***
— эй, серег, мне кажется ты перегибаешь. — кусакабе нахмурился, сводя темные густые брови к переносице. — это уже не смешно, это уже выглядит по-пидорски. — темноволосый отдергивает парня за плечо. — че ахуел? — сережа, до этого наступая массивным фирменным кроссовком на грудь хилого парня, отходит, убирая потряхивающие от агрессии холодные руки в карманы. носом зарывается в ворот олимпийки, с тремя белесыми полосками на рукавах. волосы его собраны в хвост под черной шапкой, а широкие темные спортивки были на размер больше. — по-твоему, я не знаю, что делаю? — грубит, оставляя несчастного юношу, до которого они докопались в этот раз. сережа - красивый и сильный парень, хам до ужаса, без разбора любит издеваться над теми, кто послабее будет. он жестоко сломлен смертью матери, и учится из-за этого плохо, на отъебись, проще говоря. он агрессивный, особенно после каждого избиения отчима. рычит не хуже зверя, запертого в клетке, а друзья все больше и больше сомневаются в нем, не понимая, что в нем ломается что-то звонкое, с хрустом таким. — эй, чурка ебаная, подойди сюда. — акума цепляет из толпы парня, уводя за собой в переулок. — сфоткаешь нас? мы тя трогать не будем. — юноша встает между трех парней. темноволосый миша закидывает ему руку на плечо и рядом стоящему вадиму. что-то бурчит под нос, после смотрит в камеру, улыбаясь. их четверо. друзья, которые всюду вместе, друг за друга горой - вадим, миша, максим и сережа. все разные, по своему индивидуальные, нашедшие общий язык, что удивительно. — в-все.. — курсед протягивает чужой телефон владельцу, заикаясь, сквозь черную челку смотрит на парней, трепетно заглядывается лишь на одного. томные карие глаза пересекаются со светло-карими, отливающими зеленцой, а дыхание обоих застывает. но только кир чувствует их связь, вновь заикаясь. — че смотришь? можешь уебывать отсюда. или те глаза твои выколоть? — сергей усмехается и смотрит на сделанные фотографии, водя пальцем по экрану своего телефона. тут же постит в свой телеграмм, где из подписчиков разве что друзья и знакомые. кир тоже там есть, поэтому быстро сохраняет фотографию на смартфон, пуская слюни.***
— пожалуйста..прекрати..кир. — тяжелое дыхание сбивается, грудь вздымается вверх, пока юноша над ним нависает, нежно выцеловывая шею. воспоминания пробивают голову, казалось, что где-то он подобное уже чувствовал. страшно понимает, что губы курседа слишком правильно смотрятся на его шее, а поцелуи разжигают на щеках пунцовые узоры, пускающие свои корни по ушам и шее. — вчера из-за тебя планы пришлось изменить, поэтому мы идем сегодня кое-куда. — маньяк ступает коленом между ног темноволосого. — сможешь сам искупаться? или мне за тобой поухаживать. — курсед необычайно добрый и ласковый. тон его тихий и совсем обыденный, хоть и слышны иногда истерические смешки. а замечая на сгибе локтя вспухшие вены, сережа поворачивает голову в сторону прикроватной тумбы, все становится ясно. шприц роняет последнюю каплю на поверхность. — кир..кир, пожалуйста, ты меня слышишь? — акума прикладывает ладони к щекам парня, дергая сцепленными наручниками кистями обоих. — т-ты..— чужие зрачки расширены, которые еле фокусируются на предмете обожания. — я люблю тебя. ты не представляешь, как сильно. — кир вновь ласкается щекой о чужую ладонь, прикрывая глаза. в них лопаются капилляры, а слезы накатывают все больше. держится. поджимает губу, укладываясь на тело полностью. — не бросай меня. — расскажешь мне всю правду? скажи мне, почему я здесь? — если акума будет знать больше информации, то точно сможет потом все доложить полиции. да и самому бы хотелось знать, за что он здесь. — да-да, я все расскажу. — податливый парень кивает. — только..что я получу взамен? — глаза распахиваются. наркотики только ухудшают состояние, усугубляют расстройства парня, ломая изнутри, перекручивая все органы и дурманя разум. — я..могу предложить тебе свое тело. — безумный поступок, уже не менее безумного акумы, который идет на все, лишь бы его мучения прекратились поскорее. выискивает все, чтобы подставить вовремя подножку, воткнуть нож в спину, оголив хрупкий позвонок. — оно ведь..и так твое. — чужие карие глаза загорелись, а на лице появилась ухмылка.***
— ты меня уже заебал. — грубые руки прижимают парня к стене, он дышит прямо в лицо, ладонью задирая черную копну челки назад, заглядывает прямо в карие глаза напротив. — че ты от меня, блять, хочешь? может уже, нахуй, прекратишь пялиться на меня постоянно? — акумов рычит и засматривается на чужие губы. его как кипятком шпарит, и он тут же отмыкает. внутри перебой, снова он ловит себя на мыслях, совсем не подобающих ровному парню. — пошел ты нахуй, мудак, слышишь. — его кулак стремительно превращается в удар, прилетающий темноволосому в живот. вымещает злость на нем. не понимает, что внутри происходит, спихивая все на курседа, решая, что если изобьет его, выместив свои обиды, то ему станет легче, что и происходит. пару ударов, разбитый нос и лица обоих. сережа выдыхает, сплевывая сгусток красной крови на землю, утирает рукавом кровь с разбитой губы и пристально смотрит на курседа. не думал, что тот вообще может сдачи дать, причем не хило так. — не смотри на меня так. — грубый голос чуть подрагивает, как и руки, но не заикается, как прежде. смотрит глаза в глаза, пока акумов не сокращает между ними расстояние. они снова дышат друг другу в губы, соприкасаясь носами. брюнет, что на голову ниже парня напротив, держит за воротник. молчание растягивается тугой резиной, создавая между ними непонятную искру, разжигающую страсть подпаленных сердец. мелко касается сухими губами с бледной ухмылкой уст напротив, постепенно превращая все это безобразие в поцелуй. веки прикрывают оба, погружаясь в мнимое наслаждение; курседовы лапы тянутся к сереже, сжимая его талию сквозь олимпийку, прижимают ближе, углубляя желанный поцелуй. щеки горят, а сбившееся дыхания переплетаются в танце агонии и адреналина. ласковые губы кира смыкаются на бледных устах, пытающихся доминировать, но их хозяин все равно в итоге оказывается прижатым к стене. сколько больной на голову кир грезил об этом, пуская слюни и всюду глазея на однокурсника, - неизвестно. пока в темных макушках лишь огромный ком ниток, постепенно переплетающийся в единый узел, создающий их маленький секрет.***
— присаживайся. — курсед развязывает тугую черную бархатную повязку с глаз, открывая взор чужим светло-карим глазам. те бегают по помещению, а слух улавливает приятную тихую музыку. вокруг мерцают огоньки, а на шторах в пол развешаны мелкие лампочки гирлянды с теплым светом. освещение здесь приглушено, а над каждым столиком отдельная лампа. помещение большое, все в молочно-кремовых цветах, а паркет на контрасте темный. каждый стол застелен белесой тканью, с салфетницей и папками меню, стулья опрятно приставлены к каждому столу, с мягкой обивкой. — тебе нравится здесь? — курсед в идеально сидящем черном костюме, точно шили по нему. белая рубашка, галстук, небольшая жилетка и широкий пиджак, в сочетании с прямыми брюками. волосы уложены по обе стороны, ровно разделены на два цвета. игривая выжидающая улыбка пляшет на губах парня, а сам он не может оторвать взгляд от парня. — д-да.— тихо отзывается темноволосый и оглядывается по помещению. в глазах блестит надежда, может здесь он сможет убежать. всю дорогу, пока они ехали в неизвестном направлении, с завязанными глазами, сережа надеялся либо на быструю смерть, либо на спасение. — это ресторан? — хриплый голос режет собственный слух. он осматривает себя, замечая багрово-красный костюм. такой же, как и на кире, только другого цвета. пиджак местами поблескивает мелким шимером, а белая рубашка так и светится из-под красной ткани. на скуле небольшой пластырь, скрывающий вчерашний порез, короткие волосы уложены. неужели кир сам все это делал? не понимает, он потерял счет времени. или это все тот суп. черт, в нем явно было что-то намешано, из-за чего акума чувствовал себя сонно и потерянно, а в основном день даже не остался в памяти. темноволосый осматривает свои запястья, изнеможенные, посиневшие и с содранной кожей после долгой носки наручников. садится за стол, ведет себя робко и потерянно, все еще не контролируя свое тело. будто оно было чужим. — здесь очень красиво. — шепчет парнишка, пытаясь не говорить громко больным горлом, смотрит широко раскрытыми глазами на сплитововолосого. — я знал, что тебе понравится, поэтому и привел тебя сюда. заказывай все, что захочешь. — тонкие кисти открывают меню, без энтузиазма осматривая глянцевые страницы и вчитываясь в названия, сам, не поднимая взгляда, говорит под нос, и акума его прекрасно слышит. — у тебя за ухом аппарат, он заполнен ядом, и если ты хоть на секунду дернешься удрать отсюда, я активирую его в одно касание. поверь мне, боль будет мучительной, а смерть наступит лишь через трое суток, пока ты будешь молить о пощаде и валяться в судорогах, ощущая, как изнутри сгорает каждая частичка твоего организма. так что, сто раз подумай, прежде чем совершать что-либо. — цветноволосый миловидно улыбается, отлипая свой взор от меню и видя, как аккуратно сережа ощупывает пальцами аппарат на своем ухе. в светлых глазах блестит страх, что только больше заводит маньяка. — я надеюсь, ты меня услышал, поэтому скажи мне, что ты хочешь сегодня на ужин. томно сглатывая, темноволосый понимает, как все его надежды канули вниз, разбились вдребезги, словно волны о скалы, разлетаясь на мелкие частицы. — я буду..хочу, хочу, чтобы ты что-нибудь посоветовал мне. — идет с козырей, вновь подлизываясь к парню и даже заигрывая. борется до последнего. — я ни разу не был в подобных местах и, блять, закажи мне что-нибудь на свой вкус, милый. — дрожащая ладонь ложится поверх руки кира, что тут же растекается в нежности, подобно луже. — знаешь же как со мной общаться надо, чтобы я был добр к тебе. — он щелкает пальцами, переводя свой взор на персонал. — официант! я хочу сделать заказ. сергей закидывает ногу на ногу, подкладывая ладонь под подбородок. мысль о том, что он сможет хорошенько поесть хотя бы сегодня, брала верх, вела на искупление, ломая под собой тонкий характер парня. когда он прожил всю эту неделю, словно зверь в клетке, разум начинает ломаться под грудой случившегося, вынуждая на крайние меры, которые он сам не выбирает. что-то внутри шепчет, искушает, подталкивает. а стоит карим глазам заметить добротный кусок жареного стейка, уловив аромат томатного крем-супа, в голове уже ничего не остается, кроме как мыслей о соблюдений этикета. хотя, это последнее, о чем стоило думать, когда под ласковые уговоры в горло заливалось вино, бокал за бокалом и вот руки его уже не слушаются, а в туманной голове пустота. — мне..мне нужно в уборную. — слишком резко сережа поднимается из-за стола, не привыкший пить вовсе. он пошатывается, пока ловкая рука курседа не подхватывает его под локоть с предложениями проводить. парни окунаются в светлую уборную комнату, облаченную красно-белой выложенной плиткой. огромные зеркала и стильные раковины, возле каждой - корзинки с чистыми белоснежными полотенцами и отдельное мыло. свет приглушенный, как и во всем зале, кабинки разделены отдельными красными дверями, а запах витал великолепный. они заходят в кабинку вдвоем, акума не в силах сопротивляться, быстро справляет нужду, пытаясь застегнуть брючный ремень обратно. курседовы руки обводят тело парня, спускаясь ниже, касаются измученных дрожащих кистей, отстраняя их и помогая застегнуть. кир с улыбкой разворачивает парнишку на себя, сжимая его подбородок пальцами. нравится ему этот неконтролируемый разум сережи. им можно манипулировать и не видеть вовсе сопротивления. — порадуешь меня за этот ужин? — ухмылка тянется на устах, а ладони надавливают на хрупкие плечи под ярким пиджаком, заставляя тело опустится на колени перед ним. лязг пряжки ремня и черные брюки спускаются на бедра под томный, пьяный взгляд акумы, что уже высунул язык. — ты такая шлюха. — чужой язычок касается раскрасневшейся головки, что отдавалась пульсом и дергалась при каждом мимолетном касании кончика языка. сережа томил, дразнил, заигрывая со своим мучеником. ладонями опираясь о чужие колени, он принимает в рот крупную головку, что бессовестно впихнули силой. выкручивая что-то языком, проходится широкой полосой по стволу, оставляя мокрый след. мышечная память все помнит, оттого горло расслабляется, принимая член парня в себя, язык тактично ласкает головку, а пальцы водят по мошонке, доводя до дрожи курседа. тот пыхтит, рычит и сжимает темные стриженные волосы, портя укладку и насаживая на свой орган все глубже и глубже. засматривается на то, как сережа заглатывает по основание, давится, как на глазах блестят слезинки, а выпавшие темные пряди лишь дополняют прекрасную картину с жертвой на переднем плане. сжимая пальцами член, курсед ударяет им по губам, растягивая ниточки прозрачной вязкой слюни. грязно до одури, что голову сносит. но вот только сереже это вовсе не нравится, когда приходит осознание, и он решает сопротивляться. кусает за орган, на что кир мгновенно реагирует, ударяя кулаком. — шлюха, грязная тварь. ты что творишь, а? акума отлетает к стенке, шипя и хватаясь за разбитый нос. багровая кровь стекает из ноздри, рубиновыми каплями оседая на белоснежной рубашке. большой палец маньяка размазывает кровь по щеке, присаживаясь перед ним на корты, крепко держит за щеку и смотрит в самые глаза, наполненные страхом. — будешь сосать у меня сегодня, пока не научишься правильно себя вести. рьяно хватает за волосы, встав в полный рост, прижимает к своему паху парня, проталкивая в сопротивляющийся рот орган. багряная кровь на лице и пятна на рубашке идеально сочетались с багровым костюмом.***
— у вас все хорошо? — персонал замечает кровь на белой рубашке темноволосого, взгляд которого замучен. — нужна мед-помощь? — ой, нет-нет, все в порядке, просто молодой человек не под рассчитал и перебрал с алкоголем, а в вашей уборной мокрые полы, советую прибрать, пока кто-то тоже не разбил себе нос о кафель. — ехидная ухмылка лезет на лицо, замечая нервозность менеджера. — мы, так уж и быть, не будем оставлять плохой отзыв о заведении, а вот кто-то, может этого не стерпеть. — мы возместим вам моральный ущерб. стоимость оплаты ужина будет снижена вдвое. приносим свои извинения за доставленные неудобства. — преклоняясь, мужчина выписал чек, протягивая посетителю. золотая карта касается терминала, а деньги быстро списываются со счета, пока сережа беспомощно кидает взгляд на своего возможного спасителя. — всего доброго, надеемся увидеть вас в нашем заведении вновь. надежда слишком быстро ускользает из его тонких рук, пока кир насильно уводит его под руку из ресторана, не подавая виду. акума валится на заднем сиденье, пока грубые руки сжимают его шею, а губы заводят в остервенелый поцелуй. знакомая капсула растворяется в податливом рту, пока тяжелые веки не закрылись полностью. черный мустанг скрывает пару юношей, уезжающих в неизвестном направлении.***
— здравствуйте, следователь по делу недавно без вести пропавших учеников академии..— кир пропускает все мимо ушей, осматривая кабинет допроса. по правое плечо от него большое зеркало, которое, как в канноных фильмах обязательно окажется стеклом, широкий железный стол, за которым они сидят, а по левую сторону на всю стену шкала, где обычно фотографируют преступников с табличками. в пустоте раздается эхо, режущее слух. — так как нам важны любые зацепки, сейчас производится допрос людей, что попали под камеру видеонаблюдения, расположенную на здании, где похитили первого академиста. подскажите пожалуйста, в среду, примерно с двух до трех часов дня, вы видели этого юношу в третьем районе? — мужчина протягивает фотографию темноволосого курсанта. — нет. — кир складывает руки на груди, без какого-либо интереса осматривая фотографию его сережи. — вы проходили там, камера это засекла. может быть вы слышали какие-то крики или видели, что-нибудь. поймите, любые показания помогут расследованию. — нет, говорю же, я проходил там, но обычно я хожу в наушниках, типа. я ниче не видел подозрительного, ну и уж точно не слышал. — цветноволосый пожимает плечами. — не знаю, чем я могу быть вам полезен. с тяжелым вздохом следователь отпускает возможного очевидца, ничего не разузнав у него. глупая затея, ведь все люди, что попали на камеру в тот промежуток времени, ничего не видели и не слышали. улик и следов похищения совершенно не было, зацепок никаких, а значит, что расследование в тупике. акумов будто испарился вовсе, как остальные юноши. ***