навсегда?

легкий удар в шею карманным электрошокером приводит акуму в чувства, заставляя волосы дыбом подняться, а веки наконец разлепить усталый пьяный взор. он потерянно оглядывается вокруг, с разочарованием осознавая свое нахождение в машине курседа, со страхом переводит  взгляд на нависающего над ним парня, шумно сглатывая. замечает, что тот уже в более простой одежде, краем глаза улавливая скомканный костюм на переднем сиденье.  — солнышко, ты так крепко спал, что мне пришлось тебя будить вот таким вот образом, извини. — легкий поцелуй в лоб с взъерошенными короткими волосами и чувство неприязни от их обладателя. — сейчас мы кое-куда пойдем, так что ты веди себя хорошо, ладно? — ловит взгляд опьяненных зеленых глаз, залившихся мутью, словно паутиной, окутывающей черные зрачки. кир хихикает, вынимая очередную таблетку из блистера. заводит в поцелуй, водя кончиком языка по небу парня, пересчитывает ровный ряд зубов, все же отрываясь от желанных губ. только вот сережа под действием алкоголя тянется в ответ, выпрашивая еще. — открой ротик, — темноволосый раскрывает рот, пока маньяк крутит красно-белой капсулой перед румяным лицом с расцветшими пятнами смущения, — высунь. — на розовый язычок опускается лекарство, тая от слюней, сплитовый заводит в поцелуй, пуская слюни в чужой рот, вылизывая широким языком его губы и челюсть, придерживая татуированной ладонью за горло. желание переполняет, он готов трахнуть парня прямо здесь, на сиденье ебучего корвета, слушая хриплые стоны боли.  щелчок наручников, что все это время были на тонких запястьях, выводит из транса, заставляя зелено-карие глаза забегать по лицу с психической улыбкой.  — хороший мальчик.  кир слезает с парня, утягивая его за ладонь, подхватывает свой рюкзак, чуть придерживая парнишку под локоть, ведь алкоголь тому дурманит голову, раскачивая тело из стороны в сторону.  они входят в большое здание под названием хостел, с колоннами и резными архитектурными вставками, окна подсвечиваются теплым светом, а огромное крыльцо украшено стоящими в больших вазах искусственными цветами и деревьями. черная дорожка ведет ко входу и вот их лица освещает приглушенный свет холла. — добрый вечер, молодые люди. — приветливо улыбается девушка на ресепшене, оглядывая парней и откидывая светлые волосы за плечи. ее брови вздернулись, стоило заметить кровь на белоснежной рубашке. — чем я могу вам помочь?  — один номер на ночь. с двуспальной кроватью, пожалуйста. — тонкие руки протягивают фальшивый паспорт, который девушка тут же осматривает, параллельно находя в компьютере сведения о свободных номерах.  — мне нужна помощь..помогите. — хрипит сережа, мечась пьяным взглядом по девушке с надеждой в глазах. все его тело горит, он не понимает, что с ним происходит, с болью закусывая губу.  курсед с силой наступает на раненную ногу акумова, тут же привлекая к себе внимание басистым голосом.  — ну, что же ты, леш, не сказал мне, что у тебя шнурки развязались на ботинках? зачем девушку лишний раз тревожить? — он ловко опускается вниз за стойку, дергая за штанину и привлекая внимание пьяного парня на себя. жестом показывает, что ему не сладко придется, если тот хоть слово еще произнесет. — извините его, он чутка перебрал, вот и слова не вяжет вовсе. — поднимается обратно, придерживая подрагивающими руками ничего не мыслящего юношу под локоть. тот словно кисель, готовый растечься от теплоты рук курседа в любой момент. — вот, подрался, дурак, не поделил что-то с нашим знакомым. — нервный смешок сходит с его уст.  — ничего страшного, если что-то понадобится, вы всегда можете обратиться. — тянет улыбку, не выдавая своего напряжения. быстро печатает данные паспорта, вскоре тонкими руками, с ярко-красным маникюром, протягивая ключ-карту на имя кудряхина константина николаевича. — доброй ночи.  — а, и вам. — сплитововолосый быстро забирает со стойки свои вещи, утягивая сережу за собой и помогая ему идти, ведь его ведет все больше и больше. — что за цирк ты устроил? — скрипит зубами.  — что происходит? что со мной? — темноволосого пугает его состояние, он не понимает, почему голова в кашу, ноги еле идут по коричневому дорогому паркету, а все тело неимоверно горит, разжигая внутри языки пламени, облизывающие органы. — я умираю?  — нет, придурок. — нервно открывает номер, заводя зеленоглазого за собой и  тут же запирая дверь. ключ-карту прячет в рюкзак, чтобы юноша вдруг не убежал. — шлюха, тебе что, нравится вот так меня подставлять, да, блять? — агрессия просыпается, застилая карие глаза, он толкает неустойчивого сережу на постель, отвешивая хорошего такого леща, что тот голову в мягкую подушку уткнул, втягивая носом приятный запах чистого белья, а не той грязи в подвале насильника. — ты рот свой поганый закрывать можешь, сука, когда тебя просят, мм? — татуированная кисть сжимает челюсть, обращая испуганный взор на себя. — на меня смотри, сучка, блядина ты. — курсед шипит, заглядывая в зелено-карие глаза и утопая в них. тут же остервенело начинает целовать шею сопротивляющегося юноши, но голодовка в несколько дней дает о себе знать, оттого слабые руки даже не в силах оттолкнуть буйного маньяка.  — прекрати..пожалуйста. — сережа увиливает от летящего кулака, пытаясь взять первенство и пересилить парня. все же он учился в спецподготовке, но все становится тщетно, когда насильник бьет по ребрам кулаками, ногами по животу и бедрам, выливая всю злость, которая успела накопиться за небольшой промежуток времени. срывает с младого тела пиджак, разрывая пуговицы на несчастной рубашке. ничего, он взял с собой запасную одежду, а на эту сейчас как-то похуй. утирает рукавом рот от капающих слюней и отрывается от темноволосого, вставая перед кроватью, взором окидывая молодое тело в потемках, острые части идеально выделялись блеклым лунным светом, тонкие перебинтованные ноги поджаты,  рубашка еле прикрывает его голое тело, пока руки спешно подтягивают одеяло или хоть что-нибудь, чтобы прикрыться. фиолетово-желтые гематомы, словно разводы краски, перемешивались с красными узорами только нанесенных ударов, создавая единый рисунок на бледном теле.  — неужели, ты настолько тупой, блять, до сих пор не понял, что лучше меня не злить? — курсед рычит, шлепая акумова по ягодице и водя по ней тонкими пальцами, щупает, сжимает. — блять, че, не работает? — татуированные пальцы ласково скользят по оголенному бедру с гематомами, на что тело отдается дрожью. лисья улыбка тянется на лицо, а кир упирается коленями в постель, следит за реакцией сережи, дыхание которого участилось. — нравится? — довольная лыба не утихает, проворливые пальцы скользят выше, касаясь мелким топотом подушечек выпирающей тазобедренной кости.  — н-не трогай меня. — акума стыдливо прикрывает руками пах, отводя взгляд заплаканных глаз. тело его распирает от желания, горит ярким огнем, а каждое касание курседа распускает электрические нити возбуждения, опутывая и связывая, словно сеть.  темные ресницы трепыхают на опущенных веках, взор упирается в стену, беспощадно в голове прокручиваются мысли лишь о том, как им сейчас воспользуются, уничтожив всю гордость и достоинство. — пожалуйста, — сдерживает всхлип, прикусывая губу до крови от слишком ярких эмоций и реакции на касание где-то в районе ключице.  — я, блять, давно этого ждал. теперь ты меня не остановишь, — кареглазый проходится россыпью трепетных поцелуев по оголенному предплечью, поднимаясь выше и выше, сходя на шею и оставляя бутон поцелуя за ушком, носом коснувшись коротко-стриженных волос. — я буду нежен, слышишь? я же люблю тебя. — слова мешаются в кашу, в сознании акумы круговорот событий. под действием алкоголя и препарата ничего не разобрать, особенно, когда от каждого касания на стену лезть хочется в желании вновь почувствовать эту истому наслаждения.  юношеское тело изгибается в спине, что слышен хруст уставшего позвонка, раскрывает рот в немом стоне, податлив на каждое касание, сводившее с ума. в глазах напротив чертики пляшут с бубном в руках, и сережа огибает кистями шею с татуировкой, притягивая для поцелуя.  приглушенный стон растворяется между губ, когда мокрые пальцы сплитоволосого коснулись возбужденных сосков, нарочито водя вокруг и только изредка касаясь вершинки.  сначала избил, а теперь зализывает все раны и гематомы, ласково водя шершавым языком по красивым сине-фиолетовым пятнам прошлых издевок. ведь по его мнению нужно держать парня в страхе, или он сбежит. и эта тактика очень хорошо действует на сломанного сережу.  у курседа член ноет от возбуждения, неприятно трется о ткань белья и плотных джинс, только больше подливая масла в огонь. на уме в больной голове только самые развратные мысли. в подкорках сознания всплывают все воспоминания о тех горячих снах, о том животном желании наконец вкусить этот запретный плод. плод, что сейчас извивается на белоснежной постели, дрожью отзываясь на каждое мимолетное касание, а все из-за возбуждающего препарата, что-то вроде афродизиака.  кир подготовился, он знал заранее, просчитал все до мелочей, посему достает из рюкзака смазку, кожаную плеть и плотную веревку. тянет сережу на себя, заставляя шаткое тело встать перед ним, обходит, заводя чужие руки за спину, цепляя тонкие запястья, стертые в кровь прошлыми видами связки, утягивает кожу тугим жгутом, затягивая в крепкий узел. оттягивает рубашку на острых плечах, опуская голову и снова целуя нежную кожу, придерживает дрожащее тело ладонями за предплечья, надавливая и заставляя осесть на пол. юноша рухнул, ударяясь итак больными коленями, отчего истомно завыл; руки неприятно щиплет, будто на старые раны соль посыпали, ведь чистоту тугой веревки с жестким ворсом никто не гарантировал.  кир подхватывает плеть, тут же водя ее рюшками по подбородку, заставляя смотреть на себя. молчит. выжидает. смотрит в хрустальные глаза, со страхом бегающих по всему лицу напротив.  — будешь кричать, сука, я по кусочкам буду резать твое тело. ты будешь мучиться и не сдохнешь, пока я этого не захочу. — плеть рассекает воздух, оставляя удар на щеке сережи, задевая часть шеи и оставляя следы красных змей, огибающих все выступающие части. — ты меня понял? — курсед скрипит сквозь зубы, сжимая пальцами челюсть, пока ему не стали активно кивать.  с улыбкой маньяк смотрит на парня сверху вниз, ладонью, сжимавшей черные короткие волосы, пихает лицом в свой пах, водя чужим носом по выступающему бугорку. сережа пьяным взглядом осматривает бедра юноши.  — ну, — дергает за смольные волосы, — расстегивай, — тот зубами цепляется за ширинку, оттягивая железную собачку вниз. курсед помогает слегка, оттягивая джинсы вниз, а вот белье оставляет на жертву. тяжело дыша носом, сережа зубами стягивает чужие боксеры, вновь встречаясь взглядом с членом парня уже во второй раз за этот вечер. ласковым язычком проходится по всему стволу, слюнявя, причмокивая губами весь ствол. он выглядел развратно и сексуально, особенно, когда высовывал язык полностью, а член упирался в щеку и нос, пачкая выделявшейся смазкой раненную кожу. сжимая кончиками пальцев челюсть, надавливая, отчего рот тут же открыли, кир, придерживая член у основания, стал погружать плоть в ротик, насильно проталкивая его в самое горло. тяжелый всхлип слышится где-то снизу, а соленые слезинки скатываются с щек. юноша трахает чужой рот, раз за разом ударяя по лицу и губам, стоило тому оскалить свои зубки.  словно загнанный щенок, избитый, акума покорно начинает сосать только раза с третьего, перебарывая все рвотные позывы. но тогда уже киру становится не интересно, азарт пропадает, стоит парню вестись на все действия, поэтому подтягивает его вверх, повалив на белоснежную постель и стянув ненужное сейчас белье.  глаза курседа загораются при виде округлых ягодиц с розоватым оттенком и совершенно малой волосяной растительностью. ведет рюшками хлыста по бедру, одним движением переворачивая сережу на живот. ягодицы у того сжимаются, на пояснице выступила испарина, ладони пытаются прикрыть ягодницы. по костлявым кистям приходятся первые удары, говорящие о том, что лучше ничего не скрывать. после игривый конец плетки прошелся по мягким ягодицам, оставляя в последующем несколько звонких шлепков, стоны от которых были утоплены в зажатом меж зубов одеяле. удар снова. потом еще и еще. лопатки, словно крылья, топорщатся вверх через белоснежную рубашку. кир задирает ее повыше и беспощадно бьет вновь по оголенной спине и задней части бедер, оставляя красные следы и полосы рассеченной в кровь кожи. садизм любимое его занятие, особенно, когда жертвой является объект его обожания.  кривая улыбка психа выступает на губах весь сегодняшний вечер. он опускается губами к рассеченным в кровь ягодицам, проводя широким мокрым языком по ранкам и слизывая крапинки крови. темноволосый всхлипывает, чувствует, как эрегированный член неприятно трется о постель и жаждет ласки, пачкая простынь в выступающей смазке.  ловкие татуированные пальцы раздвигают истощавшие, но все еще мягкие ягодицы, указательным пальцем другой руки проводя по колечку мышц. выливая чуть холодной смазки, он проталкивает первую фалангу пальца внутрь, тут же слыша недовольный скулеж. юноша зашевелил бедрами, елозя по постели, мычит, сжимая анал, отчего маньяку становится труднее протиснуть хотя бы один палец.  — перестань..пожалуйста, не надо, — тело просит, разум сигнализирует о беде, загораясь где-то красными огоньками, но желание все больше и больше туманит разум, заставляя истомно прохрипеть, стоит тонкому, длинному пальцу коснуться комочка нерв, тут же разносящих электрический ток по всему телу, оставаясь на кончиках пальцев ног и рук.  — вот видишь, а только представь, что будет, когда я вставлю в тебя свой член, — курсед усаживается на ноги парня, чтобы тот лишний раз не дергал ими и не брыкался, все также широкими ладонями оттягивает мелкие ягодицы, засматриваясь на костлявую спину с выпирающими позвонками. берет в руки перочинный нож, разрезая рубашку и откидывая в сторону лоскутья. ведет кончиком ножа по хребту, раня первый слой кожи, несколько кривых полос украсили белоснежную кожу, а там, где были гематомы и синяки, остались кровоподтеки. мучить сережу, вслушиваясь в его хрипы, скулеж и рычание — самая сладкая награда. крашенные, соломенные волосы взмокли у корней, прилепляясь ко лбу, все, чего он сейчас желает, отыметь юношу по самое не хочу.  он стягивает с себя плюшевое худи, оголяя тощие плечи и выпирающие ребра, на удивление на животе присутствует что-то, напоминающее пресс. ведь курсед не просто убивался, лежа на кровати и пяля в потолок, он строил себя сам, нагружая всяческими физическими нагрузками, вымещал моральную боль через физическую. оттуда и понятно, откуда у парня столько сил, что свободно может красть людей, без какого-либо труда поднимая тела. а белесые полосы заживших шрамов в ряд от самого плеча до запястья говорят о частых срывах молодого человека, когда он не мог справляться с внутренней болью ни физически, ни морально. стал резать себя в мясо, раз за разом представляя на месте рук проблему всей его головы - сережу. а после стал измываться над животными и людьми, вымещая внутреннюю боль и агрессию с помощью насилия.  подтягивая с пола недавно отрезанный рукав несчастной рубашки, курсед перетягивает его вокруг лица темноволосого, засовывая в рот другую часть ткани и завязывая сзади лоскут, дабы тот не кричал лишний раз. снимает с себя джинсы и белье полностью, оголяя бедра с похожими белыми шрамами в больших количествах. там же можно найти следы от уколов после доз героина. наркотики стали еще одной его отдушиной, когда алкоголь перестал помогать с ебанутыми проблемами в голове. разные наркотические средства помогали окунуться в другой мир, видеть все ярче и красочнее, нежели в скудной и блеклой жизни его; он мог часами смотреть в пустую стену, ловить галлюцинации и словно идиот с высунутым языком лизать стены и предметы, воображая везде сережу. препараты только ухудшили его психику, сделали более ломким и агрессивным; юноша стал терять себя после очередных доз, в последнее время которых стало значительно меньше, потому что сережа оказался в его лапах и самая главная ломка в жизни - темноволосый, к которому теперь он мог спокойно прикоснуться.  ладонями молодой юноша водит от лопаток до самых ягодиц, кончиками пальцев водит по ребрам, слыша тихие всхлипы, но не боли, а желания. заводит сережу до самого предела, что тот дергается от любых касаний.  широким, мокрым языком ведет по выпирающему хребту, мысленно пересчитывая каждый позвонок, спускается к поясничной ложбинке, а там на возвышенность ягодиц. глаза закатывает, когда на них попадается вид исполосованной в кровь кожи. раздвигая чужие ягодицы, кончиком языка спускается к самому сфинктеру, слыша в ответ скулеж и хрип. усмехается самому себе, начиная широкими мазками лизать колечко мышц, проталкивая иногда внутрь напряженный язык. вслушиваться в стоны - словно очередной кайф ловить, поэтому кир себя не останавливает, а лишь подтягивает ближе тело за бедра, стараясь сделать как можно приятнее своему мальчику. да, в дурной голове он давно его так окрестил, прибрал к своим рукам, хотя никто за него и не боролся более.  все движения парня резкие и неумелые, хоть он и старается, пачкая рот и подбородок в собственных слюнях, лижет совсем неправильно. сипит носом и рычит даже, будто кусаться собрался, отчего акума невольно сжимается.  шаловливые руки тянутся к бедрам, заползая будто змеи между постелью и телом, касаются стоящего члена, начиная малость надрачивать. в ответ - неумолимое желание, которое перебарывает сережу, ломает все его стандарты и достоинство, вынуждая желать и отдаваться.  курсед переворачивает тело и поцелуями припадает к внутренней стороне бедра, выцеловывая и прокладывая путь к самому члену жертвы. касается головки языком, почти сразу же беря ее в рот, на плохой запах не обращает внимание, на вкус сережа вкуснее. носом упирает в пах с темными волосками, зато берет по основание самое и тут же давится, отстраняясь и сдерживая подступающий ком рвоты. слезы утирает с уголков глаз и примыкает вновь, решая попробовать снова. начинает с самого начала, только уже не так торопится, делая все медленно. к слову, темноволосому под возбуждающим препаратом все будет нравиться, ведь тело его сплошная эрогенная зона, звонко отвечающая на каждую ласку мычанием, либо блаженным стоном.  когда акума дергается, кир с силой сжимает тонкое бедро, прижимая его к постели, а после раздвигает его ноги, пристраивается головкой, вводя в узкий, не разработанный анал. сжимает челюсть, морщится, наливая еще смазки, пока сережа под ним словно уж вертится и пытается отомкнуть. мычит, кричит сквозь тряпку, пятясь назад и упираясь головой в спинку кровати. смотрит большими плаксивыми глазами, надеясь на пощаду, но курсед лишь подтягивает его за бедра обратно, закидывая костлявые ноги к себе на плечи, подливает смазки и снова погружается в тело, создавая дичайшую боль и себе, и сереже.  кое-как проталкивается в совсем неподатливое тело, томно вздыхая и утирая испарину со лба. начинает двигать бедрами, делая размеренные толчки. спустя десять минут мучений и попыток усмирить неподатливого парня под собой, киру удается свободно вбиваться в растянувшийся анал. засматриваясь на впалый живот и торчащие ребра, маньяк шлепает парня по ноге, держа бедра над постелью и насаживая тело на свою плоть. мелкими поцелуями проходится губами по раненному колену и икрам, ускоряя толчки. головка члена бьется в самую простату, доводя сережу до звездочек перед глазами, яйца с характерным звуком шлепают по чужой заднице, перемешиваясь со шлепками тела о тело. все это заводит обоих. акума чувствует себя хоть и разбито, зато под пеленой эйфории, отчего все скудные мысли переключаются лишь на прекрасный секс. да, с болью в начале, да с избиениями, но ведь это тоже изюминка. под препаратом афродизиака все ощущается по-другому. и даже насилие и боль от ударов - стали сладким десертом. в голове в иной раз что-то ломается, хрустит и канет вниз, в бездну, туда, где курсед нашел себя.  мычание заполняет комнату, как и тяжелое дыхание обоих парней. желание курседа прикоснуться к губам берет верх, поэтому он стягивает с чужого рта повязку, заводя юношу в страстный поцелуй, на который он охотно отвечает  теперь звонким хриплым стонам нет преграды и они сливаются с нескончаемым шепотом курседа, больше напоминающим одержимость. так и было.  касаясь губами соска, кир вбивается в чужое тело все быстрее и быстрее, чувствуя скорую развязку, прикусывает кожу, шепчет в самые губы слова любви и нежности, словно в бреду. насаживает парня с силой, заходя по самое основание и вновь делая микротрещины. без крови не обошлось, впрочем курсед не обращал уже на нее внимание, а сережа, стоило кареглазому положить ладонь на его член и водить в такт толчкам, вовсе позабыл о боли, звонко выкрикивая и изгибаясь в пояснице до хруста.  курсед заканчивает первым, изливаясь глубоко в парне и покидая его тело с характерным хлюпом.  — кончи на меня, ах, блять, — обессиленно припадает губами к чужому члену и быстро водит ладонь вверх-вниз, одержимый лишь сережей. только ему он позволит так унизить себя. — прошу. водит широким языком по стволу, прикладывая его к самому лицу и ласкаясь о него, тяжело дышит после секса, продолжая дергать рукой, пока в голове у темноволосого затуп. но эрекция не заставляет себя долго ждать, разнося по телу истому наслаждения, отчего акума изливается. брызги спермы попадают на чужое лицо, пачкая свисающие пряди, а большая часть оказывается на языке. курсед жадно вылизывает весь член, боясь упустить хоть одну каплю, ведь хотелось попробовать даже его семя.  причмокивая губами, кир подгибает и вновь расплывается в кривой улыбке. ложится рядом со своей жертвой, насильно притягивая тяжело дышащее тело к себе и обнимая.  — ты знал, что ты украл мою девственность? — курсед хихикает, целуя парня в лоб и пытаясь вызывать романтические чувства. — я никого не трахал и берег себя для тебя, а ты шлюха последняя, использованная, променял меня на чужой член. но я все равно тебя люблю.  светло-карие глаза бегают по лицу напротив, а в голове лишь ненависть за случившееся. начинают закрадываться мысли о том, как жестоко он мог бы справиться с курседом, будь его руки развязаны, ведь тот перочинный нож на тумбе выглядел очень соблазнительно и так близко.  — что за хуйню ты несешь, ненормальный? — скрипит зубами темноволосый юноша, злясь, что отодвинуться не может, ведь руки связаны, а держат его крепко. чувствует, как чужая сперма стекает по бедру, отчего становится мерзко до ужаса.  — не разговаривай со мной так, шавка, или ты уже не помнишь, как стонал минуту назад подо мной, блядь последняя. что? хуево тебе без памяти жить, да? а я дохуя знаю о тебе, а ты ничего и совесть тебя за это грызет, потому что все два года ты, сучка, ходишь и думаешь, за что же тебя люди так ненавидят, почему же так относятся. а ведь раньше ты был другим, — курсед отвешивает леща на щеке шуганного парня. — что? больше не смелый такой? стоило мне тон поднять, так ты сразу притих, сучонок. что же ты так же не кричал, когда тебя по кругу пускали? нравилось, да, шлюха, а когда я ебу тебя, так ты в слезы, мразь. ни грамма благодарности. — парень морщится, хочется наговорить ему всего, но в голове быстро меняется настрой с плохого, на ласковый, стоит заметить стеклянные светлые глаза. — прости. я просто очень люблю тебя и не хочу никому давать в обиду.  — я тебя ненавижу. слова задевают хрупкую душу курседа, глаза которого расширяются от злости. невольно рука собирается в кулак и он тяжело ударяет парня в голову, отчего тот теряет сознание вновь.