугать старичка, протянул руку и провёл по пятнистому боку, обводя указательным пальцем каждую складочку, — Мне нравится! Тот в ответ только зевнул да глянул белёсыми стёклышками глаз, хвостом замахал и совсем нагло по дивану распластался, мол, чего застыл? Продолжай! Бран быстро понял намёк и стал мять, словно тесто, двумя руками. — Не дело это, заставлять бабушку переживать, — Начал Саймон, не заметив как сам вовсю начёсывает короткую шерсть Барона, — Надо беглеца возвращать. Сущность кивнул и взвалил собачью тушу на руки — очевидно, своими лапами и добровольно он не уйдёт. — А как возвращать, если ты весь побитый? — Не кипишуй, сейчас сообразим что-нибудь, пошли. Времени на раздумья не оставалось совсем, а раны никуда не спрячешь. Единственный способ — послать Брана на этаж выше, до квартиры тёти Веры дотащит да убежит сюда. Только один неприятный нюанс омрачает воздушные замки — Бран не человек. Не знает он, как и что говорить, а уж пытливая Вера всяко расспросит, откуда он. Как выдаст какую-нибудь ересь про войд Волопаса, так и запишут в чёкнутых. Пока Саймон спешно вытирал кровь влажными салфетками, всё больше размазывая её по лицу, Бран уже ждал у двери. Не раздумывая, захотел выйти в подъезд и подождать там, всё-таки стоять в зимней куртке и с большой собакой на руках было слишком жарко. Знал бы, что иногда лучше всего — просто не высовываться… Сквозь тяжёлый скрип петель те самые шаги совсем близко, а точнее — прямо напротив. Два подёрнутых старческой тусклостью глаза взирают из-под огромных очков с толстенными линзами, на плечи небрежно накинут вязанный платок, а тело приобретает призрачные формы из-за белоснежной ночной сорочки. — Барончик, сладенький! — Второпях пролепетала старушка — божий одуванчик и бросилась целовать складчатую морду. Бран стоял не в силах выдавить из себя хоть слово, настолько не хотелось мешать их трогательному воссоединению. Земной путь старушки на грани завершения, поразительно, как она ценит каждую минуту. Поразительно, насколько радуется встрече после совсем, казалось бы, недолгой разлуки. А недолгой ли? Навскидку прошло минут двадцать, а если до утра кто-нибудь из них уже не доживёт? Время относительно. Для маленьких детей эти двадцать минут — целая вечность, ведь впереди целая жизнь. Для взрослых двадцать минут — сущий пустяк, игнорируемый в погоне за лучшей жизнью. Для старичков и старушек каждая минута, будто последняя, а целых двадцать — вечность на пути к вечности. Пёс завилял хвостом и на остатках сил постарался выбраться, Бран незамедлительно поставил его на пол и тот сразу поковылял к хозяйским ногам. — Сёмочка, внучек, спасибо! — Кинулась обнимать дрожащими руками, — А вырос-то как! Ну, жених! Большие ладони легли на иссохшиеся временем плечи, будто силясь подарить хоть крупицу драгоценных земных дней. Проходя в прихожею за очередной влажной салфеткой, в дверном проёме показался Саймон. — Ой, а это кто с тобой? — Щурится и поправляет очки. Деваться некуда, так и придётся показаться на глаза. — Баб Вер, это я — Саймон. — А это кто тогда? Совсем я старая стала, слепая уже. — Это друг мой, из другого города переехал сюда. Вот, помочь решил, сами знаете — съём нынче дорого стоит. — Многоувожаемая Верочка, здравствуйте! — Поклонился Бран. — Ах, внучок, засмущал бабушку, Поправила очки и снова прищурилась, явно что-то заподозрив. — Сёмочка, а что за кофточка такая у тебя странная, в пятнах вся? — А, это… Да постирал неудачно, покрасилась. — Ну-ка подойди сюда. Внутри всё сжалось, кажется, гораздо сильнее, чем при аномальном мордобое. Чего он себе никогда не простит — так это доведение старушки до инфаркта. Совсем шаткими шагами подошёл чуть ближе, руки непростительно тряслись, спрятал за спину. И ладно свитер, а раны на лице ничем не скрыть. — Ах, Сёмочка! — Что было сил кинулась к нему, пока Бран придерживал её за горбатую спину, — Кто тебя так? Срочно зови милицию! — Баб Вер, да я на лестнице упал, пустяки же, — Всеми силами стараясь не скривиться от потревоженных ушибов, демонстрирует неловкую улыбку, — Не беспокойтесь пожалуйста. — Ну как же так, надо в больницу! Раны промывать! — У друга моего как раз оконченные курсы по первой помощи, — Показывает на сущность большим пальцем, — Он уж всё промыл. — Умничка какой, — Взяла его большую ладонь в свою и слегка сжала, — Береги Сёмочку, он с детства непутёвый такой. Бран кивнул, стараясь выжать из себя максимально уверенное поведение. Да-да, курсы он правда прошёл целебные и какая разница, лечить мазями и горькими таблетками или чистой магией управления материей? Разница есть — второе гораздо эффективнее. — Мальчики, давайте хоть чаем вас напою да конфетками угощу? — Всё не успокаивается старушка, стараясь хоть какой-то помочь. — Спасибо, баб Вер, но мы пойдём, спать хочется, час поздний уже. — Вспомнил о необработанных ранах Саймон. Бран смекнул моментально и уже взвалил на руки Барона. — Я вам его отнесу, подождите здесь пожалуйста. Быстро оставив пса этажом выше на придверном коврике и кое-как уговорив его посидеть на месте, моментально вернулся. Старушка сопротивлялась, но всё-таки поддалась — взял на руки и её, бережно, словно хрустальную вазу, донёс до нужной квартиры.***
Темно. Прохладные кончики его пальцев скользят по щекам, обводя каждую рану. Всегда, когда он использует свои силы — пальцы начинают светится ещё ярче и красивее, приобретают приятную свежесть летнего утра. Определённо, его прикосновения сродни луговой росе в ранний час. Самой кристально чистой, что на состав, что на помыслы. Саймон лежит на мятой кровати, уставившись в потолок, а сбоку, едва теснясь на самом краю, примостился Бран. Аккуратно, чтобы не потревожить лишний раз и без того израненное тело. Упираясь левой рукой в лакированное дерево изголовья, внимательно и бережно утирает засохший на щеках багрянец. Настолько тщательно, что забывает дышать. Мягкий свет ложится на взлохмаченные коричневые волосы, кое-где слипшиеся от крови и пота. Об этом он подумает позже, когда возымеет в себе хоть капельку желания встать, а пока… Заживают раны. Нет, вовсе не сами — благодаря ему одному, вопреки всему. Заживают, оставляя шрамы на долгую память. …И лишь с помощью твоей руки… Теперь на левой щеке кривоватыми краями отпечатан сегодняшний день. Уже совсем не больно, уже совсем не важно. Будущего, прошлого — нет, есть лишь «сейчас», которое, отныне и теперь, поделено на двоих, утопая в безмятежности момента. Образовавшуюся идиллию нарушает лишь один весьма наболевший вопрос, как и вечно сопровождающие его сомнения. Стоит ли? Справится ли с ответом? Нет более надобности колебаться. Горе и счастье, тревоги и покой — всё на двоих, да так, что почти физически осязаемо. — Бран, прошу, хватит молчанки, — Неожиданно резко прервал тишину Саймон, заставив сущность чуть отодвинуться и застыть в немом внимании, — Я хочу услышать всю правду о разломе, о Лейле. Прошу, всё, что тебе известно. — Сай, я пообещал себе беречь тебя. Уверен? — Пойми, Брани, иногда сберечь — означает позволить отравить оболочку, но освободить сознание от скитаний во тьме. — Вздохнул и с усилием сел, уперевшись спиной в стену, — Мы, люди, так устроены. Да, нелогично, противоречиво и даже вредно для нас самих… Но такова правда. — Хорошо, я тебя услышал. — Тихо, почти шёпотом отозвался и подсел поближе. — Та командировка по поводу боевых действий с политическими конфликтами ничего общего не имела. На границе раскрылся портал, часть пространственно-временного разлома, что было ошибочно принято за взрывы. Так случилось, что новостные успели оказаться там раньше, чем Фонд разобрался с аномалией. Вместо того, чтобы развернуть обратно всю съёмочную бригаду и журналиста, чтобы всеми силами предотвращать ухудшение ситуации, они воспользовались шансом и запустили дезинформацию в массы прямо на месте. Естественно, ткань пространства продолжала рваться… Сущность, пришедшая из портала вселилась в Лейлу. Всё так. Я знал, что ты догадывался об этом, ты отнюдь не дурак. Теперь твоя сестра на содержании в Фонде, как и любая другая «аномалия», попавшая на их радары. — Тогда нам нужно быстрее действовать, пока её не угробили! — Поддался эмоциям человек. — Не так быстро, Сай, — Сочувствующе возразил Бран, — На её лбу есть некий таймер, появившийся в момент вселения. Чёрт, как же гадко это звучит. Пока неизвестно, какое событие должно произойти, когда отсчет достигнет нулей. И цифр я не помню, увы. Сам понимаешь, до тех пор, пока не истечёт время — мы не сможем вызволить её оттуда. Заметались эхом противоречия, щедро сдобренные горючим возмущением и едкой обидой, но разум понимает — он прав. Нет смысла бороться с ветряными мельницами и пытаться скоротать время, даже если и получилось бы, Лейла не должна жить в кромешном аду розыска, бесконечных переездов в самые глухие деревни и лишённой всей связи со внешним миром. Как бы больно ни было, но признать сам факт своего бессилия — отвратительно и мерзко. Бездействие — почти содействие, только чуть толерантнее к пострадавшей стороне. Но не спеши. — Ты знаешь, где её держат? — Разум отозвался и жаждет конкретики. — Нет, но это временно. — Положил ладонь на плечо Саймона и подсел немного ближе, — На данный момент её жизни и здоровью ничто не угрожает, это я знаю наверняка. Психика — ресурс восполняемый, если подойти к этому грамотно. Сейчас Лейла свято верует, что находится в психиатрической лечебнице, над ней не проводят опыты. — Откуда ты всё это знаешь? Ты виделся с ней? — Пока был вне физической формы, случайно подсмотрел. Фонд пытался словить и меня, но они не смогли. — А сейчас смог бы разведать обстановку? — К сожалению, нет. Это слишком рискованно. — Ладно, ладно… — Протёр со лба пот и выдохнул, — Я понимаю, я не хочу ухудшать её и наше положение. В конце концов, одна ошибка — нас словят, а её ликвидируют. Этого нам не надо. — В таком случае, мы просто обязаны выяснить про таймер и по истечении отсчёта быть где-то поблизости. Обязаны знать, что вообще происходит. — Успокаивается Саймон. Не дремлет его детективная жилка, а пытливый разум в какой-то мере видит во всей ситуации огромный квест, что должен быть пройден без единой огрехи. — Истину глаголешь, человек! — Довольно отозвался сущность, — А каким образом ты собираешься готовиться к тому, сам не знаешь чему? — А это уже по ходу пьесы. — Такой настрой мне нравится. — Одобрительно положил руку на плечо, — Справимся мы, это я тебе обещаю. Все шансы есть. Даже если прячутся, если взор сам пропускает некоторые из них — есть и никуда не денутся. Будущее ещё встретит трудностями и запутанными тропами, но горит огонь надежды, разрывая морок в клочья. Сколько путей свернутся в петлю, сколько будет пройдено ухабистых дорог, а судьба выведет прямо за ручку. По местам всё расставит время — оно неумолимо, это факт. Оно приближает смерть. Оно приближает конец. Оно приближает победу. Мы сами вольны окрашивать утекающие минуты в какой угодно цвет. Вольны дать времени вкус и запах, вольны вылепить, выстругать образ. Само оно — безлико и молчаливо, оно ждёт только твоего слова. Не заплутать в самопознании. Всё - роли, шелуха, маски, проекция, кривое зеркало - как угодно! Только не ты. И не я.