О причинах одиночества говорит любовь

— ... представляешь? Это правда было худшее свидание в моей жизни, зря только согласился, — Джин морщится, помешивая лапшу в кастрюльке. — Минхëк – хороший мужчина, я и слова по этому поводу не скажу, но он точно не для меня. К сожалению. Чонгук в очередной раз бездумно кивает, отсутствующим взглядом воткнувшись в дно пустой тарелки. Он краем сознания улавливает смысл чужого рассказа, но не может вникнуть в его суть, то ли потому что соджу разжижает мозги, то ли из-за мыслей в голове, которые не дают сосредоточиться на чëм-то помимо собственных страданий. Они не так часто собирались по воскресеньям, но тут был экстренный случай. По крайней мере, такой вывод сделал Чонгук после того, как получил от Джина сообщение с предложением ужраться в сопли. Чонгук трясëт головой, а потом несколько раз бьëт себя по щекам, пытаясь собраться с мыслями. Сокджин уже рассказал ему в общих чертах, что произошло, и Чонгук понимал, почему ему нужно было встретиться именно сегодня, после очередного язвительного отказа от Намджуна и неудачного свидания с Минхëком, на которое Джин пошëл исключительно из-за обиды. И, конечно же, об этом пожалел. — Так и что там с Намджуном? Что именно он сказал? — младший собирает в кучу остатки самообладания и пытается снова влиться в диалог. В последнее время из него выходит максимально отстойный собеседник. — Ничего приятного, очевидно. И ладно, если бы я ему что-то неэтичное предложил, — Джин на секунду оборачивается на друга, демонстрируя всю степень своего возмущения одним только выражением лица. — Как всегда, короче. Я ему слово, а он мне десять поводов для похода к психологу. На любое моë предложение отпускает свои остроумные шуточки, уже реально переходя на личности. Нахера я за ним бегаю? Мне что, больше всех надо? Сокджин преподносит всë в шутливой форме, пряча за ней собственное разочарование. Он расстроен, это очевидно, иначе он бы ни за что сам не позвал Минхëка на свидание. Намджун сильно задел его, и Чонгук ловит себя на желании открутить ему голову, даже при том, что он может найти оправдание чужому поведению. — Скорее всего, он так просто защищается, — Гук озвучивает своë предположение прежде всего с целью поддержать друга, а не для того, чтобы снять вину с Нама. — Может, он пытается скрыть собственные слабости за своим невероятным красноречием. Сокджин издаëт короткий смешок на выдохе, скептично выгнув бровь. — От кого ему защищаться? От меня? Я что, такой страшный? Чонгук не отвечает сразу, хмуро следя за действиями друга. Тот снова перемешал лапшу, подцепил одну макаронину палочками, сразу же перехватив еë пальцами, и с размаху кинул в стену. Какое-то время после этого он пялился в стену, а затем кивнул себе под нос и выключил газ. — Бояться можно чего угодно, — Чонгук, проморгавшись, слабо трясëт головой. Сперва он, всë ещë шокированный чужой готовкой, говорит медленно и монотонно, но затем приходит в себя, решив не задавать лишних вопросов. — Отношений как явления, чувств, привязанности, предательства. Сокджин на чужие слова только фыркает. Он всем своим видом создаëт иллюзию активной деятельности, промывая овощи в раковине. У них весь алгоритм готовки сбился. Сначала они всегда готовили мясо, чуть позже начинали резать салаты и в последнюю очередь ставили вариться лапшу. Никого из них особо не волновало, что мясо Чонгук уже пожарил, салаты у них находились на стадии отмывания овощей от грязи, а лапша сварилась несколько секунд назад. И это не говоря уже о том, что половину алкоголя они выпили на голодный желудок. Джин выкладывает овощи на стол и передаëт Чонгуку доску с ножом. Тот сразу же отрезает себе кусочек огурца и закидывает в рот. — Намджун – взрослый, осознанный мужик, который наверняка знает свои сильные и слабые стороны, — Гук продолжает свою мысль с набитым ртом, жестикулируя свободной рукой. — Он знает, допустим, что мозги – это его сильная сторона. Так же как и внешняя привлекательность, хорошее воспитание, харизма и много чего ещë. Ну, ты и сам всë это знаешь. Сокджин кивает. Ворует с доски нарезанную колечками редиску, закидывает в рот и запивает остатками соджу из своей стопки. Они явно напьются быстрее, чем приготовят салаты. — Но он ведь тоже человек, верно? А значит, у него тоже есть какое-то уязвимое место. И ты, судя по всему, для этого уязвимого места представляешь опасность. Может, поэтому он так груб, — Чонгук жмëт плечами, обращая внимание на чужое хмурое лицо. — Хотя, опять же, я не психолог, и могу говорить о чëм-либо только исходя из личного опыта. В людях, как ты понимаешь, я разбираюсь действительно плохо. Может, на счëт Намджуна я ошибаюсь. Но задуматься стоит. Тишину, воцарившуюся на кухне, перебивают только звуки готовки. Джин нарезает морковь соломкой и думает о чëм-то своëм, Чонгук в это же время разбирается с остальными овощами, стараясь "о чëм-то своëм" вообще не думать. У него там ничего хорошего, а понятного и того меньше. — Не могу не спросить, — Джин только начинает, а Чонгук уже мученически стонет, морщась. — Не хнычь. Так что там с твоим гаремом? — Каким ещë гаремом? — Гук только больше хмурится. — У меня проблем не больше, чем у тебя. — Я нашего начальника тоже считаю. Тут Чонгук совсем кривится, брезгливо кривя губы. — А что? Я всë ещë склоняюсь к версии, что он так над тобой издевается из-за большой любви. — Нет, Джин-и, он просто деспот, которому нравится наблюдать за чужими страданиями, — Чонгук подносит ко рту кусочек огурца, но из-за предположения Сокджина, повлиявшего на чересчур живую фантазию, отбрасывает его обратно на доску. Аппетит пропал. — И всë же... Джин многозначительно протягивает гласные, и Чонгук снова куксится. Ким был в курсе основных событий той знаменательной пятницы, Гук даже в кратце рассказал ему о разговоре с Юнги и всех общих выводах, к которым они пришли, но с того момента прошло уже больше двух недель, а ничего так и не изменилось. За это время Чонгук ни разу не виделся с Тэхëном и всячески избегал встреч с Дживоном за пределами офиса, хотя планы у него были просто наполеоновские относительно взаимоотношений с этими мужчинами. Причин было несколько. Во-первых, Чонгук решил дать себе время для того, чтобы ещë раз обмозговать и закрепить в своëм сознании всë то, к чему он пришëл субботним утром в квартире старшего брата. Во-вторых, ему было попросту некогда выяснять отношения, потому что он буквально работал и спал, спал и работал, спал на работе и работал во сне. Ну и, в-третьих, Чонгук – ссыкло. Он боялся разговора с Дживоном, ему было стыдно за то, что он потратил чужое время и теперь собирался вот так просто обрубить всë, что ещë даже не началось. К этому он, кстати, тоже пришëл в субботу. Юнги проговорил с ним всë, что Чонгук, по сути, и сам знал. Но, как оказалось, когда это проговаривается вслух, до сознания будто бы окончательно доходит. Гук просто смирился с мыслью о том, что все его попытки заставить себя полюбить кого-то кроме Тэхёна являются абсолютно бесполезными. Он просто принял как факт, что с Дживоном пора заканчивать. Этот мужчина достаточно с ним намучился, и Чонгуку пора перестать быть эгоистом, потому что изначально держать Кана рядом было бессмысленно. Но ещë больший страх он испытывал перед разговором с Тэхëном, потому что по совету Юнги он решил рассказать ему всë. О всех обидах, о своей боли и о всех тех чувствах, которые душили его уже на протяжении десяти лет. У Чонгука от одной только мысли об этом на ладонях выступал холодный пот и волосы на затылке начинали шевелиться. Он просто не мог поверить, что спустя такое количество времени ему всë же удалось прийти к этому, хоть с реализацией пока что были определëнные трудности. Каждую чëртову ночь с того дня Чонгук представлял себе их диалог. Выходило весьма драматично, не без слëз и соплей, естественно, а ещё всегда с открытым финалом, потому что Чонгук, если честно, и сам не знал, что он хочет получить от этого разговора. Казалось бы, всë просто – он хотел получить, наконец, любовь, о которой мечтал столько лет, и отношения, в возможность которых он уже давно не верил. Но в действительности всë не так. Чонгуку для начала надо было решить, нужны ли ему отношения, в которых чувства никогда не будут равноценными. У Тэхëна к нему чувства только расцветают, они только набирают силу и формируются в нечто похожее на влюблëнность, а у Чонгука... у Чонгука любовь давно проросла уродливыми корнями прямо в сердце, еë уже не выжечь, от неë не избавиться. Он любит Тэхëна больше собственной жизни, он готов ради него отказаться от всего, что у него есть, и это абсолютно точно нездорово. Чонгук без Тэхëна попросту загнëтся, если тот вдруг поймëт, что ему это не нужно, он не сможет отпустить, если они всë же попробуют быть вместе. Так действительно ли ему нужны эти отношения? Готов ли он так рисковать? У него ведь было слишком много причин разорвать с Тэхëном какие-либо связи окончательно. Не быть ни с кем, просто быть одному и не мучить ни себя, ни других людей. Чонгук уже привык к боли, сможет с ней справляться и дальше, а Тэхëн забудет и быстро от своих чувств сможет избавиться. Но сначала ему всë же стоит во всëм признаться. — Гук? Джин, на самом деле, зовëт его уже в третий раз. Чонгук всë никак не отзывался, только сейчас среагировав на звонкий голос друга. На подносе уже было выложено мясо с листьями салата, рядом стояла кастрюлька с рамëном и несколько мисок с овощными салатами. Всë это Джин раскладывал в звенящей тишине, пока Чонгук пялился в стену напротив, застряв глубоко в своих мыслях. — Боже, извини, я совсем завис, — Чонгук в очередной раз трясëт головой и ерошит волосы. Он не ожидал, что его так сильно переклинит. — Я бы спросил, в порядке ли ты, но мне и так очевидно, что нет, — Джин грустно улыбается уголками губ, в ответ получая затравленный взгляд глубоко печальных глаз. Две недели назад Чонгук был воодушевлëн и готов к переменам, но чем больше он об этих переменах думал, тем больше сомнений появлялось в его голове. Он всë думал, что ему нужен какой-нибудь толчок, знак свыше, призывающий к действиям, но всего этого за две недели было дофига и больше, а делать хоть что-то он так и не начал. Он продолжал прятаться и избегать, находить тысячи отмазок, чтобы дать себе больше времени. Вот только время шло, а решительности как не было, так и нет. Чонгук думал, что начнëт с Дживона, ведь в ситуации с ним всë действительно было куда проще, но даже с Каном поговорить у него не получалось. Дживон десятки раз предлагал ему встретиться, вылавливал его в офисе и на стоянке после работы, приезжал к подъезду вечером или караулил с утра, а Чонгук всë продолжал увиливать, трусливо откладывая важный разговор на потом. Из-за настойчивости Дживона он чувствовал себя ужасно, но ещë хуже ему было из-за Тэхëна. Ким не писал сотни сообщений, не пытался встретиться и не давил, зато стабильно каждый вечер присылал курьером цветы с записками, от которых у Чонгука сердце начинало биться в глотке и дыхание к чертям сбивалось. Сейчас у него вся кухня заставлена цветами. Чонгук бросает секундный взгляд на самый первый букет гиацинтов, так невероятно нежно сочетавшихся с соцветиями вереска. На гофрированной бумаге с обратной стороны прикреплена записка, склеенная скотчем. Чонгук порвал еë в порыве эмоций и выкинул вместе с букетом, а потом под покровом ночи рылся в мусорном ведре, собирал по кусочкам обратно и бережно склеивал воедино, постоянно поглаживая подушечками пальцев. Это было ужасно. Чонгуку стыдно до сих пор. — Эй, Гук-а, — Сокджин тянется через стол и приподнимает чужой подбородок лëгким поглаживанием. — Отдохни сегодня. Можем включить что-нибудь фоном, поедим и ляжем спать. Что скажешь? Чонгук кивает, приподнимая уголки губ. Сокджин двигает к нему ближе поднос с мясом, а сам раскладывает по тарелкам рамëн. Спустя несколько минут они включают на ноутбуке какой-то кровавый детектив с нетфликса и больше не говорят на тяжелые для них темы. Чонгук лишь в очередной раз ловит себя на мысли о том, что главное его желание – просто дожить до того момента, когда всë это наконец закончится. Когда в его жизни оборвëтся ебучая чëрная полоса, и он во всëм разберëтся. В первую очередь, в самом себе.

***

— Джин. Джин-и. Чонгук легонько трясëт плечо друга, но тот не просыпается. Если честно, Чонгук тоже вряд ли проснулся бы в четыре часа утра, особенно с учëтом того, что вскоре им нужно было вставать на работу. Но дело не требовало отлагательств. Если не сейчас, то когда? Он сам проснулся час назад от необъяснимого внутреннего порыва. Пришлось уйти на кухню, чтобы не разбудить Джина, а там, в окружении букетов, его совсем накрыло. Он зачем-то перечитал все записки, сгрыз ноготь на большом пальце и даже полежал на полу, пытаясь понять, почему голова так гудит и внутри всë как-то странно тянет и сжимается. Как он дошëл до своего нынешнего состояния, история умалчивает, но сейчас в нëм решительности было больше, чем воды в Тихом океане. Ему захотелось высказаться. Он вдруг перестал придумывать всевозможные сюжеты, прекратил прокручивать в голове всë, что хочет сказать, он просто захотел поговорить. Именно сейчас, в четыре часа утра перед первым днëм новой рабочей недели. Чонгук снова тянется к плечу друга, но одëргивает себя до того, как успевает дотронуться. Перевозбуждëнный организм не до конца блокирует здравые мысли, и Чонгук вдруг чувствует влияние остатков совести. Они ведь и так не выспятся, легли поздно, вставать им рано. Зачем зря тревожить чужой сон? Чонгук выдыхает шумно, ссутулившись. Задумывается, хмуря брови, и в итоге всë равно садится ближе, схватившись за плечо друга, скрытое одеялом. — Да что ж такое? — Чонгук грозно сводит брови к переносице, а затем лупит друга по ноге, вдруг забывая о том, что такое шëпот. — Ким Сокджин! Гук с каплей сожаления во взгляде наблюдает за чужим резким пробуждением, но настоящей вины не чувствует даже тогда, когда Джин смотрит на него своими опухшими глазами, приподнимаясь на локтях и явно спросонья не вдупляя в реальность. — Блять, Чонгук, четыре часа ночи, — Ким со стоном откидывается на подушки, жмуря глаза. — Какого хрена? — Как думаешь, если я сейчас напишу Тэхëну, что хочу с ним поговорить, он согласится? То, что Джин смотрит на него, как на умственно отсталого, нисколько не задевает. Чонгук прекрасно осознаëт тупость своей идеи, но он просто объективно понимает, что уже к утру от его желания поговорить не останется и следа. — Четыре часа утра, — Джин повторяет то ли для себя, то ли для друга, пытаясь заставить себя думать. — Он спит, Гук. Он, может, и согласится, но это будет уже утром. Чонгук складывает ноги бабочкой и поджимает губы. — Утром я не соберусь. — Зато в четыре часа утра в тебе смелости хоть отбавляй. — Думаешь, не стоит, да? — Чонгук перебирает собственные пальцы и грызëт губу, не в силах совладать с собственными эмоциями. Сокджин смотрит на своего друга и понимает, что его вряд ли что-то остановит, потому что Чонгук прекрасно понимает, что четыре часа утра – это не то время, когда стоит устраивать разборки с любовью всей своей жизни, но он так же осознаëт, что другая такая возможность выпадет ещë чëрт знает когда, и, возможно, именно сейчас ему стоит сделать первый шаг. Возможно, маленький, может быть, он просто увидит Тэхëна и сделает какую-нибудь глупость, но это будет уже что-то. Будет ли это "что-то" того стоить? Да чëрт его знает. — Напиши, — Джин повержено кивает. — Если не ответит, то просто удалишь и подождëшь до следующего своего прилива решительности. Чонгук так и делает. Он без всяких сомнений открывает диалог с Тэхëном, при этом в очередной раз засунув палец в рот, чтобы сгрызть заусенец, и просто в несколько слов просит приехать, отбрасывая телефон в сторону после того, как нажимает кнопку "отправить". — Написал? — Джин спрашивает, прикрыв глаза, и чужой кивок уже не видит. Он снова проваливается в сон, с лëгким унынием отмечая, что до будильника осталось всего полтора часа. Чонгук несколько минут тревожно грызëт огрубевшую кожицу возле ногтя, почему-то вообще не чувствуя боли. Он смотрит на отрубившегося друга и слегка покачивается вперëд-назад, начиная думать о том, что его идея действительно просто ужасна. Тэхëн наверняка спит. Кто вообще в здравом уме не спит в четыре утра? Только идиоты по типу него самого. Чонгук поднимается с кровати и кутается в пижамную рубашку. Ткань задевает истерзанный палец, и Гук шипит, чувствуя, как пульсирует пострадавшее место. Он в темноте комнаты пытается рассмотреть ранку, и даже без освещения замечает кровь. — Вот чëрт, — Чонгук поджимает губы, собираясь двинуться на кухню за перекисью, но останавливается, вздрогнув, когда слышит приглушëнную одеялом вибрацию телефона. Он опасливо поднимает смартфон с постели и снимает блокировку, замечая уведомление, в котором одно лишь ëмкое "еду" от Тэхëна. — Пиздец. Чонгук оборачивается и собирается прыгнуть на кровать, чтобы снова разбудить Джина, но в этот раз не решается. Он зажимает рукой рот и выходит из комнаты, шлëпая босыми ногами по ламинату. Чон знает, что ночью по пустым дорогам от дома Тэхëна до него ехать около двадцати минут, поэтому, чтобы себя чем-то занять, он достаëт из холодильника остатки салата, берëт деревянную ложку и усаживается на мягкий пуфик, поставив миску себе на колени. Возможно, заедать стресс – не лучшее его решение, но в этот конкретный момент ему как-то плевать. Звонок в дверь раздаëтся через двенадцать минут после того, как Гук прочитал сообщение. Звук был коротким и громким, Тэхëн всегда звонил всего один раз, зная, как Чонгука пугают резкие звуки. Гук очень ценил такую заботу, но лучше бы сейчас Ким трезвонил без остановки, чтобы Чонгук наконец пришëл в себя и начал двигаться быстрее, а не в темпе похоронной процессии. В глазок смотреть не было смысла, Чонгук и не стал лишний раз давать себе повод передумать. Он на выдохе дëрнул дверь на себя и тут же встретился с чужими глазами, смотрящими со знакомым теплом и затаëнной надеждой. На Тэхëне была пижама. Чонгук, что странно, заметил сразу. Он опустил взгляд на дурацкий узор и выгнул бровь, снова посмотрев на чужое чуть опухшее лицо. — Я тебя разбудил, да? — Нет, — Тэхëн мотает головой и неловко трëт шею. — Я зачем-то проснулся ещë час назад, торкнуло что-то странное. Чонгук выдыхает неровно, опустив взгляд в пол. Сейчас он, конечно, уже не так сильно поражается таким совпадениям. Раньше ему вообще казалось, что это знаки свыше, и они настоящие соулмейты. Несколько раз они случайно дарили друг другу на праздники идентичные подарки, не сговариваясь, начинали смотреть один и тот же сериал, останавливаясь на одной и той же серии, заканчивали друг за друга фразы, когда кто-то из них не мог сформулировать мысль, видели одни и те же сны, после чего наперебой пересказывали сюжет. Такое случалось часто, Чонгук сейчас всë и не вспомнит. Но он всë ещë немного удивляется. Гук жестом приглашает Тэхёна в квартиру, после чего прикрывает за ним дверь и стоит в сторонке, пока Ким снимает верхнюю одежду. Тот сразу же непроизвольно напарывается взглядом на чужие ботинки, размера явно больше, чем у хозяина квартиры, и на незнакомое пальто, совершенно не характерного для Чонгука стиля. Он подвисает на несколько секунд, что младший не сразу, но замечает. — Что-то не так? — У тебя сейчас... гости? Чонгук, видимо, плохо соображающий в пятом часу утра, не сразу понимает, о чëм его спрашивает Тэхëн. Он смотрит в том же направлении, но ничего особенного не видит, пока не вспоминает, что висящее на среднем крючке пальто принадлежит Сокджину, который, вообще-то, по-прежнему спит у него в комнате. — А, да, — Чонгук издаëт нервный короткий смешок и едва заметно ведëт плечом. — У меня Сокджин остался с ночëвкой. Он сейчас спит у меня в комнате, поэтому шуметь нельзя. Тэхëн слабо улыбается, стараясь сдержать облегчëнный выдох. — А ты почему не спишь? — Проснулся от резкого желания поговорить, — Чонгук говорит прямо и опускает взгляд в пол, когда Тэхëн разгибается и поправляет толстовку. Он кивает в сторону кухни и выходит вперëд, слыша, что старший следует за ним. — Решил не оттягивать. Чонгук сразу же идëт к плите, забывая спросить, будет ли Тэхëн что-то пить. Он ставит чайник и разворачивается лицом к Киму, на автомате обхватив ладонями собственные плечи. Внутри будто бы всë оборвалось. Ни страха ни паники, ничего. Гук обычно то же самое чувствовал на экзаменах в университете. Он испытывал сильнейший стресс за пределами кабинета, но как только он оказывался лицом к лицу с преподавателем, внутри всë будто бы замораживалось. Срабатывала установка "менять что-то уже поздно, будет, что будет", и он со спокойствием отвечал, ничего не чувствуя. Ни страха, ни паники. Сейчас было то же самое. Гук будто бы понял, что поздно давать заднюю, настроившись на то, что сейчас уже всë решится. Главное – не смотреть в чужие глаза. Преподавателям в лицо он смотрел бесстрашно, но с Тэхëном это правило не срабатывало. Его взгляд всë равно заставлял все внутренности разом сжаться. — Значит, поговорить? — Тэхëн прерывает тишину слегка дрогнувшим голосом. — Ты... что-то решил? Тэхëн пытается заглянуть в чужие глаза, но Чонгук отводит взгляд в сторону. Он обязательно потом подумает о том, как сильно всë его тело заходилось дрожью от одного лишь голоса старшего, но точно не сейчас. Тэхëн всë такой же родной и не менее любимый, но Чонгук уже правда не может. Он привык к этому. Он настолько привык чувствовать этот чëртов трепет, что самому становится тошно. — Нет, — Чонгук всë ещë не смотрит, собираясь с мыслями. Ничего он не придумал, у него нет в голове адекватного выхода из сложившейся ситуации, поэтому он собирается плыть по течению. — На самом деле, я ничего не решил, но я просто хочу, чтобы ты кое-что знал, — Гук выдыхает, чувствуя, как горло сжимается. — Чтобы ты понимал, почему мне так тяжело, и почему я могу вести себя... странно. Тэхëн не перебивает, и Чонгук ему очень за это благодарен. Ему не страшно, только если совсем немного. Он боялся целых десять лет, нервничал, скрывался, но не единожды представлял, как расскажет и снимет этот груз со своих плеч. Всего один день он может позволить себе отпустить этот страх. И пусть дальше будет хуже, сейчас его это уже мало волнует. — Джеëн рассказала, что я был влюблëн в тебя, когда мы учились в школе, так? — Чонгук начинает спустя несколько минут, прекрасно понимая, что совсем не так он начинал этот диалог в своих мыслях перед сном. Он не будет говорить так, как лучше. Он скажет так, как сейчас чувствует. Тэхëн на вопрос, хоть и риторический, в ответ кивает. У него внутри всë тянет от беспокойства, его напрягает, что Чонгук на него не смотрит. И то, что младший начал именно с Джеëн, его тоже напрягает. — Но она не знает, когда мои чувства оборвались, потому что после выпуска мы перестали общаться... — Чонгук весь подбирается, пытаясь осознать, что он сейчас собирается сказать. — ... а ещë потому что я не переставал тебя любить. За эти десять лет ни разу, Тэхëн. В наступившей тишине Чонгук слышит только тихое тиканье настенных часов. Он наконец смотрит на Тэхëна. Старший хмурится и дышит неровно, смотря прямо перед собой. Не осознаëт? Возможно. — Я не понимаю, — Тэхëн мотает головой, только больше хмурясь. Он поднимает глаза на Чонгука и встречается с его снисходительным взглядом. Тэхëн не понимает, правда, не понимает. — Я любил тебя со своих шестнадцати лет и люблю до сих пор. Чонгук понимает, что, возможно, ему стоило бы быть помягче. Подвести более плавно и не ставить перед фактом вот так резко. Но он сделал то, что сейчас казалось ему правильным, и внутри у него вдруг появилась лëгкость. Дышалось по-прежнему тяжело и чувства никуда не делись, но внутри появилось какое-то чувство невесомости, как бывает во время свободного падения. У Тэхëна внутри теперь был полнейший бардак, слишком много чувств, мыслей, вопросов. С шестнадцати лет и до сих пор? Разве такое возможно? А как же отношения Чонгука? А как же... как же отношения Тэхëна? Чонгук всегда был рядом, сколько он себя помнит. И неужели он всë это время терпел? — Почему ты ничего не сказал? Тэхëн понимает, что вопрос глупый. На него в таких случаях ответ всего один – страх. Страх быть отвергнутым, страх потерять друга, страх начать что-то новое, а затем потерять всë – и дружбу, и отношения. — Ты мой самый близкий человек. Как я мог признаться? Тэхëн кивает потерянно, сжимая руки в кулаки. В свои шестнадцать он бы тоже не признался. А дальше как? Дальше ведь только хуже, возможностей признаться меньше, а чувств и страха больше. Тэхëн понимает Чонгука, но не понимает, как он мог не заметить. Столько лет, а он... Тэхëна изнутри колотит. Он смотрит на Чонгука и просто не может поверить, не может представить. Всë рушится прямо на глазах. — Ты смотрел на меня с жалостью, когда рассказал мне о Джеëн, помнишь? Наверняка ты тысячу раз успел подумать о том, что я испытывал в то время. Думаю, сейчас нам обоим понятно, что за десять лет меня всего изнутри просто разворотило. Тэхëн трясëт головой и закрывает ладонями лицо. Чонгук отводит взгляд, поджав губы. Он не хотел делать любимому человеку больно, он не с этой целью всë это говорит. — Я не могу тебя в чëм-то винить, не думай, что я пытаюсь свалить ответственность на тебя. Ты ни в чëм не виноват, — Чонгук старается говорить убедительно, старается держать лицо и контролировать голос. У него то самое внутреннее "ничего" просто расходится по швам. В глазах щиплет, и он жмурится крепко, пока Тэхëн не видит. У того всë лицо краснеет и в глазах мигает паника, когда он снова смотрит на Чонгука. — Сейчас я просто пытаюсь тебе объяснить, почему нам... Чонгук тяжело сглатывает, встречаясь с чужим протестом во взгляде. Тэхëн уже понял, к чему всë идëт, и он готов был сделать всë, чтобы Чонгук остановился и ничего больше сейчас не говорил. — ... стоит прекратить всë это. Вообще.