***
Майки слышал голос Кисаки, полный желчи и ненависти к Кадзуторе. «…и убить Баджи…». Впервые, после этих слов, альфа почувствовал себя свободным, будто все цепи, ранее сковывавшие его, разрушились. Такого раньше не было. Либо же он забыл. Майки не чувствовал боли, хотя раны, которые ему нанесли, были неслабыми. Он видел перед собой только Кадзутору и чувствовал дикое желание убить его. Больше ничего. Ни боли, ни сожаления, ни жалости — альфа был пустым. Делая спокойные и размеренные шаги, парень все сильнее сжимал кулаки. Ими он бездумно избивал своего старого друга. Не только из-за того, что тот попытался убить Баджи сегодня. Нет. Майки припомнил Кадзуторе и смерть брата, за которую он еще не простил его, да и вряд ли сможет когда-либо сделать это. В воздухе стал витать слабый и необычный запах для такого места, как это. Кровавое месиво на свалке автомобилей, а пахнет чем-то приятным. Майки в первый раз отвлекся от Ханемии, непроизвольно и слегка ослабив удары. Неожиданно перед ним появился Такемичи. Теперь альфа четко распознал запах, ощущая его в больших размерах — это лаванда. И нет, это точно не феромоны Доракена, Мицуи или Баджи, которые таким образом попытались бы его остановить. Нет. От этого запаха никакой силы не ощущалось. Спокойствие, облегчение, тепло, умиротворение. Майки чувствовал, что расслабляется. Он вновь начинал распознавать боль от тех ударов — становился слабым. Он вновь стал думать и анализировать свои действия. Та свобода ушла, оставив после себя неприятное чувство пустоты где-то там — внутри его сердца. Как будто-таки его важная часть души растворилась. — Прекрати, Майки! Ты не должен его убивать! Сано смотрел на грязного от драки и побитого блондина, видел, что тот едва держится, чтобы не потерять сознание. А еще видел то, что он защищает Ханемию. Получается, Такемичи на его стороне — он против Майки. Злость то брала над ним верх, то исчезала в никуда. Странно. Манджиро начинало это бесить. Что вообще происходит? Что это за феромоны с запахом лаванды такие? Альфа впервые встречается с такими. Интересен его обладатель. Наверняка какой-то особенный альфа обладает ими, ведь они способны затуманить разум и манипулировать чувствами людей. — Свали, Такемичи. — раздражение и злость всё же возвышались над остальными, внезапно возникшими чувствами. И хоть сейчас, Майки чувствовал себя словно к нему вновь вернулся старший брат, это не повод давать слабину. — Не бойся, Кадзутора! — Ханагаки отвернулся от него. — Я тебя спасу! Запах практически исчез. Майки больше не чувствовал того спокойствия. Стало невыносимо холодно. Вскоре пришло осознание: это Ханагаки Такемичи всему причина. Именно он владел такими приятными и необычными феромонами. А еще Майки нашел первое различие Мичи со старшим братом. И все же сходств намного больше. Наверное, еще с самой первой встречи, Манджиро сравнивал Мичи с Шиничиро. «Способность не сдаваться» — даже сейчас, еле держа себя в сознании, Такемичи упрямо стоит на своем, защищая альфу; решительный взгляд, пусть и голубых, а не черных глаз; тон, с которым к нему обращается блондин — точная копия Шиничиро. Было тяжело пойти против Ханагаки, ведь сейчас перед ним стоял вовсе не он. Майки видит старшего брата, который всегда оказывал на него сильное влияние. Но он мертв. Его убил Ханемия. Поэтому всё сейчас не имеет никакого значения. Первым делом нужно убить Кадзутору. Нужно отомстить. Все чувства, назойливо мешающие ему, наконец отступили — осталось лишь желание убивать. Та невероятная свобода больше не объявлялась, отчего становилось противно. Сделав шаг в сторону кричащего и плачущего альфы, Майки застыл на месте от звука сирены. Приехала скорая. А ведь до этого он вовсе и не замечал того, как разбежались многие: все зрители, до этого наблюдавшие за резней, исчезли, как будто их и не было, от «Тосвы» осталось от силы человек десять: остальных, как выяснилось позже, разогнал Доракен, ну а «Вальгалла» уже давно покинула свалку, как только Ханма пал перед могуществом Майки. Сам Манджиро молча наблюдал за тем, как Баджи буквально тащит Ханемию на себе, который все никак не может успокоиться, в машину скорой помощи, как Кисаки и Чифую несут туда же Такемичи, считанные секунды назад потерявшего сознание. Ему тоже нужна помощь — он сильно побит. Доракен толкает его в плечо, указывает в направлении другой машины. Безмолвно туда он и направляется.***
Парни смотрели за всем этим цирком, жалея, что вообще решили прийти сюда. Ничего стоящего они не увидели: никто не смог заинтересовать их. Даже этот чертов «непобедимый» Майки, ради которого они приперлись в такую даль. Манджиро еле справлялся с парнем с мелированными волосами, его вроде Кадзутора зовут, а потом так вообще попался в его ловушку, за что сильно был побит. Скукота. Хайтани на середине драки уже было хотели уйти из-за чрезмерной скуки. Но именно тогда, когда Ран уже встал со своего места, произошло кое-что до безумия глупое и необычное. Мелкий и до невозможности слабенький и хиленький паренек ринулся в толпу сильных противников, просто-напросто размахивая руками. Так по-детски. Конечно, он за это не лихо так получил. Ран был удовлетворен и все же хотел своими руками избить этого идиота. Он до жути ненавидит таких людей, как этот свастоновец, который заливал еще что-то про «я отправлю вас всех на тот свет и я никогда не сдамся!». Раздражает. — Проучить бы его хорошенько. — ядовито прокомментировал старший Хайтани ситуацию, точно зная, что его брат тоже наблюдает за этим. — У него интересный стиль боя. — Риндо кажется не моргал: с таким интересом следил за действиями Такемичи. И старший кажется припомнил, что, действительно, его младшенький постоянно пялился в одном направлении, в то время как сам Ран рассматривал абсолютно все углы свалки. — Смеешься?! Что это за прием-вертолет такой? — Ран уперся руками в бока, слегка склонившись перед братом, всё еще сидевшим на автомобиле. Две заплетенные косички висели в воздухе, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Надо было его в самом начале битвы видеть. Он как будто танцевал. — Очки альфы блеснули при резком поднятии головы. — Хочу сразиться с ним. — Глаза горели огнем, и кажется Ран впервые за долгое время видит это прекрасное изменение в брате. Как тут не заинтересоваться? — Хоо — холодная усмешка отобразилась на лице старшего. Ран хищническим взглядом впился в Такемичи, с интересом следя за тем, как тот «держал в захвате» Баджи. — Редко ты такие слова говоришь, братец. Братья оставались зрителями, считай, до победного конца — как услышали звук сирены скорой помощи, быстро смотались. А находясь уже в своем, подвластном только им районе — Роппонги, они быстро отдали приказ трем верным псам, которые в последнее время сильно отличись от остальных. Нужно было выследить блондина. Если не знать его местоположения, то как с ним можно будет сразиться? Верно, никак. — Не подведите нас. — окровавленная телескопка опустилась на плечо старшего Хайтани. В его ногах валялось четверо парней и обнаженная девушка, чья рубашка была пропитана кровью, а она сама была вся в синяках и ссадинах.***
Какуче одернул капюшон, приспустил черные очки, за которыми наконец стали видны его алые глаза. Он с ужасом смотрел за тем, как его друг детства лезет в совершено не свои дела, черт возьми, за что получает синяки и ссадины. Он хотел остановить его и уже в который раз ему мешает ледяная рука Изаны. — Сиди смирно, Хитто. — фиолетовые глаза, казалось, выглядели пустыми, но поверьте Какуче, который долгое время провел рядом со своим «королем» — сейчас они были полны жизни как никогда. — И правда Шиничиро… Черноволосый альфа легко выдернул руку, поправил очки и стал наблюдать за битвой дальше: сейчас Такемичи уже бежит на гору автомобилей. Опять в самое пекло, черт тебя побери, Ханагаки! Каким был дураком, таким и остался, совсем не изменился! Драка переросла в выяснение отношений. Омега «держал в захвате» одного парня, другой плакал перед ним, а «непобедимый» Майки так вообще валялся полуживой после избиения. Такое себе. — Достаточно. Пошли отсюда. — Изана поправил кепку, чтобы та идеально скрывала его светлые волосы, и привстал. Встретившись с нахмуренным взглядом «слуги», альфа пояснил: — Видишь того парня за грудой машин, который по телефону трандычет? Это Кисаки Тетта. И это он руководит сегодняшней мясорубкой. — И кому он…? — Какуче тоже выпрямился. — В скорую. Такемичи сильно ранен. — Изана повернулся спиной к свалке и преспокойно зашагал к выходу отсюда. Хитто действительно не понимает «короля»: почему тот иногда называет их общего друга «Шиничиро» и почему он так им одержим. Как встретил Такемичи, впервые после приюта, так не перестает за ним следить. Конечно, иногда пролетают словечки по типу «Мичи», «мелкий» «наш друг», но все равно часто используемым остается «Шиничиро». Это напрягает. Хоть Какуче немного и знает об истории Изаны с Сано Шиничиро, все равно не может понять друга. Не может найти схожесть между Сано и Такемичи. Только если брать их удивительную способность «не сдаваться». К тому же Ханагаки умеет драться, в отличие от Шиничиро. Точнее изворачиваться так, чтобы не драться вовсе. Это прекрасно смотрится, особенно осознавая, что перед тобой не альфа или бета, а самый настоящий омега.***
Доракен считал себя полнейшим идиотом. Говорил такие громкие слова о том, что защитит Ханагаки, о том, что сделает его счастливым, а сейчас же, склонив голову, сидел, развалившись на полу, около больничной кровати, на которой сейчас спит Ханагаки. Сколько часов уже прошло с того момента, как Доракен пришел к омеге, он не знает. Да и какой толк от этого. Сейчас Кен занимается самокопанием, так что убедительная просьба не мешать ему была услышана многими. Даже Кисаки молча оставил его в покое, начав разговаривать о состоянии Ханагаки с врачами. Он еще больший идиот от того, что до последнего не замечал вторичного пола Мичи, хотя это было так очевидно! Невозможно прекрасная внешность — большие глаза, пухлые губы, маленький носик; изгибы тела, в конце концов его миниатюрная талия, которой могут позавидовать многие девушки. А еще большая гибкость и отсутствие всякой силы — черт возьми даже бета-девушка сможет нанести удар во много раз сильнее Ханагаки. Например, Хината Тачибана и Эмма. Ах да, их новая подруга Юзуха — настоящая машина. Такемичи омега… Уткнувшись раскрасневшимся лицом в колени, Кен хотел выть от раздирающих его чувств: сильные переживания за состояние не только Такемичи, но и Баджи, Майки, Кадзуторы; осознание того факта, что парень, в которого он был влюблен, оказался омегой и многое другое, отчего волоски на его теле в ужасе выпрямлялись. — Простите, но ваше время вышло. — на этот раз медсестра пришла не одна, а с врачом. Может быть, потому что в другие разы эта женщина не смогла в одиночку выпроводить Доракена, а, может быть, потому что Ханагаки срочно требовался осмотр профессионала. Тем не менее альфа, кивнув только что пришедшим людям в белых халатах, поднялся и вышел из палаты. В коридоре сидел Чифую, которому медсестры тоже оказали первую помощь. Теперь альфа опять был забинтован по самые уши. Доракен сел напротив него. В коридоре было тихо, никого, кроме Мацуно и Кена, здесь не было, хотя время еще даже далеко не вечернее: с начала битвы прошло не больше четырех часов — а она стартовала еще до обеда. — Как там Баджи? — Доракен тоже был сильно вымотан, поэтому голос сейчас был до тошноты слабым. Всё-таки он не машина для убийств, у которой неисчерпаемый запас сил и энергии. — Эта идиотина отделалась маленьким количеством ушибов. Можно сказать, практически не пострадал. Медсестры его немного подлатали. — было видно, как сильно рассержен Чифую. — А сейчас он? — В палате Кадзуторы. — раздраженно выдохнул альфа. Хоть Баджи и не пострадал физически, сейчас ему до ужаса сложно переварить сегодняшнее событие. И даже так, он в первую очередь беспокоится о состоянии человека, который хотел его убить. Такемичи наверняка оценил бы это, будь сейчас в сознании. — Ты же понял, кем является Такемичи? — крашенный блондин быстро перевел тему. Он поднял голову и, сверкнув одним, менее побитым взглядом, уставился на Доракена. Получив слабый кивок со стороны альфы, Чифую продолжил: — И что будем делать? — А что можно с этим сделать? — приподнял правую бровь Кен. — Всё в скором времени вернется на свои места. — придерживал голову правой рукой, опирающуюся о колено. Он не хотел сейчас думать о Такемичи, ведь тогда он сразу переключается на то свое нелепое признание. — Он же может исчезнуть из наших жизней. — Что за чушь? — Альфа видимо напрягся. Он больше переживал за то, как быстро поправится Ханагаки и как будут развиваться их отношения с ним. Он и подумать не мог, что их связь может оборваться. — Сам посуди: он омега, который раскрыл свою сущность немаленькому кругу лиц. Для своей безопасности, ему будет целесообразно покинуть Токио и уехать туда, где его еще никто не знает и где его никто не сможет найти. Невозможно, чтобы после этих слов Доракен не почувствовал страх потери близкого человека. С ужасом перед ним предстали картинки будущего, в котором нет Такемичи. Стало неприятно и до ужаса отвратительно. — Я не позволю этому произойти. — скорее для себя, чем для Чифую сказал Доракен. Он был глубоко погружен в свои мысли, о чем говорил его нахмуренный вид. — Я тоже. — зеленый глаз, единственный без повязок и бинтов, сверкнул огоньком. — У меня есть хороший план! — Давай сначала дождемся, когда Мичи очнется. Ничего загадывать не будем. — Доракен поднялся со своего места и зашагал в сторону выхода из больницы. Какой толк ему сидеть здесь, если возможность побыть в палате Такемичи больше не подвернется. На улице Доракен так и не смог вдохнуть полной грудью, чтобы и мысли в порядок привести, и успокоиться немного. Он увидел около ворот больницы Хинату Тачибану с пакетом из продуктового магазина и Акуна, такого одновременно и злого, и подавленного. Попадаться им на глаза совсем не хотелось: Доракен не смог защитить Ханагаки, за что чувствует ответственность. Он обошел здание больницы и перелез через забор. Пусть на него странно пялились проходящие мимо люди, ему наплевать. Зато не столкнулся с друзьями Мичи. Альфа, ничуть не смутившись от своей выходки, побрел в сторону «дома» — места, где он вырос. Альфа не в первый раз за этот день думал о том, как Майки за секунду стал монстром. Именно монстром, без всяких чувств и эмоций, буквально непрошибаемым. Такого никогда раньше не происходило, насколько помнит Кен. Это его сегодняшнее поведение было неожиданным. Поэтому-то Доракен не сообразил сразу вмешаться в избиение Кадзуторы Майки. Ложь. Кен нагло врал самому себе. На самом же деле, Доракен просто не имел никакого желания останавливать Майки. Нет, он не был напуган, может, только слегка удивлен. Но альфа был серьезно раздражен тем, что Кадзутора хотел убить Баджи и тем, что Такемичи сильно пострадал из-за этого. Если б не его сила воли, Доракен помог бы Майки убить Кадзутору. Это истинная причина его бездействия, в которой он ни за что никому не признается. Также Доракен думал, что не сможет еще больше влюбиться в Ханагаки. Как же он ошибался. Момент, когда Такемичи заслонил собой полумертвого Кадзутору, встав на пути «отключившегося» Майки, навсегда запечатлелся в его памяти. Мичи будто бы светился, его нельзя было сравнить даже с ангелами, ведь он был в тысячу раз прекраснее. Его решительность на фоне ран, синяков, крови и слез выглядела так ошеломительно. И тогда уж, если говорить прям на чистоту, то в тот момент Кен захотел побыть на месте Кадзуторы. Хотел, чтобы Такемичи его точно также защитил. Это эгоистично. Сверх меры. Как и нежелание Доракена отпускать его — они обязательно с Чифую не допустят исчезновения Ханагаки.***
Он чувствовал то же, что и во время своей первой смерти — тогда на рельсах метро. Он тонул в пучине. Было темно тогда, ну а сейчас ничуть не светлее. Конечности, налитые свинцом, тянули вниз, никак не хотели слушаться хозяина: на все попытки вновь обрести подвижность тела, ничего не случалось. Но Такемичи не закрывал глаза. Не в этот раз. Он старался равномерно дышать, старался хоть что-то почувствовать, даже порядком надоевшую боль, и разглядеть во мраке хотя бы крохотный лучик света. У него получилось это когда-то, значит должно получиться и сейчас! Он ни за что не умрет вот так. Ему нужно еще сказать Доракену о своих чувствах, ведь обещания Ханагаки всегда сдерживает! Становилось тяжелее бороться с желанием уснуть или расслабиться. Ханагаки понимал, что если позволит себе такое, то больше никогда не очнется. А значит никогда не встретит друзей, с которыми было так весело в последние дни, Хину, такую светлую и любимую. А еще он не сходил на могилу матери в этом месяце — вопиющее преступление! Ханагаки чувствовал, как начинает потихоньку вскипать: уроки его матери о доброте и терпении давали слабину. Он начинал терять терпение, с которым должен относиться к каждому. Парень злился на Ханемию, хоть и не переставал сильно сопереживать ему. Но, черт возьми, додумался же этот придурок напасть на Баджи с ножом! Омега горел с этой нелогичности и неадекватности. Если бы он не знал события будущего, то точно не смог бы никого защитить. Как же ему хочется на всех покричать, вбив в голову парней самые простые истины жизни, что нельзя кого-то убивать, ведь любая жизнь имеет ценность; что конфликты необязательно всегда решаются насилием — можно же просто поговорить! Но в нынешнем положении, он борется даже за то, чтобы его глаза оставались открытыми, поэтому о таком пока и мечтать не стоит. Он слаб. Хоть Такемичи и много тренировался с Доракеном, Акуном и Мицуей, он так и не смог защитить себя и свое тело. Из-за своей никчемности он сейчас находится в плачевном состоянии. Вспоминается детство, когда в приюте дети постоянно друг друга мутузили за лучшие условия выживания, а воспитатели смотрели на всю эту жестокость сквозь пальцы, ну а некоторые даже поощряли сильнейших. Как все понимают, козлом отпущения был Такемичи, который всегда приходил на помощь слабым, принимая удары на себя. Но тогда его защищали. Образы его первых друзей размыты, в конце концов сколько лет уже прошло с тех пор. Да они даже и больше двух лет не продружили, ведь Такемичи скоро забрали родственники из того ада. Но красные и фиолетовые глаза, черные и белые волосы — это он не забудет никогда, как и их защиту. А сейчас его никто не защитит и не спасет. Ханагаки испустил вздох, который испугал его своей тяжестью. Он начинает сдаваться? Не в этой жизни, не при этих обстоятельствах, кто угодно, но только не он! В который уже раз омега постарался пошевелить конечностями — безрезультатно. Хочется просто ждать, когда за ним кто-то придет и спасет его из этой тьмы. Ах, да. Спасатель-то он сам. Он герой. Всегда хотел им быть, вот теперь и расплачивается за это. Как и в приюте. Но ему плевать, ведь Мичи считает, что поступает он правильно, а его мнение подтверждается многими вещами: как наказы матери — они полностью совпадают с поведением Ханагаки, так и общий результат всех его выходок — еще никто не умер в конце концов. Он надеется, что не станет исключением. А жестокое правило: героев никто никогда не спасает, он начинает потихоньку усваивать. Ханагаки все время пытался найти свет. И так могло бы продолжаться вечно, если бы он не задумался: «А почему бы не считать самого себя за свет?» Такемичи удивился своим мыслям, ведь от них за версту несло эгоизмом, но, хей, попытка ведь не пытка. Парень постарался уцепиться взглядом за локоны своих волос — как раз давно не стригся. Желтый цвет мочи, который так не нравится его друзьям. Смешно, но именно он сейчас помог Такемичи распахнуть глаза, моментально ослепнув от яркого света. Мичи был в больнице. И еще он решил: он никогда не вернет свой родной черный цвет хотя бы потому, что его блондинистые волосы спасли ему сейчас жизнь. Самое главное — он не умер и не переместился во времени. А это значит, что первый его скачок остается последним и то, что случилось с ним, является чудом. Теперь Ханагаки не позволит себе просто так разбрасываться собственной жизнью: он наконец полностью осознал ее ценность, столкнувшись со смертью во второй раз. Тело с трудом шевелилось, он был практически полностью пристегнут в больничной койке. Неужели все настолько плохо? Но с последствиями он разберется позже, а пока, когда он не чувствует никакой боли, наверняка из-за обезболивающих, ему стоит настроиться на мысленную деятельность. Нужно обдумать и проанализировать всё произошедшее. Он спас Баджи, Кадзутору и Майки — теперь «Свастоны» должны продолжить спокойно существовать, чтобы в будущем не стать криминальной группировкой. А это значит, что его больше ничего не держит в банде. Верно, абсолютно ничего не должно держать. Он со слабой улыбкой думал о своих новых друзьях, которых приобрел только лишь благодаря «Тосве» и Майки, который нашел его в тот день и предложил вступить в банду. Ханагаки не забудет их, ведь он не собирается разрывать связи с ними: просто будет общаться с ними вне дел банды. Пора покинуть ее наконец ради собственной безопасности. К тому же это сильно мешает подработке, Ханагаки сильно удивлен, что директор до сих пор его еще не уволил за частые пропуски, хотя он и подозревает, что в этом как-то замешан Кода. Стоит его отблагодарить, и Мичи знает как: всю следующую неделю он будет работать один в магазине, когда Кода будет отдыхать с полной сохранностью его зарплаты. Омега признавал свою исключительную гениальность, не стоит аплодисментов. — Чертик на коробке! — резко появилась боль в ноге, как будто-таки туда опять воткнули нож. Это случилось настолько неожиданно, что Такемичи даже не смог согнуться или разогнуться — не успел сообразить. Во второй раз после пробуждения он обратил внимание на трагедию своего состояния. Тут уж, спасибо, что дышать он может самостоятельно. Неужели его тело настолько слабое, что после одной драки он лежит весь обвязанный, так еще и с капельницей?! Вот еще один минус «Тосвы»: с Мичи раны и синяки не сходят. А включая еще тот факт, что он омега (нельзя вообще вредить как-то своему телу), пора начинать бояться за свою сущность. Для него слишком опасно находиться в таких тусовках. — Почему на коробке? — послышался тихий голос справа. Такемичи не мог повернуть голову и, даже скосив глаза, он не смог бы увидеть собеседника. Чертова его слабость. Пришлось определять по голосу, но, к сожалению, омега не смог распознать человека, находящегося в его палате. — Ты уснул? — кажется он слишком долго молчал. Послышался шорох и пара сделанных шагов. Теперь и голос стал отчетливее, что позволило определить человека, да и Ханагаки смог увидеть Кисаки, подошедшего впритык к неспособному двигаться Такемичи — Ну, коробка — это первое, что мне пришло на ум. — улыбаться он хотя бы мог, что делало его чуточку счастливее. Хотя он и не был уверен, на что была похожа его улыбка. — Доволен исходом? — очки парня блеснули, когда тот чуть опустил голову в направлении больного. — Я тебе говорил об опасностях, а ты меня не послушал. Я хотел тебя защитить, а ты отклонил мою помощь, доверившись заместителю первого отряда. — на этих словах лицо альфы скривилось, а слова были буквально выплюнуты изо рта с таким омерзением, будто бы он говорил что-то настолько ужасное. — Но все остались живы! — успел возразить Такемичи. Кисаки сузил глаза, наклонившись всем телом к беспомощному Ханагаки. — Баджи пошел здоровенький домой еще в первый день всей заварушки, а ты пролежал здесь два дня, едва выжив. — Два дня?! — в ужасе воскликнул Ханагаки. О черт, у него сбился режим принятия таблеток, он был без тренировок чертовых два дня, а про работу уже и думать не хотелось. Он сильно пострадал и дело уже не в его физическом состоянии. — Если ты переживаешь за цветочный магазин, то директор приходил навещать тебя. — Кисаки всегда замечал эмоции людей, поэтому почти всегда безошибочно определял, что нужно говорить в той или иной ситуации. И вот сейчас он опять попал в яблочко. — Просил передать, что выделил тебе отпуск в две недели. То есть через месяц твоего запланированного отдыха не будет, понятно? Желал тебе скорейшего выздоровления. Ханагаки чувствовал себя паршиво. Все его поступки и действия имели двойственные последствия. Вроде он сделал то, что хотел, он погеройствовал. И все же, слишком большой урон он получил. Сможет ли он оправиться? — А Кадзутора как? — Такемичи решил переключить тему разговора с себя на что-то другое. — Еще в больнице. — Фыркнув на пытающий взгляд голубых глаз, Тетта добавил: — Подробностей не знаю. Такемичи ждал продолжения разговора. Атмосфера до ужаса серьезная, становилось не по себе. Если всё опять вернется к теме: «Дурак-Такемичи всех спас и сам чуть не умер», омега не уверен, что сможет сдержать слезы. И в самый ответственный момент, когда Кисаки уже открыл рот для нового вопроса, живот Ханагаки выдал жуткий вопль, сравнимый с ревом мотора байка Майки. Щеки Ханагаки залились румянцев, а Кисаки несколько секунд глупо пялился на парня, который в данной ситуации мог только взгляд в сторону отвести: даже голова с трудом двигалась. После второго урчания, Тетта, вздохнув, направился к больничному столу. Проделав какие-то махинации, которые омега не смог увидеть из-за спины альфы, парень быстро вернулся с железным подносом. Не слишком теплая, но и не очень холодная овсяная каша на воде, куриный бульон без ничего? — А что-нибудь помясистее нет? — проглотив слюну голода, спросил Мичи. — Идиот, ты ничего не ел два дня. Нужно начинать с простого. — Кисаки поджал губы, словно такая истина известна каждому (ну в возрасте Такемичи так оно и есть, собственно. Просто Кисаки напрямую никогда не выразит свою заботу и беспокойство) Альфа, не церемонясь, кормил Мичи, сидя вместе с ним на кровати. Сначала они молчали: Такемичи с радостью уплетал кашу, хоть она была и не на молоке, как он любит, а Кисаки пихал ложку в рот омеги с таким лицом, будто боится чего-то. А его страх был отнюдь не беспричинным — Ханагаки сильно торопился и буквально заглатывал кашу ложку за ложкой, ведь голод увеличивался с каждой крохой еды, попавшей в желудок. — Если ты подавишься, я уйду. И ты будешь голодным до тех пор, пока не придет медсестра. — глаза Кисаки сверкнули недобрым огоньком, так что Такемичи сразу понял, что тот говорит чистую правду. Ну а что он может с собой сделать, если так сильно проголодался? С набитым ртом, парень промычал в ответ что-то, что должно было походить на положительный ответ. — Надеюсь на этот раз ты меня послушаешь — Кисаки не стал ждать более подходящего момента для серьезного разговора. — Тебе стоит покинуть «Свастонов». И не успел Кисаки продолжить свою заранее подготовленную речь, как Такемичи резво стал кивать головой, насколько это вообще было возможно. — Э, сам додумался что ли? — Кисаки даже замер на секунду. Рассчитывал-то он на то, что придется различными манипуляциями добиться от Ханагаки согласия на то, чтобы тот покинул «Тосву», а тут прямо сразу он согласился. Странно. — Я сделал свое дело, остальное будет на них. Я хочу жить спокойной жизнью подростка, не ввязываясь во всякие мясорубки! — голубые глаза сияли решимостью как и всегда. На фоне побитого лица и такого плачевного состояния «героя» Кисаки невольно восхитился. — Через несколько дней будет проходить собрание. Ты не сможешь там присутствовать. — Кисаки возобновил свои действия кормежки парня перед собой. — Я могу передать информацию верхушке о твоем решении. Если ты хочешь конечно. — Спасибо, Кисаки-кун! — Такемичи, проглотив кусочки каши, расплылся в счастливой улыбке. Пусть Чифую и говорил правду о Кисаки — то, что он спланировал несколько убийств, то, что он управляет и использует всех в своих целях. И всё же Такемичи также видит в нем и самого обычного подростка. — И за кашу, и за беспокойство обо мне! Супчик-то теплый? — радостно посмотрел на белую тарелку перед собой омега. — Хватит пока что с тебя! — резко приподнялся с кровати альфа. — Слишком много есть, тоже нельзя. Он отнес поднос на стол, потом помог Такемичи выпить стакан воды, после чего быстро ушел. Такемичи скорее всего показалось, но кажется у Тетты покраснела шея и кончики ушей. Это было довольно мило.***
В первый день после того, как Такемичи очнулся, он только ел, спал да терпел уколы. Ему пока не разрешали совершать какие-либо активные действия, хотя также предупредили, что с завтрашнего дня начнется реабилитация, в которую входят как и восстановительные тренировки, так и массаж тела, о чем позаботился Наоки-сан. Кстати говоря, Такемичи в первые часы своего пробуждения уже смог с ним поговорить по поводу сущности, как только ушел Кисаки разумеется. Оказалось, что врач как узнал новость о Ханагаки, сразу приехал к нему в больницу — он с самого начала наблюдал за состоянием парня, даже когда тот был в отключке. Слишком серьезных последствий, к счастью, удалось избежать, а вот проблема с графиком принятия таблеток теперь стоит на первом месте, опережая рану на ноге. У парня взяли кучу анализов, и только после их изучения можно будет вновь пить подавители. Это займет более трех дней. То есть, три дня Такемичи вовсе не будет принимать подавители, а это значит, что от него будет разить лавандой за версту, и даже самые глупые смогут понять вторичный пол Ханагаки. И в этом-то состоит вся проблема — свой пол все еще нужно скрывать. Такемичи не уверен, смог ли он тогда сдержать свои феромоны, не показывая их никому, кроме Майки и Кадзуторы. На них-то он целенаправленно воздействовал, грубо говоря играл на их эмоциональном состоянии. Та истерика Кадзуторы — вина Ханагаки. А вот насчет тех, кто находился поблизости: Доракен, Мицуя, Чифую, Баджи, Кисаки и другие — он вообще не знает, почувствовали ли те что-либо, или же нет. Было бы славно, если нет. Тогда Такемичи считал бы себя крутым профессионалом по управлению феромонов. Надежда у него все же есть на такое чудесное чудо из чудеснейших чудес. (тут нет ошибки и опечатки) Сейчас уже наступил вечер, солнце не светило так ярко, а приоткрытое окно впускало в палату свежесть и уличный шум. Такемичи нравилось это, а еще наблюдать за действиями прекрасной молоденькой женщины — он всегда будет восхищаться женским полом, как когда-то матерью. — Сильно пахнет лавандой? — осмелился спросить парень. Тишина стала для него невыносимой: он всегда тусовался с шумными парнями. — Я бета, так что запахи не ощущаю. — увидев неспокойный взгляд пациента, она продолжила с легкой улыбкой на губах: — Мичи-кун, не переживай. В твою палату теперь никому нельзя заходить, кроме медперсонала разумеется. Ну и еще Кисаки-кун сюда сможет приходить, ведь знает о твоей сущности. — девушка в белом халате, с белоснежной улыбкой и карими волосами, собранными в хвостик, раскладывает фрукты на тумбочке. Она так добра к нему, что даже из дома принесла пазлы, чтобы Такемичи не было так скучно лежать в кровати. А ведь сегодня только первый день пробуждения, хотя если считать по-другому, то третий день нахождения в больнице. Хоть Кисаки и не затрагивал эту тему с Такемичи, он все равно как-то смог обозначить свою осведомленность. Что ж, зря Мичи надеялся на свой профессионализм: что сможет скрыть свою сущность ото всех. Наоки-сан решил все проблемы парня по поводу его сущности. Он обеспечил ему хорошую безопасность. И за это Ханагаки ему чрезмерно благодарен. Но… Ему скучно и одиноко. — А можно будет прийти еще некоторым, кто тоже знает, что я омега? — блондин взял уже почищенный мандарин в руки, начиная делить его на дольки: он жутко любит цитрусы. — Наоки-сан не сказал ничего про это — подперев кулачком щеку, медсестра действительно задумалась. Такемичи решил воспользоваться данной возможностью: он очень хочет встретиться с Аккуном и Хинатой. — Они очень хорошие люди, и я им доверяю. Я так хочу с ними увидеться. — включив все свое очарование и жалость, начал омега. Медсестра долго смотрела на него, кусая губы, и наконец, вздохнув, объявила: — Назови, пожалуйста, их имена. Когда они придут, я приведу их сюда. — Ацуши Сендо и Тачибана Хината — голубые глаза загорелись надеждой, а слова вырвались такими радостными и возбужденными, что не смогли не порадовать девушку. Наконец-то Мичи сможет увидеть своих близких друзей! — Ой — Что такое? — парень не хотел думать, что выражает это удивленное и смущенное лицо девушки, сменившееся за секунду. — Я кажется их сегодня взашей выгнала. — неловко почесала затылок та. Такемичи не удержался от смешка. Положительная реакция пациента дала волю медсестре: она присела на стул рядом с кроватью и стала красочно и оживленно рассказывать о произошедшем: — А такие настойчивые были — ужас! Бета своим рассказом сильно рассмешила Ханагаки. Комната как будто стала светлее от такой прекрасной атмосферы, а сами люди в ней расцвели. Смех долго не мог угаснуть. — Это так похоже на них! — сквозь смех промолвил омега. — Завтра уж точно их впущу. — смахнула слезу девушка. Это прекрасное мгновение нарушил приход врача — строгого и слишком серьезного пожилого человека. Медсестра даже не напряглась — наверняка за годы работы здесь уже адаптировалась к этому человеку — а вот Ханагаки распрямился и сел ровно так, как никогда не сидел. Кажется, серые глаза мужчины сканировали его целиком и полностью — Какие-то изменения в состоянии есть? — в руках он держал черную папку. Открыл ее и стал записывать всё, что говорила девушка и сам Мичи. — Ухудшений не выявлено, поздравляю вас. — Спасибо! — уважительно склонил голову омега. После начался полноценный осмотр: все его раны вновь были обработаны, и на этот раз остались без повязки (чтобы раны подышали, это позволит им скорее затянуться), а вот место с ножевым ранением обрабатывали долго и усердно — смотрели, чтобы ни один шов не разошелся и чтобы не началось гноение. Было больно. Очень больно, поэтому Ханагаки даже не пытался скрывать своих слез. — Пока все идет хорошо. — люди в халатах выпрямились и отошли на пару шагов от кровати, начиная также писать новые отчеты о состоянии парня. Медсестра ему подмигнула и нежно улыбнулась, Ханагаки же всё никак не мог расслабиться в присутствии врача, поэтому просто слабо кивнул на этот жест. Дверь в палату открылась и в нее вошла новая девушка — наверное работает она в регистратуре, о чем говорит ее официальная форма с бейджем ее имени. Прошептав пару слов врачу, она, получив ответ от него, быстро удалилась. Такемичи смиренно ждал ухода врача, не делая резких движений вообще: во-первых, повязок на нем сейчас нет, все его раны открыты, что причиняет дискомфорт; во-вторых, ему еще не вкололи обезболивающее. Так что боль невыносимая. — Хочу тебя порадовать, Ханагаки. — врач расправил плечи, закрыл черную папку и поправил свой белый халат одним движением руки. — К тебе пришли гости. Ханагаки испугался, и смысла скрывать это я не вижу. Он вообще не был готов к встрече с кем-либо из «Тосвы»: ни с Доракеном, ни с Майки, ни даже с Чифую. Он еще ничего не успел осмыслить для себя, кроме как ухода из банды. Остальные вопросы то все еще открытые. Например, как просить Майки и Ханемию не разглашать его истинный вторичный пол, как сказать Мацуно об уходе, о чем говорить с Доракеном. В минуту его смятения в палату зашла семья Тачибана в лице Хинаты и ее мамы, и еще Аккун. Медсестра лучезарно ему улыбнулась и вместе с врачом вышла за дверь, оставив Такемичи с друзьями. Ханагаки сразу натянул добрую улыбку, которая всегда прокатывала, если он что-нибудь натворил. Но не тут то было. На его голову обрушилось сразу три подзатыльника, и так сказать неслабых, особенно при его-то состоянии. Такемичи кажется встретится с третьей смертью сегодня — об этом ему говорят взгляды, направленные на него. Все по очереди отчитали Такемичи за безрассудство, упрямство и обман (Такемичи-то сказал Акуну неправильную дату битвы «Вальхаллы» и «Тосвы»). Хината позволила себе еще больно подергать за волосы парня в наказание, после чего сама расплакалась, как и ее мама. — Мы думали, что ты правда умер, Ханагаки-кун. — прошептали они, вытирая рукавом свои слезы. Аккун же недовольно и обиженно смотрел на своего друга. Он тоже его отчитывал, но с большей резкостью, чем девушки, отчего омега решил для себя больше никогда не злить Сендо. — Простите меня, пожалуйста! — Такемичи уважительно склонил голову, сразу же почувствовав резкую боль. Но он проглотил больное «ой», иначе нотации его друзей не закончились бы никогда. — Пообещай, что больше так не будешь делать, Такемичи-кун! — мать Хинаты присела на край кровати и аккуратно обхватила побитое тело парня. — Мы сильно переживали за тебя все эти дни. Даже Наото, мой милый мальчик, редко проявляющий эмоции, расплакался, когда узнал эту ужасную новость. Что уж говорить о нас? А мой муж все еще добивается, чтобы в полиции завели дело на это случай и наказали виновных. — она аккуратно гладила парня по спине, пока та не задрожала. Ханагаки готов был умереть от обилия слез — они все не прекращали литься из его глаз. Эта забота и тепло, поддержка и любовь — как же ему этого не хватало. В свои двадцать шесть лет он был одиночкой, а вернувшись в прошлое и изменив свою жизнь, он действительно смог обрести счастье. Подружившись с семьей Тачибаны, что он не сделал в прошлой временной линии, он буквально обрел вторую мать. — Простите меня… правда… я больше не буду… пожалуйста, не переставайте… любить меня… — слова еле связывались в предложения. Кажется началась истерика, Такемичи все никак не мог успокоиться. Хината в попытке помочь другу справиться с наплывом чувств, достала из пакета теплый пирог. — Такемичи-кун, твой любимый! Мы испекли его для тебя, так что давай кушать его вместе! — Хината улыбалась так нежно и ласково. Такемичи разрыдался еще сильнее: большая часть верхней одежды Хинаты-самы, все время крепко обнимавшую его, стала грязной из-за слез и соплей парня. Словами и объятиями его наконец смогли успокоить. Он чувствовал дикое смущение, поэтому раз десять за свою выходку он точно извинился, как и получил «Все в порядке» и «Только попробуй еще раз извиниться за это» от Тачибаны-самы. Аккун же тоже пустил за это время слезу. Он давно знал Ханагаки и его одиночество. Знал, как ему было тяжело и как он боится кого-то разочаровать, ведь не хочет, чтобы его бросили. Аккун разрывался на части от осознания всех ему известных трудностей, через который прошел Мичи. — Через пару дней я встану на ноги! — решительно заявил Ханагаки. — Я буду упорно трудиться и смогу сделать это! — жуя невероятно вкусный кусочек пирога, Такемичи чувствовал себя членом чего-то большего, чем семья, чувствовал себя счастливее всех людей на Земле, вместе взятых. Он обрел счастье, и уж поверьте, Такемичи Ханагаки сделает всё, чтобы сохранить это.