*****
Уже день. Гермиона просыпается в своих покоях, но аромат знакомых лекарственных трав по-прежнему витает в воздухе. Драко, — высокий и суровый, с короной на голове, — стоит у большого окна. Синяки на костяшках его пальцев такие же свежие, как и брызги крови, что он утирает со своей скулы. Стоящая рядом с ним Астория вздыхает. — Ты выскажешь свои претензии или продолжишь вздыхать? — спрашивает Драко, не глядя на нее. Она неспешно протягивает ему носовой платок. — Я не знала, что ты пачкаешь руки. Ты король, Драко, а не палач. Ты не… — Тиран? — Он бросает на нее холодный взгляд. — Я просто делаю показательный пример из врагов, у которых не хватило здравого смысла умереть в бою. — Почему ты здесь? Прошло три дня с тех пор, как ты вернулся с ней, и она все еще спит. — Почему ты здесь? — Пэнси попросила меня побыть с ней, пока сама она будет исполнять обязанности королевы в ее отсутствие, но я сомневаюсь, что я та, кого она хотела бы видеть. Драко стискивает зубы. — Как и меня. — И все же ты здесь. Точно так же, как ты был со мной во время приступов болезни от моего проклятья. — Она смотрит на него. — Ты никогда не заботишься о тех, к кому ничего не чувствуешь. Ты никогда не борешься… По крайней мере, ты никогда не боролся ни за кого так, как за нее. — О чем ты говоришь? Астория бросает на него острый взгляд. — Охранники, стоявшие снаружи комнаты, слышали вашу ссору перед нападением. Молчание Драко кажется Гермионе странным, но она не шевелится, наблюдая за разворачивающейся сценой. — Не имеет значения, что я чувствую, — в конце концов говорит он. — Ей ничего не нужно от меня. — Это имеет значение. Но все же это также и твоя вина. Ты оттолкнул ее. — Астория разглаживает подол своего голубого платья. — Кто дал тебе этот совет, Драко? — Снейп сказал мне держаться на расстоянии, иначе мои враги нацелятся на нее. В то время это казалось мудрым, учитывая множество покушений на мою жизнь. — Он чертов дурак, и ты тоже, раз слушаешь его. Я предложила тебе дать ей время, да, но не оберегать ее слишком сильно. Я говорила тебе позволить ей обучиться, окрепнуть. Во время наших прогулок я поощряла тебя поговорить с ней. Я не ожидала, что ты окажешься трусом, который предпочтет скорее спрятать ее за каменными стенами, чем встретиться лицом к лицу со своим собственным страхом. Я знаю, ты думаешь о том, что случилось с твоей матерью… — Смерть моей матери не имеет к этому никакого отношения. — Имеет, и ты это знаешь, Драко, — возражает Астория. Она тихо добавляет. — Ты должен понимать, что это была не твоя вина. — Мои ошибки и промахи неоднократно бросались мне в лицо. Я… — Драко опускает голову и проводит огрубевшей рукой по волосам. — Я больше не стану говорить об этом. — Твоя способность игнорировать свои эмоции с ней не работает. Прекрасно. Пусть это станет твоей расплатой. Именно твое отвержение породило ту версию Миллисенты, которая потом терроризировала твоих друзей, семью и подданных за то невнимание, что ты ей оказывал. Не позволяй истории повториться.*****
Гермиона резко просыпается. Содрогаясь от мучающих ее новых кошмаров, она пытается кричать и бороться, но не может сделать ни того, ни другого. Рядом с ее кроватью сидит чудовищного вида пес. С черным, как ночь, мехом, огненно-красными глазами, острыми, словно бритва, зубами, сверкающими на свету. Будучи полупрозрачным, он растворяется у Гермионы на глазах. Она пытается отдышаться. Затем замечает Андромеду, подходящую к ее кровати. Она выглядит почти точь-в-точь как пытавшая ее женщина, живущая в ее сознании. Только Андромеда другая. Она нежнее. Ее прикосновение скорее доброе, чем грубое. — И снова здравствуй, королева Гермиона. — П-пес… — Ах, так ты можешь видеть его? — В ответ на слабый, дрожащий кивок Гермионы женщина кладет руку ей на ногу. — Он не причинит тебе вреда. Я объясню позже. — Где… — Расслабься. Твои эмоции неконтролируемы и удушающи. Дыши. Гермиона так и делает, поворачивая голову в поисках знакомых лиц. Она видит Дафну, спящую рядом с ней. И других. Луна расположилась в изножье кровати рядом с Джинни. Обе склонились друг к другу. Пэнси сидит на скамье с другой стороны постели и крепко спит, неудобно склонив голову. Чжоу положила голову ей на колени. Ее пальцы переплетены с пальцами Дафны. Они дежурят рядом с ней, у ее постели. — Отдыхай, — говорит Андромеда. Нежные руки укладывают Гермиону обратно в постель и подбадривают выпить еще питья, исцеляющего ее поврежденный разум и тело. Ритмичное движение крыльев поблизости успокаивает ее. Как раз перед тем, как задремать, она снова слышит голос старшей волшебницы. — Твои друзья всегда поблизости.*****
Увидеть своих родителей, имея полный спектр восстановленных воспоминаний, оказалось труднее, чем ожидала Гермиона. Родители столь же печальны, сколь противоречиво чувствует себя она сама. Шок от того, что в ее памяти заполнены все пустовавшие пространства, еще не прошел. Она притворяется спящей, пока ее родители разговаривают. — Я не думаю, что еще разумно уезжать, — шепчет мама. — Никто не знает, куда они направятся, — говорит отец. — Они знают, кто мы такие. Дамблдор думает, что они соберут свои силы и придут за нами. — Тем больше причин остаться. — Мы все чересчур сосредоточены в одном месте, а наше отсутствие может поставить под угрозу жизни всех жителей герцогства. — Голос Гарри — это третий голос, который Гермиона не ожидала услышать. — Нам необходимы солдаты, которые бы патрулировали каждый город королевства. Отец, может ли герцогство выделить кого-нибудь? — Мы можем, но для этого мы должны вернуться. Мы отсутствовали гораздо дольше, чем ожидалось. Дома очень многое необходимо сделать. Сначала мы должны укрепить защитные чары городских стен, а затем и наших владений. Невыразимцы помогут скрыть местоположение герцогства и окружающего его леса с помощью магии. В герцогстве достаточно товаров, чтобы мы могли не зависеть от торговли, а король приостановил выплату дани от нашей семьи. — Я не чувствую себя уверенно, оставляя Гермиону. — Голос матери звучит печально. — Прошла почти неделя, а она все еще не пришла в себя. — Здесь она будет в безопасности. — Откуда мы знаем? Она чуть не умерла. — Мама резко вздыхает. — Король не сможет присматривать за ней так, как он это делает сейчас, в то время как отступающих Пожирателей смерти замечают по всему королевству. Я пока не могу доверить эльфам и фрейлинам ухаживать за ней до того момента, как она узнает, насколько сильно мы ее любим. Любовь никогда не была под вопросом. Иногда ради любви приходится делать трудный выбор. Гермиона понимает это, хотя правда все еще слишком свежа и трудно принимается. Но это не мешает ей открыть глаза и сжать теплую руку матери в своей. — Я тоже люблю тебя, — шепчет она. Полные слез глаза матери — это единственное, что она видит перед тем, как все погружается в темноту.*****
Гермиона просыпается от свиста ветра, когда Каида пролетает к замку ближе, чем обычно, и тем самым пугает Асторию, стоящую у окна. Испуганно вздохнув, та прижимает руки к груди. — Я думала, она улетела. — Она летает кругами вокруг замка день за днем. — Раздается рядом с Гермионой голос Драко. Она приоткрывает глаза не шире щелочек, мало что видя, но все слыша. — Она почти не ест и еще меньше спит. — Как долго Каида сможет так продержаться? — Столько, сколько ей будет необходимо. — Она общается с тобой? — Только ее обычные насмешки и ворчание. — Правда ли, что она… — Слухи правдивы, — перебивает ее Драко, устало вздыхая. — Каида пришла ей на помощь. Я не знаю, как она смогла позвать гиппогрифа Поттера или других крылатых зверей, но они увидели ее с неба, пока мы искали на земле. Тишина воцаряется достаточно надолго, чтобы Гермиона начала засыпать. Как только это происходит, чья-то ладонь неуверенно накрывает ее ладонь. Прикосновение настолько мимолетно, что пугает ее. Когда оно возвращается, подобно океанскому течению, сердцебиение Гермионы учащается. — Каида испепелила всех Пожирателей смерти, находившихся на берегу реки, а затем сожгла более трети леса в ярости, которую я не хотел останавливать. — Эти слова заставляют Асторию бросить на него шокированный взгляд. — Кентавры были в гневе от этих разрушений, но Флоренц умерил их негодование нашим предложением о возмещении ущерба. Я отдал кентаврам нетронутые лесные угодья, которые мои предки отказывались им уступать. По доброй воле. За союз с ними. — Смелое решение. — Мне нужно, чтобы они были на моей стороне в предстоящем сражении. Астория вздыхает. — Кажется, твой гнев наконец-то поутих. — Уверяю тебя, он не утих. — Драко убирает ладонь с руки Гермионы. — У меня просто закончились головы. — Кроме одной. — Она должна оставаться в живых. — Вся эта ярость из-за королевы Гермионы, — цокает языком Астория. — Это любопытно по многим причинам. — Почему? — Я не спорю с отсутствием милосердия с твоей стороны. Меня больше интересует Каида. Ее интересы всегда касались только ее самой и сохранения твоей жизни. Как получилось, что она завоевала расположение твоего дракона, учитывая, что твой фамильяр едва выносит тебя? — Ты ревнуешь. — Не к ней, но… — Она раздраженно фыркает. — Каида ненавидела меня на протяжении многих лет. Я сделала все, кроме как подкупила ее, чтобы добиться ее расположения. Но тут появляется Гермиона, и твоя дракониха вдруг к ней привязывается? — Она спасла нас обоих от отравленных стрел и уже почти месяц залечивала раны на крыльях Каиды. Без всякого скрытого мотива она развлекала ее историями. Они сблизились быстро и без моего вмешательства. — И когда Гермиона лежала и умирала… — От горя она пожертвовала сердечной жилой. Астория резко выдыхает. — И ты позволил этой связи появиться? — У меня не было выбора. — Драко замолкает, тихо вздыхая. — В тот единственный раз, когда я подумал вмешаться, Каида сбросила меня в море. Как и моя сестра, она постоянно ругает меня за то, что я держусь на расстоянии от той, которую сам выбрал в жены… Не бери в голову. Астория смотрит на него так, словно он сошел с ума, но в конце концов смягчается. — Теперь, когда я смотрю внимательно, я вижу это ясно. — Что видишь? — Я нахожусь в смятении. Как твой друг, я должна напомнить тебе о том, что в приоритете: война, месть за твоих родителей, твои цели. Я должна сказать тебе, чтобы ты оставался сосредоточенным до тех пор, пока не сможешь закрепить свое правление появлением наследника. Но как женщина, которая когда-то любила тебя, я должна злиться, что меня было недостаточно. Драко вздыхает. — Астория… — Я знаю. — Она грустно улыбается. — Точно так же, как я счастлива своему решению оставить разбитое сердце позади и двигаться вперед с Тео, я счастлива тому, что кто-то наконец-то выбил тебя из колеи… даже если это она. — Я не выбит из колеи. — Капризная раздражительность в голосе Драко веселит Гермиону, но странное звучание его голоса сводит это нет. — Мы всë оговорили и согласились на определенные условия и свободы и ничего больше. Это нерационально… — Как королю, для обеспечения стабильности тебе нужна была покладистая королева, — отвечает Астория. — Милая и преданная. Которую легко задобрить с помощью оговоренных свобод. Это твои слова, а не мои. Каида стремительно появляется вновь. — Я лучше спал на поле боя, — признается Драко. — По крайней мере, там я точно знал, откуда ждать угрозу. Можешь ли ты винить меня за то, что я хочу от жены чего-то другого? — Нет. Я рада, что ты, по крайней мере, это осознал. Твоя ошибка заключалась в том, что ты недооценил и себя, и ее. Меня не волнует твой выбор. И никогда не волновал. Королева Гермиона и я разделяем взаимную неприязнь, которую мы даже не пытаемся скрывать. — Я в курсе, — сухо отвечает он. — Однако любая женщина, способная ответить на твои вопросы и не отступить, когда на нее направлена твоя волшебная палочка, любая женщина, которая проявляет подобную силу характера как против твоих советников, так и против тебя самого, никогда не будет достаточно покорной, чтобы соответствовать твоим нелепым требованиям. — Я практичен. — И все же ты сделал самый непрактичный выбор жены. — На лице Астории появляется легкая улыбка. — Ты увидел ее в воспоминаниях Поттера, а когда его разум освободился от блока, стал видеть еще чаще. Тебе было любопытно, ведь она так и не была представлена ко Двору, и после еще двух неудач ты отменил ее освобождение от представления и рискнул. К счастью, она ответила на твои вопросы. — Асто… — Ты хотел, чтобы твои враги считали, что она не важна для тебя и не имеет для тебя значения, тогда как правда в том, что она важна — не только потому, что она носит корону, но и потому, что… — Достаточно. — Драко делает глубокий вдох. — Этого достаточно. Ты можешь идти. Астория качает головой и делает шаг назад. — Трагедия сделала тебя трусом, Драко. Если ты не встретишься лицом к лицу со своими страхами, если ты не встретишься лицом к лицу с самим собой, то не будет иметь значения, сколько сражений ты выиграешь. Ты всегда будешь проигрывать эту войну.*****
Гермиона стонет и пытается сесть. Пэнси оказывается рядом с ней. — Слава Мерлину! Пэнси кричит, и все, кроме короля, приходят. Гермиона не придает этому особого значения, пока Пэнси усаживает ее и отступает назад, чтобы позволить всем работать. Флоренц проверяет состояние ее разума и заявляет, что худшее позади. Но нужно еще многое сделать, чтобы заживить раны в ее разуме и на теле. Целители осматривают ее на наличие признаков долгосрочных повреждений, но не находят ничего непоправимого. Они уверены, что она продолжит выздоравливать. Васадес отмечает, что Гермиона нуждается в продолжительном восстановлении, которое требует умственного отдыха и отсутствия стресса. Андромеда держится у двери, пока остальные работают, и остается в комнате, когда все уходят. Васадес тоже задерживается, и когда тетя короля приближается, то смотрит на кентавриду, спрашивая разрешения. Оно дается кивком головы. — Можно Вас на пару слов, ваше Величество? — Да, можно. Андромеда сплетает пальцы вместе. — Помните ли Вы что-нибудь из того, что видели, будучи в вашем предыдущем состоянии? Может быть, пса? — Я помню. Вы сказали мне. — Пса? — заинтересованно спрашивает Васадес. Но вместо того, чтобы спросить Гермиону, она поворачивается к Андромеде. — Грима? Женщина серьезно кивает. Гермиона переводит взгляд с одной на другую, и по мере осознания в ней нарастает паника. — Грим — это предвестник Смерти. Говорят, что он приводит к кончине человека, который увидит его трижды. Означает ли это… — Нет, ваше Величество. — Андромеда отрицательно качает головой, почти развеселившись. — Они не всегда являются предвестниками неминуемой смерти. Эту историю рассказывают детям, чтобы они вели себя хорошо. — Тогда почему я его увидела? — Нам всем суждено умереть — время и час предопределены. Адские псы, которых вы еще знаете как Гримов, появляются тогда, когда человек встречает Смерть вне естественного порядка вещей. Как это было с тобой. Васадес стоит рядом с Андромедой. Они обмениваются взглядами, прежде чем кентаврида заговаривает. — Пока не придет время по праву забрать твою душу, ты находишься на попечении пса. Иногда его можно увидеть краем глаза. Но если ты когда-нибудь окажешься в ситуации грозящей опасности, он станет материальным, чтобы предупредить тебя. В крайних случаях он может даже защитить тебя. Гермиона изо всех сил пытается осознать это. — О-откуда ты это знаешь? — Я могу видеть каждого зверя, что прячется в лесах, даже когда ты их не видишь. Я знаю, когда опасность рядом. — Васадес выглядывает в окно. — Еще один пес бродит в лесу неподалеку от дворца. — Мой племянник заработал своего будучи слишком юным, — печально говорит Андромеда. — Но это его история для рассказа, не моя. Сама я не могу видеть их, но, как эмпат, я чувствую, когда они рядом. Твой рядом. Скорее всего, он будет здесь до тех пор, пока ты полностью не поправишься. Глаза Гермионы округляются. — Эмпат? Вы можете чувствовать мои эмоции? — Среди прочих вещей. — Андромеда присаживается на край кровати. Это действие пробуждает воспоминание об одном из моментов бодрствования Гермионы. — Я терпеть не могу жизнь во дворце, — она слишком напряженная для меня, — но мне трудно отказать в просьбе своему единственному племяннику. Гермиона не знает, что чувствовать по этому поводу, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать. Поэтому продолжает молчать. — Если вы позволите, я бы хотела взглянуть, — говорит Андромеда. — Зачем? Она берет Гермиону за руку и пристально смотрит ей в глаза. Глаза Андромеды гораздо добрее, чем те, что в ее ночных кошмарах. — Гермиона. Она впервые слышит, как кто-то произносит ее имя с такой заботой, помимо членов семьи. Этот момент успокаивает ее душу. Все противоречивые эмоции и потаенные чувства, что она не может выразить, — все успокаивается. Утихает. Истинный покой вызывает слезы на ее глазах. — Твои раны не совсем физические или душевные. — Андромеда дотрагивается до ее лица. Гермиона закрывает глаза и льнет к ее ладони. Доброта, которую она жаждет. Прикосновение, в котором она так отчаянно нуждается. — Ох, любовь моя. — Голос Андромеды дрожит так же, как она сама. — Ты исцелена, но впереди тебя ждет трудная задача, поскольку ты начинаешь осознавать все, что произошло, и все, что ты узнала. Тело и разум не забывают все так легко. Как и сердце. Цокот копыт Васадес по полу выдергивает Гермиону из кокона теплого присутствия Андромеды. Знакомая ладонь проскальзывает в ее ладонь, и Гермиона встречается взглядом со своей самой старинной подругой. — Она говорит правду, — печально улыбается Васадес. — Ты побывала во тьме, но не до конца обрела свет. Ты еще не раскрыла свой истинный потенциал. — Я не хочу возвращаться туда, даже ради того, чтобы узнать. — Вложи свою руку в мою, — говорит ей Андромеда. — Не бойся. Гермиона колеблется, ее нервы напряжены, когда слезы скатываются по щекам. Словно обжегшись, она резко отдергивает руку, отворачивается и вытирает глаза, выравнивая свое прерывистое дыхание. — Что Вы видели? — Гермиона должна знать, реально ли то, что она чувствует или все вызвано ее собственной гордостью. — Человек может вынести определенное ограниченное количество одиночества, прежде чем оно истощит его дух. Тебя пытали, за тобой гнались, тебя пронзил кинжал моей сестры, а потом ты была вновь собрана воедино. Но твое сердце все еще кровоточит. Даже сейчас твое страдание очень громкое. Гермиона рассыпается. Рушится. Разбиваясь на осколки, она рыдает в объятиях почти незнакомой родственницы, пока не выбивается из сил. — Ты не должна подавлять свои эмоции. — Андромеда гладит ее по волосам. Обеспокоенная Васадес держит ее за другую руку. — Если ты устала, отдохни. Если тебе грустно, отыщи счастье, даже если тебе придется создать его самой. Когда тебе одиноко, позови на помощь. Есть те, кто ответит на зов, возможно даже те, кого ты не ждешь. Например, мой племянник. — Я… — Ты королева, но ты также и женщина со своими потребностями, нуждами и желаниями. Ты отдаешь и отдаешь, пока ничего не остается. — Андромеда смотрит ей в глаза. — Одиночество — это смертельная болезнь, если ее не лечить. Оно уже убивает тебя. Раздается стук в дверь, и входит Гарри. Увидев ее, облегченно улыбается. — Я услышал, что ты проснулась и… — он замолкает, а на его лице появляется выражение озабоченности. — Что случилось? — С ней все будет в порядке, Гарри. Это и есть выздоровление. Улыбка Андромеды — последнее, что она видит, перед тем, как Гарри заключает ее в объятия. Она отвечает ему тем же, уткнувшись лицом в шею брата.*****
Вскоре после этого Гарри уходит, чтобы найти Джинни и фрейлин Гермионы и сообщить им о ее состоянии. Винки левитирует Гермиону в ванну, пока другие эльфы меняют ей простыни и наводят порядок в комнате. Гермиона не может ничем им помочь. Ее тело онемело от долгого лежания и болит, но Винки ласкова и осторожна. Эльфийка не может перестать плакать от радости, что Гермиона жива. Когда Винки заканчивает, Гермионе тоже хочется плакать. Ощущение чистого тела непередаваемо. Когда она уже одета и снова лежит в постели, Андромеда расчесывает ее мокрые волосы, осторожно распутывая спутавшиеся пряди. Она высушивает их с помощью магии, в то время как Васадес кладет новую порцию трав в чашу для окуривания над кроватью. Двери в покои Гермионы открываются, и входит Драко. Его приказ не требует слов. Щелкнув пальцами, Винки исчезает, как и другие эльфы, убиравшие ее покои. Они оставляют окно открытым. И Андромеда, и Васадес, поклонившись, уходят. Но не раньше, чем первая смотрит на Драко долгим многозначительным взглядом, который Гермиона не может расшифровать. — Терпение, любовь моя. — Она улыбается своему племяннику. — Ты заслуживаешь большего, чем ты думаешь. Прокладывай свою дорогу без страха. Выбери неизвестное и стань тем человеком, которым тебе суждено стать. Когда они остаются наедине, Драко задерживается у двери, стоя в застывшей позе с суровым выражением лица и плотно стиснув зубы, словно внутренне сражаясь со словами своей тети. Гермиона опускает взгляд на свои руки. Когда Драко приближается, по комнате эхом отдается звук его шагов. — Целители говорят, что тебе нужно ограничить свою активность, чтобы полностью восстановиться. — Да. Драко садится на стул рядом с ее кроватью, и Гермиона смотрит в усталые глаза мужчины, который несет на своих плечах слишком большой груз. Этот мужчина — источник ее гнева, но его решимость — причина, по которой она все еще дышит. Она пытается отделить мужчину, который причинил ей боль, от мужчины, который спас ее, — того, кто заземлил ее, кто горел вместе с ней. Но она не может. Они — суть одно. — Возможно, мне не следовало бы здесь находиться, — говорит Драко. — Мне следовало бы быть со своими рыцарями, преследуя тех, кто сбежал. — Беллатрикс? — Ослеплена, но жива. Она в тюрьме. Она единственная, кто еще остался в подземельях. Драко протягивает ей кубок с водой. Гермиона принимает его дрожащими руками, но ее хватка слаба. Прежде чем вода разливается повсюду, он забирает кубок обратно и помогает ей сесть, а затем садится на край кровати и подносит его к ее губам. Вода освежает, но Драко не позволяет Гермионе утолить жажду полностью. Когда у нее сводит желудок, она понимает почему. — Как? — спрашивает она после минутного молчания. — Гиппогриф Поттера утащил ее и выклевал глаза. Ее нашли на рассвете, блуждающей по лесу. — А Волан-де-Морт? — Сбежал в теле нового носителя — Родольфуса. Рабастан наконец-то воссоединился со своим братом. — Лицо Драко каменеет. — Я подозревал своего дядю в предательстве, но не подозревал, насколько оно масштабно. Ряды сторонников Волан-де-Морта сильно поредели. Более сотни его людей лежат убитыми в лесах — либо магией, либо драконьим огнем. Те, кого схватили, были казнены. Он уйдет в подполье, чтобы восстановить силы и завербовать новых сторонников. — Думаю, я боюсь этого больше всего другого. — Что тебе сказала моя тетя? Гермиона неловко ерзает, ведь ответ на этот вопрос она не хочет давать с помощью слов. Гермиона чувствует его присутствие на восстановившейся границе своего разума. На этот раз она не сопротивляется вторжению. Она показывает ему все. С самого начала и по настоящий момент. Все, что она видела и слышала. Все, что она знает. Гермиона слишком устала, чтобы что-то скрывать. Он должен узнать ее полностью. Покраснев и задыхаясь от призрачной раны, Драко выходит из ее разума, такой же потрясенный, как и она сама. Но затем усилием воли он останавливает эмоциональную турбулентность. — Тебе следует отдохнуть, — наконец говорит он. Учащенное сердцебиение Гермионы вызывает у нее головокружение. Драко поднимается, чтобы уйти. Но что-то меняется. Совершает поворот. Гермиона обдумывает мысль о том, чтобы отпустить его, но… — Подожди, — говорит она прежде, чем успевает передумать. Она стоит, балансируя на краю пропасти выбора. Она может либо продолжать идти по пути одиночества, позволяя своим чувствам разъедать ее и превратить в человека, которым она не является. Или она может выбрать другой путь. Драко молча стоит у ее кровати, ожидая, когда она заговорит. Выбор нелегок, но Гермиона прошла через пытки, боль, тьму и огонь. Она не только устала, она измучена и эмоционально обнажена. Это делает ее уязвимой, что ранее никогда не позволяло ее упрямство. Факт того, что ее оттащили от границы смерти, позволил ей увидеть жизнь. Андромеда права. Гермиона может все претерпевать. Она знает, как это делать, но больше не хочет делать это в одиночку. Отказ от своей гордости начинается с признания своих чувств. — Я была зла на тебя. Я была одинокой и несчаст… — Я говорил правду, когда нашел тебя. Я глупец. Гермиона на мгновение теряет дар речи от его слов. Драко выдыхает, потирая висок и выглядя слегка смущенным. — Возможно, этот разговор стоит отложить, пока ты полностью не поправишься. — Мы ждали достаточно долго. — Она опускает взгляд на свои руки, а потом снова смотрит на него. — Я слышала все, что ты сказал, пока то теряла, то возвращалась в сознание. Я видела тебя в своем разуме. Чувствовала, что ты рядом со мной. Я хочу… нет, я приведу в действие одно из своих условий. Эти слова заставляют Драко похолодеть. — Хорошо. — Я хотела бы внести поправку. — Какую? — Я хочу честности, — говорит Гермиона, ощущая, как ее лицо заливает румянец. — Один разговор, в котором мы не будем скрывать того, что думаем или чувствуем. Ты задолжал мне это. Драко напрягается и смотрит в окно. — Хорошо. Гермиона собирается с духом, чтобы сбросить все свои ментальные защиты, после чего чувствует себя обнаженной, уязвимой. — Мы с тобой договорились об условиях и свободах, но я больше не желаю ничего из этого. Он расправляет плечи, и все намеки на боль исчезают с его лица. — Я оставлю тебя, чтобы… — Я не прогоняю тебя. — Гермиона становится смелее с каждой секундой. — Мы связаны не только узами брака, но и силами, которые больше неба и глубже моря. Пророчество, предназначение, судьба — и все же ничего из этого не имеет значения для меня. — Меня не волнует, что говорят звезды. — Как и меня. — Уголки ее губ приподнимаются при воспоминании о том, как он говорил это Гарри. — Возможно, нам суждено быть связанными и в этом отношении. Но звезды не определяют ни мои потребности, ни мои желания. Я определяю их. И я желаю… большего. Драко все еще выглядит настороженным. — Что это значит? — Я хочу тебя. Эти три слова приковывают его к месту. — Во мне есть много такого, что тебе не понравится. — Ты прав, но ты есть нечто большее. Я видела это своими глазами. Этот брак может быть чем-то большим, чем просто пустышкой. Он может быть настоящим. Драко выглядит так, будто его разрывают эмоции. — Мне никогда никто не делал такого предложения. — А я никогда не обращалась с такой просьбой. Я ответила на твои вопросы, я приняла твою руку, но, возможно, мне нужно принять тебя самого, — Гермиона замолкает. — Ты всегда интересовал меня. Не только как король, но и… как мужчина. — Ты хочешь… меня? Она никогда не слышала, чтобы его голос звучал так неуверенно. — Да, хочу. Таким, какой ты есть. Но я не знаю, чего хочешь ты. — Я хочу… — Драко смотрит на нее, кажется, целую вечность, прежде чем опустить взгляд. — Я не знаю, как это сделать. — Возьми меня за руку. — Она протягивает ему дрожащую руку. — Выбери меня. При всей своей сложности это просто. Полный неуверенности, он снимает свою корону, ставит ее на прикроватную тумбочку и делает так, как она просит. Медленно. Он садится на кровать, не сводя с нее глаз. Гермиона откидывается на подушку, и Драко следует за ней, ложась на бок. — А что потом? — шепчет он. — Мы пытаемся отыскать что-то большее. — Гермиона неуверенно ищет его губы и находит их мягкими и податливыми. — Оно существует? Он выдыхает, и его оборона рушится. — Да. — Расскажи мне. Его следующее прикосновение легкое, будто он в равной степени боится и ее, и себя. — Я держался на расстоянии, и это разозлило тебя. Но когда мы вместе, я причиняю тебе еще большую боль. — Стратегия «держаться на расстоянии» не сработала. — Я знаю. — В его глазах боль. — Прости меня. — Я сделала это, когда ты горел вместе со мной. — Ее губы касаются его губ. Она чувствует трепет от этого ощущения, пока, затаив дыхание, ждет столь необходимого признания. — Притяжение было всегда, — тихо признается Драко. — Сначала в воспоминаниях Поттера, потом в поле. Я почувствовал его, когда увидел тебя при Дворе. Когда ты ответила на мой первый вопрос, я убедился, что это не плод моего воображения. Безумие, я знаю. Она помнит начало. Их зарождение. — Возможно, и нет. — Я был уверен в своем выборе, но я никогда не был уверен в тебе. Помимо гнева и ревности, я не был уверен, что ты ощущаешь что-то к королю, за которого ты никогда не собиралась выходить замуж, пока обстоятельства не принудили тебя к этому. Гермиона медлит с ответом. — Я никогда не скрывала своего недовольства тем, что была выбрана. — Нет, не скрывала. — Но ты должен понять, что моя жизнь менялась вне моего контроля. — Я действительно понимаю. Со мной было то же самое, когда я стал королем. Я возненавидел корону, когда ее возложили мне на голову. — Его взгляд на мгновение смягчается, но голос полон решимости. — Вокруг меня повсюду враги. Так было всегда. Я последний из династии тиранов. Когда я стал королем, я знал, что мне нужно делать. Чтобы освободиться мне нужно было отомстить за свою мать и завершить данное мне задание. Я хочу устранить угрозу реалму и моей короне. Гермиона прищуривается. — Почему ты рассказываешь это мне? — Потому что ты должна знать, что я забыл обо всем этом, когда тебя похитили. — Драко пытается сопротивляться, но закрывает глаза, будто не может взглянуть на нее, пока обнажает свою душу. — Только благодаря твоему требованию быть честным, я могу признаться: я разрываюсь между тем, что я знаю, и тем, чего хочу. Долг и дистанция, либо желание и ты. Его признание — это гораздо большее, чем она рассчитывала Стена между ними рухнула, и она ясно видит его самого. — Я устал чувствовать себя так. — В голосе Драко слышится гнев. — Пойманным тобой в ловушку. Желающим тебя. Только тебя. Всегда тебя. Он выглядит готовым сбежать, чтобы не слышать ее ответа, но он этого не делает. Они остаются лежать, соединенные пальцами рук. Соприкосновением лбов. Бьющимися сердцами. — Ты не одинок, — говорит Гермиона. — Эти чувства тоже угрожали удушить и поглотить меня целиком. Но давай не будем прятаться от них. Останься со мной, а я останусь с тобой. Научись доверять мне, так же как я буду учиться доверять тебе. Драко вглядывается в ее лицо так же внимательно, как и она в его. Она находит только искренние чувства. Чистую правду. Тьму. Страсть. Гермиона желает этого всего. Переход от усилий к капитуляции происходит на одном дыхании. Сначала губы соприкасаются как знак согласия, а затем снова как приглашение. Каждый поцелуй становится все более требовательным. Но она не уступает. Несмотря на свою усталость, несмотря на дискомфорт в теле, Гермиона отдает в ответ все, что может. Она жаждет его так же сильно, как и он ее. Что-то дикое вырывается на свободу между ними, и ее острая потребность воплощается в искусанных губах. Ее резкий вздох боли заставляет Драко отстраниться и покачать головой, чувство вины омрачает его лицо. — Почему ты остановился? — Гермиона льнет к нему, но он отворачивает голову. — Я… Я не знаю, как желать тебя без поглощения, без потребления. — Тогда научись.