После медицинских проверок Накахара часто заглядывал к Осаму, рассказывая, как о своем самочувствии, так и о событиях, произошедших за последнее время. По неведомой причине казалось, словно он переживает и радуется вместе с рыжеволосым. Периодически ему виделось, что один из пальцев неизменно ледяной кисти дернулся, точно реагируя на фразы непрекращающегося рассказа.
В большинстве своем ситуация напоминала надлежащую оказию. Два человека, находящиеся по разные стороны нерушимого барьера, считали мгновения, один когда сможет показаться на глаза другому, а второй - не разбирая чувства привязанности, только и ждал минуты, когда живой воздух вновь вытеснит увядший из легких. Осаму не мог открыть глаза в присутствии партнера до тех пор, пока не убедится в полной его безопасности и абсолютной независимости. На самом же деле в сознание он пришел спустя несколько недель, мгновенно получая весомую затрещину от руки Йосано и выслушивая выговор от Фукудзавы за невыполненную работу. Обыденно выкрутившись из обеих неприятных ситуаций, так и не дождавшись заживления полученных ран, он начал подстраивать окружающую обстановку исключительно для удобства Накахары. Практически все время названного отсутствия Осаму исподтишка наблюдал за ним, устраивая совершенно новые случаи, полностью контролируя его жизнь, как и всегда. Параллельно темноволосый истреблял всех членов группировки убийц, а все их смерти по непонятным для полиции причинам походили на самоубийство. Затем оставалась самая скрытная личность, господствующая над бездарностями, не имеющими собственной воли. Полноценно избавиться от него не удалось, однако, Дадзай смог на время отрешить его от доступа к новым разработкам и веского влияния среди узкого круга. Промежуток времени, на который рассчитывал Осаму немного исказился, из-за обнаружения Достоевского, что так старался не появляться на глаза, отчего темноволосый пробыл в больнице на пару месяцев дольше. Любопытным фактом для него стал регулярный визит Накахары, заставляющий копать невесомую суть мотивов, кои распознанию не поддались. Он бы ни в коем случае не отстранил рыжеволосого от себя, но дать ему от части добровольный выбор себе позволил.***
— Поспи, думаю, ты устал, такой вечер подготовил в одиночку, — прошептал Осаму, разрушая эфирную тишину. Нос привычно зарылся в пламенно-яркие пряди, до мнимой боли отпечатавшиеся в кофейного оттенка радужках. — Господин, я все еще Вас привлекаю? — С толикой неловкости в голосе проговорил Чуя, мгновенно переводя взгляд в сторону пары, настолько протяжно, насколько позволяло лежачее на боку положение. Не то чтобы этот вопрос волновал его более прочего, однако, мнение со стороны ему казалось важным. Гораздо превыше терзал иной факт — довольно часто Чуя переживал без веского повода, преумножая сомнения, а затем тешил себя скромными оправданиями. Ему всего-то нужна была поддержка. Прозвучавшие слова несколько шокировали Осаму, наталкивая на незначительное онемение голосовых связок. Спустя несколько десятков секунд он все же смог найти нужные слова, не исключая привычки перебегать с одной темы на другую: — Считаю престранным факт непривлекательности омеги для собственного альфы, — выкинул он из себя, сглатывая непонятно-образовавшийся нервный комок. — Не говорите от лица всех. Я спрашивал исключительно о Вас. — Осязательная неловкость проявилась во всей своей красе, ежесекундно обагряя щеки. К этому времени Осаму начал жалеть, храня молчание столь долго. В какой-то мере сей факт не доставлял неудобств, но лишь теперь он понял — склочные сомнения посеял он сам. На вопрос темноволосый решил не отвечать, попросту притворяясь спящим. По-настоящему уснуть так и не вышло, все новые мысли лезли в голову, заменяя друг друга. Заслышав сопение под боком, Дадзай прошептал еле уловимо: — Как же долго ты терзал себя подобными мыслями… Мне всегда был нужен только ты. Если дам повод усомниться в этом… даже на одно мгновение. Я самолично стану презирать себя. Ему не было важно, донесется ли хоть одно озвученное слово. Это было обещание самому себе.***
— Он уснул? — Статично спросил Накахара, не поднимая взгляда от экрана ноутбука. Этот вопрос он задавал изо дня в день, не меняя интонации. Ребенка он не считал важной частью своей жизни, скорее сущей проблемой. С момента его рождения Чуя ни разу не воспринимал малыша, как прекрасный росток, что стоит взращивать. Однако одна истина не отменяла противоположную - он несомненно был к нему привязан, что непременно отталкивало ранее посеянные сомнения. Иногда Чуя раздумывал над сим аспектом, именно сейчас он мог не быть рядом, не смотреть на идентичные собственным глаза и не слышать заливистого смеха. — Да, самым подлинным младенческим сном. — Облегченно выдыхая, проговорил Осаму, тотчас вытягивая тонкие губы в вымученную, но ничуть не фальшивую улыбку. Ребенок весьма походил на партнера, не отличаясь даже лазуритовым оттенком глаз. Укладываясь рядом с рыжеволосым, он озвучил от части престранное предложение, — не лучше ли будет подыскать для него няню? Изначально Фуюта был рожден, как мост сближения между парой. Дадзай полагал, что новоявленный младенец привяжет Накахару к нему, однако, в который раз просчитался, срывая плоды собственного безрассудства. — Ни за что, это наш ребенок, я не доверю его постороннему человеку. — Коротко хмыкнул Чуя, захлопывая крышку ноутбука, а затем откладывая тот на прикроватную тумбочку. — Вот как. Но видишь ли… Я не смогу постоянно находиться дома. — Как бы невзначай произнес Осаму, озвучивая толику правды, которую сам себе пообещал хранить более долгое время. — Что Вы имеете ввиду? — С толикой непонимания уточнил Чуя, упирая пристальный взор на партнера. За время совместной жизни он уже успел приловчиться к его призрачным особенностям, пресекая те на корню. — Повременим с разговором до завтра, уже поздно ведь. — Скидывая невесомое напряжение в воздухе, проговорил Дадзай. Диалог и впрямь предстоял нелегкий для него самого, отчего он не собирался лишь повышать уровень обоюдного негодования. — А вот теперь Вы обязаны рассказать мне все, — нервозно выкинул обладатель небесного оттенка глаз, проделывая некое ухищрение. Ежесекундно он взобрался на лежащего рядом, оказываясь в сидячей позе сверху. Сей жест ни в коей степени не призывал к непомерной циничности. Накахара предполагал, что именно в такой позе Осаму не сможет от него далее скрывать некую притягивающую любопытство тайну, — в подробностях, — он довершил фразу, упирая ладони в грудь под собой. Произошедшее просто не оставило темноволосому малейшего шанса, наталкивая на обдумывание новоявленного хода. Уже спустя пару десятков секунд Осаму поддался уловке партнера, включаясь в негласную игру. Темноволосый схватил запястья, давящие на грудь, резко раздвигая руки в противоположные стороны. Накахаре большим трудом далось не столкнуться своим лбом с чужим. Кулуарная игра без введения ненужных условий продолжилась, оба были настроены весьма серьезно, сбрасывая зародившиеся мысли другого в пучину. — Что будешь делать теперь? — Самодовольно проговорил Дадзай, вглядываясь в пропасть лазурита. На губах промелькнула мягкая усмешка в знак отъявленной победы. — Господин, у Вас до ужаса вредные привычки, но сдаваться так просто я не намерен, — с толикой высокомерности в тоне, слегка хмыкнул Чуя, прищуривая глаза в знак приближающейся победы. Его руки вовсе не были сжаты донельзя крепко, что позволило поменять их положение, обращая ситуацию в свою пользу. В следующий миг он выхватил свои запястья, схватывая чужие и тотчас припечатывая их к постели. После чего он проговорил, — прекращайте увиливать, я задал Вам вопрос. Осаму не мог признать поражение сейчас, воплощая в реальность продуманное запасное решение. Учитывая весовые категории партнеров, сменить положение тел не составило для него и малейшего труда. Теперь он смотрел на самый завораживающий, по собственному мнению, взгляд сверху вниз, однако, запястья все еще были в самонадеянных тисках Чуи. — Могу сказать то же самое, — снизив тон, протянул Осаму, значительно подаваясь к изрядно притершемуся лицу навстречу. Повисшее в воздухе напряжение не переставало молниеносно расти, наоборот, оно только набирало стремительные обороты. Не теряя более и единой секунды, темноволосый мягко разомкнул губы партнера, точно как в первый раз, вбирая оголтелый девственный поцелуй, что оставлял после себя лишь влекущий отпечаток. Чуть погодя он стал настойчивее двигать языком, заставляя неусыпно осязать, с ощутимым избытком. Накахара расслабленно опустил веки, не смущаясь более собственного бесстыдства, не боясь более показывать мерную раскрепощенность. Как только Осаму убедился в полном преобладании над телом под ним, наскоро выудил одну руку из кроткого хвата, тотчас запуская ее под верхнюю одежду. Леденящие податливую кожу пальцы поднимались все выше и выше, преодолевая миллиметр за миллиметром. Так продолжалось до тех пор, пока пара длинных пальцев не зажали между один из основных источников осязаемого удовольствия. Недовольное мычание сорвалось с губ рыжеволосого, ежесекундно уносясь в неуемный поцелуй, распаляющий донельзя. Ограниченный лимит кислорода в легких неизменно истекал, закручивая кран доступа к последним резервам. Дадзай прервал поцелуй, чувствуя нехватку воздуха в своих легких, то же можно сказать и об партнере, чья грудная клетка вздымалась, жадно вбирая последние крупицы. Темноволосый распахнул глаза, привычно рассматривая до сладостного осадка на языке, обворожительную картину. Тот час он припал губами к атласному телу, после чего несмело огладил языком уже затвердевшие красноватые соски, срывая тем самым сладостный стон с губ партнера. Отчего-то кожа, казалось, приобретает мягкий привкус, принуждая не отрываться от дражайшего тела ни на миг. После чего он стянул излишнюю одежду с партнера, продолжая надлежащие действия. Хладная ладонь прошлась по вздымающейся груди, томящейся в непомерном ожидании, затем по вздрогнувшему от прикосновения животу, и наконец, дошла до точки назначения. Средний палец закрался в самое нутро рыжеволосого, проходя пару раз по чувствительной точке. Вскоре добавился второй, разводя тонкие стенки в сторону. — После вчерашней ночи здесь довольно мягко, — с толикой ехидности произнес Осаму. — Умолкните! — С недовольством выкрикнул рыжеволосый. Выразить знак раздражения он решил привычным способом, отчетливо вцепляясь ногтями в спину любезно подставленного тела напротив. Темноволосый был бы нечестен сам с собой, если бы сказал, что ему это не нравилось. Все обстояло с точностью до наоборот, ему нравилось периодически выводить партнера на эмоции, смотреть на их безудержное проявление, а затем непременно принимать удар на себя. Некая негласная игра, что стоила небольших жертв, но и они окупались, принося отдельной стези извращенное удовольствие. Немного помедлив, Осаму вытащил пальцы из нутра партнера, проводя ими по впалому животу, будто показывая. Наклонившись ниже прежнего, он прошептал, окатывая теплым воздухом слегка бордовую ушную раковину Накахары: — Как насчет небольшой игры? Не дожидаясь ответа, Дадзай отстранился от томящегося в неосязаемом предвкушении. Ответ вовсе был не уместен, это осознавали оба. Из стоящего в углу шкафа темноволосый выудил громоздкий моток крученой бордовой веревки. Порой Накахара хотел заглянуть в секретный шкаф, рассмотреть все имеющиеся атрибуты поближе, но постоянно запрещал делать это самому себе. Накатывающее наслаждение от неизвестности мало с чем сравнимо, тот липкий комок нервов, что приходилось сглатывать снова и снова, то первое впечатление от неведомого содержимого, те всколыхнувшие ярые ощущения - вот чего он жаждал. Каждую ночь предметы оказывались различными, совершенно не повторяясь за исключением некоторых, отчего Чуе казалось, что их хватит на всю жизнь. — Сядь на бедра и заведи руки за спину, — более грубым тоном скомандовал Осаму. Во всех играх без исключения он не терпел непослушания, заставляя подчиняться, ожидая преклонения. Кроваво-красного цвета веревка оплела вздымающуюся грудную клетку, очерчивая розоватые соски, заключаясь в первую точку крепления на грудине. После чего она прошлась по обеим плечам, тут же будто впечатавшись в тонкую кожу. — Где Вы этому научились, Господин? — С толикой непонимания выронил Чуя, оглядывая происходящее. Заблаговременно томящийся вопрос, что иногда возникал в голове, наконец был озвучен. Рыжеволосый мнимо сглотнул в ожидании ответа, тотчас нахмуривая брови от вновь наступившего ощущения скованности. — У меня были свои подопытные. — Коротко отозвался Осаму, проворачивая очередной узел, а затем протягивая вьющийся остаток веревки по спине, закрепляя на тонких запястьях. Накахара мимолетно прокрутил мысль: этого следовало ожидать. Спустя несколько минут весь бордовый отрезок был использован, охватывая собой верхнюю часть тела рыжеволосого, точно прочные тиски. Дадзай замер на несколько секунд, оценивая проделанную работу. — Забыл об этой детали, — мягко усмехнулся Осаму, освобождая на время партнера от оков драгоценного ошейника. Вьющиеся огненно-рыжие пряди пали на одно из плеч, открывая вид на неизменно оскверняющий, по мнению Дадзая отпечаток. Ни секунды не раздумывая, он наклонился, оставляя еле ощутимый поцелуй на гладкой коже, будто в знак надобного извинения. Не смотря на количество прошедшего времени, он всегда будет благодарен. Немного погодя Осаму прошептал неоднократно звучащее слово, — прекрасен. В щекочущем изнутри предвкушении Накахара прикрыл веки, упирая затылок в грудь партнера. Теперь перед взором кофейного оттенка зеркал открылся иной, изрядно знакомый вид. Леденящие пальцы с неким натиском зажали между собой набухшие соски, отдающие бордовым оттенком. В ответ он услышал напряженный выдох, тяжелее, чем предыдущие. — Достаточно, вставьте уже. — Ты становишься все более развратным, Лисенок. — Неоднозначно усмехнулся Осаму, сдавливая пальцами соски партнера донельзя. — Неужели Вам это не нравится? — Этого я не говорил, — явно опровергая метафорический вопрос рыжеволосого, он продолжил, — ты сам напросился. Осаму резко схватил прочно связанные запястья, и тут же опрокинул тело ничком в постельные покрывала. После чего приставил головку к розоватому проходу, надавливая с неким усилием. Та довольно торопливо поддавшись, протолкнулась вглубь, проезжаясь по внутренним стенкам. Глаза рыжеволосого распахнулись, а зрачки сузились, походив теперь на горошины. Отбрасывая церемонность Осаму толкался вновь и вновь, с каждым движением чувствуя, как плотно охватывающие скользкие стенки сжимаются вокруг напряженного члена. — Ты хоть представляешь, как тесно внутри тебя? — Угу… Как же хорошо. — До чего бесстыдник, продолжаешь сжимать. — С толикой довольства в тоне проговорил Осаму, вытягивая тонкие губы в ухмылку. Следующий толчок пришелся прямо по чувствительной точке. — Я это не контролирую. Кто же знал, что Вы так яростно наброситесь на меня. Осаму аккуратно провел по позвоночнику, надавливая ладонью на затылок. Спустя несколько грубых толчков леденящая кисть сжала кожу, вдавливая Накахару в постель сильнее прежнего. Из уголков глаз скатились пара струек соленой жидкости, тут же впитываясь в покрывала. Бурлящее внутри возбуждение достигло пика, отчего он излился в тот же миг, разнося протяжный стон по комнате. Давящая кисть переместилась на изящную шею, с неким усилием стискивая тонкую кожу. После чего Осаму наскоро притянул тело к себе, уделяя внимание окутанным вящим возбуждением соскам. — Господин, помедленнее, — с мольбой в голосе проговорил Чуя, не в силах сдерживать слетающие с губ стоны. На самом деле он не желал исполнения озвученной просьбы. Накахара знал, как именно раззадорить партнера, с некой периодичностью подливая масло в огонь. Мимолетно забывшись, он изъявил попытку высвободить руки, но путы держали крепко, не позволяя проявить никакой инициативы. Припечатанный спиной ко груди Осаму, с телом, открытым любой его прихоти, он была полностью во власти, имея лишь возможность повиновения. Его розоватых губ коснулись леденящие пальцы, и он, без слов понял приказ, обхватив их языком, как до этого делал уже прежде. Член вновь задел самую чувствительную точку — и парня словно пронзил электрический ток. Он громко вскрикнул, когда влажные от ее слюны руки легли на истерзанный вибрацией, до крайней точки чувствительный член и начали осторожно его поглаживать. — Кончи для меня. От контраста неустанной грубости и присущей партнеру ласки по алебастрового оттенка коже Накахары прошлись мириады мелких мурашек. Неистовый разряд не заставил себя долго ждать, разительно пронизывая тело, ударяясь о двери соблазна, словно о громоздкий айсберг. Организм безвозвратно исчерпывал резервы энергии. Тело обессиленно упало на постель. Дадзай, довершая движения сильным, размашистым толчком в плотно охватывающее его тело, низко простонал и выплеснулся на спину партнера, протяжно выдыхая. — Как самочувствие? — Мягко проговорил Дадзай, присаживаясь на край кровати, и тут же укладывая Чую на свои колени. — Руки немного затекли, может развяжете? — Дай подумать, стоит ли оно того? — Ухищрено проговорил Осаму, прищуривая глаза, словно в сомнении. — Сейчас же развязывайте, иначе прибью на месте! — Недовольно вскрикнул Чуя, гневно сверкнув взглядом. — Конечно, конечно. — Будто пресекая причастность к самолично совершенным действиям, согласился темноволосый. После того как веревка была положена на свое законное место, он предложил, - как насчет душа вместе? — Ну уж нет, я первый. — Довольно фыркнул рыжеволосый, выказывая некую победу, — присмотрите за Фуютой. Спустя недолгих несколько десятков минут Накахара оказался в объятиях, это стало неким ритуалом перед сном. В такие моменты он чувствовал себя превосходно. — Ничего не хотите мне рассказать? — С мерным любопытством спросил он, бурча в подолы покрывала. Только сейчас Чуя вспомнил из-за чего все обрело такой поворот событий. — Поговорим об этом завтра, — шепчущим тоном ответил Осаму, оставляя еле ощутимый поцелуй на лбу партнера. Несомненно рыжеволосый мог продолжить расспрос, но видел неготовность Дадзая обсуждать сокрытую тайну, а также слишком устал. Согласовав внутренние противоборства, он прикрыл глаза, погружаясь в сладкую негу сновидений.