Лотос Старейшины Илина

Поразительно, как скоро изменилась атмосфера в Юньмэне, стоило только жителям узнать о выздоровлении юной госпожи. Пристань Лотоса как по щелчку преобразилась, возвращая привычные пестрые краски, задорную музыку и радостный настрой. Оно и понятно, когда столь долго над Орденом нависали темные тучи. Но теперь горе позабыто, а вместо него наступила череда празднеств, которых так не хватало. В честь выздоровления сына Глава Цзян объявил трехдневное пиршество, озаряя подчиненных яркой улыбкой. Нужно сказать, что и извечно сдержанная Госпожа Юй поддержала настрой супруга, благосклонно отменив на эти дни любые тренировки, посвящая все свое внимание Цзян Чэну, как никогда утопающему в безграничном внимании. Ребенок цвел майской розой, радуя близких здоровым румянцем, блеском в глазах и хорошим аппетитом. Женщина любовно оглядывала свое чадо, в то время как сам Ваньинь не мог выбрать, с какого блюда хотелось больше начать. Это было поистине забавное и одновременно умилительное зрелище, от которого приятно щемило в груди. Супруги впервые за столь тяжелое время, наконец, смогли облегченно выдохнуть. Беда миновала, однако это не помешало Фэнмяню усилить охрану, ужасаясь, насколько Юньмэн был беззащитным как от козней нечисти, так и от людей. В то время как Цзыюань приставила к ребенку своих верных служанок, что теперь не отходили от юного господина ни на шаг, даже если он оставался в покоях. И только Вэй Ин в столь счастливо-безумном переполохе оставался собой, спокойно наблюдая за происходящим, без какой-либо возможности подобраться к своему сокровищу поближе. Бесконечное столпотворение возле постели Цзян Чэна раздражало, но демон молчал, прекрасно понимая, что могло быть и хуже. Потому, пока маленькая драгоценность была для него недоступна, мужчина посвятил все свое внимание сыну и Мэн Яо, с бесконечным обожанием заглядывающим ему в рот. В такой суматохе пролетели два дня. И если в самом начале Цзян Чэну даже нравилось столько внимания, ведь от изобилия игрушек и сладостей ломились столы, то совсем скоро все стало жутко надоедать. Он, как и любой другой ребенок, был непоседой, а не выходить из комнаты ближайшие три дня, когда все праздновали, запуская фейерверки, танцуя и гуляя по улицам, для Цзян Чэна оказалось сущим наказанием. После пробуждения его осмотрел лекарь под бдительным надзором взрослых, в особенности Вэй Ина, разве что не рычащего в сторону бедолаги лиса, Цзян Ханг одобрил состояние юного господина, но настоятельно рекомендовал соблюдать постельный режим, чем до глубины души возмутил мальчика. Однако делать было не чего, особенно когда родители словно с цепи сорвались, стараясь окружить чадо удушливой заботой, находясь с ребенком даже ночь. И возможно, с последним Ваньинь смог бы примериться, учитывая последние события, которые он помнил отрывками, да и он сам был счастлив любому родительскому вниманию, ведь безумно их любил, пока в поле зрения не попали два новых лица, одетые в их клановые одежды. Двое мальчиков, один из которых выглядел чуть старше сестрицы, а второй, скорее всего, был его одногодкой, вызвали в юном господине море разных чувств, сложно отобразившихся на детском лице. В первый день своего «заключения» после пробуждения он их не видел, но зато познакомился во второй, когда в комнату, где с утра пораньше уже столпилось куча народу, закидывая бедолагу обилием вопросов, с гордо поднятой зашел сначала Вэй Ин, а после и двое мальчиков, за которыми радостно вбежали щенки, прыгая на постель к своему маленькому хозяину. Счастливый Цзян Чэн не сразу обратил на новых гостей внимание, полностью поглощенный своими собаками, которых он думал, что больше никогда не увидит. Но стоило поднять глаза вверх, как мальчик пораженно застыл, наблюдая за тем, как ласково гэгэ треплет чужие белесо-серебристые локоны. В тот момент Ваньинь еще не знал, от чего так неприятно кольнуло в сердце, списав все на коготки Принцессы. Но неприятное чувство все же остался. С мальчиками они толком так и не познакомились. Однако теперь они не были для Цзян Чэна незнакомцами. Старший, преподнеся юному господину в подарок красивых бумажных бабочек, очаровательно улыбаясь, представился как Мэн Яо. У юноши был приятный голос и миловидная внешность, приковывающая глаз. И если Мэн Яо приглянулся Цзян Чэн сразу, то вот с мальчиком дела обстояли похуже. Первой мыслью Ваньиня, стоило только Вэй Донгэю несмело подойти к нему, подталкиваемый любопытством и твердой рукой Вэй Усяня, с которого Цзян Чэн не сводил пристального непонимающего взгляда, ведь тот был так нежен и заботлив в отношении этого мальчика, что маленьким хвостиком следовал за мужчиной, о том, какой тот необычный. Ведь Донгэй действительно имел необычную красоту. Второй же стало любопытство, когда тот протянул ему маленький мешочек, в котором Ваньинь с удивлением обнаружил жаренные семена лотосов. И третей, что последовала чуть позже, стала необъяснимая ревность. Ведь этот мальчик буквально не отлипал от гэгэ, забирая все его внимание на себя, в то время как к нему Усянь толком не подходил, а только наблюдал со стороны, уступив место его семье. Даже тот юноша предпочитал находиться в стороне, с мягкой улыбкой и хитринкой в глазах наблюдая за тем, как стали разворачиваться события. Возможно, Ваньинь смирился бы с проявлением чужой тактильности к Его гэгэ, если бы Вэй Ин, выслушав все рекомендации лекаря, что как раз находился в его покоях, не покинул комнату вместе с этими двумя, оставляя совершенно растерянную пару на растерзание старших. Цзян Чэну показалось, что он задыхается от такой несправедливости. Все хорошее настроение как рукой сняло. И даже последующее объяснение сестрицы о том, кто эти двое, не смогли поправить положение. Ваньинь пыхтел сердитым ежом под успокаивающее воркование сестры и радостный лепет диди, но от чувства предательства и обиды так и не избавился, а скорее укрепился. Надежда на эту ночь, когда Ваньинь смог бы привычно пригреться под боком Вэй Ина, вновь с треском провалилась. Усянь в очередной раз так и не пришел, а вместо него с ним снова заснули родители, крепко обнимая неожиданно опечаленного сына. Цзян Чэн честно был счастлив, когда мама ласково поцеловала его в щеку, а отец - в лоб, но чувство непонятного одиночества только сильнее укоренялось в сердце. Ваньиню казалось несправедливым, что он так честно ждал своего гэгэ, стараясь быть послушным даже в тот злополучный день, а мужчина только лишь в самом начале ласково погладил его по голове, бережно обнимая, больше не подходя и не притрагиваясь. От этого становилось так обидно, что хотелось позорно разрыдаться. И Цзян Чэн честно терпел, но он внимательного взгляда старших, разумеется, не ускользнула чужая печаль, потому Фэнмянь, обеспокоенный состоянием своего малыша, что был непривычно тих, не смог более молчать, решая затронуть щекотливую тему. - Что случилось, цветочек? – мягко поинтересовался мужчина, нежно погладив сына по голове. Мальчик на это только отрицательно покачал головой, не желая тревожить родителей, но настойчивая рука, бережно обхватившая его подбородок, приподнимая и лишая любой возможности к отступлению. – Сыночек, мы же с мамой видим, что тебя что-то беспокоит. - М-ым, - вновь мотая головой, промычал мальчик, в то время как на глаза наворачивались слезы. Так хотелось поддаться, но он стремился стать равным гэгэ, а значит, не должен плакать и жаловаться. - Нам очень больно, когда тебе грустно, - поддержала супруга Юй Цзыюань, обнимая их крошку со спины. – Не держи все в себе. Поделись с нами, и, может быть, мы найдем решение твоей печали. - Мы тебя всегда поддержим, котенок. Ну же, что случилось? Между двух тел раздался душераздирающий всхлип, обозначающий полную капитуляцию, а после грудь мужчины со всей силы сдавили крохотные ручки в желании как можно ближе оказаться рядом с отцом. - Папочка, мамочка... – всхлипнул малыш, прижимаясь к родителям, окутавших его со всех сторон смешавшимися ароматами и теплом надежных рук. – Мне так плохо, так плохо, - залепетал сквозь слезы Ваньинь. - Что такое, звездочка моя? Где тебе плохо? – ласково спросила женщина, мягко зарываясь в распущенные волосы сына, осыпая плечики сына нежными поцелуями. Боги, еще совсем недавно она уже и не надеялась, что будет вот так вот лежать и слушать голос своего ребенка, ощущая под ладонью мерное сердцебиение и тепло маленького тельца. Как и любая мать, она желала только самого лучшего для своих детей, воспринимая их боль как свою собственную. Потому у нее сердце разрывалось от каждой пролитой слезинки и жалобных всхлипов. Ведь ее А-Чэн должен светить ярким солнышком, не зная боли и горя. Однако в сложившейся ситуации Мадам Юй догадывалась, в чем заключалась причина столь горьких слез ее сокровища, вызывая на губах женщины мягкую, понимающую улыбку. Они сами попросили Вэй Ина отдать им эти три дня, что бы окружить ребенка заботой, давая возможность мужчине разобраться со всеми своими проблемами, за что он был благодарен, но губы все же в разочаровании поджал, так ничего и не сказав, покорно отходя в сторону, прекрасно понимая, что семье есть о чем поговорить. Вот только ее маленький А-Чэн ведь не мог знать, чего желали взрослые, а тут еще и новый мальчик, что не отходил от Усяня. Разумеется, их солнышко могло решить, что о нем позабыли. И в этом была исключительно их вина, ведь они не доглядели и вовремя не объяснили, заставляя ранимое сердце сжиматься от тоски. - Я больше не нужен гэгэ, - горько заключил ребенок, орошая слезами ночную рубашку отца. - Ох, звездочка... - Он меня больше не любит, у него теперь есть другой...мхм...другой...уууу... – так и не договорив столь страшную мысль, что так и вертелась целый день в голове, пуще прежнего разревелся Цзян Чэн. Супруги на столь громкое высказывание их очаровательного ребенка только снисходительно улыбнулись. Вэй Ин был последним человеком на этой земле, кто бы так поступил с Ваньинем. Как бы Фэнмянь не допытывал своего воспитанника, но тот на отрез отказался рассказывать, что же на самом деле произошло и чего ему стоило возращение А-Чэна обратно к семье. Мужчина не соврал, когда сказал, что они в неоплатном долгу перед ним. Вот только воспитанник продолжал оставаться глухим к чужим словам о возврате долга, отмахиваясь от любых разговоров, как от назойливых мух. Сказать по правде, Усянь в целом сильно изменился за те две недели, что заклинатель отсутствовал в Юньмэне. Мужчина стал более молчаливым, менее эмоциональным, хотя и до этого был слишком сдержан, однако сейчас он вел себя так, словно совершенно не нуждался в эмоциях. Лишь глядя на детей, уголки его губ могли приподняться в мягкой улыбке, но не более. Даже его аура стала какой-то тяжелой, но от того не менее мощной. Складывалось ощущение, что заклинатель подавлял духовные силы, что так и норовили выскользнуть наружу. Это показалось странным не одному ему. Минцзюэ, что еще с самого приезда с детьми стал до странного задумчив, после возвращения Усяня начал вести себя с ним достаточно настороженно, что опять же вызвало множество вопросов, на которые хотелось получить вполне реальные ответы. Но пока им приходилось довольствоваться тем, что есть, надеясь, что после праздников им таки удастся серьезно поговорить. Однако проблемы взрослых никак не должны касаться детей. Потому Фэнмянь поспешил успокоить сына: - А-Чэн, наш хороший, наш любимый, наш самый лучший мальчик. Поверь мне, Усянь безмерно тобой дорожит и всегда будет любить. Это он вернул тебя к нам, не страшась взглянуть опасности в лицо. Это он сейчас стоит в стороне, хоть и безумно жаждет вновь находиться рядом, ведь потому, что мы об этом его попросили. Мы так испугались, что больше никогда не сможем обнять наше сокровище, что эгоистично позволили себе единолично завладеть твоим вниманием, ласточка. Прости нас с мамой за это. Но никогда не смей сомневаться в любви Усяня к тебя. - А что же касается Вэй Донгэя, - подхватила дальше Цзыюань, переключая внимание сына на себя, – то теперь он новый член нашей семьи и сын Усяня. - Раз он сын Ин-гэ, то разве он не должен теперь любить его больше, - все еще убежденный в своих словах, продолжил Цязн Чэн, на что получил ласковый поцелуй в мокрую щеку. - Конечно нет, - засмеялся Фэнмянь, обнимая жену и ребенка. – Вот скажи, кого из вас троих мы с мамой любим больше? Что же, вопрос с подвохом произвел нужный эффект. Внимание детей так легко перевести на что-то другое. И вот уже потоки слез постепенно прекращались, а беспросветная грусть сменилась до того забавной сосредоточенностью и очаровательной складкой меж бровей, словно Цзян Чэн не над вопросом думал, а над военной стратегией. Их сын действительно до невозможного очаровательный. Янли же в его возрасте была другой. Всегда мягкая и спокойная, она никогда не поднимала столь сложных для детского понимания тем, увлекаясь живописью и кулинарии. Их дочь чуть ли не с пеленок можно было отыскать на кухне, ведь А-Ли так любила готовить и радовать своей стряпней семью. А-Чэн же был другим. Но дети и не должны быть как под копирку похожими друг на друга. В этом заключалась индивидуальность, что во взрослой жизни несомненно поможет закрепиться в обществе. - Никого? -  после долгих серьезных раздумий скорее спросил, чем ответил Ваньинь. - Верно. Мы любим вас одинаково сильно, потому что вы наши дети, - подтвердила женщина, вытирая с покрасневшего личика оставшиеся дорожки слез. – Так и Усянь любит вас одинаково. Правда, все же тебя сильнее, - заговорщицки подмигнула Цзыюань, став осыпать ребенка поцелуями. - Мамочка! – наконец засмеялся Ваньинь, млея от счастья. - Да, мое солнышко, - в тон ему ответила женщины, заключая сына в объятия. – Вот увидишь, малыш Донгэй тебе очень понравиться. Он очень добрый и вежливый ребенок, который станет преданным другом и старшим братиком. - Он меня старше? – тут же отозвался мальчик, переводя заинтересованный взгляд то на отца, то на мать. - Ему уже одиннадцать. Поэтому, когда наступит твое время, то он тебе поможет и расскажет, как следует правильно обращаться. - А какой он зверь? Он он омега или альфа? А вы уже видели его обращение? – позабыв былую грусть, стал он осыпать родителей вопросами. Супруги весело рассмеялись, радуясь, что смогли убедить сына не печалиться. И все же каждый из них принял решение, что завтра они уступят Вэй Ину его законное место, ведь истинные пары любые изменения ощущали более остро, чем стоило. Возможно, этих слез удалось избежать, если бы Цзян Чэн изначально находился подле Усяня. Но раз уж обстоятельства так сложились, то им всем следовало чаще говорить о том, как они любят А-Чэна. Ведь как оказалось, их цветок более хрупкий и нежный, чем старался казаться. А они хотели, что бы каждый ребенок говорил открыто о своих чувствах, не надевая не принадлежащую им маску на лицо. - Все завтра, звездочка. - Ну, папа-а, - заканючил мальчик, но быстро прекратил, когда по его носику легонько стукнули пальцем. - Завтра Донгэй к тебе придет и все тебе расскажет, вот увидишь. А сейчас закрывай глазки, и пусть тебе приснится маленький котик, что живет на луне и любит звездное молоко, - успокаивающе тихо сказала женщина, одновременно с мужем целуя ребенка в разные щеки, засыпая со счастливыми улыбками на лицах.