Лотос Старейшины Илина

- Вэй Усянь... – разрушая звенящую тишину, доносится тихим шелестом чей-то знакомый голос. Мужчина непроизвольно дергается, до того ощущая себя так, будто бы он парил в невесомости, но настойчивый голос, так привычно звучащий в голове извечным упреком, продолжал вырывать сознание из блаженной неги. Постепенно осознание происходящего постепенно возвращают его в реальность, от чего мягкая, убаюкивающая нега развеивается, подобно весеннему ветру в теплую майскую ночь. Он ощущает, как тело неприятно тяжелеет, а сам он стремительно падет вниз, без возможности ухватиться за что-либо. Глаза мужчины в ужасе распахиваются, а с губ срывается сдавленный крик. Но кто бы предупредил, что среди черной пустоты, окружившей со всех сторон, найдется живительный источник, так бережно принимающий в свои объятия, не давая возможности прочувствовать адской боли, что должна была последовать после. Вэй Ин замирает, тяжело дыша, абсолютно не понимая происходящего. В голове, как и вокруг, царила пустота. И как бы Усянь не силился, вспомнить хоть что-то из произошедшего, он не мог. Где он и почему совершенно ничего не помнит? Поднимая руку, мужчина наблюдает за тем, как алая, схожая с кровью жидкость ручейками бежит по неожиданно здоровой коже, затекая под наруч. Дымчатые глаза внимательно следят за каждой новой каплей, отмечая, что цвет воды необычайно красив, но тут же прикипают к собственной руке, пораженно обнаруживая, что молчащее подсознание с чего-то решило, что на ней должны быть раны. Это насторожило, но не настолько, что бы начать паниковать. Заклинатель, не желая окончательно промокнуть, медленно поднялся на ноги, решая осмотреться и понять, где же он все-таки находится. Но, увы, ответа так и не получил. Вокруг простиралась непроглядная тьма, что казалось удивительным, ведь себя и алую воду он видел достаточно ясно. Не придумав ничего лучше, мужчина сделал первый твердый шаг вперед, разумно рассудив, что, находясь в одной точке, к ответу не приблизится. Сколько так Вэй Ин блуждал по столь загадочному и вместе с тем необъятному месту, было не известно, но по своим меркам все же определил, что достаточно долго. Ведь за это время тяжелая ткань всех слоев ханьфу успела обсохнуть, а на волосах остался непонятный алый порошок, что пах ирисом. Но, не смотря ни на что, мужчина продолжал уверенно идти вперед, пока не услышал звук одиноко плачущей флейты. Настороженно замерев, словно ожидая удара в спину, заклинатель стал оглядываться по сторонам, натыкаясь внимательным взглядом на стоявший вдалеке валун, на котором сидел человек, облаченный во все черное, неспеша извлекая необычайно красивую мелодию. Было поразительным то, как кажущуюся небольшой из-за расстояния фигуру окутывало мягкое алое свечение, создавая впечатление, словно сам мужчина излучал его. Усянь наблюдал за незнакомцем достаточно долго, не решаясь подойти. За это время тот успел сыграть еще три печальные мелодии, от которых странно знакомо изнывала душа. С каждым новым звуком Вэй Ин мог с точностью сказать, как сладкая песнь прозвучит дальше, будто сам не раз ее играл, будто знал, о чем она. Сомнения и трепетное волнение окутали сердце и разум, а ноги сами понеслись вперед, желая оказаться ближе. Тихий плеск воды от неспешных шагов гармонично сочетался с музыкой, дополняя и создавая полную картину сего произведения. Почему-то в голове возникла мысль, что она должна была быть создана на берегу озер, где на воде неспешно покачивались только распустившиеся лотосы, благоухая сладким ароматом. Словно бы она должна воспевать их красоту. Или же... - Красивая, не правда ли? – вырывает из мыслей до дрожи знакомый, по-доброму насмешливый голос, заставляя заклинателя замереть, словно громом пораженным. Сидевший до того спиной к Вэй Ину мужчина неспешно оборачивается, из-за чего его распущенные волосы, лишь несколько прядей из которых завязаны алой лентой, мерно качнулись в след за головой. И в этот момент Усянь забыл, как дышать. На него смотрел он сам же, с той лишь разницей, что в красивых чертах мужчины проскальзывала несвойственная ему меланхоличность. Двойник мягко и даже понимающе улыбается чужой растерянности, разворачиваясь к заклинателю всем телом, предоставляя возможность отчетливо себя рассмотреть. Представший  перед Усянем мужчина был точной его копией, разве что выглядел намного моложе, что опять таки проскочило в его сознании как само собой разумеющееся. Темная челка обрамляла чужое скуластое лицо, серые глаза, глядевшие прямиком в душу, тонкие губы, изогнутые в полуулыбке. Да, это определенно был он. Но как такое возможно? - Что? Непривычно смотреть на себя со стороны, да и еще на такого молодого красавчика? – поиграв бровями, нарушил молчание «Вэй Усянь», получив невнятный звук со стороны еще больше опешившего заклинателя, вызывав у того самодовольное хихиканье. Сказать честно, Вэй Ин не знал, куда себя деть и как вообще следует вести себя в такой ситуации. То, что это все было похожим на сюр, от которого далеко не хотелось смеяться, мужчина предпочел вообще не развивать мысли в ту сторону, полагаясь на обстоятельства. Вэй Ин водил изучающим взглядом по собственному лицу и мысленно содрогался от того, что его в этот же момент точно так же изучили. -  Эх, ну где же твои правила хорошего тона, когда с тобой разговаривают, господин Хмурое Лицо. Мне, знаешь ли, тоже не так радостно видеть твою старую унылую физиономию. Только одно осознание, что я стал таким, убивает. Ай, вот где же прекрасные черты этого божественного личика?! Хотя, судя по тебе, я все тот же красавчик, каким и был, - посмеиваясь, подтрунивал над Вэй Ином двойник, изливаясь нескончаемым потоком бессвязных между собой слов, приводя заклинателя негодование. - Кто ты? – сразу в лоб спросил заклинатель, обрывая бессмысленную болтовню, больше походящую на раздражающий писк комара в начале июня, на что «Усянь» драматично вздохнул, покачав головой. - Боже, серьезность мне в самом деле не к лицу! – махнул он на мужчину рукой. – Напоминаешь ледышку Ванцзи с его вечно каменной физиономией. - Я спрашиваю еще раз: кто ты, черт возьми, такой? – понизив голос, нажал Вэй Ин, на что «Усянь» только хмыкнул. - А то ты не догадываешься, - обводя себя руками, в одной из которых находилась черная флейта с алой кисточкой, а после многозначительно кивнул в сторону заклинателя, несколько недовольно фыркнул мужчина. Хотя, если быть честным, то мужчина было громко сказано. Скорее юнец, еще не достигший двадцати лет. Сложив руки на груди, Вэй Ин еще раз внимательно оглядел двойника, от одного его вида почему-то все больше раздражаясь. Не смотря на довольно таки меланхоличный образ, что совсем не свойственен как ему, так и этому чуду, эта сквозящая в каждом слове дурашливость, когда ситуация, в которой он оказался, ни как не способствовала веселью, только усугубляя нарастающее желание дать неплохую оплеуху, только бы убрать ухмылку с чужого лица. - Догадываясь, но есть желание услышать твою версию, - все так же холодно бросил он, складывая руки на груди и несколько надменно вздергивая подбородок. - Хм...Что же, так и быть, помогу старику, а то скоро в ледяную статую превратишься, - тихо засмеялся юноша, спрыгивая прямиком в воду с камня, разбрызгивая алую жидкость на только что обсохшее ханьфу, что тут же неприятно облепило ноги. Вэй Ин недовольно поджал губы, но решил на этот счет ничего не говорить, ведь если зачинщика беспорядка вполне устраивала грязь и влажность собственных одежды, то куда уж ему с привычными устоями. И в подтверждение его мыслям юная копия умудрилась неуклюже уронить флейту в воду, до того бесцельно балуясь ею, и тут же полез за ней, даже не удосужившись закатить рукава. Не сказать, что это спасло бы ситуацию, но, по крайней мере, одежда бы окончательно не превратилась в мокрое неопрятное нечто. Мужчину передернуло в очередной раз, а когда этот балаган во плоти, отыскав флейту, разогнулся, окатив Вэй Усяня с ног до головы, то и вовсе чуть не зарычал. Однако вредитель, как ни в чем не бывало, обтер инструмент об сухую часть своего бесформенного ханьфу и заткнул ее за пояс, совершенно не обращая внимание на чужое недовольство. – Пожалуй, начну с того, что я – это часть тебя... - Да что ты говоришь, - ядовито прокомментировал мужчина, резким движением вытирая с лица неприятную влагу. - Не язви, зануда. Ну так вот. Я – это часть тебя, поглотившая Стигийскую Печать, что во время твоего позорного падения в бездну успела отделиться и теперь вынуждена блуждать в непроглядной тьме, ожидая своего ненаглядного спасителя. - Падения в бездну? Печать? – опустив все язвительные комментарии на свой счет, выцепив нужное, Вэй Ин весьма заинтересованно вздернул бровь. - Именно, - хлопнув в ладоши, довольно заключил тот. – Так позорно тебя за всю жизнь еще никто не отделывал. А Чжу Болин оказался хорош, хоть и последняя мразь. - Опусти лирику. Что с Печатью и бездной?  И кто  такой Чжу Болин?– рыкнул мужчина, на сей раз даже не удивляясь, когда в груди неприятно кольнул огонек чего-то неприятного. Чего-то, что смутно напоминало ненависть. - Меньше зубоскаль и тогда к тебе потянуться люди. - Плевать мне на людей. Объясни все толком, гуль тебя дери! - Тц-тц, и где моя хваленая вежливость? Ну и ладно! Стигийская Тигриная Печать – это созданный тобой мощнейший магический артефакт, позволяющий подчинять Тьму. Уничтожить его невозможно, но зато можно ненадолго вывести из  строя, что ты, собственно, когда-то и сделал. Бездна – эпицентр Тьмы в Диюе, куда ты свалился после своей очередной человеческой смерти. Сейчас здесь находится твоя расколотая душа, а ты - ее самая бесполезная часть. Что же касается Чжу Болина, то это демон, что украл Цзян Чэна, испоганив его жизнь, ну и нас потрепав заодно, - потеряв былое веселье, прошипел юноша. - Боже, я совершенно ничего не помню, - отчаянно протянул Вэй Ин, прикрывая лицо руками.  Кто этот Цзян Чэн и зачем его украли? И почему только одно его имя заставляет сердце забиться от волнения? Неужто его падение в бездну было связано с этим человеком? Но тогда кем он ему был, раз его двойник так резко помрачнел, хотя до этого раздражал своим болтливым языком? Море вопросов сдавливали голову, а стоявший перед ним юнец никак не способствовал возвращению утраченных воспоминаний. - Не смей! – неожиданно рыкнул тот, ощетинившись, стоило только словам сорваться с уст. – Не смей говорить, что не помнишь А-Чэна. Ведь только ради него мы до сих пор так отчаянно боремся. - Проклятье, да если бы я мог, то сейчас бы не стоял тут, терпя твой бесхребетный язык! - на сей раз вышел из себя уже заклинатель. - Обидно вообще-то, - надулся двойник. – Я вообще-то ты, так что не забывай, что в прошлом ты был таким же раздражающим. - Поразительно, и как меня только не закопали под первым кустом,  - застонал заклинатель, сдавливая пальцами виски. - Ну, вообще-то малыш А-Чэн пытался, - мечтательно улыбаясь, отметил юноша, но, поймав чужой скептический взгляд, тут же оправился. – Разумеется, в шутку. Ведь прекрасный лотос так безмерно нас любил и потакал. - Очень зря. - Что любил? - Что потакал. - Ааа. Ну, а как по-другому? Я ведь неотразим. - О Боги! – если он и впрямь таким был, то уж лучше удавиться. – Ладно, гуль с ним. Как мне вернуть память? - Тебя интересует только это? - А что еще, по-твоему, меня должно интересовать? – чуть ли не рыча, сказал мужчина. Терпение все сильнее трещало по швам, а от самодовольного лица напротив, хотелось взвыть. У заклинателя даже невольно складывалось ощущение, что тот попросту над ним издевается. И возможно, так и было. Ведь странное чувство подвоха не отпускало с момента их встречи. При всем видимом дружелюбии и дурашливости, было в этом человеке что-то такое отталкивающее. Но пока Вэй Ин предпочитал отодвигать столь нелестные мысли о своем двойнике, ведь только он мог ввести его в курс дела происходящего, так как больше никого в этом унылом месте не было. - Например, почему ты здесь. Или что тебе нужно сделать, что бы выбраться. - А разве память не даст ответы? - Нет, - покачав головой, ответил юноша, вновь прыгая на камень, становясь неожиданно серьезным. – Потеря памяти и это место – твое испытание Тьмой. Если пройдешь, то сможешь вернуть утраченное, одолев врага. Не сможешь, то навсегда исчезнешь, растворяясь в пустоте. - Обнадеживающе. - Ну как уж есть. - И какое же испытание я должен пройти? Двойник на это ничего не ответил, а только внимательно окинул мужчину цепким, холодящим душу взглядом с ног до головы, от чего заклинателю стало как-то не по себе. Яркое чувство опасности пробежалось мелкими иглами по коже, вызывая стойкое желание сжать рукоять меча, что должен был висеть на поясе, но, к сожалению, там оружия изначально не нашлось. «Вэй Усянь» же, вытащив флейту из-за пояса, переключил все свое внимание на инструмент. Он долго молчал, погрузившись в какие-то свои  мысли, прежде чем разразился злорадным смехом, блеснув неожиданно заалевшими глазами, еще больше вгоняя мужчину в беспокойство и накатывающую панику. - Я - твое испытание, - злобно ухмыляясь, припечатал двойник. – Самая порочная сторона, что вечно угнетала твой разум и душу. Бесконечное чувство вины, отчаяние и ненависти – все это я. Каждый твой грех, каждое низменное желание и мысль. Я - твое наказание и кандалы, что вечно удерживали на земле, не давая возможности взмыть в небеса. Ты столько бегал и все возможно оправдывал себя, когда прибегал ко мне за утешением и помощью. Так что же сделаешь сейчас, когда уйти больше нет возможности? Как ты одолеешь собственное «Я», когда даже светлая часть тебя столь же мерзкая и низменная, Вэй Усянь? Каждое слово сочится ядом, обжигая и погребая. Но заклинатель только хмурит брови, предпочитая молчать, ведь любое слово сейчас станет оружием против него. Но его двойнику разговоры совершенно ни к чему. Он подносит флейту к губам, и по пространству разливается противная, холодящая душу трель, от которое хочется скривиться и зажать уши. Вот только мужчина терпит, мало понимая, что должно произойти и как следует поступить. Однако ответ не заставляет себя долго ждать. Вода, в которой он стоял практически до середины голени, стала светиться ярко алым светом, озаряя мрак. И это жуткое и вместе с тем завораживающее действо неожиданно нашло отклик в его душе. Страх, как водоворот затягивает неразумных в пучину ада, заставляя преклонить колени перед его властью. Гнев. Необузданный и всеразрушающий, уничтожает самое дорогое и любимое, как и своего создателя. Одиночество – прародитель всех бед и страданий. Как странно, что именно эти черти неотступной тенью следуют столько лет за ним, даже во сне не оставляя ни на минуту, а он воспринимал их как что чуждое и далекое. Хотя это было далеко не так. Резкая яркая вспышка света и вот он уже стоит на краю обрыва, обдуваемый морозными ветрами. Мужчина пораженно отшатывается в сторону, задыхаясь от величия пейзажа, представшего перед его взором. Огромные заснеженные горы могучими великанами нависли над головой, приравнивая его существование и цели в жалкое ничто, а внизу бушевал черный океан, разбивающий огромные льдины об свои высокие сильные волны. Небо было насыщенного свинцового цвета, окутанное грозовыми тучами. Тут и там сверкали молнии, освящая это место. Вэй Ин, пораженный такой красотой и болью, которая давила со всех сторон, не знал, что и сказать. Казалось, что все происходящее здесь - это отражение чей-то души. Невероятно красивой и богатой на эмоции, но мечущейся в агонии из неопределенности и страха. - Красиво, не правда ли? – раздается за спиной чужой голос, и Усянь тут же оборачивается, настороженно вглядываясь в собственное лицо, что все так же искажала гадкая ухмылка. – Как думаешь, что это за место? Юноша, обогнув мужчину, стал практически на краю обрыва, раскинув руки в сторону, отдаваясь на волю ветров. Поразительно, как гармонично он вписывался в столь мрачную картину, словно был ее воплощением. И осознание этого заставило Вэй Ина взглянуть на себя с другой стороны. Все здесь был воплощением его самого. Это темница, в которую он сам же себя и заточил, заставив страдать, вместо того, что бы принять и отпустить. Но стоило ли это делать? «Вэй Усянь» говорил об его отрицании тьмы в душе, но нужна ли она ему, если причиняет столько боли. Есть ли вообще правильный ответ на этот вопрос? В лицо ударил сильный ветер, вынуждая прикрыть руками лицо. Он казался столь мощным, а льдинки, гонимые им, столь острыми, что причиняли боль. Борясь с сильным потоком, сквозь оглушающий свист которого до чуткого слуха донесся треск и жуткий вопль, от которого кровь застыла в жилах. Мужчина понадеялся, что это было лишь игрой его воображения, особенно когда он так отчетливо слышал граничащий с безумием смех своего «Я». Однако, увы, это оказалось не так. Стоило только ветру сменить свое направление, а Вэй Ину открыть глаза и видите ужасающе черное небо над головой, как в очередной раз раздался раскат грома, сопровождаемый яркими вспышками молний. Но даже это не смогло перекрыть повторившийся вопль, исходящий откуда-то снизу. Вэй Ин не хотел даже знать, что это было, но неведомая сила толкнула прямо к самому краю, поравняв с двойником, что все так же глядел куда-то за горизонт. Взгляд против воли падает вниз и в горле застревает комок ужаса. Вместо черного океана и белоснежных льдин там оказался океан крови и трупов. Поднимая руку, чтобы прикрыть рот, мужчина тут же одергивает ее от лица, ведь та была вся испачкана кровью, источающей смрад. Липкий страх пробрал до костей, и Вэй Ин совершенно потерял контроль над эмоциями, чем незамедлительно воспользовалась копия. - Неужто стало страшно и мерзко? – язвительно вопрошает он, оборачиваясь к побледневшему заклинателю. В глазах юноши плескались ненависть и гнев, направленные на него самого. – Твои руки уже так давно в крови, но ты все еще пытаешься с эти мириться, все еще находишь оправдания, не желая признать очевидного. - И что же это? – прохрипел мужчина, скосив взгляд вниз, наблюдая за тем, как кровь превращается в лаву, сжигая плавающие в ней тела. Запахло гарью и смрадом, а в небо взметнулся дым. Бездыханные тела, еще недавно не проявлявшие признаков жизни, вдруг зашевелились и все подняли головы на верх, устремляя свои ужасные бесцветные глаза на него. - В тебе намного больше темной вари, чем чистоты Небожителей, - звучит приговором чужой холодный голос под раскаты оглушающего грома. – Так что же ты сделаешь, Вэй Усянь? Будешь до последнего обманываться, позволяя втаптывать себя в грязь дальше, или, наконец, признаешь свою суть, поднимаясь с колен?  Как же это было смешно. О каком решении и выборе вообще шла речь, когда он сам себя не помнил. Ситуация походила на полный абсурд, в котором ему выпала честь стать главным шутом. И, к сожалению, Вэй Ин прекрасно справлялся с этой ролью. Взгляд то и дело метался от двойника к пропасти с горящими трупами, не зная, за что зацепиться. Ему казалось, словно что-то очень важное ускользало от понимания картины, но в чем же оно заключалось трудно было точно ответить. И все же заклинатель решает остановить все свое внимание на бездне, тем более что его «Я» не требовало немедленного ответа, а точно так же равнодушно наблюдало за развернувшимся мерзким зрелищем. Мужчины, женщины, дети - все они протянули к нему свои руки ужасного синюшно-зеленого цвета. Кожа с их лиц стекала воском, оставляя голый череп, что, как и все тело, прогнил и осыпался. Заклинатель не мог отвести взгляда, хоть и хотел. Однако в какой-то момент непрерывного созерцания с удивлением отметил, что не испытывает ни жалости, ни боли, ни прежнего страха, хоть тот и оказался лишь первичным впечатлением от шока. Напротив, где-то в глубине он ощущал необъяснимое удовлетворение от происходящего. Эта мысль подвергла в шок, и Вэй Ин тут же принялся отрицать сам факт такой возможности, но, поймав на себе презрительно насмешливый взгляд алых глаз, будто бы читающих его, как открытую книгу, внезапно осознал, для чего весь этот цирк. А ведь все оказалось до смешного просто. Даже будучи без памяти, он продолжал лицемерить, в то время как алый цвет крови на руках манил и будоражил сознание, а ворочающиеся внизу мертвецы, готовые перегрызть друг другу глотки, забавляли и доставляли какое-то садистическое удовольствие. Каждое новое откровение неожиданно окрыляло и разжигало что-то необъяснимое, необузданное и, несомненно, восхитительное в груди, растекавшееся по телу горячими струями, придавая сил. - Ха-ха! Неужели показательное представление сработало? – до скрежета зубов неприятно рассмеялся «Вэй Усянь», ощущая, как до того пустой сосуд начал вбирать в себя окружающую Тьму. – А всего-то требовалось - ткнуть котенка носом в его же добро. Но принятие - еще не победа. - Определенно нет, но не в нашем с тобой случае, - самодовольно ухмыльнулся мужчина, ощущая себя до неприличия переполненным желанной энергией и, наконец, понимая, что нужно делать. Наблюдать за недопониманием собственном лице оказалось забавно, но еще более забавно стало в тот момент, когда его рука пробила чужую грудь под заглушенный вой и пораженный взгляд все еще алых глаз. – Все оказалось действительно просто. Но в одном ты был не прав. Я уже очень давно принял тьму внутри себя, а ты лишь моя жалкая копия, которая жива только благодаря этой вещичке, - и в подтверждение собственных слов заклинатель вырывает из груди не сердце, а половину Печати. «Вэй Усянь» пораженно смотрит на артефакт, хватаясь за кровоточащую дыру, но не падет, только из неожиданно крепко схватившей за шею руки. - Ты... – хрипит двойник, но тут же задыхается от хватки на шее, теряя почву под ногами. Заклинатель поднимает юношу над землей и разворачивает того к обрыву, удерживая над бездной. Вокруг него вздымаются черные нити Ци, что жуткими змеями опутывают дрыгающееся тело, заползая под кожу, в открытый в истошном крике рот, высасывая душу и вместе с тем память, яркими картинками проносящуюся перед глазами Старейшины Илин. Теперь все действительно встало на свои места. Никакого испытания как такового не было. Ему, столько раз умиравшему и прошедшему все стадии принятия собственной порочности, оставалось только распрощаться с последней частью в собственной истории, что все еще сожалела и желала покаяния. В то время как он сам двигался вперед. Теперь прошлое в самом деле не имело никакого значения, как и прожитые ошибки, ведь он отрекается от человеческой сути, полностью принимая демоническую. Под крики боли и вой мертвецов он преображался, наконец, становясь полноценным и свободным. -  Из нас двоих только ты цеплялся за ничтожную человеческую природу, надеясь, что твои мучения окончатся, если я увижу свои деяния и откажусь от Тьмы. Но не учел, что я и есть та самая тварь, уже давно поглотившая тебя, - сверкая алыми глазами и скаля зубы в победной ухмылке, заключает демон, наблюдая за тем, как скатываются слезы из блеклых слепых глаз по изуродованному лицу некогда красивого юноши. - Ненавижу, - тихо выдыхает тот, прежде чем рука разжимается и тело летит в руки мертвецов, что с жадностью поглощают его под заливистый хохот. *** - Гаденыш, будь готов, что этот фокус тебе не пройдет даром! – рычит Чжу Болин в лицо Ваньиню, обуреваемый гневом из-за неудавшегося убийства и выходки его избранника. - Отныне и навсегда ты моя собственность. Так приклоним же колени перед Небом и Землей! Цзян Чэн шипит сквозь непрекращающийся поток слез, пытаясь вырваться из чужой хватки, со все силы пнув демона ногой по слабому для любого мужчины месту. Тот задушено воет, сгибаясь по полам, совершенно не контролируя собственную руку, что удерживала ханьфу. Пользуясь этим, Ваньинь, ни на мгновения не задумываясь, поднимается и вновь бежит к обрыву, не желая больше так жить. Он слишком устал. Вэй Ин был последним, за что он судорожно цеплялся в новой жизни, наивно полагая, что судьбу можно обмануть. Но все оказалось, как всегда, провальным с самого начала. - Тварь! – рявкает Аугуан, опять поражая скоростью и прытью, догоняет беглеца, хватая за растрепавшиеся из прически волосы, и с размаху бьет Цзян Чэна по лицу, рассекая губу и оставляя болезненно алый отпечаток ладони на бледной коже. Ваньинь болезненно скулит, стараясь сжаться, но очередной удар, на сей раз по другой щеке, отдающий звоном в ушах и темными кругами перед глазами, окончательно дезориентирует его, от чего ноги против воли подкашиваются, и он падает на землю подбитой птицей. И, казалось бы, это должно было остановить демона, однако в край озверевший от злости Чжу Болин на этом не закончил. Под протестующий крик Се Ляня, которого все это время успешно удерживали генералы императорской гвардии, мужчина пнул заклинателя по животу, о чего тот взвыл, стараясь отползти от источника, но очередной удар лишил такой возможности. Удары посыпались на него один за другим. Цзян Чэну же только и оставалось, что прикрывать руками голову, ведь тогда он точно станет быстрой добычей. - Знай свое место, дрянь! – рычал Чжу Болин, оставаясь совершенно безнаказанным. Что Хуа Чэн, что Се Лянь, глядя на эту жуткую несправедливую расправу, оставались совершенно бессильными. Император сделал все возможное, что бы эта публичная порка произвела нужный эффект в их сердцах. Даже Луань, которому так приглянулся Ваньинь, сквозь стиснутые зубы продолжал стоять, наблюдая за происходящим ужасом, не смея пойти против воли отца-императора, что придавил всех демонов своей Ци, не давая возможности и шагу ступить. Казалось, этому не будет конца, пока по округе из неоткуда не раздался жуткий рев, заполнив собой все пространство. Только он заставил Чжу Болина остановить избиение еле живого Цзян Чэна, что продолжал держаться в сознании из врожденного упрямства и приобретенной выносливости. Все незамедлительно переглянулись, внимательно изучая местность, но ничего странного так и не обнаружили, а внезапная тишина неприятно насторожила. Однако только на двоих среди всей толпы это не произвело никакого эффекта. Император предвкушающее поддался вперед, в то время как Ваньинь глядел куда-то в пустоту, совершенно не обращая внимание на происходящую суматоху. Усталость, равнодушие, горе – все разом навалилось на него неподъемной ношей, от чего даже побои не казались чем-то страшным. Цзян Чэн лишь хотел счастья и любви, но теперь все глупые желания канули в бездну, куда должен был упасть и он, но все еще лежит на земле без возможности пошевелить даже пальцем. Хотя, возможно, это в нем говорит элементарная апатия, но разве это важно. Суть от произошедшего не поменялась. Вот только на сей раз у судьбы были другие планы. Каждый, кто в тот момент находился на площади, еле устоял на своем месте, когда со следующим угрожающим ревом разъяренного зверя последовала угнетающая мощная волна Темной Ци, сметая все на своем пути, а в след за ней воздух заискрился, воспламеняясь. По толпе прошелся гомон, когда пламя стало разгораться с пущей силой, а из бездны с грозным рыком выпрыгнул саблезубый тигр, сверкая золотыми глазами. Огромный хищник, точно знающий свою жертву, в один прыжок сбивает Чжу Болина с ног, и тот спасается от острых клыков только вовремя выставленным клинком. Между демоном и тигром завязывается кровавая возня, но внимание толпы было приковано не к ним, а в высокой фигуре в кроваво алом ханьфу, парившей в воздухе с хищной улыбкой на красивом бледном лице. - Вэй Усянь! – прокричал Чжу Болин, изо всех сил отбиваясь от тигра. – Будь ты проклят, тварь! - Уже, - хмыкнул мужчина, выставляя руку в перед, а из пустоты перед глазами изумленной публики появляется та самая Стигийская Печать, что, как все думали, была давно утеряна. На ее зов, вслед за темными нитями Ци из бездны появляется мертвая армия, жутко завывая и рыча. Их уродливые лица вызывали отвращение, а смрад - желание закрыть носы. Однако новоявленного демона такая мелочь совершенно не беспокоила. Опускаясь наземь, он бросил только четыре слова, наконец решившие их судьбу: - Принесите мне его голову, - прозвучал холодящий душу голос, за которым последовал грозный рев покойников, что всей толпой ринулись к Чжу Болину, в то время как Вэй Усянь поспешил к все еще находившемуся в прострации Цзян Чэну. - Родной мой, - бережно взяв несопротивляющегося заклинателя на руки, Вэй Ин болезненно-злобно поджал губы, решая, что растерзание трупами - слишком ничтожная кара для той твари. На Цзян Чэне просто не было лица. Алые отметины от побоев, кровавая дорожка из уголков губ, болезненная бледность. Не таким он ожидал увидеть свое сокровище, из которого словно высосали жизнь. На это было даже физически больно смотреть, потому, осыпая любимое лицо ласковыми извиняющимися поцелуями, Вэй Ин мысленно продлевал чужие страдания глазами своей армии, наблюдая за тем, как в корчится в муках их злейший враг. - Драгоценный мой, А-Чэн, душа моя, прошу тебя, взгляни и прости своего непутевого шисюна, - молил его демон, желая увидеть отклик в родных глазах. - А-Сянь? – хрипло, почти еле слышно прозвучал безжизненный голос и на Вэй Ина снизошло облегчение. - Да, родной, это я, - мягко ведя по влажному виску носом, ответил мужчина, сильнее прижимая к себе Ваньиня. - Как? – казалось, Цзян Чэн задавал эти вопросы совершенно не вникая в их суть, ведь глаза его все еще были так далеки от осознанности. Но для Вэй Ина уже такая мелочь грела душу. - Это уже не важно, золотой мой. Отдыхай. Все закончилось, и совсем скоро мы будем дома, - тихо сказал он, ласково целуя младшего в лоб, пуская в его тело мягкие убаюкивающие потоки Ци. - Дома... – повторил Ваньинь, прежде чем его веки сомкнулись, поддавшись действию заклинания. Возможно, так даже было проще. Демон догадывался, что после его падения хотел сделать возлюбленный, и такое поведение казалось вполне логичным. Тем более, что и Чжу Болин приложил свою руку к его печальному состоянии. Но, как мужчина сказал ранее, все действительно закончилось и больше его маленькому шиди ничего не угрожает. Последний крик нескончаемой агонии, которую демон щедро продлил, наконец стих, а в подношение своему господину была преподнесена изуродованная, в муках оторванная голова врага. Старейшина Илин равнодушным взглядом окинул окровавленное нечто и кивнул своему бестолково мычащему слуге в сторону Императора, что все это время восторженно наблюдал за поистине великолепной расправой. Вэй Ин со своей драгоценной ношей на руках двинулся в сторону своего Владыки под напряженные взгляды демонов и облегченные друзей. Что же, он всегда умел произвести нужное впечатление. Но сегодняшняя победа как никогда вызывала в нем ликование и гордость. Представ перед Императором во всем своем великолепии, демон сделал поклон, насколько позволяло его положение, и кивнул мертвецу, что тут же бросил к ногам Властителя презренную голову. - Этот недостойный приветствует Императора и просит принять в дар голову смутьяна и заговорщика, что  жаждал гибели Владыки. - Хм... – довольно отмечает Император, поднимаясь с трона и медленным шагом спускаясь к своему ново-старому подданному. – Что же, Старейшина Илин всегда радовал нас хорошими дарами. Мы принимаем этот дар и дарим свое прощение Князю Хуа и нашему верному слуге. Полагаю, Ваше Высочество Се Лянь, вы захотите услышать объяснение произошедшему, - обернувшись к мрачному, как сама смерть, принцу, констатировал демон, на что тот молча кивнул. – В таком случае будем ожидать вас завтра на ужине. - Как прикажет Император, - склонившись в поклоне, согласился Се Лянь, отмечая полное спокойствие на лице мужа, которого, как оказалось, уже давно не сдерживала печать, вызывая вполне обоснованное негодование. - Замечательно. Что же касается Старейшины Илин и его избранника, то мы полагаем, что вы захотите как можно скорее оказать дома. И мы даем свое добро, - продолжил демон, складывая руки за спиной. - Император слишком великодушен к этим недостойным, - склонив голову, ответил Вэй Ин, мысленно облегченно выдыхая. - Да-да. Однако мы так же ожидаем увидеть вас двоих на аудиенции, - кивнув на Хуа Чэна и Вэй Ина, сказал тот, - но через три дня. Полагаем, что этого будет  достаточно, чтобы урегулировать личные вопросы. - Разумеется, мы благодарим Императора за понимание и великодушие, - на сей раз ответил Хуа Чэн, стараясь всевозможными способами избегать испепеляющего взгляда супруга. - Так же мы хотим сделать подарок столь прекрасному лотосу. Полагаем, что наш покорный слуга не захочет, что бы его избранник помнил об произошедшем ужасе. Потому мы сотрем память Цзян Ваньиню о произошедшем и о прошлой жизни. Но вместе с тем объединим души его и малыша, в чьем теле он теперь пребывает. Ребенок после нападения уже не жилец, но воспоминания, эмоции, чувства навсегда сохранятся в Цзян Ваньине, что отныне и навсегда является неприкосновенностью для любого из слуг Империи Синь. - Этот недостойный не смел желать большего. Благодарю Императора за благосклонность, - в очередной раз кланяясь, искренне говорит Вэй Ин, наблюдая за тем, как в руках демона появляется золотое свечение, открывая перед взором присутствующих маленькую сферу. «Это была душа малыша А-Чэна» - сообразил Вэй Ин, впервые видя, как на самом деле выглядит душа в своем первозданном виде. Мужчине в какой-то момент стало даже жаль ребенка. Тот был недостоин так печально и безжалостно закончить свой век. Однако сразу за сожалением вспыхнула нежная радость от того, что память о мальчике будет жить в его Ваньине, что, наконец, проживет свою жизнь так, как изначально того заслуживал. Окутанный любовью и бесконечным счастьем. Но не успел он об этом подумать, как Цзян Чэн в его руках испарился на глазах, а вместо ничего не весящего тела в воздухе застыла точно такая же небольшая золотая сфера, что спустя мгновение полетела к Императору. Демон бережно подхватил прекрасную душу, накладывая на нее печать и снимая уже наложенную Вэй Ином. Все же от небольшого подарка этим двоим в будущем никому хуже не будет. После же две души стали единым, озаряя мягким лиловым свечением, возвращаясь к своему истинному. Усянь, так же, как и Император до этого, бережно подхватил любимую душу, ласково улыбаясь, но тут же спохватившись, сделал низкий поклон, исчезая в пространстве. - Что нам делать с армией мертвецов, Император? – сразу же в центр вышел один из генералов, все еще с беспокойством поглядывая на покачивающиеся туши. - Скиньте их в бездну и начните карать мятежников. Сегодняшняя кара станет для всех назиданием, - холодно скомандовало тот, на сей раз уже не садясь на трон, а направляясь со своей свитой во дворец. – Что же, последующие века обещают быть интересными. *** Пристань Лотоса, что раньше пестрила яркими красками, весельем, жизнью и ароматом специй, погрузилась во мрак. Даже самая обыкновенная бродяжка бродила по улицам, низко склонив голову, что уж было говорить о юньмэнцах, что уже как две недели страшились увидеть белый цвет на членах правящей семьи. Казалось бы, юный господин еще жив, хоть и еле дышит, но траур уже настиг всех домочадцев, нагнетая и без того тяжелую обстановку. Чета Цзян хоть и приняла новых членов семьи с распростертыми объятиями, пораженно выслушав рассказ Не Минцзюэ, что все же опустил момент с раскрытием Вэй Ина, но даже две очаровательных юных омеги не смогли хоть как-то смягчить мрак в родительских сердцах. Их дорогое чадо с каждым днем увядало на глазах. Некогда прекрасные иссиня-черные волосы белесо-траурными прядями обрамляли, казалось, безжизненное лицо. Малыш за это время сильно осунулся, больше напоминая скелет, а не пышущего здоровым румянцем на округлых щеках ребенка. Однако при всем этом Юй Цзыюань не могла не улыбнуться, когда каждый раз, стоило только ей отойти, в комнату, шустрой мышью проскакивал очаровательный малыш, что теперь звался сыном Вэй Ина, с охапкой лотосов, которые он неизменно клал возле головы ее сына, приговаривая о том, что ему бы они обязательно понравились и по нему все скучают. Это было до того трогательно, что женщина не раз пускала слезу, садясь рядом с ребенком, рассказывая обоим детям разные история, надеясь, что ее мальчик их слышит. Был еще один ребенок, хотя более правильным его стоило называть юношей. Мэн Яо поражал своей красотой, мягкостью и внимательностью к нуждам других. За это время он успел стать незримой опорой Фэнмяню, ставшего чрезмерно рассеянным. И это была лишь малая часть достоинств юного омеги. Поразительно, но этот мальчик с первого взгляда медовых глаз умудрился покорить неприступного Не Минцзюэ, что, кажется, признал в нем свою пару, однако Яо никак не выделял мужчину среди остальных, всем своим видом показывая обеспокоенность об избраннике своего благодетеля. Разумеется, Донгэй уже успел поделится с новым другом о привязанности своего нового родителя. В таком размеренном темпе была прожита столь тяжелая для всех неделя. Да, дети скрашивали будни опечаленных родителей, но апатия все больше и больше окутывала их сердцах. Пока в один из дождливых вечеров в обеденной зале, где собралась все семья, включая все еще гостившего в Юньмэне главы Не и новых жильцов, буквально из неоткуда не появился Вэй Ин. И без того царившая в помещении тишина стала практически невыносимой. Супруги и Не Минцзюэ с удивлением взирали на совершенно здорового и, казалось, еще больше повзрослевшего Усяня, пока давящее молчание не разбил радостный крик малыша Донгэя, что практически сразу бросился в объятия к отцу. - Папа! – воскликнул ребенок, которого тут же подхватили сильные руки, крепко обнимая. – Почему ты так долго? - Прости, баобэй, папе пришлось сильно постараться, что бы наша семья вновь могла улыбаться, - ласково ответил ребенку мужчина, целуя того в румяную щеку. Однако вся нежность с его лица быстро улетучилась, уступая место серьезности. – Объясню все после, - обратился он к все еще молчавшим старшим, - где А-Чэн? И только упоминание сына заставило супругов прийти в себя, подскочив со своих мест, и так же, как ребенок ранее, броситься к Вэй Ину. - Он совсем плох, - всхлипывая, сказала женщина. - Мы уже не надеялись... – подхватил жену Фэнмянь, но был перебит Вэй Ином: - Все после. Где он? Не сказав больше ни слова, глава Цзян быстрым шагом направился к опочивальне сына, и Усянь, поставив ребенка на землю, поспешил в след за ним. Блуждая по бесконечным коридорам, демон чувствовал, как волнение подступает к горлу. И пусть в его груди билось зачарованное сердце, но даже оно пустилось вскачь, стоило только им зайти в окутанную мраком комнату, где в дальнем углу на кровати за полупрозрачным занавесом лежало его маленькое сокровище. Не медля ни секунды, Вэй Ин подлетел к ребенку, ужасаясь его внешнему виду и в который раз проклиная душу Чжу Болина, которую, как о уверен, будет ожидать множество мук, ведь Император никогда не прощал предательств. Опускаясь на колени перед малышом, мужчина подносит к еле вздымающейся груди руку, из которой появляется мягкое золотое свечение, а после исчезает, яркой волной пробегая по телу Цзян Чэна. - Что это было? – тихо спросил подошедший Фэнмянь, боязливо наблюдая за состоянием сына. - Украденная душа, - так же тихо ответил демон, как и глава Цзян, не отводя глаз от малыша, страшась упустить любое изменение. - Мы навеки в неоплатном долгу перед тобой, - сказал мужчина, падая на колени перед воспитанником, хватая подол его кроваво алых одежд.   - Дядя Цзян, прекратите это! – тихо воскликнул Усянь, поднимая дрожащего от слез мужчину с колен. – Я, как и вы, безмерно люблю А-Чэна. И было бы предательством с моей стороны, если бы я сидел сложа руки, когда моя драгоценная семья страдает. Я клянусь вам, что все обидчики были наказаны должным образом и продолжают страдать. Больше никто не посмеет тронуть А-Чэна, в этом я торжественно клянусь. - Спасибо...спасибо... – сипит мужчина, вытирая слезы, но тут же замирает, благоговейно наблюдая за тем, как начало изменяться состояние ребенка. На лице обоих мужчина появилась улыбка, что говорила намного больше, чем простые слова. И если у Фэнмяня она была не верящей, восхищенной и облегченной, то у Вэй Ина же она означала безграничную любовь и трепетное ожидание. Цзян Чэн на глазах преображался, приобретая привычную детскую пухлость и здоровый румянец. Жуткие синяки и ссадины исчезали с молочной кожи, словно их там никогда и не было, а белесые волосы возвращали свой природный, столь необычный иссиня-черный окрас. Удар сердца. И еще удар, и еще. Демон слышал, как бежала по венам кровь, а легкие наполнялись кислородом, успокаивая мятежное сердце. Осталось лишь одно... Веки, обрамленные густыми черными ресницами, затрепетали, а маленький носик так знакомо насупился, вызывая у мужчины умиление и радость. Ведь их ждало... - Папочка, гэгэ, я так по вам скучал, - прозвучал сонный голосок, а из грозовых глаз потекла хрустально чистая слезинка, обрамленная мягкой улыбкой на очаровательном детском лице.