Твои любимые цветы

— Жаль, теперь даже мороженого не поешь, - вздохнул Генри, с тоской глядя на лавочку, некогда принадлежавшую ныне покойной Снежной Королеве. — Зубы будут здоровее, - поучительно сказала Эмма, заметив, как тихо прыснула Реджина. У неё слишком красивая улыбка. Светлая, открытая и настолько настоящая, что Эмме с трудом верилось, что смерть чёрным ангелом идёт за Миллс по пятам. От одной этой мысли по спине Спасительницы пробежался холодок, она обернулась… Разумеется, за ними не следовала старуха с косой. Но Эмма чувствовала её присутствие, сжимающее сердце тисками и невольно опустила руку на талию брюнетки, притягивая женщину чуть ближе. Реджина, кажется, поняла тайный смысл этого движения и положила голову на плечо в красной кожанке, сильнее сжав руку Генри. Они шли так, в полном молчании, по освещённым тусклыми фонарями дорогам вечернего Сторибрука. Снег… Здесь, на главной улице, его не слишком много, но достаточно, чтобы он смог отдаваться скрипом под подошвами. Зимний вечер захватывает в плен сознание. Эмма не должна плакать. Ведь Реджина всё ещё здесь, рядом. Нужно наслаждаться этими, пусть и последними, днями вместе… Последними… Нет, это сильнее неё. Крохотная слезинка скользнула с потяжелевших от налипших снежинок ресниц и затерялась где-то в складках шарфа. Особняк Миллс поприветствовал их слепыми глазницами тёмных окон. Скрипнул замок отпираемой двери. Лицо мэра скрывали чёрные пряди, но Эмма видела, как трясутся её руки, причём явно не от холода… Тёплый, неяркий свет вспыхнул в прихожей. Эмма вздрогнула. Даже в таком освещении лицо Миллс выглядело неестественно белым, мороз не смог украсить его румянцем. Реджина тяжело дышала, хоть шли они отнюдь не быстро. — Мам? - Генри с ужасом взглянул на побледневшую женщину. Реджина попыталась улыбнуться, однако слёзы, блестящие в глазах, выдали её с потрохами. — Реджина, идём, - Эмма поспешно перебросила руку брюнетки через плечо и поволокла её в гостиную, чтобы затем опустить на диван. — Генри, принеси плед! — Не нужно, Эмма, сейчас пройдёт, - прежде, чем женщина успела договорить, из груди вырвался негромкий стон. Ногти до красных отметин впились в ладонь, губы искусаны в кровь. Эмма прижала к себе дрожащую женщину… Почему?! Почему она, Спасительница, не может перенять на себя хотя бы половину этой боли? Почему не она, почему Реджина сейчас еле сдерживает крик?..

***

Кафе, как всегда, полно звуков. Миссис Лукас отчитывает Руби. Лерой уже сидит с кружкой, несмотря на то, что пока что только полдень. Дверь то и дело распахивается, впуская новых посетителей, приносящих морозный воздух снежинками на плечах. Всё такое родное, такое обыденное. Реджина уже ждёт её за своим любимым, крайним столиком. Изящные пальцы негромко постукивают по столу, словно по клавишам фортепиано. Отстранённый взгляд вперился в окно, за которым царила настоящая снежная сказка. Сугробы весело поблёскивали в неярких лучах январского солнца. Эмма подошла к столику и села напротив, попутно сбрасывая насквозь мокрую шапку и отряхивая с куртки, не успевший растаять, снег. — Прости, задержалась немного, - бодро сказала Эмма, ловя на себе недовольный взгляд миссис Лукас. Бабушка явно не в восторге от принесённой в её кафе грязи. — Я сама только пришла, не бери в голову, - усмехнулась Реджина, отрывая взгляд от окна. — Какао и кофе, хорошо? - обратилась блондинка к подошедшей Руби. Та явно была недовольна из-за только что состоявшейся ссоры с Бабушкой, однако недовольство это тут же сменилось чем-то похожим то ли на грусть, то ли на сочувствие… — Кофе? - повторила она всё с таким же странным выражением лица. — Да, и какао, - нетерпеливо повторила Эмма. — Сейчас. Эмма готова была поклясться, что в глазах официантки сверкнули слёзы. Обычно лёгкая, дерзкая походка сменилась неуверенными шагами по направлению к стойке. Руби словно бы пыталась уменьшиться, стать невидимкой. С удивлением проследив за девушкой взглядом, Эмма перевела его на Реджину. На её губах плясала неуловимая, горькая, как полынь, улыбка. Она знала. Она точно знала причину столь странной реакции Руби. Но отчего-то сердце подсказывало Эмме, что ей лучше как можно дольше оставаться в неведении… Почему? На этот счёт сердце молчало. — Эмма, я присяду? - неуверенно обратился к Свон только что подошедший Арчи, указывая на место рядом с Реджиной. Эмма переглянулась с брюнеткой, а затем коротко кивнула. С одной стороны ей не хотелось, чтобы сверчок нарушал то вполне комфортное молчание, что возникло между ними, с другой же он отвлечёт её от непонятных, никак не вписывающихся в солнечный день, мыслей. Арчи присел всего в нескольких дюймах от Реджины. Некоторое время он просто сидел, делая вид, что крайне заинтересован винной картой. Затем принялся ожесточённо мять салфетку… Эмма уже практически забыла о психологе, когда тот наконец подал голос. — Эмма, вы не хотите поговорить? - выпалил он. — С чего вы решили, что мне нужен разговор с психологом? - вздёрнула брови Эмма. — Только не говорите, что дело в трудоголизме, вы его диагностировали уже половине Сторибрука. — Нет, - Арчи замялся, тщательно подбирая слова. — Я понимаю, вам сейчас, должно быть, тяжело… Я попросил ваших родных не говорить вам ничего… пока что. Но я вижу, что всё зашло уже слишком далеко и вынужден рассказать вам всё… Краем глаза Эмма заметила, как оживилась Реджина. Взгляд яростно и словно как-то предупреждающе переметнулся с заснеженной улицы на психолога, но тот этого словно бы и не заметил. — Я очень сожалею, но… - Арчи избегал смотреть Эмме в глаза. — Простите, нам, кажется, пора, - резко и холодно объявила Реджина. — Простите, нам, кажется, пора, - эхом повторила Эмма. — Поговорим позже, мистер Хоппер.