*****
Солнце уже спряталось за деревья, когда Гермиона просыпается. Она не одна. Луна, Чжоу и Дафна присоединились к импровизированной трапезе под солнцем. Но появился и новый участник, вернувшийся с севера. Позади Гермионы сидит Каида, отбрасывая на нее тень, которую не хочется покидать. На расположенной над ними веранде стоит такой же бдительный Драко. Он одет в костюм для верховой езды. Должно быть, они только что вернулись. Гарри и Гойл стоят по обе стороны от Драко. Гойл шепчет что-то Гарри, на что тот согласно кивает, и они оба уходят. Драко остается. Готовый защитить и в то же время обескураживающий. В некотором отношении он успокоился, но не полностью. Во время празднования своего дня рождения на прошлой неделе Драко был напряжен и держал руку на своей палочке, будто ожидал, что что-то произойдет. Когда актер подошел чересчур близко, он чуть было не бросил в того проклятье. Драко расслабился только за закрытыми дверями, в окружении самых близких ему людей. Он улыбнулся лишь однажды — когда Тео и Гойл смешно фальшивя исполнили несколько его любимых песен. И еще один раз, когда Каида заговорила с ним через их связь. Гермиона садится, и Каида приближается к ней. Встать на ноги самостоятельно — медленный процесс, но она делает это, держа в голове новую цель. Споткнувшись при первых шагах, она поднимает руку в останавливающем жесте в сторону ближайшей троицы, готовой прийти ей на помощь. Но Гермионе не нужна помощь. Каида наклоняет голову, чтобы сократить расстояние между ними. Кошмары Гермионы всегда об огне и крови. Дыме и магии. Запахе горящей плоти. Кровавых озерах. Устрашающем черном небе. Точно так же, как она боится того, что вызвали в ней пытки, Гермиона должна бы бояться природы Каиды: дракониха способна на уничтожение, если ее провоцируют, если она заботится, если она любит. Каида — воплощение разрушения, хаотичное и опасное. И все же воспоминание о бьющихся крыльях является таким же утешением, как и то, что эти самые крылья являются убежищем. Тихой гаванью. Безопасностью. — Я скучала по тебе, — шепчет Гермиона. Каида придвигается ближе, беспокойная, но терпеливая, и еще ниже наклоняет голову. Она жаждет приносящего успокоения прикосновения. Ладонь, положенная над ее челюстью мгновенно, успокаивает ее. Выдыхая, Каида раздувает волосы Гермионы во все стороны. Гермиона улыбается, кладет другую руку на ее морду и тоже опускает голову. Она не знает, что означает для живого дракона отдать свою сердечную жилу, но Гермиона тронута жертвой Каиды. — Спасибо тебе, друг.*****
Красные глаза. Маниакальный смех. Темнота. Кровь. Голубые языки пламени. Лица в капюшонах. Они извиваются и мучают ее, затаскивая обратно в воспоминания, в то время как она отбивается и царапается, пинается и кричит. Она падает во всех возможных направлениях — вверх, вниз, вращается вокруг неведанной оси. Тошнотворно. Ужасающе. Резко выдыхая, Гермиона выныривает из сна, от которого сводит кончики пальцев. Она кашляет и бессвязно бормочет, касаясь ладонью того места, куда был вонзен кинжал Беллатрисы. Там, где должна быть влажная от крови ткань, все сухо. Гермиона сражается с паникой до тех пор, пока… — Это был сон. Она не одна. В течение дня Драко присутствует рядом незримо, словно тень. Но ночью он полноценно находится с ней. Самое радикальное изменение из всех. Нынешнее положение вещей началось в ту ночь, когда Гермиона попросила Драко о бо́льшем, а потом они заснули в объятиях друг друга. Они проснулись потрясенные, со сплетенными руками и ногами, и оба готовые отстраниться друг от друга. Но ни тот, ни другой этого не сделал. По крайней мере, пока не появилась Винки. Гермиона думала, что это была случайность, но в следующую ночь Драко вернулся снова. Засыпание рядом с ним превратилось скорее в правило, чем в исключение. Васадес была права. Травма — это сложная вещь. Очень индивидуальная. И она никогда полностью не проходит. Гермиона все еще учится приспосабливаться. Она никогда не будет прежней. Кошмары не отступают, но мысль о том, что ей придется страдать от них в одиночестве, отступает. И Гермиона благодарна, что ей не приходится этого делать. Она задается вопросом, сможет ли спать, если он уйдет. А это неизбежно случится. — Я снова тебя разбудила? — шепчет она. — Да. Чувство вины подкатывает к горлу, когда Драко ерзает позади Гермионы, а потом сплетает свои руки с ее руками, лежащими у нее на животе. Фантомные боли исчезают. Ее сердцебиение замедляется. — Это эгоистично — хотеть, чтобы ты был здесь, со мной? — Нет. Мы разделяем эту слабость в личных интересах. И если уж мы честны друг с другом… Я тоже сплю здесь лучше. Гермиона закрывает глаза, но не может уснуть. — Ты никогда не рассказывал мне, как впервые увидел своего Грима. Драко молчит несколько мгновений, но потом придвигается к ней ближе и прижимается к ее спине. — Он появился в тот день, когда умер мой отец. Гермиона ничего не говорит, зная, что для него это непростая тема. Она думает, что никаких объяснений не последует. Но она получает другое. Сегодня вечером Драко выбирает говорить. — Вскоре после того, как он порезал мне лицо, он попытался убить меня во время своего припадка. Отец решил, что я хочу свергнуть его, когда ворвался в мои покои. Поттер силился защитить меня, но был недостаточно силен и заработал себе шрамы за свои старания. Драко замолкает, затерявшись в месте, куда Гермиона не может попасть. В прошлом. — Нам необязательно говорить о… — Безумие сделало моего отца сильным физически, но его магия стала неустойчивой. Я думал, что умру от его руки. Внезапное появление Грима привело его в ужас. Он упал на спину и ударился головой о кресло. Флоренц и Снейп пытались спасти его, но… На следующий день я стал королем. Гермиона слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать. Она может лишь чуть крепче сжать его руку, в то время как Драко прокладывает себе путь сквозь воспоминания. — Отцу потребовалось несколько часов, чтобы испустить свой последний вздох. Он был в ясном уме, вспоминая все, что сотворил в своем безумии. По отношению ко мне, к своему народу, ко всем. Он плакал и просил прощения. Я выполнил его предсмертное желание, но так и не обрел покоя от этой его просьбы. — Ты оставался с ним? — спрашивает Гермиона. — До самого конца, — голос Драко звучит глухо, отстраненно. — Один. Она поворачивается к нему лицом, проводит кончиком пальца по его губам, напряженной линии челюсти, изгибу ушной раковины. Осмелевшая от пыла в глазах Драко, она проводит пальцем по его шраму, начиная от линии роста волос и до губ. Ее прикосновение легкое, нежное. Дыхание Драко становится глубже. Это проявление доверия, когда Гермиона медленно и уверенно целует его. Она дарит Драко утешение, которое невозможно выразить словами. Они лежат рядом, прижавшись друг к другу, а ее пальцы скользят сквозь его волосы. Гермиона признается самой себе, что такой Драко ей нравится: мягкий и податливый. Хотя она не может отрицать трепет, который появляется у нее, когда он напорист и жаждущ — порыв за мгновение до того, как он останавливает себя, проявляя сдержанность, которой сама она не обладает. Они делают все медленно. Разговоры и прикосновения — это проявление их взаимной искренности и близости. Они берут на себя ответственность за свой брак, не позволяя другим влиять на него. Непринужденность, возникающая в эти моменты, свидетельствует о прогрессе в их отношениях. По сравнению с тем, как все было раньше, в течение дня мало что меняется. Когда Гермиона просыпается, Драко и Каиды уже нет. Она может только предполагать, что он занимается поисками своего дяди и сбежавших Пожирателей смерти. Рыцари прочесывают лес и небо, а также близлежащие деревни. Когда Драко возвращается, он придерживается своего обычного распорядка дня: встречается с советниками, выполняет свои обязанности. Он прогуливается с Асторией, но уже без сопровождающих. С ними находятся Пэнси и Гарри. Гермиона ничего не говорит об этой перемене, потому что они с Драко принимают обоюдное внутреннее решение не тратить свое время на разговоры о других. Их проблемы не разрешаются мгновенно, но Гермиона честна в отношении своих потребностей и эмоций. Драко же продолжает открывать ей частички себя. — Возможно, мне тоже следует что-нибудь рассказать тебе о себе. Что ты хочешь знать? — Драко смотрит на ее губы. — Каково это видеть сны? — А ты не видишь их? — Не так, как ты, — он всматривается в ее лицо. — Ты помнишь свой каждый сон. — Как бы я хотела не помнить их, — Гермиона вздыхает. — Иногда я боюсь, что эти кошмары никогда не кончатся. — Возможно и нет, но ты укротишь их. — Ты говоришь так, будто знаешь это. — Так и есть, я знаю. Разговоры успокаивают Гермиону, убаюкивают ее. Драко редко говорит о своих снах, но сегодня вечером Гермиона хочет большего. — Что бы ты хотел видеть в своих снах, если бы мог? — спрашивает она. — Ничего. Он в задумчивости замолкает. Она уже знает эту его особенность. Сначала грубая правда, за которой следует размышление. Возможно, он изменит свое мнение, а возможно и нет. У Драко бывает много моментов, когда он погружается во тьму и когда она не может увидеть его уязвимость. И все же, она чувствует ее — очень остро. Драко резко вздыхает. — Мои кошмары про реальные события. Гермиона понимает, о чем он думает, но не произносит вслух. Болезнь и смерть матери. Безумство отца. Насилие. Годы, проведенные в качестве орудия, выкованного для войны, и в борьбе за собственную жизнь. Гермиона начинает дышать с ним унисон — это становится все легче с каждым разом. — О чем ты думаешь? — О твоих мыслях, — легкий оттенок юмора словно шепот между ними. — Я могу их слышать. — Я ничего не могу с этим поделать. — Подумай о каком-нибудь звуке, что беспрерывен. Гермиона думает о волнах, о море за дворцом. Это наполняет ее спокойствием, которое невозможно воссоздать специально. — Вот так? — Да, но позволь этому усилиться, будто стоишь на берегу, слушая зов океана. При небольшом старании звук набегающих волн многократно усиливается и учащается. Он стихает до ровного гула, но не прекращается. — Так лучше? — Да, — Драко немного отодвигается. — Учить станет проще, когда ты будешь готова. — Я великолепная ученица. Мама обычно говорила… От воспоминания перехватывает дыхание. Гермиона не разговаривала со своими родителями с тех пор, как проснулась с полным набором воспоминаний о семейных тайнах. Гарри был прав. Она действительно понимает их. Чувство потрясения ослабевает с каждым днем, оставляя Гермиону с болью от того, как она скучает по ним. — Мне следует написать им утром. — Тебе следует, — Драко отстраняется, переворачиваясь на спину и уставившись на балдахин над их головами. — Родители не живут вечно. Лунный свет пробивается сквозь облака и льется в окно, обволакивая комнату мягким сиянием. Гермиона кладет голову на грудь Драко и ощущает ровное биение его сердца под своей ладонью. — Расскажи мне историю своей мамы. — Завтра.*****
К удивлению Гермионы, Драко выполняет ее просьбу после их ужина наедине. После недавнего падения Гермиона испытывает боль и тревогу. Падение стало причиной хромоты и того, что к ней применяют привязывающие и парящие чары. Поэтому Гермиона благодарна за избавление от всего этого сейчас. Драко позволяет ей, хоть и медленно, но идти весь путь самой до места назначения. Она ценит, что с ней не обращаются как с хрупкой вазой, но все равно благодарна за его руки, поддерживающие ее за талию. Ночные стражники не поднимают на них глаз и не следуют за ними, когда Драко и Гермиона проходят мимо них. Драко останавливается перед любимым местом своей матери. Вольером для птиц. Для них уже приготовлены покрывала. Ночные птицы щебечут свои мелодии. Взошла луна. Драко накладывает на Гермиону согревающие чары, защищая таким образом от свежего ветра. Гермиона присаживается на покрывало и наблюдает, как он ухаживает за птицами, наполняя их кормушки зернами и наливая с помощью палочки воду в поилки. Работа слуги, которую он, очевидно, выполнял сам и раньше. Откуда-то сверху слетает феникс и садится на ветку. Драко бросает на него хмурый взгляд. — Старик, прилетай завтра. Феникс взмывает в ночное небо — яркий всплеск цвета на фоне темноты. — Кто это был? — спрашивает Гермиона. — Фамильяр Дамблдора, Фоукс. У Гермионы много вопросов, один важнее другого, но Драко выглядит раздраженным и уставшим. Поэтому она молча ждет, пока он не вернется к ней, держа в руках трансфигурированное одеяло, чтобы укрыть их. Они ложатся и смотрят на звезды. — Раньше я присматривал за этим местом ради своей матери, потому что она больше не могла этого делать. Я не приходил сюда с тех пор, как был мальчиком, но могу назвать каждую находящуюся здесь птицу. — Тебе нравятся птицы? — Нет, — фыркает он. — Они не более чем крысы с крыльями. Громкие и раздражающие, они пачкают все вокруг. — В лесах птицы не держатся так близко друг к другу. Они поют по разным причинам: как предупреждение, как выражение счастья или призыв к спариванию. Гермиона поворачивает голову и видит, что он наблюдает за ней. — Я знаю о них благодаря своей матери. — И ты сохраняешь это место в память о ней? — Смерть неизбежна, — холодно отвечает он. — Скорбь бессмысленна. — Но это не значит, что ты не способен оплакивать то, что потерял, Драко. Ты не настолько эмоционально отрешен, как тебе кажется. В твоей броне есть изъяны — будь то вследствие боя или особенности ее конструкции. Война — это отмщение, которого ты так жаждешь. Битва может быть твоим способом скорбеть, но осознание правды — это то, как ты можешь исцеляться. — Я не сломлен. — Нет, но ты ранен. Драко ничего не отвечает. Гермиона задается вопросом, может ли он видеть свои раны или слеп к ним. Как и шрамы, пересекающие его грудь, эти раны характеризуют его. Это все, что он знает. — Как ты можешь не быть раненным? — Она касается его пальцев своими. — Я изменилась после всего одной ночи, но ты… чем больше я узнаю тебя, тем больше понимаю, что жизнь не была ни доброй, ни милосердной к тебе. Сколько тебе было лет, когда она умерла? — Двенадцать. Горе и безумие моего отца сделали мою жизнь… мягко говоря тяжелой. Шрам на лице Драко заставляет верить ему. — Ты расскажешь мне ее историю? — Это длинная и непростая история. — Я никуда не спешу. С растущим интересом Гермиона наблюдает по очереди то за ним, то за птицами, то за ночным небом. — Ее любимая двоюродная бабушка была Поттер по крови, — Драко говорит медленно и осторожно. — Она рассказала моей матери и Андромеде о Певереллах, о том, что они стали первой несвященной правящей семьей и как потом пережили геноцид. Она никогда не рассказывала об этом Беллатрикс, потому что не доверяла ей. — И не напрасно. Драко хмыкает в знак согласия. — Когда до Волан-де-Морта дошли слухи о рождении твоего брата, лояльность моей семьи не была полной. В то время королем был мой дед. Он был готов отойти от Волан-де-Морта по своим собственным эгоистичным причинам, поскольку не хотел отдавать тому земли и власть. — И что произошло потом? — Волан-де-Морт пришел к моей матери и спросил, знает ли она кого-нибудь из выживших в Потерянном Королевстве. Она солгала, но не верить ей не было причин, пока он не нашел доказательства ее обмана и не вернулся. — И что случилось? — Я был слишком мал, чтобы помнить, как Волан-де-Морт наложил проклятье на мою мать. Хотя меня нашли вместе с ней. Он ушел со знанием, что твой брат где-то существовал. А затем напал на Лонгботтомов, которые были последней семьей, носившей проклятую метку. — И после этого он планировал найти Гарри? — Да. История этого не рассказывает. История повествует о любви принцессы Алисы, спасшей своего нерожденного ребенка и одолевшей зло. Но не о другой матери, чья ложь стоила ей всего и которая спасла Гарри. — Каким образом он проклял твою мать? — тихо спрашивает Гермиона, осторожно кладя ладонь на руку Драко. — Со временем она заболела, словно каждый день высасывал из нее жизнь. После двух лет неудачных попыток мой отец отчаялся вернуть ей здоровье. Через пять лет он начал нападать на союзников, даже на меня. Когда он стал королем, его разум уже был отравлен. Он уже не помнил себя. Гермиона видит, что Драко смотрит в небо, ему явно трудно продолжать. — Ты не обязан… — Обязан, — его смех сух, в нем нет юмора. — В этой истории есть фрагменты, что связаны с пророчеством Поттера. Например, дневник. Мой отец с самого начала обратил свой гнев на Волан-де-морта и хранил дневник у себя, чтобы уничтожить его. Говорят, крестраж свел его с ума, но болезнь моей матери была частью его падения в безумство. Отец убил бесчисленное количество целителей, кентавров и зельеваров, чье лечение не сработало. Он нападал на королевства, которые пытались помочь, но потерпели неудачу, что привело к войне между нами и королевством Шафик. И все это было напрасно. — Что ты имеешь в виду? — Моя мать сказала мне это, — Драко делает медленый вдох. — Она с самого начала знала, что ее убивает и как это остановить. Васадес рассказала ей. — Что это было и почему… — Я, — гневно отвечает Драко. — Я убивал ее. — Нет, — Гермиона качает головой. — Как это возможно? — Проклятие Волан-де-Морта являлось темной магией, которую невозможно было снять. — Пауза затягивается по мере того, как на лице Драко отображается внутренняя борьба. Он этого не скрывает. — Он связал ее линию жизни с моей. Она должна была сделать выбор: спасти себя, пожертвовав мной, или позволить проклятию идти своим чередом. — Она выбрала тебя. Выбор, столь сложный в своей простоте. — Она определила свою судьбу, — Драко долго смотрит в сторону. — Если бы мой отец знал истинный источник ее болезни, он бы сделал другой выбор. — Но твоя мать любила тебя, — ладонь Гермионы нежно лежит поверх его руки. — Для нее ты стоил ее жизни. — И она была единственным человеком, который удерживал моего отца в здравом рассудке. — Иногда я сомневаюсь, стоило ли приносить эту жертву. — Материнскую любовь нельзя заслужить. Она бесконечна. Драко отдергивает свою ладонь, что когда-то воспринялось бы как отвержение. Но теперь она понимает, что это защитный механизм. — Я вынужденно вел неблагодарную войну. Чтобы искупить вину, чтобы отомстить. Мне была поставлена задача восстановить баланс, которого сам я не знаю. Я совершаю больше ошибок, чем не совершаю их. Существует больше заговоров с целью убить меня, чем я могу сосчитать. Реалм считает меня тираном. Даже ты думала, это… — Я скора на суждения. Это мой недостаток, — смиренно признает Гермиона. — Тогда я не знала тебя так, как узнаю сейчас. Драко фыркает. — Твое мнение не должно так легко меняться. — Нет, но что я точно знаю, так это то, что тираны повторяют действия своих предков, они не заключают союзов с теми, кого угнетали прошлые правители. И это только один из примеров, в котором ты не похож на своих предков. И ты не безумен, как твой отец. — Я… иногда я боюсь, что осколки его безумия живут и во мне. Я боюсь, что однажды передам это дальше. То, чего Драко боится больше всего, разбивает сердце. Себя.*****
Чжоу — самое желанное зрелище, что она хотела бы видеть. Определенно оправившись после заклятья остолбенения, она вернулась в свое обычное расположение духа, хоть и стала спокойнее. Опираясь друг на друга, они с Гермионой сидят в саду под усиленным наблюдением охраны. Встает солнце. Они только что закончили завтракать на открытом воздухе. Дафна собирает персики с лукотрусами, которые были переселены сюда из леса. Элм стоит у нее на плече, в то время как остальные трясут ветки. Луна находится у подножия дерева и кружится, ловя падающие фрукты. Это забавное зрелище, но Гермиона может изобразить лишь легкую веселость. Ее разум не способен на большее из-за недостатка сна прошлой ночью. — Королевский дракон наблюдает за нами, — шепчет Чжоу. — Это нервирует. Гермиона оглядывается. Каида не сдвинулась с места с тех пор, как приземлилась рядом с ними. Гермиона не видит Драко, но у нее такое ощущение, что он где-то неподалеку. — Как ты, Гермиона? — Неформальное обращение со стороны Чжоу — это облегчение. — Ты сегодня почти ничего не говорила. — Я постоянно совершенствуюсь. — Леди Лаванда и другие шепчутся, что вы с королем продолжаете испытывать проблемы в супружеских отношениях после нападения. Когда вчера ты ушла на ужин с королем, она назвала тебя фригидной. Дафна защищала тебя, но я все равно еще очень зла. Как смеет она говорить о тебе такое, когда ты чуть не умерла? Ты проявила к ней такую доброту после нападения дементора. Как бы я хотела, чтобы она… — Пусть она шепчет что хочет. Пусть плохо говорит обо мне. Каждая фрейлина служит какой-то цели, и Лаванда служит своей. — Я не понимаю. — Не волнуйся. Ее слова могут достичь ушей при Дворе, но они пусты. — Гермиона смотрит на свою подругу, умалчивая о том, что Пэнси использовала Лаванду, дабы выяснить, как информация распространяется в пределах дворца. — Как ты? У меня такое чувство, будто мы по-настоящему не разговаривали с той ночи. — У меня все хорошо. Правда, как и ты, я нахожу, что, засыпать стало труднее, чем раньше.— Улыбка Чжоу печальна. — Боюсь, что только у нас с тобой появились новые шрамы. Меня не было здесь во время переворота, так что я не похожу на закаленную в бою Дафну. Даже Луна видела войну. — Я этого не знала. — Лестрейнджи вторглись в королевство Эбботт во время своей военной кампании, когда Луне было девять. Ее отца пытали, а мать погибла от взрыва. Луна пряталась в траве несколько дней, прежде чем они нашли ее, бродящей там. Гермиона закрывает глаза, представляя тот ужас, который пережила ее подруга будучи ребенком. Она не помнит свою собственную мать и не может себе представить, каково бы это было — помнить. В том, что Луна смогла превратиться в ту женщину, которой является сейчас, заключается огромная сила характера. — Луна сказала, что сожалеет о том, что не сопротивлялась, а просто пряталась, — говорит Чжоу. Они вдвоем наблюдают, как Луна кружится и улыбается, собирая яблоки для маленьких крылатых лошадок, с которыми она, вероятно, улизнет поиграть позже. — Теперь она чувствует себя освободившейся и испытывает облегчение, зная, что может бороться, что она больше не боится. — Она появилась как раз вовремя. — Ты должна знать, что Луна считает твоей заслугой то, что она не заблудилась в лесу. Указанное тобой направление привело их обратно ко мне. Как ты узнала, куда идти? Дафна сказала, что ты была без сознания, когда они связали тебя. — Я использовала звезды, чтобы определить путь. — Возможно, когда ты поправишься, ты сможешь научить меня. Гермиона кивает. — С удовольствием. — Все уже знают, что произошло после того, как вы разделились, — Чжоу смотрит на Каиду. — То, что она спасла тебя, очень нетипично для дракона. Раздраженный выдох Каиды колышет листья близлежащих фруктовых деревьев словно сильный ветер. Она отворачивается от них. Гермиона понимает, что та дуется, и улыбается, когда Каида драматично взлетает. Но она не отлетает далеко. — Драконы также очень гордые и обладают отличным слухом. — Я не хотела никого обидеть, — Чжоу краснеет. — Как так вышло, что… О, король здесь. — Драко приближается в сопровождении двух советников — Нотта и Перси, которые, увидев их, останавливаются и остаются стоять в стороне, в то время как король продолжает свой путь к ним в одиночестве. Чжоу уже стоит на ногах, когда Луна и Дафна приближаются. К тому времени, когда король подходит к ним, Гермиона уже тоже на ногах. Ее фрейлины низко кланяются и выстраиваются в линию позади нее. Она наклоняет голову в знак приветствия мужа и замечает его состояние дискомфорта. — Ты наслаждаешься прогулкой? — осторожно спрашивает Гермиона. — Нет, — Драко выглядит таким же усталым, какой себя чувствует и она. Они почти не спали из-за ее ночных кошмаров и его настроения, что он забрал собой из птичьего вольера в ее покои. — Я пришел не ради удовольствия, а только в поисках тебя. — Да? Я не знала, что понадоблюсь тебе. Гермиона не была удивлена, что Драко ушел еще до того, как она проснулась этим утром. Сегодня тот день, когда он разрешает споры подданных в присутствии Двора. Это мероприятие проводится раз в неделю и длится весь день. Обычно там участвуют представители знати, ведущие споры из-за земель и денег, рассматриваются трения между покоренными лордами и теми, кто является знатью королевства Малфой по крови. Иногда король даже выслушивает споры между крестьянами, что не могут быть разрешены дворянами, на чьих землях они живут. Гермиона никогда не посещала это мероприятие. Обычно Драко принимает свои решения сам или советуется с Пэнси и Асторией во время перерывов. Она чувствует перемены еще до того, как он подтверждает это. — Сегодня твое присутствие требуется, — Драко протягивает ей руку. — Мной.*****
Разрешение споров — гораздо более утомительный процесс, чем Гермиона ожидает. Весь Двор заседает в одном зале. Они с Драко, одетые в свои лучшие одежды, с коронами на головах, восседают на тронах, возвышаясь над остальными. Драко находится в центре, Гермиона сидит по правую руку от него, а Пэнси, на правах коронованной принцессы, — слева. Те, кто требует королевского правосудия, ожидают своей очереди. Стража стоит у дверей, впуская каждого по порядку. К десятому спору, что возник из-за недавно обнаруженного медного рудника, расположенного на землях, которые раньше были двумя королевствами, Гермиона понимает, что у короля военная стратегия решения проблем. Драко повелевает разделять все: земли, урожай и денежные споры в равной степени. Он присуждает каждому половину, даже когда Гермиона настаивала бы на более справедливом, хотя и более замысловатом, делении. Проходят еще два процесса, и у нее возникает ощущение, что короля Драко мало волнуют конфликты своих подданных. Действительно ли он слушает их? Когда она ерзает на своем троне после очередного вердикта, на этот раз в отношении овец, которые обитают на двух пастбищах, Драко объявляет перерыв и указывает на соседнюю комнату. То, что Пэнси убегает в противоположном направлении, облегченно бормоча, заставляет Гермиону засмеяться, но только когда они остаются с Драко наедине. В комнате столько еды, что хватило бы на всех утренних посетителей. — У тебя есть свои мысли, — Драко обходит стол, разглядывая расположенный на нем выбор блюд. — Да, но если я их озвучу, ты можешь больше меня не пригласить на эти сессии. — Могу, но только из-за чистейшего раздражения, что исходит от твоих мыслей. — Я постоянно держу в уме шум океана. Разве это не работает? — Только тогда, когда твое внимание ускользает. — Тогда тебе следует отгородиться от моих мыслей. — Я так и делаю, но это становится все труднее. С тех пор как твои воспоминания были восстановлены, твои мысли словно кровь просачиваются в мое подсознание. Иногда я слышу тебя, даже когда мы не в одной комнате. Флоренц хранит молчание о причинах, по которым это может происходить, но он говорит, что твой разум еще не готов к обучению. У Гермионы есть вопросы, которые более подходят для другого времени и места, в основном о его союзе с кентаврами, который Васадес не хочет обсуждать с ней. Но сейчас она решает придерживаться курса данного спора. — Если мне будет позволено говорить открыто… — Даже если бы я запретил это, ты бы нашла лазейку. Гермиона игнорирует его комментарий. — Я крайне удивлена, зачем кто-то приходит сюда, если все понимают, что каждый раз ты будешь выносить одинаковый вердикт. — Мои решения справедливы. — Только по самому минимуму. — Равенство означает, что никто не может утверждать, что в суждении присутствовал фаворитизм. — Верно, но никто также не может утверждать, что это был честный многоплановый вердикт. Что бы ты сделал, если бы фермеры спорили о нечетном количество овец? Разрезал бы несчастную овцу пополам? Судя по предоставленным картам, медный рудник находится не на равном расстоянии между землями, а в процентном соотношении. А ты все равно предоставил каждому одинаковую долю из соображений справедливости. Я могу продолжать и дальше. — Тогда почему ты молчала? — Я… я не в праве. Драко берет бутылку вина и с помощью магии откупоривает ее. — Разве ты не королева? — Ты никогда не советовался со мной ни по каким вопросам. Было бы дерзостью публично выступить против твоего решения. — Тогда, возможно, тебе следует заговаривать первой, задавать свои вопросы. А я буду следовать за тобой. Когда Драко наполняет себе кубок, Гермиона морщит нос от нового запаха… Она опрокидывает кубок прежде, чем Драко успевает его поднять. Он шокировано смотрит на нее. — Зачем ты… — Это яд… Красная жидкость пузырится, разлагая яства и разъедая древесину насквозь. То же самое происходит в том месте, где на нагрудник Драко попало несколько капель. Он срывает его и бросает на пол. Они оба смотрят вниз, потом друг на друга. Драко зовет своих рыцарей, но прежде чем те врываются внутрь, он пристально смотрит на нее. — Ты могла бы легко дать мне выпить это, но… — Нет, я бы не могла, — рана от обиды болит почти как физическая. — Неужели ты до сих пор так плохо думаешь обо мне? — Нет, я… Ты говорила правду, — он выглядит ошеломленным. — Три королевы, и в первый раз… — Я — не они. — Я… я знаю, — изумление Драко остужает ее гнев. На его лице отражается облегчение. — Я не сомневался в тебе. Ни разу. Его серые глаза не отрывают взгляда от ее глаз, пока он обходит стол, сокращая расстояние между ними. Драко берет ее за руку. Хотя яд продолжает разъедать все, до чего дотягивается, тяжелый деревянный стол раскалывается пополам, бокалы разбиваются вдребезги, а тарелки падают на пол, он не отводит от Гермионы своего взгляда. Их внимание не на разрушении. На Драко нет защитной брони — на нем счастье, которое длится до тех пор, пока его не нарушают стражники, приведшие его рыцарей. В этот момент Гермиона открывает для себя новую истину. Доверие строится, возводится камень за камнем, в промежутках между молчанием, разделяемым в краткие моменты. Медленное и беспрерывное, их путешествие далеко не закончено, но Драко демонстрирует свою растущую веру, запечетлевая короткий поцелуй на ее обручальном кольце. А затем еще один, гораздо более продолжительный, в губы. ****** Примечания автора (помещено сразу после главу, так как не вмещается в послесловие). С Новым Годом! Сюжет движется полным ходом. С возвращением, Небесная курочка* (* прим.пер.: так, любя, некоторые фанаты прозвали Каиду:)), и продолжающееся общение между героями. Замечу, что я определенно использовала генеалогическое древо Блэков, чтобы связать Малфоев и Поттеров. Также напоминаю, что Драко и Гермиона здесь довольно молоды. Их каноническая разница в возрасте здесь такая же. * В этой главе Драко исполняется 23 года. * 23-й день рождения Гермионы упоминался еще в главе 3. * Вплоть до главы 11 они были женаты примерно два месяца, после того как познакомились друг с другом за две недели до свадьбы. * В настоящее время мы находимся в третьем месяце после их официальной встречи в тронном зале. У них не сразу получится найти все правильные ответы о браке или даже друг о друге. Я не думаю, что для Драко возможно мгновенно стать отличным мужем, тогда как у него был не самый здоровый опыт супружеских отношений, которых он даже не хотел (не говоря уже о психологических травмах), но он пытается дать шанс мысли "верю, что она не устроит чертов переворот и не попытается убить меня". Точно так же, как Гермиона дает шанс мысли "не собираюсь подавлять свои эмоции и буду принимать помощь от других людей". Я никогда не пишу идеальных персонажей. У них всегда будут недостатки и шрамы, но эти персонажи настоящие, они человечные. Поэтому иногда они могут облажаться, и им придется исправлять свои ошибки. Иногда вам, как читателям, может не понравится их выбор или даже целиком персонаж, несмотря на их в целом благие намерения. Это сделано намеренно, поскольку существует множество граней человеческого поведение, которое так интересно исследовать. Честно говоря, для меня это всегда вопрос их роста вместе со мной. А иногда это их собственное «дерьмо». Иногда они будут бессовестны, но все время они останутся людьми. В любом случае, до следующего раза xoxo