From contempt to art

      Дабы не тревожить полюбовно спящего, Осаму аккуратно поднялся с кровати и потушил свет во всей комнате. Однозначно внутренняя чернильная беспросветность стала преданным спутником, выливаясь в привычный глазу непроницаемый сумрак реальности. Однако вспомнив пристрастия омеги, он все же оттянул одну из плотных занавесок, пропуская тусклое свечение внутрь. Кофейного оттенка стеклышки устремили безучастный взор вдаль, окидывая уличный пейзаж.       Постепенно взгляд пал на собственное отражение, искаженное каплями дождя, оно заведомо деформировалось истошными мыслями. В эту минуту Дадзай не вглядывался в свое же лицо, он смотрел только в эти ненавистные сути глаза, мутящие извращенную душу, поедающие все на своем пути, вплоть до ипостаси. Янтарный блеск давно погас, оставляя только песочный отблеск. Песок, что рассыпался под натиском прошлого, хлипкий и отстраненный от настоящего.       Полумесяцы под глазами являли собой признак ненадобности, кою он находил в блеклом отражении. Ненужность периодично купировала голову, всецело подчиняя тело. Устрани его, лишь занимающего место на однообразной планете, и ни капли не изменится.       Отражение совсем размылось, усилившейся резво бьющей по стеклу, жидкостью. Промозглый дождь снаружи набрал новые обороты, тотчас резонируя с дотошным - изнутри.       С такой же отточенной аккуратностью Осаму прилег рядом с сопящим телом, снова кидая взгляд на алебастровую кожу с въевшимся в нее пятном скверны. Сложившая ситуация показалось до боли ироничной. Некогда присутствующий запрет «не касаться других» сыграл с ним подлую шутку, выливаясь в громоздкое преступление перед самим собой теперь.       Полное отсутствие сна - единственное, что отличало эту ночь от предыдущих, словно прокручивая то время, когда Накахара не переступил порог этого дома.       Спустя час недалекого сна Чуя почувствовал новую волну накатившего жара, заставляющую тело содрогаться от непрекращающихся импульсов. Рыжеволосый распахнул глаза, попутно вспоминая произошедшее. Отчетливые осколки пронзили голову, однако, тут же были сброшены с обрыва новым порывом вожделения. Он повернулся к, казавшемуся бездыханным, телу за спиной, после взбираясь на чужие бедра. — Что ты делаешь? — Невольно вырвалось с губ Осаму. Все навязчивые мысли оборвались при одном лишь взгляде на разгоряченное тело. Сущность альфы, сидящая внутри, начала реагировать острее прежнего. Все объяснялось новообразованием нерушимой связи. — Здесь, — промолвил омега, прикладывая ладонь к собственному животу, — так пусто. Почему Вы не оставили член во мне?       Наплывший туман вытолкнул часть кондиционных мыслей, превознося природную суть. Где-то внутри он сам хотел это сказать, сейчас же спихивая на нелепую принадлежность к слабому полу. — Чуя, перестань.       Дадзай насильно отвел взгляд, дабы не вкушать запретный плод повторно. Свои свершения попросту нечем было аргументировать. Вьющийся соблазн подкрался исподтишка, как только тишину разбавил томный выдох.       Лунный свет очертил худощавого телосложения фигуру, позволяя наблюдать за вздымающейся грудью рыжеволосого. Мраморные кисти очертили припухлые розоватые соски, чередуя силу нажатия пальцев. Мягкий стон, сорвавшийся с алеющих губ, разрушил несуразную тишину вновь. Накахара явно знал, на что надавить и чем заинтересовать Господина.       Наблюдая за подлинно занятной картиной, в безучастных каштановых стеклышках вспыхнул неподдельный блеск жажды. Осаму попросту не выдержал животного натиска, сбрасывая участь инициативы на себя. С легкостью приподнимая пылающее тело, он наскоро подтянулся на кровати, упираясь спиной о мягкую обивку.       Ледяные руки уверенно пустились в пляс, очерчивая каждый участок мягкого тела. Одна кисть остановилась на подрагивающем члене рыжеволосого, вторая же провела линию вдоль выраженного позвоночника, доходя до блестящих от природной смазки ягодиц. Длинные пальцы проникли внутрь, подготавливая к большему потрясению. Накахара обхватил плечи напротив, вытягивая наглую просьбу: — Войдите уже, Господин. Выбрасывая факт течного периода слуги, Осаму проговорил: — Ты ведь контролируешь ситуацию, не так ли? Просто хочешь, чтобы кто-то насадил на свой член. Желаешь, чтобы было грубо, несмотря на то, что ты омега. Хочешь, чтобы вошли глубоко, настолько, насколько ты не мог вообразить.       В голове Накахары тотчас промелькнула чуждая мысль, выказывающая собственное положение: Господин… Как он понял?       Входя в игру с нововведенными негласными правилами, Чуя прикинул возможные риски, однако, все они оказались опровергнутыми, не получив и малейшего шанса на жизнь. Теперь он не норовил показаться слабым, делая шаг навстречу собственному потворству.       Рыжеволосый мнимо заскулил, вцепившись ногтями в спину партнера. Накатывающее наваждение от непрекращающейся стимуляции наконец нашло пик выхода. Покачивая бедрами, Чуя практически дрожал от властного желания, тем самым создавая громоздкий хаос в голове пары, переходящий в заблуждение. Осаму вновь загнали в рамки нещадного ступора. Высказанная им мысль теперь казалась нелепой, однако, стало ясно, что именно эти слова еще больше разгорячали тело омеги.       За время тесного контакта для Накахары подобное стало привычным, то едкое желание доминирования над собой, готовность выполнить всевозможные приказы, неумолимая жажда получить поощрение. Черта дозволенного стерла сама себя, вопреки устоявшемуся размеренному порядку жизни. — Решил молчать? Попробую развязать твой язык, — вполголоса произнес Дадзай, проводя носом от метки до ушной раковины. Непринужденная игривость побудила прикусить одним из острых клыков мочку уха партнера.       Спонтанно возникшая мысль только позабавила Накахару, заставляя улыбнуться: и так всегда, как с цепи сорвался.       Больше не растягивая минуты Осаму одним плавным толчком погрузил свой член до упора в подергивающуюся дырочку. Чуя заметил только один странный аспект проникновения, не возникло той тянущей боли, которая ранее казалась неизменной составляющей.       Неожиданный толчок вынудил рыжеволосого сладостно вскрикнуть, выказывая развязное удовольствие. Томные звуки несказанно радовали Дадзая, порой они доставляли большее удовольствие, чем стимуляция.       Не зажимая губ теперь, Накахара застонал. Крик удовольствия эхом разнесся по комнатам, скрывать истинную усладу получалось плохо, ведь он был заполнен полностью, настолько безукоризненно, что стенки крепко сжались вокруг члена внутри него, именно это влекло оргазм от одного только от ощущения. — Хочешь, чтобы слышал весь дом? — Довольствуясь собой, проговорил Осаму. В самом же деле ему было плевать, подслушивает кто-то или нет, однако, дразнить партнера ему несомненно нравилось. — Господин, я же только что… — Фраза вовсе не стала ответом на заданный вопрос. Накахара выпалил это, чувствуя новые и новый толчки. После наступившей разрядки ощущать неистовое наслаждение было похоже на дьявольскую пытку. Не находя лучшего решения, Чуя приблизил свои губы к чужим, вторгаясь вот так, без разрешения, беззастенчиво ища драгоценную душе надежду. В следующий миг он понял - ведущую роль снова отняли.       Со стремительно нарастающей страстью, Осаму заставил партнера прижаться к нему, как к своему единственному спасению. В этом хмельном, покачнувшемся мире его жадный язык безустанно исследовал рот омеги, словно в первый раз.       По нервам побежали привычные мириады тока, будя в нем исступленные ощущения, расщепляющие на мелкие кусочки и тут же собирая воедино. Властвующий вихрь закрутил омегу в оборот, заставляя чувствовать невероятное возбуждение от ледяных рук, что безостановочно гуляли по телу, расслабленность от влажного поцелуя и в особенности - необычайное удовольствие от сильных толчков в свое нутро. Все составляющие хоть и мнимо, но наталкивали на бессловесное опустошение, не щадящее взбалмошные мысли о недалеком будущем.       Когда в глазах появилась знакомая пелена, Дадзай вновь намеренно извратил нутро партнера, отпуская зажатые по привычке огненно-рыжие волосы. Осаму нахмурил брови, пуская тихий вздох в чуть отдаленные губы напротив. — Нужно кое-что сделать, подожди немного.       С этими словами Дадзай водрузил небольшую ношу обратно, на кровать, затем удаляясь в сторону комода. Как ни странно, в комнате была кнопка вызова слуги. Стоило Господину только отвлечься, как патетическая картина в корне изменилась. Лицезреть пришлось на упирающиеся в постель колени, расставленные так, чтобы отчетливо продемонстрировать готовность подчиниться. Бедра то и дело подрагивали, а кисти рьяно сжимали постельное белье. Партнеру было ясно, чего именно последний желает.       Осаму хотел усмирить жгучий пыл Чуи, тем самым потакая своей непреодолимой алчности. Нахальные руки схватили бедра омеги, впившись в его мягкую плоть, и крепко сжали, прежде чем отстраниться, так, что Накахара почувствовал всю тяжесть. Эрегированный член порывисто вернулся на свое законное место. Не щадя омегу вовсе, он прошелся по самым укромным уголкам организма, заставляя содрогаться от обжигающего нутро удовольствия. Одна из бесцеремонных рук собрала запястья омеги вместе, стискивая с силой на уровне прогнувшейся поясницы. Лопатки схлестнулись топорно, принося долгожданную боль. Именно ее Накахара ждал все предшествующее время, то елейное чувство, нахально выталкивающее в его собственный блаженный мир грехов. — Внутри все еще узко. Зачем так крепко сжимаешь меня? Я не убегу, — нахмурив брови с толикой смешка, нарочито отчеканил Осаму. Он снова толкнулся, размашистее прежнего, заставляя рыжеволосого приурочить себя под его движения. Продуманный ход точно пронзил партнера, заставляя кричать, содрогаясь в сладостных конвульсиях. Угодно раскаленное вожделение мириадами растеклось по организму. — Какие приятные звуки, Лисенок, — довольствуясь, простонал Осаму. Он решил не прекращать толчки, растягивая собственное удовольствие таким образом. Ненавязчивый стук о деревянную поверхность разразил какофонию томных звуков, тотчас продолжаясь знакомым голосом: — Господин, Вы приказали прийти. — Входи. — Коротко отозвался Осаму, ввергая в шок тело под собой. Не зная о чем и думать теперь, Накахара стыдливо уткнул лицо в постель, пряча рдеющие щеки в мягких покрывалах. Однако сколь бы не скрывал, стоны подавить он был не в силах. Если уж он замолкал на пару минут, Господин нарочито наращивал темп, тем самым развязывая язык. Не отводя глаз в сторону, Осаму поинтересовался, — как там дела со свадьбой? — Известий от большинства приглашенных нет, остальные прибудут вовремя. — Коротко отчиталась девушка, потупив взгляд в пол. Подобных картин она еще не видела, отчего за дверью стояла дольше обычного, не решаясь войти до последнего. — Я хотел перенести торжество, но такими темпами, — Осаму преднамеренно толкнулся резче, вытягивая блаженный всхлип, — мы закончим вовремя. — Молодой Господин, я могу идти? — Кстати об этом, чуть не забыл. Можешь навестить своего брата, недавно он пришел в себя. И нашего гостя возьми с собой. — Спасибо, Господин. — Восторженно выразила бета, раскланиваясь в истинной благодарности. Эта новость значила возможную свободу, ведь Господин был тем, кто оплачивал больничные счета. Как только дверь вновь была заперта, Накахара выдавил из себя: — Это было слишком. Что она подумает? — Хм, думаю, она посчитает это за налаживание довольно тесных, глубоких и самых близких отношений, — простонал альфа ему в ухо, толкаясь нахальными, невыносимыми движениями. Головка члена Осаму прижалась к матке, чтобы еще больше растянуть омегу. — Не понравилось? Занятно… По ощущениям все вышло наоборот. Внутри ты сжался весьма и весьма сильно.       Безмолвное отрицание в какой-то степени скрасило жгучий осадок горечи, однако, вновь оказалось опровергнуто пристальным надсмотром подлинной сути Накахары. Ему явно понравилось бесстыдно раскидываться на чужих глазах именно в ту секунду, когда внутри происходят тысячи шевелений. Совокупность чрезмерного давления на себя, расщепление возбуждения, рост и без того высокой температуры, собственные вырвавшиеся стоны безудержной жажды, что слышали чужие уши, именно это ввергало в еще большее забытье. Чуя смог вытолкнуть из себя лишь одно слово: — Еще.       Длинные пальцы Осаму сжали до нельзя рыжие волосы и резко потянули наверх, так сильно, что теперь спина Накахары уперлась в грудь партнера. Это заставило член погрузиться немного глубже, чем прежде. Чуя повадно заскулил, откидывая голову на плечо Господина. Рука Дадзая соскользнула с рыжих прядей, мнимо оборачиваясь вокруг горла, стискивая ощутимо, но не с той силой, чтобы заставить потерять размеренный ход дыхания. Другой рукой Господин обхватил его за очерченную талию, удерживая на месте. Небесно-голубые стеклышки заблестели, предвкушая угодный исход.       Чуя заскребся, вцепившись тонкой кистью в каштановые пряди на затылке пары. То, как каждый раз член альфы, казалось, чуть сильнее прижимался к его матке, расширяя пространство, подделывая под себя и то, как узел постепенно набухал, распирая стенки до нельзя, заставляя омегу таять в этих подложных объятиях.       Необходимые вдохи Чуе теперь давались с трудом, считаясь крайней непозволительностью. Уже знакомое чувство полета в этот раз давалось с мерным трудом. Полная уверенность устойчивого сознания понемногу сеяла измеримый хаос, наталкивая на надвигающийся оргазм. Непристойный лепет: еще, звучал все чаще, исключая истошный цинизм.       Наконец он почувствовал, как узел Господина полноценно раскрывается, увеличиваясь с каждым новым затрудненным бесцеремонным толчком. Альфа лишь низко стонал ему в ухо, шепча всякие непотребства, развязно опаляя кожу. Узел полностью расширился, перекрывая все стадии этой. Сперма вытекала из-под толстого узла, заполняя партнера, не взирая на тучное состояние тела. Накахара мог только содрогаться в пьянящих конвульсиях, крепко прижимаясь к партнеру, пока его заполняли до неистового изнеможения.       Омегу окатило чувство схожее с установлением каленого клейма глубоко внутри, оставляющее свой след в дрожащей утробе, след в ипостаси растерзанной души. Взгляд стал затуманен, ловя фокус только в тот момент, когда появилось ощущение смены положения. Тело перестало посылать импульсы весомого напряжения, вгоняя в колею расслабления. — Лисенок, как себя чувствуешь? — Немного нервно поинтересовался Осаму, оставляя неощутимый поцелуй на загривке партнера. Факт животного секса с недовесом обыденных разговоров больше удручал, чем радовал.       Теперь затылок Накахары находился на груди Господина, а тело и вовсе было распластано по кровати за исчерпанием всех жизненных резервов. — Как долго это будет находиться во мне?       Накахару не волновало абсолютно ничего, кроме всего одного аспекта, а именно протяженность, во время которой придется сидеть вот так, наглухо припечатанным к человеку, что казался приоритетнее чего бы то ни было. — В прошлый раз это заняло около двух часов. Если устал, можешь поспать. В голове рыжеволосого промелькнула всего одна мысль: да как тут уснуть?! — Ах, да, — эфемерно выкинул Дадзай, наскоро схватывая с прикроватной тумбы какой-то предмет, — я приготовил подарок ко дню свадьбы.       С этими словами он вручил партнеру толстый кожаный ошейник с ажурным тиснением, украшенный переливающимися драгоценными камнями. Заведомо с такой шириной он наверняка скроет поставленную метку, но вместе с тем подчеркнет присущую омеге природную красоту. — Наденете его? — С толикой радости в голосе произнес Накахара. Он по-настоящему был счастлив, хоть прекрасно понимал, что подарок нужен для отвода глаз. Ни один уважающий себя состоятельный господин не женился бы на меченной омеге и уж тем более, не поставил бы клеймо раньше назначенного срока.       Господин бережно собрал рыжие пряди, откидывая те в сторону, а после так же аккуратно обвил алебастровую кожу ошейником, замыкая золотую застежку на затылке. — Прекрасен. — Шепотом выразил Осаму, возвращая огненно-рыжие пряди на место. Похвала, что была брошена в сторону Накахары неимоверно грела самые низины хлипкой души. Нарисовавшаяся искренняя улыбка была лишь вершиной громоздкого айсберга, но и она не осталась без внимания.