Действуй по обстоятельствам

- Ты! Ты!.. – Чаранко почти что взвыл. Этот иступленный крик имел мало общего с человеческим голосом. - Чего орешь? Забыл, как я выгляжу? – Гароу раздраженно поморщился. Он не был удивлен такой реакцией, скорее, было даже несколько неожиданно, что Чаранко не кинулся на него в первую же секунду, как увидел. Возможно, потому, что в руках держал здоровенный таз со свежевыстиранным бельем. - Предатель! Позор додзе! – продолжал голосить Чаранко, при этом взглядом ища удобное место, чтобы поставить таз. Гароу молча наблюдал за этой пантомимой: хотелось рассмеяться и назвать бывшего соученика тупицей, что было недалеко от истины, но он продолжал безмолвно созерцать неудачные попытки Чаранко взять себя в руки. - Убирайся отсюда! – он наконец поставил таз на плоский камень рядом с прудом и принял атакующую стойку. Как обычно, неправильную. Гароу закатил глаза: они почти ровесники, учились вместе, столько лет тренировок, а толку никакого. У Чаранко, казалось, упорство работало в обратную сторону: чем больше он совершал ошибок, тем сложнее ему было сделать правильно. - Обязательно. Только заберу кое-что. – Гароу не двинулся с места. Чаранко тоже, хотя зачем-то напряг каждую мышцу и начал страшно (страшно?) водить желваками, при этом максимально сдвинув брови. - У тебя голова не закружится? – нарочито беззаботно спросил Гароу, глядя на эти игры в устрашение. Чтобы испугаться Чаранко, ему требовалось либо выжить из ума, либо стать таким же идиотом: в ближайшие планы ни один из вариантов не входил. – Сказал же, что скоро уйду. - Как ты вообще смог прийти сюда? –Чаранко сжимал и разжимал кулаки. Его лицо, несмотря на сведенные брови, приобрело какое-то беспомощное, потерянное выражение. – После массового избиения, после того, что сказал учитель… а ты пришел, как будто ничего не случилось! - Поднялся по лестнице, как обычно. – Гароу дал себе пару секунд насладиться выражением полного непонимания на лице Чаранко, а потом с легкостью перепрыгнул забор внутреннего двора, слыша позади отчаянную, но неизобретательную ругань. Додзе изменилось и не изменилось одновременно. Тишина не подходила этому месту: здание выглядело скорее угрюмо, нежели величественно, а новые двери были слишком заметны рядом с вековым паркетом. Словно кто-то ошибся в линии рисунка и небрежно стер ластиком, оставив блеклую полосу грязи на ее месте. Гароу знал, что Бэнг отсутствует, а также прекрасно помнил, почему. Сегодня был один из дней «публичных конференций» геройской ассоциации, когда все эти пафосно наряженные клоуны собираются вместе, чтобы посоревноваться в тупости костюма и ответа на вопросы одновременно. Старик обожает эти сборища: ищет себе там учеников, хотя так ни одного и не нашел. Желание знать, как стать на путь героя, мало имеет общего с обучением боевым искусствам. Он бесшумно пересек внутренний двор и аккуратно закрыл седзи, заходя в главный зал. Гароу на секунду начал склонять голову в традиционном поклоне, прежде чем поймал себя и вздернул подбородок чуть выше, чем раньше. Нет нужды кланяться месту, где тебя отвергают. Не было нужны и возвращаться – не настолько ему необходимы эти свитки. Но все же он здесь. «Будет смешно, если старик их уничтожил» – мысль совсем не веселит. Гароу неслышно проходит коридоры личных комнат, кладовую, обеденный зал. Спальня Бэнга находится в самом конце второго этажа, рядом с боковой лестницей на крышу. Лазить на нее после отбоя было строжайше запрещено: старик ловил всех, кто пытался прошмыгнуть мимо его двери наверх, а на следующий день загружал грязным бельем и нарезанием капусты. Риск разбора чужих трусов был велик и мало кого приводил в восторг, но не шел ни в какое сравнение с красотой отрытого звездного неба, полного лунного сияния и едва слышного шепота гор. Все знали, что если каким-то чудом суметь пробраться на крышу мимо спальни учителя, то он сделает вид, что ничего не заметил, словно поощряя ум и ловкость, пусть и не самым педагогичным методом. Гароу помнит, как несколько семпаев пытались высчитать время, когда старик пошел бы в туалет, чтобы точно не столкнуться с ним. По итогам недельных наблюдений, был сделан вывод, что Бэнг либо ходит по нужде через окно, либо… второе либо осталось недосказанным, в том числе из-за ужаса молодости перед старостью. Гароу забирается на крышу на следующую же ночь, как узнает об этом небольшом испытании. Он не пытается пройти мимо комнаты старика, а залезает по стене, перепрыгнув через несколько соседних балконов. Семпаи уверены, что он обязательно сломает ногу, руку, шею или все сразу. Гароу не получает ни одного синяка и лишь насмешливо смотрит на них, свесив ноги и постукивая ладонью по черепице рядом с собой. «Давай, залезь рядом, если сможешь. А если нет – то иди нахер». Небо в горах действительно отличается. Оно словно кусочек стекла между красной черепицей крыши и бесконечной тьмой вселенной, смыкающейся вокруг. Гароу с интересом рассматривает несколько знакомых созвездий и с сожалением замечает, что большинство из них ему неизвестны. «Хорошо бы найти в библиотеке звездный атлас» - он ведет указательным пальцем между звездами, словно по дороге из далеких-далеких фонарей, удивляясь их яркости. Гароу нравится лежать в теплоте летней ночи и взглядом бродить среди звезд. Он засыпает перед рассветом, обещая себе спуститься обратно в комнату, но так и остается лежать на нагретых им же глиняных черепицах. - Курлы! Курлы-курлы! Курлы! Ку-кхе-хе… - более странной имитации голубя Гароу не слышал за всю свою жизнь. На секунду ему кажется, что это тоже часть сна: настолько нелепо она звучит. - Курлы! Ну, просыпайся же, курлы! – человек-голубь явно находится где-то внизу. Гароу потирает сухие после сна глаза и чуть приподнимается на локтях. Обладателя голоса еще не видно. Он садится и осматривается: внизу никого, но возле куста гортензии чуть смята трава, и пара веток явно поломаны кем-то, не очень знакомым с понятием маскировки (а также звуками голубей). - Курлы! Вставай! Курлы-курлы! – отзывается его наблюдениям куст. Гароу растирает лицо ладонями и чуть слышно отвечает по направлению к сломанным веткам: - Хватит. Я понял. – он поднимается на ноги, но человек в кусте продолжает издавать свои извращенные имитации голубей. Гароу раздраженно, и чуть более громко, шипит в его сторону, чтобы это прекращалось. Его просьбу игнорируют. «Глухой тупой недоголубь», бурчит он себе под нос, осторожно спускаясь на первый балкон. Человек в кусте наконец-то замолкает. Гароу ловко перепрыгивает на соседнюю балку, а потом, свесившись на руках, мягко приземляется в мокрую от росы траву. Он поворачивается в сторону гортензии. Кому-то явно сложно выбираться из веток куста, не переломав все, что только можно: Гароу отмечает, что это забавно, и ему хочется безучастно досмотреть эту битву человека и растения, но с другой стороны, это же его будили, пусть и таким способом… - Не двигайся. – он подходит к кусту. Теперь его, очевидно слышат, потом что тот перестает нехорошо хрустеть и замирает. – Вытяни одну ладонь, какую можешь. – Гароу смотрит, как слева из куста высовывается исцарапанная рука. Он прикидывает положение человека внутри и, неглубоко вздохнув, тянет ее на себя, а потом с удовольствием замечает, что кулак горного потока отлично справляется с гибкими тонкими ветвями, не ломая их, а только отодвигая раз за разом, как наступающие на берег волны. Из куста неуклюже вываливается какой-то незнакомый Гароу пацан. Они пару секунд смотрят друг на друга в неловкой тишине странного первого знакомства. - Привет, - решает начать парень, вытаскивая из рыжих волос листочки гортензии, - я теперь твой сосед, получается, вот, эм, мне показали комнату, а тебя не было, а потом я услышал, как все обсуждают, что тебе серьезно влетит за то, что ты ночью на крыше, а я все равно не мог уснуть всю ночь, а ты так и не пришел, ну и я, решил, в общем, что, наверное, надо попробовать тебя разбудить, вот, ну, и… - Погоди. – Гароу пытается понять, как кому-то может прийти в голову настолько идиотский план – и не понимает. Для себя он останавливается на варианте, что теперь будет делить комнату с придурком. – Тебя как зовут вообще? - Чаранко. – он протягивает ладонь. Гароу не торопится ее пожимать. – Круто, кстати, ты меня вытащил. Классно выглядит, это, эм, кулак горного потока? – он замирает с протянутой ладонью. Гароу смотрит на него, чуть нахмурившись и положив руки на талию. Какой-то нескладный бред. Какое ему дело, что Гароу влетит за то, что он уснул на крыше? И какой человек в здравом уме будет залезать в куст и притворятся голубем, чтобы кого-то разбудить? - Ты мог просто позвать. Или кинуть в меня чем-нибудь. Зачем все это? – он кивает в сторону обломанной гортензии. Чаранко поднимает на него растерянный взгляд, но руку не опускает – так и стоит, замерев в безответном рукопожатии. - Тебя не видно отсюда. Я только на балконе разглядел. – он сглатывает. – Слушай, ну, ладно, все в порядке – и хорошо. Я, это, пойду, разберу вещи… - он как-то слишком осторожно и медленно поворачивается к нему спиной и Гароу на секунду хочется схватить его за плечо и заставить объяснить всю эту херню. Но он молча смотрит вслед своему, очевидно, не самому яркому новому соседу, пытающемуся неслышно захлопнуть седзи и остро чувствует, что что-то не складывается. Гароу еще раз протирает глаза и широко зевает. Он совершенно не выспался – а значит будет не так внимателен на тренировке, за что ему точно влетит от старика, в отличие от ночного лазанья по крыше. Он думает о том, что все равно не сможет доспать эти пару часов. Приходит дурацкая мысль, что можно залезть обратно на крышу и полежать там еще немного, но Гароу отметает такой вариант: старик наверняка уже встал и заметит его силуэт на открытом конце балконного коридора, тем более, из его комнаты видно все три стороны внутреннего двора… Он смотрит на простые закрытые седзи, точно такие же, как в остальном додзе, и на секунду сомневается, может ли все быть так просто. Бэнг скорее всего перепрятал или передал свитки Бомбу на хранение, да и большую часть он все равно успел увидеть, нераспечатанными оставалось же всего два. Гароу открывает седзи раньше, чем задает себе вопрос «Что я здесь делаю?», смутно ощущая, что это не до конца ясно ему самому. Комната Бэнга ничуть не изменилась. Старик так же спит на циновке, оставляет на столе чернильный камень (в него уже попалось несколько мелких мошек) и забывает убирать очки для чтения в футляр. Он усмехается, взглядом зацепившись за яркие полукружья бликов на обложке книги: впервые увидев старика в очках, все (включая Гароу) испытывали мощнейший диссонанс. Бэнга сколько угодно могли за глаза называть стариком, но когда он начинал вести себя как старик, ученики только с оторопью смотрели на него, словно были нарушены священные негласные правила школы, которые никто не устанавливал, но все обязались соблюдать. Гароу осторожно отодвигает свиток, закрывающий сейф: он на месте. Абсолютно новый, но точно такой же модели. «Здесь что-то не так» - мелькает обрывок мысли, пока один изящный удар ладони проминает стальную дверцу. Он открывает ее, уже зная, что увидит, но все равно удивленно поднимает брови. Такой большой сейф для одного маленького конверта в письмом. Письмом, на котором хорошо знакомой кистью выведено «К Гароу». Шуршащее открытие створок седзи и громкий топот босых ног указывали на приближение Чаранко со свойственной тому очевидностью. Гароу смотрел на конверт, не в силах открыть его – так же, как и порвать; почти замерев в цепенеющем ожидании, что письмо исчезнет прямо из рук или превратиться в туман и растворится в солнечном свете, мягко разбивающем комнату на две неравные части. - Гароу! Выходи, трус! – Чаранко со свистом распахнул еще одну седзи, едва посмотрел на пустую комнату и бросился дальше по коридору. В голове находилось слишком много противоречивых мыслей одновременно, а он не привык к таким интеллектуальным усилиям, особенно во время погони за... за кем, собственно? Очередная створка открылась туже, ускользая из мокрых от пота пальцев, только чтобы показать, что Гароу не здесь. Чаранко в порыве незнакомой ему ярости дернул ее обратно. Кого он пытается догнать, бессмысленно заглядывая в каждую комнату? Лучшего ученика Бэнга, бывшего соседа по комнате, пацана, который младше на два года, победителя чемпионата боевых искусств, человека, растянувшего одну бутылку колы на неделю, преступника, избившего своих соучеников из-за скуки? Чаранко чувствует облегчение, когда за очередной дверью не видно знакомого силуэта. И ужас, когда отчаянно хватается за новое седзи, уводя его в сторону. Гароу сильнее сжимает конверт в руке, неотрывно смотря, как начинает сминаться лист бумаги. «Ну, рви быстрее» – он слышит полуразборчивые выкрики Чаранко и останавливается. Этот придурок, эта пародия на обладателя боевых искусств, эта паршивая овца, пригодный только для того, чтобы таскать корзины с бельем и натирать полы, никчемный бесталанный искатель дешевой популярности – он только что назвал Гароу трусом? Чаранко, слегка задыхаясь, хватается за очередную дверь, когда скрежет внутреннего ужаса ледяной иглой входит под сердце. На секунду его пальцы замирают, не решаясь отодвинуть ее. Шум крови в ушах смешивается со звоном собственных мыслей, беспокойно сталкивающихся в адреналиновой горячке. Вдох «насколько он теперь сильный? я тренировался, но вообще нанесу хоть один удар? ну ладно, один-то должен… надо целится в глаз… или в пах… а если он сдвинется быстрее? насколько больно будет ощущаться сломанный нос? а челюсть? а тазовая кость? там вроде костная жидкость – что, если она вытечет? или это костный мозг? как лучше закрыться на полу, когда станет бить ногами? он всегда лучше бил ногами…» Выдох «а если я останусь инвалидом? буду сидеть в коляске, ссать в пакет, а медсестра только скривится, когда будет уходить… к какому-нибудь красавчику со сломанной рукой… хотя вроде никто не остался искалеченным… или я просто не знаю? хотя он же не убил никого тогда. а сейчас? убил ли он уже кого-то?» Вдох «он же не станет убивать меня? а если да? стоит ли просить пощады? нет, он только разозлится... и тогда точно убьет. наверняка. как тогда… только в тот раз рядом был учитель... зачем я побежал за ним, надо было сначала сообщить мастеру … он не успеет добраться сюда из города... я истеку кровью и умру... или от болевого шока... или от пыток…» Выдох «нет, он не станет… не посмеет… но почему, я надеюсь на какую-то глупость… я не знаю, что он будет делать… а что я буду делать? на что я рассчитываю? он всегда был безумно сильным, а я был слабаком… и ничего не изменилось…» Створка седзи выскользнула из пальцев и неукротимо сместилась вправо. Чаранко на мгновение задержал взгляд на руке, нелепо замершей в воздухе, и невероятным усилием заставил себя поднять взгляд. – Как-то ты притих. – Гароу встретил его насмешливо поднятой бровью и одной из самых мерзких своих улыбок. – Что-то я подзабыл, как ты меня назвал. Не напомнишь? – Он легко качнулся вперед, Чаранко же шарахнулся как от огня. «ну, вот и все. сейчас он либо изобьет меня до полусмерти, либо просто убьет. убегать не вариант. просить пощады не вариант. заболтать не вариант. что я здесь делаю, зачем я вообще за ним побежал?!» – Ты трус. – на выдохе произносит Чаранко, не отводя взгляда. Он даже не кричит – зачем, если между ними можно руку протянуть. – Ты позор додзе и худший из людей, который может находится в этих стенах. Действительно: вот и все. Так и закончится его относительно безопасная и спокойная жизнь, как единственного и лучшего ученика великого мастера Бэнга, и начнется скучная и тоскливая жизнь пациента больничной палаты длительного восстановления... Впрочем, ни одна их них не была бы счастливой. – А ты в край тупой. – весело отвечает Гароу, почему-то не торопясь убивать или калечить Чаранко. Даже не ломает ему нос, продолжая с нескрываемой издевкой пялится на чужое растерянное лицо. Чаранко подвисает в состоянии легкого ступора. С одной стороны, Гароу не выглядит как человек, собирающийся нападать здесь и сейчас. Он стоит, закинув руки за голову, легко балансируя и покачиваясь туда-сюда, словно созерцающий невероятно увлекательное представление в виде его, Чаранко, действий. С другой стороны, он никогда не понимал, о чем Гароу на самом деле думает в такие моменты. – Боишься меня? – Чаранко едва не вздрагивает, настолько иначе звучит этот же голос. Он чувствует, как рассыпается образ перед глазами. Гароу чуть щурится, и улыбка становится шире. Чаранко отстраненно замечает, что на ней нет ни одного выбитого зуба. – Нет! – на мгновение он чувствует прилив гордости за свой недрогнувший голос. – Ха! Отлично! – Чаранко даже не успевает поднять руку для блока. Мир гаснет, забирая вместе с собой чужой смех, собственный ужас и завершающий аккорд глухого удара. Стрекот цикад ночью достигает какой-то запредельной громкости, которая и мертвого поднимет. Чаранко думает, что никогда не понимал одержимости японских поэтов этими макабрическими звуками: надо быть сумасшедшим, чтобы услышать в этом адском звенящем шуршании хоть что-то, похожее на пение. Впрочем, учитель любит их трещание: может быть, мудрость позволяет ему видеть в них что-то, скрытое от глаз остальных… Впрочем, мастер еще не вернулся, он не знает, а значит вряд ли слушает их сейчас… Чаранко в ужасе подрывается с пола, чувствуя, как шея отдается острой болью. «Гароу! Он был здесь!» – одна мысль приводит в себя лучше удара под дых. Здание додзе пронизано пением цикад, но кроме него – ни единого звука. Чаранко окончательно встает и с подозрением ощупывает себя: все цело. Даже лицо. Похоже, его просто вырубили. И он так и провалялся в коридоре до глубокой ночи… Комната учителя залита мягким лунным светом из открытого окна. Чаранко осматривает ее, но не находит никаких следов погрома, пока не замечает поломанную дверцу пустого сейфа. Кроме нее, кажется, будто и нет никаких признаков чужого присутствия. Словно Гароу был не более чем мстительным духом очередного кайдана, появившимся из ниоткуда и вернувшимся в никуда. Чаранко потирает шею, спускаясь на крыльцо и так и остается стоять на нем, всматриваясь в темную пустоту гор. Шум цикад вгрызается в разум, мешая нормально думать. Кажется, учитель должен был вернулся еще в восемь, а сейчас, судя по времени, далеко за полночь. Интересно, что его задержало. Наверное, очередное важное задание для S-класса. Последнее время он берет столько работы, что крайне редко появляется в додзе днем. Чаранко почти привык: даже всего с двумя людьми, хлопот у него достаточно. Да ему и несложно помогать учителю в быту, ведь почти все великие мастера начинали с малого. Например, с натирания полов и стирки белья… Чаранко замирает с рукой на шее. Чертов Гароу, из-за него он не смог развесить белье! Он возвращается к тазу, оставленному возле пруда, только чтобы увидеть конец белой простыни, тихо покачивающийся на воде. Возможно, ругань Чаранко была не слишком интересной, но точно очень эмоциональной.

_________________________

Бэнг провожает взглядом падающую звезду. Атомный самурай опять позвал его выпить, а он опять согласился. Со своей обычной насмешкой, он говорил, что чашка саке – единственное, что сделает этот день чуть менее бессмысленным. И снова спрашивал, какого черта Серебряный клык ищет учеников среди подобных сборищ, между делом замечая, что местные журналисты даже рекламы ему не сделают. Бэнг только задумчиво проводит взглядом по спинке фарфорового карпа, навечно запечатанного на дне пиалы, и со вздохом отвечает, что в его годы нельзя быть слишком привередливым. Атомный самурай рассказывает про успехи своих учеников: уже в пятерке лучших А-класса – и всего за год, закаленные боями и тренировками, настоящие герои, и «ни одного не взял из этих болтающихся без дела недоумков». Бэнг кивает, отвечая, что они действительно быстро растут – и, возможно, скоро нагонят его в S-классе. Атомный самурай только смеется. Потом хлопает Бэнга по плечу и говорит, что он не будет играть в сострадание: если Серебряному клыку нужна помощь с его «инцидентом», то он придет первым. Бэнг снова кивает, но отказывается. Атомный самурай понимающе качает головой и говорит, что «остался же у тебя хоть кто-нибудь». В ответ хочется зло и горько рассмеяться и сказать, что кулак горного потока был предназначением Гароу – и только Гароу, и что поняв это, он никого и никогда больше не сможет действительно научить, но Бэнг только неслышно хмыкает. Даже если это так – нужно продолжать. Додзе создано для своих учеников, и не ему нарушать традицию. Они выходят на улицу далеко за полночь. Небо щедро осыпает их искрами падающих звезд. Атомный самурай снова смеется и вспоминает, как Окамаитачи до сих пор загадывает желания, когда видит звездопады. Бэнг думает, что не знает, понравилось бы Гароу смотреть на них. Это не то, что обсуждают на тренировках. «Но, наверное, да» – он скользит взглядом вместе с угасающей искрой к линии горизонта. Сгорающие в атмосфере осколки вселенной, соединяющие чужие одиночества следующих за ними взглядов, и так же гаснущих вместе в рассветом.