*****
Жара превращает возвращение из города в невыносимо утомительный долгий путь. Гермиона страдает молча. Вид холмов и зеленой травы помогает ей на время забыть о растущем уровне дискомфорта под платьем. Приготовление и доставка целителям дополнительных порций зелий, предназначенных для подавления вспышки обсыпного лишая в нижней части города, вымотали Гермиону. А ведь этот день еще не закончился. На губах Джинни Уизли играет легкая улыбка, а по лбу стекают капельки пота. Она вытирает их платком, и ее щеки приобретают розоватый оттенок. Ее состояние вызвано не жарой, а сочетанием предвкушения, радостного возбуждения и крайней необходимости выговориться. — Гарри прибудет через три дня. Вместо того, чтобы напомнить Джинни, что она это знает, что все это знают, Гермиона улыбается своей подруге. Гермиона так же взволнована возвращением своего брата. Если не больше. — Ты готова? — Готова. Для всего. — Джинни слегка возвращается в действительность, выглядя немного смущенной. — Я не была в восторге от разговора с моей матерью о нашей с Гарри первой брачной ночи. Но это не имеет значения. Я ждала этого с прошлого года. С того момента, как в комнату влетел Патронус Гарри — олень — и принес предложение руки и сердца. Предложение не было традиционным, но было необыкновенно романтичным. Джинни потеряла дар речи, особенно когда узнала, что Гарри написал письма их отцам, в которых изложил свои намерения. Было неудивительно, что виконт согласился на такой выгодный союз. Но многие до сих пор были шокированы благословением герцога, учитывая небольшое приданое Джинни. Но таков был их отец. Он согласился с решением Гарри так же легко, как легко они приняли решение взять Гермиону в свою семью, когда уже готовились к появлению собственного ребенка. Безболезненно. Без вопросов. — Как ты думаешь, они до сих пор планируют? — У Джинни появляется такое же выражение лица, как и в моменты, когда Гермиона аккуратно обрывает крылышки у златоглазок, чтобы сохранить их для будущих зелий. — Скорее всего. После письма Гарри их матери начали планировать цветочную свадьбу в поместье, чтобы сыграть ее по его возвращению. Список гостей настолько длинный, что у Гермионы глаза округлились от удивления. Одна только семья Уизли огромна. А если добавить к этому живущих неподалеку дворян и друзей… Джинни переполняло волнение. Гермионе нравится использовать эти доставки зелий, чтобы вырваться из лап их матерей. Невесту не заботит ничего — ни свадебные детали, ни кружева, — но герцогство гудит. Этим утром новость об их долгожданной свадьбе, наконец, разнеслась по округе, вместе с известием о возвращении Гарри. Многие крестьяне в городе останавливают Джинни, чтобы пожелать ей счастливого и плодовитого союза. Это замедляет их путь, но ни одна из них не спешит вернуться. — Я тут подумала. — Эти три слова являются причиной скептически приподнятой брови у Гермионы, что Джинни игнорирует, предпочитая взять ее под руку. — Вместо того, чтобы возвращаться, мы можем пойти в Нору и поиграть в толкунчики. Гермиона может подумать только о нескольких вещах, которые она предпочла бы делать меньше, чем играть в толкунчики. — Меня по-прежнему волнует, что твое представление о развлечениях ограничивается состязаниями на метлах. — Ты ненавидишь это только потому, что проигрываешь. Джинни не ошибается. Гермиона настолько склонна к соперничеству, насколько это возможно, но не во всем. — Быть сбитой со своей метлы — это не спорт, — протестует она, слегка надув губы. — Чтение под деревом — это гораздо лучший способ провести время в жару. — Другого я от тебя и не ожидала. — Ее подруга закатывает глаза. — Ты безнадежно прозаична. — Ты говоришь как Васадес, когда она недовольна мной. А она часто ею недовольна. Смех Гермионы замирает, когда в ее голове всплывают прощальные слова учительницы. Звезды говорят о тебе. Наши пути пересекаются и меняются неясным образом. Это не прощание. Я увижу тебя снова. Из-за присущего Гермионе упрямства она трижды посещала место их встречи и ходила по лесу, проигрывая в голове их разговор и ища любые признаки присутствия кентавриды. Их нет. Гермионе не следует беспокоиться. Такое случалось и раньше. И все же она чувствует… смятение. Такое же ощущение вызывает у нее и странный дракон с красными глазами и боевыми шрамами. И голос всадника. Больше, чем когда-либо, Гермиону притягивает небо — не из интереса к будущему, которое Васадес видит в звездах, а в предвкушении, что или кого она может увидеть на горизонте. Вот почему каждое утро она возвращается на луг. Мысли все время крутятся у нее в голове. В течение последовавших нескольких минут молчания Гермиона почти решилась все рассказать Джинни. Но она этого не делает. Как будто это тайна, которую она должна хранить. — Ты снова ушла в себя, Гермиона. Гермиона этого не отрицает, но и не отвечает. Вместо этого она смущенно улыбается Джинни. — Возможно, мы обе сможем освежить головы, сделав крюк к озеру рядом с Норой, чтобы искупаться. Джинни издает одобрительный возглас и утаскивает их с тропинки.*****
Раздевшись до сорочек, они плавают, пока солнце не минует свой пик. В жаркую, сухую погоду вода освежает, возвращает к жизни. Гермиона и Джинни резвятся и плещутся, а их смех эхом разносится над водой. Когда они устают, они ложатся на воду и, держась за руки, смотрят на меняющееся небо. — Я знаю, что выхожу замуж за твоего брата, но я надеюсь, что у нас все еще будут такие дни, как этот, когда будем только ты и я. — Конечно будут. — Гермиона нежно сжимает ее руку. — Ничего не должно измениться. За исключением того, что она чувствует, что обманывает и Джинни, и саму себя. Все должно либо измениться, либо погибнуть. Это закон жизни. Выйдя из воды, Джинни призывает семейного эльфа, который сушит их обеих щелчком пальцев. Еще немного и без защитной мази светлая кожа Джинни начнет краснеть. Чтобы избежать осуждающих взглядов своих матерей или страданий от солнечных ожогов, они одеваются и продолжают путь в поместье Поттеров. Рыжие волосы Джинни стали волнистыми, кожа загорела, а высушивающее заклинание домового эльфа распушило кудри Гермионы и спутало их. Нет смысла отрицать, что они обе были на озере. Отдохнувшая и восстановившая силы, полная энергии Джинни переходит от разговоров о возвращении Гарри к последним дворцовым сплетням. — Королева Миллисента повысила налоги еще на один сикль в преддверии возвращения короля. — Снова? Это уже четвертое повышение с начала зимы. Повсеместно есть крестьяне, которые едва сводят концы с концами после предыдущего увеличения. Недовольство витает в воздухе по всему королевству. Этот пример запредельной глупости можно объяснить только одним — жадностью. Благодаря победе над очередным королевством, павшим перед мощью империи Малфой, и каждым увеличением налогов на сикль, казна Королевства должна быть переполнена. Но жажда королевой большего не была утолена. Этого никогда не случится. Во время отсутствия короля Драко королева Миллисента терроризировала людей, находящихся под ее властью. Нарастающие общественные волнения сопровождают каждый указ и взимаемый налог. С падением королевств перед королевством Малфой, гнев Гермионы распаляется. Равнодушие к безопасности покоренных людей, незнакомых с обычаями и традициями королевства. Изоляция и неконтролируемое насилие, с которыми они сталкиваются просто потому, что были завоеваны королевством, которое уже игнорирует потребности своего собственного народа. Все это усиливает нарастающий гнев Гермионы. Ее отвращение распространяется не только на членов королевской семьи, но и на знать, которая молча наблюдает за происходящим, желая лишь защитить себя и свои собственные интересы. Слухи о публичных порках и казнях тех людей, которые стремятся к переменам, поднимают внутренние вопросы об обществе, в котором они живут. Обществе, которое слепо поддерживает одного тирана за другим. — Да, это чудовищно. — Глаза и уши Дворца не добираются до этого уголка страны, но Джинни тщательно контролирует громкость своего голоса. — Это было сделано по предложению советников. Они хотят убедиться, что в казне достаточно средств для продолжения финансирования войны. — Я думала, что война будет приостановлена на некоторое время. — Так и было задумано, но враги нашего королевства могут сплотиться. Гарри говорит мне, что солдаты возвращаются домой, но чтобы сохранить то, что мы заполучили, туда будет направлена охрана. Лазутчики отправляются для оценки королевства Кэрроу. Гарри сказал мне о радостных криках от освобождения. Садисты Кэрроу разорили сотни городов и деревень в Королевстве Малфой с начала Второй Великой войны. Гермиона считает их ответственными за смерть своих родителей. Но даже она не может представить, чтобы кто-нибудь праздновал смену одного тирана на другого. — Король Драко отложил свое возвращение, поэтому экстравагантные планы празднования королевы Миллисенты становятся все более абсурдными. Приглашены все дворяне и все рыцари. Последнее, что я слышала, это то, что она собирается выпустить павлинов по его прибытии. — Джинни закатывает глаза, когда они проходят сквозь защитные чары поместья Поттеров. Его магия теплая и принимающая. — Не спрашивай меня, зачем. У меня нет ответа. Это будет грандиозное событие. Сарказм Джинни, как всегда, острый, но Гермиона не может смеяться над этим, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать. У нее не осталось слов, чтобы описать свои чувства по поводу прихотей королевы, не обращающей внимание на проблемы королевства в разгар войны, которой нет конца. Гермиона останавливается. — Гермиона? — Джинни поднимает брови от беспокойства. — Что случилось? — Я больше ничего не желаю слышать о планах королевы. Меня волнует только то, как мы будем бороться с этим, помогая нуждающимся. Я составлю список идей и представлю их своему отцу. — Но ты леди, это не твоя битва. — Это наши люди. Это сердце каждого королевства. Глупо обращаться с ними так плохо. — Ты и твоя семья делаете очень много для тех, кто живет в вашем герцогстве. Не все дворяне такие, как вы. В худшем случае они считают крестьян расходным материалом. В лучшем случае — источником дохода. — Джинни берет Гермиону за руку, и они продолжают путь. Заходящее солнце светит им в спину. — Я всегда преклонялась перед тобой. С тех самых пор, как мы были детьми. Упрямая, как двурог, но добрая и справедливая. Как бы я хотела видеть мир так, как видишь его ты. — Нет правильного способа видеть мир. Мы все изо всех сил стараемся справиться с постоянными изменениями как внутри нас, так и вокруг нас. Этот мир устроен так, что не все мы равны, но мы можем относиться к тем, кто ниже нас, справедливо и с уважением. — Гермиона вздыхает, когда они приближаются к входной дорожке. — Я… Я знаю, что это радикальный способ мышления. Но моя мать направила меня на этот путь, а мое познание природы определило мой курс на то, чтобы делать то, что я могу. Бороться, как могу. Помогать, кому смогу. — В этом вы с Гарри похожи. Вы оба — воины. Он связан долгом, а ты… — Я борюсь за то, что правильно. Но пока они идут, Гермиона все больше думает о брате, который ушел, чтобы отдать свой семейный долг в качестве рыцаря и тренироваться вместе с принцем. Она задается вопросом, такой же ли он тощий, с тем же шрамом и в очках. Растрепаны ли его волосы, и владеет ли он той же палочкой. Или же война раздавила мальчика, который раньше смеялся слишком непринужденно, улыбался слишком широко и говорил слишком громко. Тот самый мальчик, который думал, что война будет выиграна к тому времени, когда его обучение будет завершено, и ничего не изменится в его отсутствие. Она боится, что он вернется, зная, что все изменилось. Гермиона втайне надеется, что Гарри вернется таким же, каким ушел, но надежде нет места на поле боя. Так же, как жизнь и смерть, время выжигает ее дотла. И все же, думает Гермиона, приветствуя свою мать, которая неодобряюще хмурится, глядя на состояние ее волос, будет радостно увидеть его снова.*****
— Ты рассеянна, Гермиона. Прошел уже час с тех пор, как они начали спарринг на мечах, а мама еще даже не устала. Это нормально для нее, но сегодня еще и день, предшествующий возвращению Гарри, и она переполнена энергией предвкушения, которую можно сжечь в поединке. Одетая в простое синее платье, с распущенными волнистыми рыжими волосами, ее мать стоит в позе боевой готовности, присогнув колени и вытянув вперед руку с затупленным тренировочным мечом. Его кончик находится поблизости от Гермионы, которая стоит в оборонительной позиции. Хотя она далеко не новичок в обращении с мечом, Гермиона завидует тому, как сражается ее мать. Она не только сражается с безоглядной волей к победе, но и обладает природной грацией, словно отлитой из стали. Гермиона никогда не могла сражаться так, как мать. Внимательная к деталям и технике, она никогда не могла обращаться со своим мечом так, чтобы это было инстинктивно или естественно. Меч матери может начать светиться с помощью магии по ее воле и приказу, позволяя ей разрубать мрамор. Она хотела бы научить Гермиону тому же навыку, но Гермиона никогда не была в состоянии сохранять концентрацию, необходимую для такого приема. — Я убила тебя сегодня трижды, любовь моя. Хоть на этот раз брось мне вызов. — Хорошо, мама. — От влажности и физической нагрузки волосы Гермионы становятся такими же растрепанными, как и она сама, облаченная в темно-красное платье, которое больше никогда не наденет. — Но если ты убьешь меня быстро, у меня может остаться время, чтобы принять ванну перед ужином. Отец посмеивается со своего места на краю веранды. Более не имеющий возможности спарринговаться, он выглядит меланхоличным, но оживленным. Все проигрывают ее матери. Гермиона задается вопросом, будет ли так и с Гарри, когда он вернется. — Лили, дорогая, — усмешка на губах отца символизирует веселье. — Полегче с Гермионой. Она выглядит усталой после своей утренней прогулки по лугам. Его слова действуют именно так, как он и рассчитывал. Вместо защиты Гермиона переходит в атаку. Блеск в зеленых глазах ее матери указывает на ее воодушевление. Резкий звон лязгающих мечей и тяжелое дыхание Гермионы наполняют воздух, пока они сражаются. Этот раунд длится дольше и тяжелее, и когда мама делает выпад для третьего «убийства», Гермиона, не задумываясь, отклоняется влево. Меч проскальзывает мимо ее тела и оставляет мать открытой для нанесения поражения. Приставив тупой кончик меча к шее матери, Гермиона задыхается, хватая ртом воздух. — Ты сдаешься? — Сдаюсь. — Улыбка матери становится шире, когда они обе выпрямляются. — Отличная работа. — Обращаясь к отцу, она склоняет голову. — Джеймс, спасибо тебе, дорогой, за верную мотивацию. — Я понял, что если сказать Гермионе, что она чего-то не может, то этого достаточно, чтобы распалить ее решимость доказать обратное. Они знают ее лучше всех. Появляется домашний эльф, чтобы вернуть их мечи и кинжалы в оружейную. — Спасибо, Добби, — говорят Гермиона и ее мать в один голос. — Хозяйки очень добры. — Он кланяется и исчезает, щелкнув пальцами. Опираясь на трость, отец поднимается на ноги. Мать подходит к нему и целует в щеку, прежде чем обнять его за талию. Отец прижимается щекой к макушке ее матери. — Как и всегда, ты остаешься восхитительным кошмаром, Лили. За свой комплимент он получает ожидаемый тычок в ребра, который заставляет его рассмеяться под пристальным свирепым взглядом матери. Затем между ними появляется какая-то нежность. Годы брака сделали их действия плавными и естественными, а связь крепкой. Хотя они желают, чтобы их дети вступали в брак по собственному выбору и любви, их брак не был рожден ни от того, ни от другого. Обрученные еще в детстве, они с трудом переносили друг друга до того, как поженились. Отец признался, что он был избалован, высокомерен и не думал ни о ком, кроме своих друзей — лорда Сириуса и сэра Римуса — и своей рыцарской службы под началом Безумного короля. Мать раздражала его своим остроумием и тем, что она слишком заботилась о вещах, не подобающих леди. Например, о голодающих людях в их герцогстве. Ее раздражало само его существование. Даже сейчас они во многом расходятся во мнениях. Но когда Гермиона впервые спросила о том, как случилось, что они смогли полюбить друг друга так, как любят сейчас, они обменялись взглядами и сказали правду. Война. За две зимы до того, как Гермиона была отдана им, Безумный король Люциус послал своих рыцарей на самоубийственную миссию, в которой выжил только ее отец. Его фестрал вернулся домой и не сдвинулся с места, пока ее мать не села на него верхом. Он унес ее в ночи, доставив на поле боя, где она нашла своего мужа живым, окруженным телами его товарищей-рыцарей. Она переправила его в безопасное место, ухаживала за ним до выздоровления. И, хотя он был непоправимо травмирован, она оставалась рядом с ним, помогая ему восстановить свои силы и снова обрести самостоятельность. — Ясность дожидается того момента, когда ты можешь все потерять, — однажды сказала ей мать. — Но любовь — это момент, когда ты решаешь, что просто сам готов от всего отказаться.*****
Гарри изменился по сравнению с тем, каким его помнит Гермиона. Он стал выше. Шире в плечах. Он многое перерос, но доброта в его глазах остается. Она еще не была запятнана войной. Несмотря на огрубевшие руки, его объятия нежны, и даже сейчас его зачарованные очки остаются погнутыми. Шрам, с которым он родился, все еще видим — он идентичен шраму на шее отца. Гарри во всеуслышание говорит о своей радости по поводу возвращения, его восторженное воссоединение с Клювокрылом вызывает улыбку на ее лице, и она почти плачет вместе с ним, когда он и Рон обнимаются. Его плечи опускаются, когда он наклоняется, чтобы обнять мать, а затем выпрямляется, чтобы обнять отца. Теперь они одного роста, и он — вылитый отец. Но с глазами матери. Когда он видит Джинни, мир как будто замирает. Момент, который они разделяют, ни с чем не сравнить. Он поднимает ее, как будто она ничего не весит, и обнимает, как будто она — все. Они должны пожениться на рассвете. Гермиона будет подружкой невесты. После их воссоединения Джинни уводят, оставляя Гарри и Гермиону наедине с Роном. — Золотое трио, наконец-то, воссоединилось, — ухмыляется Рон. Это ласковое прозвище, данное им родителями в пять лет, когда Гарри нашел раненого золотого проныря, и все трое решили подобрать его. Их родителям не потребовалось много времени, чтобы узнать об этом и заставить их отдать редкую птицу на попечение Хагриду и семье Саламандер. Но прозвище до сих пор живет, как и сама птица, только теперь уже с несколькими поколениями птенцов. Тролли, оборотни, василиск, замаскированный под крысу Рона и говорящий загадками о Гарри последователь Волан-де-Морта, потерянный инфернал — эти необычные приключения связывают их на всю жизнь. Первое, что они делают, это возвращаются к истокам — не к проказам, для этого еще будет достаточно времени, — а в свое любимое детское убежище. Широкое поле вдали от поместья Поттеров. Они лежат в траве на вершине холма, едят фрукты и орехи и наслаждаются дружескими узами, возникшими в детстве. Рон — единственный из братьев, кто остается неподалеку от дома. Также он первый из их троицы, кто женился. Четыре года назад на дочери лорда — Сьюзен Боунс. У них две дочери, которых Гермиона считает крестницами и которые иногда присоединяются к ее урокам, несмотря на то, что они не сироты. Рон всегда занят, когда Гермиона приглашает его, но сегодня ему нравится быть вдали от всего этого. — Трудно было получить разрешение короля на брак? — Нет. — Гарри откусывает яблоко и жует. — Он разрешил нам вернуться к нашим семьям, но ожидает нашего возвращения на следующей неделе после его прибытия на приветственный пир. Гермиона становится угрюмой. Ей многое нужно рассказать Гарри, но сегодня день его возвращения, и она не хочет беспокоить его своими делами. — Хорошо. — Рон запихивает в рот горсть ягод. — Мне надоело слушать, как много она говорит о твоих письмах, так что я рад, что ты дома, чтобы жениться на ней. Когда Гермиона смеется, ее брат наклоняет голову. — Я удивлен, что ты до сих пор не замужем. — Я не намерена выходить замуж. Мои ученики — это мое потомство. Такой же ответ она дает каждому соискателю, который просит ее руки: и привлекательному маркизу Виктору Краму, когда ей было всего пятнадцать, и высокомерному сыну иностранного герцога Кормаку Маклаггену два года спустя. Не говоря уже о Перси, который сделал ей предложение в прошлом году. Ее родители поддержали ее отказы. — Ты уверена? — спрашивает Гарри. — Мне нравится помогать людям в нашем герцогстве, обучать сирот, выполнять обязанности, которые не могут выполнить мать и отец, и варить зелья для тех, кто в них нуждается. Кто-то должен это делать. Я сомневаюсь, что какой-либо брак, в который я вступлю, даст мне время и возможность жить так, как я хочу. — Но ты останешься старой девой. — Счастливой старой девой. — Заметив обеспокоенный взгляд Гарри, она улыбается и толкает его локтем. — В браке можно найти только одно сокровище, и я не имею в виду богатство. Вы с Роном нашли его, а для меня ничего не осталось. Я счастлива, что вы оба счастливы. Рон чешет в затылке. — Я все еще не понимаю, почему ты отказала моему брату. Он ведь тебе нравится. — Он хороший человек. Мне нравится его общество и общение с ним, но я не люблю его и никогда не полюблю. Я никого не выбираю и вместо этого хочу быть уверенной, что люди в нашем герцогстве не окажутся в разрухе из-за жадности и поступков Короны. — Я слышал… истории. — Гарри смотрит вдаль и срывает травинку. — Я надеюсь, что с возвращением короля все изменится. — Война закончена? — спрашивает Гермиона. — Нет, но… — Не может быть перемен, когда коррупция и жадность продолжают оставаться причиной страданий. Королева отвратительна, расточительна и жестока. Ей наплевать на людей, которыми она управляет, или на тех, кто был лишен крова в результате войны. И те, кто дает ей советы, ничуть не лучше. Я, например, устала от войны. Королевство не знало мира уже много лет, и мы никогда не узнаем мира из-за упертого желания короля Драко завоевать Реалм… — Ну вот, ты это сделал. — В голосе Рона звучит шутливое раздражение, он закатывает глаза точно так же, как это делает Джинни, когда Гермиона слишком увлекается во время своих речей. — Ты заставил Гермиону начать разглагольствовать. Она бросает в него орех пекан. Он ловит его ртом, и они все вместе аплодируют и смеются. На мгновение становится тихо. — У меня есть свое мнение. — Мы знаем! — Гарри и Рон говорят в один голос. Их смех настолько не изменился, что трудно поверить, что между сегодняшним днем и их последним прощанием прошли годы. И всего несколько часов с их последнего приветствия. Некоторые вещи никогда не меняются. До тех пор, пока они не меняются.