***
С трудом усадив друга в такси, Хэин сел рядом и продиктовал адрес. Он никогда раньше не был у Чонсока в квартире, которую он снимал с ещё двумя другими студентами, поэтому выпытывать место пришлось силком. Сам парень был в полусонном состоянии, лишь что-то бормотал, продолжая глотать слёзы и шмыгать носом, и всячески отказывался покидать поминальный зал. — Я ей не сказал про твою работу, — произнёс он, когда они, наконец, сели в салон машины, и откинул голову на спинку сидения. — Прости, Хэин. Я не должен был тебя обвинять. — Я всё равно виноват, — ответил Хэин, не поворачивая на него головы, и продолжал смотреть, как в окне здания сменяют друг друга в движении. — Нет, это не так. Прекращай винить себе во всех бедах. Нуна этого не хотела бы, — проговорил Чонсок, еле дыша. Хотелось вывернуться наизнанку и перестать уже ощущать, как внутри всё горит от неприятных чувств. — Да что ты знаешь, чего бы она хотела? — нервно усмехнулся Хэин, не желая сейчас вести этот разговор. — Ты прав. Я почти её не знал, — согласился Чонсок и рассмеялся. — Я, блин, думал её дочери-школьнице не больше десяти лет, — произнёс он, усиливая громкость своего смеха. — А, оказалось, что её дочь — Джису, у которой самой ребёнок. Я так охренел, когда увидел её в больнице. — Прекрати, хён, — раздражённо буркнул Хэин, поворачивая взгляд к другу, который вытирал ладонями измазавшееся в слезах и соплях лицо, но не останавливал своего нервного смеха. Ему становилось неприятно от мыслей о том, что Джию была той самой женщиной, из-за которой Джису пришлось столько страдать. Девушка часто ему рассказывала о ней в негативном ключе, и он не мог сопоставить два образа друг с другом. Для него сейчас погибшей была лишь Джию-нуна, а не женщина, которая соврала Джису о ребёнке, отдав его семье Джехёна, и которая последние несколько дней пыталась свести дочь с самим парнем. С тем самым, что предал её. Джию-нуна, которую знал Хэин, не могла так поступить с дочерью. — Я вот думаю, она же жаловалась на свою дочь. Получается, она говорила о Джису, — продолжал свои выводы Чонсок, полностью опуская боковое стекло. Прохладный ветер его постепенно отрезвлял, и он уже планировал, как, придя домой, вновь пригубит бутылку соджу. Ему совсем не хотелось сейчас возвращаться в жестокий трезвый мир. Он даже подумывал попросить Хэина поделиться какими-нибудь колёсами, которые помогут ему перестать чувствовать что-либо. Потому что единственное, что он мог сейчас ощущать, — это обиду за то, что он не смог ей вовремя признаться. Как бы сильно он не вливал себя обжигающее горло алкоголь, из головы никак не выходил момент, когда он зашёл в комнату отдыха персонала, чтобы, наконец, сказать ей, что он влюблён в неё и хочет пригласить на свидание. Чонсок был уверен, что сделай он это на пять минут раньше, он смог бы предотвратить её смерть. — Нуна была расстроена последние несколько дней, ты это и сам видел… И часто требовала у тебя дозу, — всё говорил он, словно вёл мысли вслух, и не замечал того, как Хэин начинает злиться. Тот понимал, что Чонсок, как и он сам, хочет ещё кого-то обвинить в смерти женщины, но он не позволит другу взвалить вину на его Джису. В этом несчастии и без неё слишком много факторов и виновных. — Если ты сейчас не заткнёшься, я сделаю это самолично. И поверь, тебе этот способ не понравится, — процедил он через сжатые зубы и повернул злобный взгляд на парня, который сглотнул слюну. Показав пальцем, что закрывает рот на замок, Чонсок вжался в сидение и попытался вспомнить красивую улыбку Джию, в которую влюбился с первого взгляда. Да, он плохо её знал. Они успели пообщаться всего ничего за те пару месяцев, что Чонсок подрабатывал в клубе, но тогда почему он ощущает себя так, словно ему отрезали часть тела?26.
23 февраля 2023 г. в 13:36
Хэин не стал заходить в комнату с алтарём, так как боялся, что, увидев вновь фотографию Джию с ленточкой у рамки, он не сдержит своих эмоций и там же разрыдается. Поэтому он прошёл в столовую, надеясь хотя бы издалека проследить за Джису, пока полностью не сможет себя контролировать.
В столовой комнате почти не было людей. Лишь две девушки, которых Хэин узнал. Они работали с Джию в клубе и один парень, перед которым стояло несколько пустых бутылок из-под соджу. Густая шевелюра друга выдавала его, и парень не сразу решился подойти к нему. Здравый смысл твердил ему поговорить с Чонсоком, чтобы обсудить то, как они оправдаются перед Джису о том, откуда они знают её мать. Но он не мог поступить с ним так жестоко. Даже смотря на его спину и то, как он без остановки наливал себе и сразу же осушал стопку, Хэин застывал на полпути.
— Хён, — позвал он парня, кусая губы, и сжимал кулаки, помогающие ему держаться.
Чонсок медленно повернулся к нему лицом, которое было красным и влажным от слёз, и затуманенным от сильного опьянения посмотрел на друга.
— Явился-таки, — тихо усмехнулся он и попытался встать.
Криво пошатавшись на месте, он умудрился кое-как прошагать к Хэину, который глубоко дышал в ожидании. Что бы сейчас не сделал Чонсок, он примет это.
— Как ты посмел появиться тут? — громко спросил он заплетающимся языком и замахнулся слабым кулаком, который лишь ломал воздух.
— Ты не представляешь, как мне жаль, — ответил Хэин и продолжал бездвижно стоять, когда последовал следующий замах кулаком, в этот раз достигшим цели. Неслабый удар коснулся челюсти парня, который продолжал кусать губы и принимать злость друга. Он заслужил всё, что Чонсок сейчас захочет с ним сделать.
— Нет, не представляю! — крикнул он, хватаясь за воротник футболки Хэина, и наматывал ткань на кулак так, чтобы Хэин не смел прятать от него виноватого взгляда. — Я любил её всем сердцем, а ты взял… взял… агрх!
Хэин молчал, ведь не знал, существует ли вообще слова, способные хоть как-то унять боль друга. Если даже существует, то любое утешение из его уст в этом не помогут. Чонсок прекрасно знал, кто убийца Джию.
— Хён, пожалуйста, только не здесь, — прошептал Хэин, замечая то, что они начинали привлекать внимание посетителей и персонала. — Только не при ней, — добавил он, взглядом умоляя его успокоиться и хотя бы пожалеть Джису. Она не переживёт, если сейчас всё узнает.
— Я должен был остановить нуну, — пробормотал Чонсок, заливаясь новой волной слёз, и захныкал, как маленький ребёнок, продолжая держать друга за воротник. — Я мог это сделать, но не сделал.
— Что вы тут устроили?! — сердито спросил у них Джехён, резко подошедший к парням, и менял взгляд от одного к другому. Он так и не смог понять, кем был этот Чонсок, который приехал в больницу вместе с одной из коллег матери Джису и за всю ночь ни разу не покинул здание. И ему совсем не нравился тот факт, что Хэин был с ним знаком. Что-то тут было неладно.
— Ты не вмешивайся, — коротко ответил ему Хэин, аккуратно убирая пальцы друга с футболки, и хотел бы ещё что-нибудь добавить, чтобы выплюнуть противные ощущения хотя бы на Джехёна, но, повернув голову, увидел стоящую в проёме двери Джису.
Девушка с волнением в глазах смотрела на них, явно задаваясь тем же вопросом. Он в который раз почувствовал себя виноватым перед ней. Как бы сложно ему сейчас не было находиться рядом с Джису, Хэин обязан сохранять хладнокровность. Хотя бы ради того, чтобы какой-то там Джехён не разнимал его и не вёл себя так, словно ему единственному важна Джису.
— Детка, — прошептал он себе под нос и, не замечая того, как Чонсок еле держась на ногах, поковылял к своему столику, чтобы продолжить оттуда, откуда прервался, подбежал к ней. — Прости нас. Хён сильно перебрал, — оправдывался он, обнимая девушку, которая принимала тепло его тела и утыкалась лицом в его грудь.
Джису подняла на него голову и недовольно сжала губы. У неё получилось успокоить слёзы и перестать истерично плакать, но захотелось вновь зарыдать, когда она увидела очередную свежую ранку на его губе. Хэина продолжали калечить, даже если он ничего не делал.
— Почему Чонсок-оппа ударил тебя? — спросила она, нежно касаясь кровоточащей губы, и аккуратно провела по ней пальцем.
— Он был в неё влюблён, — честно признался Хэин, желая хоть в чём-то ей не врать, — поэтому был сильно расстроен. Мне, наверно, надо отвезти его домой, — произнёс он, но не мог даже выпустить слабое тело девушки из объятий.
Джису сейчас выглядела более успокоившейся, и он боялся, что без него она вновь отдастся воле слёз, доводя себя до потери сознания. Он знал, как она может истязать себя до такого состояния, и не может позволить ей так себя мучить. Особенно когда он был во всём этом виноват.
— В маму? — грустно усмехнулась она и повернула голову к портрету родительницы, продолжая улыбаться и глотать редкие слёзы.
Чонсок был слишком молод для неё, но какая сейчас разница. Джису всё равно было приятно знать, что хоть кто-то любил её мать. Как оказалось, сама она была слишком плохой дочерью, раз мать, не подумав о ней, так беспечно употребляла наркотики. Девушка ощущала вину перед родительницей, ведь она наговорила очень мерзкие слова в последнюю их встречу. Она надеялась, что хотя бы Чонсок, казавшимся позитивным парнем, заставлял её мать улыбаться.
— Почему твой друг говорит, что вы втроём работали в одном месте? — Джехён подошёл к ним, не вынося того, что Джису опять обнимает этого оборванца, который даже на поминках её матери сумел чуть было не подраться. Он никогда не сможет смириться с её выбором.
— Что? — удивилась Джису, отходя чуть назад, чтобы вглядеться в побледневшее от волнения лицо Хэина.
Она не знала, как именно он познакомился с Чонсоком, и могла лишь догадываться о том, что, скорее всего, тот также работал в службе доставки. Но её мать работала в клубе, в этом не было сомнений, так как она один раз приходила к ней туда. Атмосфера в помещении была настолько отвратительной, что это был её первый и последний раз.
Хэин видел недоверие в глазах девушки и готов был тут же прибить друга за его бескостный язык. Надо срочно отвезти его домой, ведь пьяный и расстроенный Чонсок был болтливее трезвого и более или менее адекватного.
— Он говорит, что он бармен в клубе, в котором работала госпожа Ким, — продолжил Джехён, скептично скривив бровь, — а ты доставлял туда еду.
Хэин облегчённо расслабил сжавшиеся от волнения кулаки и виновато посмотрел на спину друга, который даже в пьяном состоянии не выдал его род деятельности.
— Ты знал мою мать? — спросила Джису дрожащим голосом и смотрела на парня с надеждой в глазах.
Он не мог признаться ей в том, что был с ней знаком, как бы ему не хотелось рассказать, какой Джию была замечательной. Ведь появятся вопросы, и мерзкая правда раскроет свои крылья, сметая взмахами всё на своём пути. Хэин отрицательно покачал головой и повернул хмурый взгляд на Джехёна, который продолжал косо на него смотреть в недоверии.
— Нет, к сожалению. Я не успел с ней познакомиться. Но я знал, что хён влюблён в красивую и добрую Джию-нуну. Я честно не знал, что твоя мать работала в том же клубе, куда я часто доставлял еду, — ответил он, глотая комки сдерживаемых слёз, которые ни в коем случае не должны выдавать его терзающее изнутри чувство вины за очередную ложь.
— И в какой фирме ты работаешь доставщиком? — всё не унимался Джехён, продолжая испепелять Хэина настороженным взглядом, и всё ещё сомневался в том, что тот ни разу не столкнулся с женщиной во время работы.
— Джехён, прекрати, — строго перебила его Джису, посмотрев на него исподлобья.
Ей хотелось вернуться в комнату с алтарём, сесть у стены, положив голову на крепкое плечо Хэина, и заснуть, смотря на фото матери. Увидеть её во сне и в последний раз поговорить с ней. Попросить прощения, сказать, как ей жаль, что она была плохой дочерью и заставила решать за неё её ошибки. Пообещать ей, что она сделает всё, чтобы Дальби не было так же трудно, как им вдвоём.
Но сейчас в Хэине нуждался ещё один человек. Поэтому она нехотя отошла назад и взяла его за горячую ладонь. Грубоватая кожа, всегда изуродованная ранами и мозолями, помогали ей согреть собственные ледяные ладони, поэтому она несколько секунд позволила себе понежиться в их тепле.
— Тебе нужно отвезти Чонсок-оппу домой. Он с ночи сидит тут, — произнесла она, так как было невыносимо видеть парня в таком состоянии. Ей казалось, что он олицетворяет мрачное состояние, которое творилось у неё внутри, отчего становилось лишь сложнее тут находиться.
— Я не оставлю тебя одну, — сразу же ответил он, берясь за её вторую ладонь. Хэин не мог позволить себе уйти, когда Джису так сильно нуждалась в нём.
— Она будет не одна, — вмешался Джехён, хмуро уставившись на одноклассника, и чудом сдержался, чтобы не обнять девушку за плечи. Его остановили от этого догадки о том, что это движение может взбесить Хэина.
— Я не оставлю тебя с ним, — саркастично повторил он, демонстративно делая ударение на последнем слове, и ненавистно посмотрел на Джехёна.
— Пожалуйста, Хэин. Со всё будет хорошо, — устало проговорила Джису и, не стесняясь присутствующего рядом бывшего, прижала его ладони к груди.
Джехён, на самом деле, очень ей помог. Привёл в больницу, говорил с врачами, помог организовать поминки, за которые заплатили его родители. Они сами не стали задерживаться тут, и Джису понимала причину этого. Влиятельный дипломат и его жена не будут оплакивать какую-то безызвестную бедную официантку. Поэтому она удивлялась тому, как так получилось, что Джехён ни на шаг от неё не отходил, не покидая алтарную комнату даже ради того, чтобы покушать. Он также взял на себя ответственность за то, чтобы отпросить Джису от уроков в школе и в академии. Из-за этого она ощущала, как сильнее возрастает её долг перед ним, за которым, она боялась, он когда-нибудь потребует расплаты.
— Я обязательно вернусь, — ответил Хэин, сжимая ладонями её щёки, и внимательно вгляделся в покрасневшие глаза, пытаясь её убедить в правдивости своих слов, хоть и сам не был в них уверен. Хэин боялся, что может в любой момент сбежать, либо в страхе не осилить всю ту вину, которая ни на секунду не прекращала разъедать его изнутри, словно шипящая кислота, либо для того, чтобы защитить девушку от себя.
Иногда в голове появлялись редкие мысли, что ей было бы лучше с Джехёном, с отцом её дочери, ведь кроме неё у них намного больше общего. Да и семья парня может обеспечить ей хорошее будущее. Но лишь на секунду. Он быстро их отгонял, потому что был слишком эгоистичным, чтобы добровольно отдавать любимую девушку недостойному её мерзавцу.
— Хорошо, — кивнула она, накрывая его ладони своими, и на мгновение закрыла глаза, желая сейчас оказаться в любом другом месте, где будут лишь они вдвоём без печальных истязающих душу мыслей и переживаний.