Егор
Аэропорт. Восемь вечера. Мы с ребятами стояли у стойки регистрации, чтобы попасть на самолет в Минск. Там должен был проходить первый тур соревнований, на которые мы попали с горем пополам. Зарегистрировавшись на рейс, наконец-то прошли в самолет, заняв свои места. Все, кроме Василевской. Она опаздывала. Я ужасно нервничал, потому что вылет через двадцать минут, а ее все не было. На телефон не отвечала. Если она не придет, то можно считать выступление сорванным. Да и не в выступлении дело. А вдруг с ней что-то произошло? Почему ее нет так долго? Я снова набрал. Свободное место рядом со мной заставляло переживать все сильнее. Очередной неотвеченный, и вот я уже собираюсь покинуть салон, как вижу ее. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся, влетает в самолет и бежит к своему месту. — Серьезно?! — воскликнула Ева, когда оказалась у своего места. — С тобой? Боже, целых пять часов в твоем обществе. Благо, я зарядила наушники и ноутбук. — И тебе добрый вечер, — пропустил ее к окну, помогая с чемоданом. — Почему не отвечала? — Как это не отвечала? Я ответила Ксене, а твой номер у меня в черном списке после того, как ты задолбал меня со звонками на прошлой неделе. — Ева вытащила ноутбук и наушники. — Сень, ты не сказала ему, что у меня дома трубу прорвало? — Ой, — Ксеня виновато поджала губы, зарывшись лицом в плечо Дани. — Из головы вылетело. Эти двое теряли голову, находясь в обществе друг друга. Даня сильно изменился в лучшую сторону, стал таким внимательным, а еще счастливым. Я даже немного завидовал ему. Я тоже хотел бы, чтобы рядом со мной была та, кого я смогу сделать счастливой, а она будет дарить счастье мне в ответ. Невольно покосился на Еву. М-да, с таким успехом я никогда не добьюсь ее расположения. Она меня ненавидит. Она и правда уткнулась в ноутбук, увлеченно смотря какой-то сериал. Знал бы, что так будет, лучше бы к Сереге сел, с ним хоть поболтать можно. Приблизительно через два часа полета Ева все выключила и, устроившись поудобнее, прикрыла глаза, быстро уснув. Я осторожно накрыл ее пледом. Зачем-то взял с собой плед. Видимо, хотел о ней позаботиться, но моя забота явно ей была не нужна. — Ты меня накрыл? — спросила Василевская, проснувшись. Кивнул. — Спасибо, но не стоило. Не хочу потом быть должна тебе за заботу. — Ев, я делаю это потому, что хочу с тобой нормально общаться, а не потому, что мне что-то от тебя нужно. Хотелось проникнуть ей в голову и вбить ей свою правду, потому что надоело, что она смотрит на все под своим углом. Да, осекся, но я готов лепешкой разбиться, чтобы заслужить ее прощения. Разве она этого не видела? Почему все еще вела себя так холодно? К чему эти вечные колкости? С другими она общается нормально. Я один такой прокаженный? — Нормальное общение кончилось, так и не начавшись. Я надеюсь, — мы покидали самолёт, — что жить мы будем в разных номерах, иначе, клянусь, ты из номера живым не выйдешь. А вот об этом я и не подумал… Да, я воспользовался своим положением и поселил нас в один номер. Все равно только на двое суток, подумал я тогда, что в этом такого? Я всех расселил со своими партнёрами. Ладно, будет чем оправдаться. Скажу, что, мол, это корпоративная политика для сближения. Как и следовало ожидать, Ева закатила мне скандал на ресепшен. Все порывалась уговорить администратора расселить нас, но, как оказалось, свободных номеров не осталось в связи с соревнованием. Это был ближайший отель к площадке, все заселялись сюда. Ребята меняться местами с ней не стали, ибо понимали, что я сделал это не просто так, и Еве пришлось смириться. Хоть где-то команда меня поддерживала, спасибо им за это. — Если там одна кровать, — мы подходили к номеру, и Ева все причитала. — Ты будешь спать на полу или на диване, я с тобой в одну постель не лягу. — Я уже понял, что ты меня ненавидишь, и что мне лучше исчезнуть, чтобы тебя не бесить. Не беспокойся, будешь спать одна. Трогать тебя не стану. Считай, что меня в номере нет, я тихонечко почитаю или посмотрю что-нибудь, чтобы не раздражать ваше высочество. — Как великодушно! Спасибо! — поклонилась она. — Тебе повезло, тут две кровати. — Замечательно, — попытался улыбнуться, но не выходило. Весь план летел к чертям. Я надеялся, что эта поездка сблизит нас, но все становилось только хуже. Ева не принимала меня. Не хотела мириться и была готова спать в чулане, так она говорила сегодня администратору, выпрашивая отдельное место, лишь бы не быть рядом со мной. Я настолько плох? — Черт… — переворачивала чемодан Ева в поисках чего-то. — Что потеряла? — спросил я, ожидая, как в меня полетят очередные колкости. — Кошелек дома оставила, а там все карты и деньги. А через телефон не могу оплачивать, у меня нет такой функции. Отлично, и как теперь еду заказывать? Или в стоимость номера входит питание? — Входит, — соврал я. Сам оплачу ей. Не могу же оставить ее голодной. — Трёхразовое питание. Заказывай что угодно, все включено. Если нужны деньги на покупки сувениров или ещё чего, могу дать, потом вернёшь. — Я тебе ещё за аквапарк и покупки не вернула. — Мне не надо, в общем, — не стал даже слушать ее. Не нужны мне эти деньги, не в них счастье. Мне она нужна. — Нужны будут, попроси. Я не кусаюсь. Сам ушел на ресепшн, чтобы предупредить о том, чтобы все, что будет заказано в номере, записывали на мой счёт. Я оплачу все в конце. Когда вернулся, Ева уже переоделась и, лёжа на кровати, читала книгу. Такая домашняя и расслабленная, такой она нравилась мне ещё больше. — Тебе нужен свет? — спросила она, когда я взял полотенце из чемодана. — Я выключу, — дождался, пока она уберет книгу и уляжется, щёлкнув по выключателю. Ева уже спала, еще бы, я пробыл в душе почти час, размышляя над тем, как можно все-таки добиться ее расположения. Выхода не нашел. Тихонько лег на кровать, повернувшись в сторону Евы. Она так мило спала. Сложив руки под головой, свернулась калачиком. Докатился, блин, как маньяк наблюдаю за спящей девушкой, в которую влюбился еще и как идиот. Получается, влюбленный идиот-маньяк. Самому стало тошно от собственной беспомощности и, отвернувшись, попытался уснуть. Я почти спал, когда сквозь сон услышал, как Ева кричит. Тут же подскочил с кровати. Она спала. Видимо, ей снился кошмар. Отмахиваясь руками, она все твердила в ужасе: — Уйти! Нет! Не трожь! Я не хочу! Пожалуйста! Не надо! Я сел на край ее кровати, несколько секунд раздумывая — будить или нет. Если разбужу, в меня ведь что-нибудь прилетит. А если нет? Вдруг ее надо разбудить? Вдруг такие кошмары для нее опасны? На свой страх и риск легонько потрепал ее по плечу. Не проснулась. Еще разок — бессмысленно. Только отмахнулась и продолжила кричать. Умоляла кого-то остановиться. Что это такое с ней? Слегка ударил ее по щеке, еще разок и, взяв за плечи, хорошенько тряхнул. Открыв глаза, Ева испуганно на меня посмотрела. Судя по всему, не отойдя ото сна, она резко перебралась по кровати и забилась к стене, закрыв лицо руками. Сейчас она была похожа на маленькую, испуганную девочку, которой отчаянно требовалась защита, и я решил подарить ей эту защиту. — Тише, — ласково начал я, двинувшись ближе. Она всмотрелась в мое лицо. Я осторожно взял ее за руки и, слегка дернув на себя, крепко обнял, став гладить по голове. — Все хорошо, я рядом. Тебя никто не обижает. Успокойся, ты больше не во сне. — Отпусти, — стала вырываться Ева. — Я поняла уже, что больше не сплю. Отпусти меня, Широков! Спасибо, что разбудил. Мне приснился кошмар. Я кричала? — Да, умоляла кого-то тебя не трогать. Тебя кто-то давно обидел? Ты поэтому теперь не подпускаешь никого из мужчин к себе близко? Я знал, я на верном пути. Это выдавала ее реакция. Она вырвалась из моих объятий и села дальше, громко выдохнув. — Это не твое дело, — зашипела в свойственной себе манере она. — Я и не настаиваю, — пожал плечами. — Знаешь, у меня было ужасное детство. Родители пили. Сколько помню себя, столько пили. Как-то раз я пришел домой, а там пьяная вечеринка. Мне было десять лет. Я ужасно хотел есть, карманных у меня не было, в школе я не питался. Родители тратили все на бухло. Стыдно признаться, но я воровал фрукты и овощи с открытых поддонов на улице, пока продавцы отходили, потому что просто хотелось есть. У них не было денег на меня, зато были деньги на бухло и вечеринки. В тот раз, придя домой, я застал маму с другим мужчиной. Она в открытую трахалась с ним на кухонном столе, пока отец в пьяном угаре спал на диване. Я ненавидел их за то, что они так со мной поступали, и в четырнадцать я сбежал. Мне просто хотелось ей открыться. Показать, что я такой же, как и она, что у меня тоже были травмы, и я смог их перебороть. Я не ждал ответного рассказа, я просто говорил дальше, а она слушала с раскрытым ртом. — Собрал все свои вещи, было у меня их не много. Пара потертых джинс, да несколько кофт и куртка. О, еще любимые ботинки. Я носил их, не снимая, потому что других не было. Я случайно увидел объявление на улице о наборе в танцевальную школу-интернат детей от двенадцати и до шестнадцати, сам написал заявление от родителей, подписал его и пришел туда. Меня взяли. Я неплохо двигался. Я все ждал, пока они придут ко мне, извинятся, поймут все. Я ведь прислал им письмо. Но они не пришли. В шестнадцать я выпустился. Стал ездить со своей первой командой на соревнования, и уже там меня заметили. Взяли в первую профессиональную команду в восемнадцать, и лишь тогда, когда я заработал свои первые деньги и меня показали по телевизору, родители вспомнили обо мне. Потому что им нужны были мои деньги. Не я, а эти чертовы бумажки. И, знаешь, что я сделал тогда? — Простил их? — тихо спросила Ева. — Нет, я потратил свой первый гонорар полностью на их лечение. Закодировал обоих. Помог найти работу. И лишь тогда, когда они осознали свои ошибки, я простил их. Они сами пришли и извинились, мама долго плакала, а отец стыдливо поджимал губы. Сейчас у нас все хорошо, ну, то есть как. Два года назад умерла мама, алкоголь все равно оставил свой след, но с отцом мы ладим. — И поэтому ты такой козел? Потому что тебя в детстве недолюбили? Пришлось закатить глаза. Я ей душу наизнанку, а она про козла. Обидненько, между прочим. Ну, хоть по яйцам не дала или по лицу, уже прогресс, и даже говорила со мной. — Наверное, — развел руками в стороны. — А ты почему такая колючка? — Если ждешь ответной истории, то тебе нечего ловить. Мои кошмары останутся со мной, — она залезла под одеяло и стала укладываться, пихая меня ногой. — Иди на свою кровать, Широков, место занимаешь. Я спать хочу. — А я уж думал, к себе пригласишь, — лукаво улыбнулся. — Еще чего! Только через мой труп! — перекрестилась. — Возможно, я даже смогу с тобой нормально общаться. Возможно, — уточнила Ева, — но только общаться. В одну кровать никогда не лягу. Не-а, нет. Мы несовместимы. Ты слишком скользкий тип, а я ужасно не люблю скользить и падать. Нам не по пути, Широков. Я наигранно надул губы, чем рассмешил девушку. Неужели у меня получилось вызвать у нее хоть какую-то эмоцию, кроме как ненависть? Вот это да! Мы улеглись в кроватях таким образом, чтобы смотреть друг на друга, и уснули. Сегодня я спал как младенец. Со спокойной душой.***
С утра проснулся позже Евы, чему несказанно расстроился. Хотелось ее удивить и принести небольшой завтрак в постель, проявить заботу. Я понял: с ней нужно очень осторожно и внезапно, чтобы она таяла постепенно, а не сразу. Удивился, когда на тумбе рядом с моей кроватью обнаружил записку и круассан с кофе. «Спасибо, что поделился вчера своей историей. Когда-нибудь я расскажу тебе свою, а сегодня пусть это станет маленьким шагом к нашему примирению. Надеюсь, ты ничего больше не испортишь:)» Такая Ева нравилась мне куда больше, чем колючая, хотя, признаюсь честно, с колючей мне тоже нравится. Пощекотать нервишки она умеет. Она вообще классная девчонка. Я таких давно не встречал. Есть в ней что-то особенное, что-то, что не поддается моему пониманию, и мне ужасно хочется разгадать ее со всех сторон. А еще мне нравится ее дочь. Да, Сонечка — милейшее создание. Интересно, а где ее отец? Почему они не вместе? После завтрака мы с ребятами прогнали несколько раз программу, и я дал всем время для изучения достопримечательностей города и расслабления перед выступлением. Мы всегда так делали: отвлекались на другие вещи и наполняли себя позитивом перед соревнованием, чтобы уже на площадке отдать все свои эмоции людям. Это работало. Караваевы, да, именно Караваевы, потому что Ксеня и Данька буквально прилипли к друг другу и рассматривались мной как один человек, ушли гулять вдвоем. Андрей с Серегой забрали своих девчонок и решили устроить парное свидание, а мы с Евой остались наедине. — Это ты подстроил? — усмехнулась без злобы она, присаживаясь рядом на скамью. — Удивишься, но нет, — хотя, каюсь, были у меня как-то такого рода мысли. — Сам в шоке. Ну, сама пойдешь наслаждаться городом? Или со мной сходишь куда-нибудь? — Смотря, что предложишь посетить, — склонила голову набок. Она была сегодня в удивительно хорошем настроении. — Тут недалеко есть ботанический сад, если любишь цветы и растения, то можем сходить. — Как быстро ты попал в точку, — лучезарно улыбнулась она. — Пойдем, но не приставать! За руку меня держать не надо, на ухо шептать тоже. Мы просто общаемся, не более. Развел руки в стороны и кивнул головой, соглашаясь на ее условия. Нужно было ловить момент, пока она сама мне это позволяла. Не хочу снова откатиться на триста шагов назад и вновь устанавливать с ней хоть какую-то минимальную связь. Я не знал, как не влюбляться в нее. Она была восхитительна. Эти блондинистые волосы так изящно развевались на ветру, а ее улыбка в моменты, когда ей нравилось растение или цветок, — бесподобно. Я терял дар речи. Она подобно маленькому ребенку искренне радовалась таким простым вещам. Я любовался ей, а еще делал фотографии, хотел сохранить себе ее счастливую и пересматривать потом. — Какие большие кактусы! — воскликнула Ева, остановившись у ограды, за которой были кактусы. — Тебе нравятся, Егор? — Да, очень красивые, — говорил я совсем не о кактусах. Красивой тут была она. — Давай сделаем фото? Покажем потом твоей дочери. — А давай! Она стала позировать, а я только и успевал делать фотографии и снова и снова сгорать от того, насколько она была красива. Что же с ней произошло? Почему такая красивая и искренняя вдруг стала такой колючей? Кто ее обидел? В голове всплыли моменты из ночи, проведенной с ней, и ее сна. Она умоляла кого-то не трогать ее. Неужели в ее жизни произошло то страшное, о котором и думать не хочется? Тогда это объясняло и наличие дочери… — Ев, — позвал ее, когда мы вышли из ботанического сада. — Да? Что? — она ела мороженое и выглядела очень счастливой, а я сгорал от желания опровергнуть свою версию. — Ты сегодня ночью кричала, ну… Тебе снился сон, в общем, — я не знал, как такое спрашивать. — Ты подверглась насилию со стороны мужчины? Поэтому ты не хочешь сближаться с мужчинами? Соня — результат того случая? Я понял, что спрашивал полную херню, которую не должен был вообще говорить лишь тогда, когда из дрожащих рук Евы упало мороженое, а в глазах появился страх. Она остановилась, пронзив меня злобным взглядом. — Широков, ты полный кретин! — накричала. — Лучше бы ты молчал, лучше бы я не предлагала тебе примиряться… Господи, я уж поверила, что ты можешь быть адекватным. Ошиблась… — Я… Ев, я не знал, что попал в то самое место. — мне стало ужасно стыдно. Она вся задрожала, видимо, вспомнив тот случай. Блядь, я полный идиот. Зачем? Зачем я это спросил? Хотел прижать ее к себе, но как только коснулся ладонью плеча, получил по лицу. — Больше не разговаривай со мной! Я слышал, как она заплакала, развернувшись. А еще видел, как убегала от меня, лишь бы не видеть. Я не хотел ее ранить… Я просто хотел узнать ее ближе, хотел помочь, а сделал все через одно место. Больше она со мной точно не заговорит. Я снова просрал шанс.