/flashback/
— твою мать, ты посмотри на себя, уебище, — темноволосый высокий парень, грузный то ли от накаченных мышц, то ли от жира, спрятанного под камуфляжной формой. новобранец пинает в живот щуплого паренька, что скрючился, лежа на грязном полу душевой, ранее избитый этими же людьми, что сейчас с противными мордами гоготали, смотря на него сверху вниз. — на колени, быстро. — это я уебище? бро, я бы вскрыл тебе глотку ебаным осколком, если бы ты не переломал мне ребра, — курсед рычит, но все же отлипает от белого мозаичного пола, еле удерживает тело на слабых руках, отхаркивая груду крови на чистый пол, после опираясь о стену спиной. смотрит в самую душу своими бездонными карими глазами, — че? думаешь, типо ты самоутверждаешься за счет слабых? весь такой ахуенный, на понтах ходишь, как петух, посмотрите, как я силен! — курсед утирает тыльной стороной ладони кровь изо рта, улыбаясь во весь рот багровым рядом зубов. его не сломать, он сломлен уже давно, каждой частью своего тела. — а на деле, ты нихуя не стоишь, разве что сдать тебя на комбинат, хотя вряд ли кто-то будет жрать такое гнилое отребье в виде тебя. тяжелый удар кулака прилетает по острой скуле да так, что головой в стену позади ударяется. похуй ему. он только сильнее смеется на всю душевую. он задел нападающего за живое, а значит - победил. большего ему не нужно. на этом все не прекратилось, как бы не хотелось. тяжелые тела вдалбливались в худощавое тело, разрывая задницу; наслаждаются своими животными инстинктами, думая, что они умнее и лучше курседа. возомнили из себя королей, думая, что гнилой металл хоть что-то стоит на рынке. но ржавое хламье никому не нужно. курсед морально выше и сильнее этих ублюдков, позволивших нагло изнасиловать его. нет, не жаль ему себя и своего тела, он, конечно, был бы рад, если бы те ублюдки задушили его в ту ночь. но уже на тот момент кареглазый имел свою цель жизни, и так просто он бы не сдался./end flashback/
тяжелый выдох рассекает эту комнату, наполняя ее до предела страстью и любовью двух больных на голову парней. истомно выкрикивает имя любимого, его сокровенное желание наконец исполняется — он весь во власти акумы, окруженный его лаской и любовью. любовью с грязными лапами страсти и похоти, когда темноволосый входит в него в очередной раз, сжимая торс по бокам, оглаживая косые мышцы. стонет сам в ответ, синхронизируясь с цветноволосым. но тот все не дает и капли доминантности, делая все сам. курсед под эффектом наркотиков красив, по-истинности красив, когда так изгибается, содрогается весь, водя по своему телу холодными кистями, завораживая еще больше; когда путается губами в мокром поцелуе с зеленоглазым; когда тихо-тихо выстанывает, даже будто бормочет, имя своего возлюбленного; когда насаживается по основание, оглаживая чужие плечи и сладко целуя в губы вновь и вновь. сережа - цель его жизни, первая и вечная любовь. он не мог позволить себе сдохнуть там, хоть и давал слабину. да, попытка была, но уже в академии. тогда пуля красиво впечаталась в побеленный потолок, проникая внутрь бетона, а должна была красоваться в его черепной коробке, размазанной по стене, или пролететь насквозь из горла через затылок. но в тот день он точно хотел сдохнуть, если бы не акума.. тот был единственным, кто подошел к нему, заговорил, утешил. тот, за кем сплитововолосый ходил хвостиком на протяжении трех лет, в надежде, все вернуть, как было раньше. нет, не так. все запутано. события в цветной головушке и сами стали терять свою очередность после применения веществ. да, он думает, что стоит откинуть эти мысли, что возникли, стоило ему снова насадиться на чей-то член, дать кому-то власть над собой, позволить использовать себя. только эти два случая отличаются друг от друга. ведь сейчас курсед спит со своим любимым человеком. поводив пару раз по своему стволу, он спускает на живот юноше, продолжая сидеть на его теле и плавно изгибаться. сережа давно закончил, излившись где-то глубоко в нем, но курсед только сейчас слезает с чужого тела. утирает остатки смазки, потягиваясь. действует быстро и нервно, наркотики в его голове будто замедляют все действия, оттого кажется, что нужно ускориться. одевает сережу в чистую одежду и ведет в неизвестном направлении, утягивая его с собой за руку, а куда они идут, не говорит. пролет лестницы, та самая гостиная. они входят в еще одну спальню, где под незамысловатым ковром - спуск в подвал. акума с ужасом смотрит на сплитового и крепче цепляется в чужие руки. боится вернуться туда, откуда, казалось, только недавно выбрался. сопротивляется, не хочет сбежать, отчаянно держась за парня. — пожалуйста..нет, — в глазах слезы собираются, что вот-вот градом польются по розоватым все еще распаленным щекам. — я не хочу туда. — блять, солнце, я не оставлю тебя там, просто, я хочу кое-что показать тебе, — курсед смотрит в каре-зеленые глаза с нежностью и добротой, искренне. он не намерен делать с парнем что-то плохое вновь, ведь тот стал к нему так близок, — а вернее, кое-кого. — нет-нет, не надо, ты мне врешь, — акумов дергает руки, которые держат за запястья, но все тщетно. он уже заранее обречен. — прошу.. кир психует. насильно уже затаскивает юношу в подвал, стараясь не навредить, пока они преодолевают несчастные десять ступенек. сережа крутится, пытается вырваться и плачет. а слезы его горечью, словно раскаленным металлом обливаются по сердцу кареглазого. звук пощечины рассек глухую тишину подвала. — успокойся, и не зли меня, блять, а иначе, я тебя точно тут запру, сука, — грозно глядит, но все же утирает щеки от слез, нежно поглядывая на шокированного акуму. — успокоился? идем. и снова тащит его по пустому холодному коридору, где вдоль стены несколько железных грузных дверей, на потолке прожорливые белые лампы, вроде тусклые, но все равно разъедают глаза, стоит посмотреть на них. их жужжание акума замечает только сейчас. смутно вспоминает, что в одной из этих комнатушек ночевал, на той самой кровати, о которой вспоминать страшно. он боялся остаться здесь снова. один. в холоде и голоде. в одиночестве. — идем-идем, — кир ведет его за руку к самой последней двери, в руке у него все это время была связка ключей, что он снял с ключницы на спуске в подвал. находит с нужным номерком и с большим энтузиазмом смотрит на сережу, — ты готов? — ответа он не слышит, но видит слабый кивок. дверь распахивает, оттуда мгновенно веет холодом и ветхим запахом крови. щелчок и камера заполняется слабым светом, освещая пустую комнату. грязные разводы от крови и воды на бетонном полу, мокрые и заплесневелые от сырости стены и..тело в подвешенном состоянии посередине. акума подрагивает. по босым ногам пробегается холод, заползая под клетчатые штаны. он судорожно хватается за предплечье курседа, прижимаясь к нему ближе. — я подумал, ты захочешь отомстить кое-кому, — акума ступает вслед за парнем в камеру, начиная оглядывать несчастного. руки у неизвестного скованы цепями, закрепленными где-то в потолке. тот в подвешенном состоянии, упирается коленями в бетонный пол. торс оголен, лишь темные рваные джинсы на теле. под юношей грязевая лужа крови и воды. — кто это? он живой вообще? — дверь за ними запирается на ключ, курсед обходит стороной сережу, подходя к столику с неизвестными акуме предметами. — да, но я хочу от него поскорее избавиться, — кира уже отпускает, как и акуму впрочем. темноволосый жмется ближе к парню, который покинул комнату, заперев дверь прямо перед носом светлоглазого. перебирая босыми ногами, сережа взглядом обегает предметы на столе: ножи, лезвия, пилы, различные варианты острых предметов, что в ужас приводят. юноша пугается, отступая назад, упираясь в стену и понимая, что весь этот набор предназначен для несчастного подвешенного парня, которому итак хорошо досталось. тело спереди зашевелилось, что не осталось без внимания темноволосого, тут же устремившего взгляд на предмет разрушения напряженной тишины. тот кое-как поднял голову, звеня цепями. лицо разбито, взгляд потерян. неизвестный поджимает губы, из-за сухости во рту, не имея сил даже звука произнести. оглядывает парня перед собой, из-за крови на лице, что до этого стекала со лба и макушки, не имея возможности понять, кто же все таки перед ним метрах в трех. — а-акума..? — беловолосый еле связывает слова, подергивая скованными кистями. он морщится, сплевывая кровь и усмехаясь от вида багровой лужи под собой. — что происходит? — осматривается по сторонам, прищуриваясь. — я сам..не знаю, что, — парень морщится, голос его продрог, стоило узнать в юноше напротив принца. того самого, кто издевался над ним вместе с кусакабе. кажется того ждет такая же участь, а от этой мысли совершенно не становилось лучше. молчание заполнило комнату. ни сил, ни желания разговаривать совершенно не было. мысли о том, что курсед сейчас будет издеваться над вадимом, оставив самого акуму в зрителях, совершенно не впечатляли, а наводили гложущее чувство сострадания. он ничего не сможет сделать. дверь скрипит, пропуская в компанию тусклому свету ламп в потолках струйку яркого луча из коридора. тень от силуэта растянулась по бетонному полу. курсед входит уже с черным пакетом и бензопилой в руках, не забывает запереть дверь. молчит, скулы его сведены, взгляд сосредоточен и опущен. акума внимательно следит за его действиями, не до конца вдупляя, что тот задумал, когда встал за принцем, начиная ощупывать пальцами голую спину. — ты знаешь, почему ты здесь? — томный шепот ложится на ухо светловолосого, пока ладони сплитового тонкими пальцами оглаживают шею, спускаясь куда-то к груди. — не трогай меня! — юноша дергается от касаний, но маньяк не останавливается, хватая за белые волосы и поднимая чужой взгляд на сережу. — посмотри на него внимательно, — смотрит на возлюбленного тоже, потихоньку расплываясь в улыбке, пытаясь выразить всю свою больную любовь темноволосому. — ты же издевался над ним, да? помнишь? — проворливые лапы оглаживают чужой торс, заставляя дергаться и краснеть жертву. — ты же трахал его, помнишь? — акума вздергивает головой, не понимает, о чем говорит курсед. чтобы этот ублюдок, что издевался над ним все три года, спал с ним? это клевета. — такого не было! — сережа собирает все силы, возникая. злость собирается, оставаясь скрипом зубов. он все еще жмется в угол комнаты, хмуря брови от услышанного. настроение у курседа изменилось и явно не в лучшую сторону. реакция принца ему не понравилась: тот хотел что-то сказать, но поджал язык, сжимая челюсть и опуская стыдливые глаза. — было, сереженька, было. — курсед широким языком оставляет слюнявый след на ухе светловолосого. — ты просто не помнишь, малыш. — ладонь крепко держит грязные крашенные волосы, до боли сжимая у корней. — не было, меня никто не трогал, пока ты не изнасиловал меня, — шипит акума, вспоминая вчерашний вечер. или не вчерашний? когда это вообще произошло, если раны его на ягодицах и спине знатно зажили. — расскажешь, — ехидно ухмыляясь, маньяк отпустил чужую голову. — я скажу тебе, что тебя пускали по кругу, как суку последнюю. шлюха, не более, — делает небольшую паузу, после переводит взгляд, уточняя , — вот он, — приставляя нож к горлу принца, — кусакабе, и еще какой-то пидарас, они все, все ебали тебя. каждый входил в твое, как ты думаешь, невинное очко, и жестко имел, — сплитовому нравилось видеть ужас и непонимание в чужих глазах, играя, манипулируя чужими эмоциями, — а ты не помнишь, как жаль, — наигранно вздергивает бровями, строя из себя актера этого никудышного спектакля, — в начале второго курса этот ублюдок накачал тебя метадоном, в последствии чего это вызвало повышенное чувство эйфории и удовольствия. они собрались вашей компанией, ты с ними был, пил, возможно много, но, когда я по твоим просьбам в смс пришел за тобой, потому что по твоим словам, ты не в состоянии дойти до дома, знаешь, что я увидел? — он делает небольшую паузу, переводя взгляд на плаксивые глаза сережи, расстегивает ремень на своих джоггерах, — я увидел, как каждый пихает свой член тебе в задницу. — это неправда все! ты пиздишь, — акуме не хочется в это верить, отчаянно отпирается, а курсед продолжает, не обращая внимания. — и, знаешь, мне было бы не так больно, я бы мог разъебать их всех, но не-ет, — последнее слово тянет, приспуская свои джоггеры и белье, — я видел твое желание, ты как последняя шлюха прогибался под ними, пока они тобой пользовались, блять, — курсед поднимает голову за светлые волосы, начиная водить головкой по чужим губам. юноша сопротивляется, машет головой в стороны, с силой сжимая челюсть. — не рыпайся, блять, хуже будет. — хлест пощечины разнесся по комнате, а следом и удар коленом прямо в нос принцу. кровь тут же начала стекать по губам и подбородку. пользуясь замешательством, сплитовый сжал чужую челюсть, проталкивая плоть в рот. — посмотри, сереж, вот так же он трахал тебя в рот. теперь время мстить. широкая улыбка не предвещает ничего хорошего, обладатель которой начинает трахать в рот невинного парня. сережа с сожалением смотрит на это все, пока в голове кое-как переваривается каша из воспоминаний. не может такого быть, чтобы он просто забыл. нет, такое не забывают. слюни стекают по чужому подбородку, беловолосый давится плотью, хочет прикусить зубами, но курсед это предвидел, сильно сжав волосы, предупреждая. двигает бедрами, втискиваясь в сопротивляющуюся глотку парня, оборачиваясь на ошарашенного акуму, что за стену держался. он не верит во все это. неправда. но почему тогда в голове кружатся непонятные картинки? это из-за наркотиков? но ведь его почти не мажет, а того эффекта, который он словил в спальне, будто и не было. он ровно стоит на ногах, хоть и слегка покачиваясь, челюсть уже не ходит, а глаза не бегают. хоть все и в ярких оттенках, а слух все еще заострен, эффект спадает. значит то, что говорит курсед является правдой? грубые мужские руки хватают за оголенные тазобедренные выпирающие кости, царапают нежную натянутую кожу, с силой сжимая, точно останутся синяки. другие ладони ласкают соски, иногда спускаясь по груди вниз к животу, а после вверх к плечам. острые зубы впиваются в бледную шею, оставляя розовые пятна. темные волосы взмокли и прилипли ко лбу. взгляд каре-зеленых глаз размыт и пытается зацепиться хоть за что-то. руки цепляются за оголенное предплечье энного парня, пока чужая ладонь, грубо надавливая пальцами на челюсть, водит головкой по губам. парнишка инстинктивно раскрывает рот, принимая плоть внутрь. все тело подрагивает, покрывается испариной в истоме. чем-то накачали, отчего конечности совершенно не слушаются. худые ноги поднимают выше, укладывая на плечи, придерживают за таз и насаживают на очередной член. глухой и сладкий стон разливается по освещенной комнате, а юноша изгибается в пояснице, языком лаская предложенную головку. он не соображает явно. ладони трех разных парней ласкают его тело. в этой комнате царит похоть, страсть, грязь и все это вызвано не истинными чувствами любви, а грязным желанием воспользоваться чужим телом, что так податливо выполняет все прихоти. скрип двери остается незамеченным. широко раскрытые томные карие глаза человека, что ступором встал в проходе, бегают по всем присутствующим, наливаются слезами, скулы сводит от злости, ладони сжимаются в кулаки. вошедший смотрит пронзительно, пересекаясь взглядами с акумой, не соображающим ничего. темноволосый изгибается в пояснице под левым парнем, стонет и смотрит в карие глаза, закусывает губу. ему думается, что все это не правда. лишь крапинки от игл в сгибе локтя, синяки и засосы на плечах будут подтверждению реальности завтра, пока курсед наскоро покидает комнату, не желая больше видеть этого. и почему он снова видит себя со стороны? почему эти ложные воспоминания так врезаются в темную голову, размазывая мозги по стенкам черепной конуры? — я ничего не понимаю, кир, — жалобно вопит темноволосый, оседая на пол по стене, хватается за голову руками, цепляясь пальцами в короткие волосы, сдирает кожу на голове, пальцами спускаясь на лицо и оттягивая кожу под глазами. — пожалуйста..скажи мне, что происходит. курсед ухмыльнулся, вынимая плоть из чужого измученного рта. молча подходит к возлюбленному и бросает ему в ноги свернутую в два раза фотографию. — это фотография, — пока сережа судорожно разворачивает фото, курсед начинает свой долгий рассказ со всеми объяснениями. — это я ее сделал, видишь кто на ней? понимаешь, кто это, помнишь этих людей? — заглядывает в светлые глаза и видит кивок. — это миша, вадим и вроде бы шигитори, — на фотографии, с полосами от сгибов, виднеется компания из четырех парней. посередине стоит кусакабе, закинувший руку на плечо акумова, по краям еще два парня: вадим принц и шигитори. все радостно улыбаются, а сережа чуть ли не светится от счастья, показывая два пальца в кадре. — этот снимок сделан в конце первого курса, когда всех академистов отправили домой на отдых. а за кадром я, — делает небольшую паузу, видя удивление и недопонимание в чужих глазах. — ты с ними дружил, до того как потерял память. у вас была своя компания, а с кусакабе вы были чуть ли не разлей вода. я лишь отшельником в вашей компании был, точнее я даже в компании не был, лишь тем, кого вы не знали, презирали. — кир достает сигарету и закуривает, — тем летом, ты усомнился в своей ориентации. ты — главный пацан-быдло во всей академии, все девки вокруг тебя крутились, ты был главарем вашей компании, вы отжимали деньги у прохожих, вытворяли всякую хуйню в академии, вас боялся даже декан. — такого быть не может, я никогда таким не был, — сережа хмурится, сжимая в руках фото, — это не похоже на фотошоп. — а зачем мне тебе врать? — я не знаю, какие у тебя мотивы. — сережа укладывает голову на плечо расслабленного кира, что выпускал густой дым куда-то в потолок, с которого иногда падали капли, разбиваясь о пол. — но я всегда был самым слабым, меня все презирали и постоянно издевались надо мной. — у меня нет мотивов врать тебе, я лишь хочу избавить этот мир от этих мудаков, которые испортили тебе жизнь. ну и тебя под боком, — тонкие пальцы свободной руки устраиваются на плече размеренно дышащего парня. он опирается о стену спиной, — ты думаешь, что ты был самым слабым. но это не так. я же говорю, ты был главарем, а потом, когда ты понял, что тебе нравится миша, ты засомневался в себе. ты долго думал и страдал над этим, я все это видел, ведь ходил с тобой по пятам, я уже в тот момент надеялся на твою взаимность, но этого так и не произошло. — тяжелый вздох, цветноволосый тушит бычок о пол, — ты же решился, собрался с силами и признался кусакабе в чувствах, а он испугался. испугался, что его могут окунуть в грязь лицом, если кто-то узнает об этом. я видел его неприязнь к тебе, злость, которая распирала его. он не понял тебя, а ты убежал прочь, да, я следил за тобой. я всегда был рядом и видел, как в ту ночь, вы поругались, а потом ты убежал в слезах. впервые я видел тебя таким разбитым. но тогда кусакабе никому не рассказал об этом, он отстранился от тебя, вы перестали общаться и были порознь друг от друга. зато я смог стать ближе, мы проводили много времени вместе, ты помнишь? помнишь, как мы лежали на крыше, как любовались звездами, как мы днями напролет гуляли по паркам, на обеде ходили в одно и то же кафе, много-много разговаривали ни о чем. а когда я признался тебе, ты тоже испугался. я поцеловал тебя тогда, прижал просто и попробовал. ты меня не сразу оттолкнул. — курсед опускает взгляд, касается пухлыми губами чуть дрожащих сереженых, мягко целует, придерживая за подбородок. тело прижимают к стене пустой кафедры. курсед напирает, касается пухлыми губами желанных уст, заводя в односторонний поцелуй. он наивно думал, что это все взаимно, думал, что наконец он заполучил сережу, которого так долго ждал. ради которого он пошел вслед в армию, в академию, лишь бы всегда быть рядом, но тот вовсе не обращал на него внимания, не замечал. а сейчас..сейчас все было прекрасно, они проводили так много времени вместе, почему же сейчас акума нервно подхватывает свою ветровку и покидает кафедру, так и не ответив на поцелуй? кир снова остался один. — тогда я еще не знал, что кто-то нас сфотографировал. а потом это фото попало в руки этих уродов, — пальцем тычет на фотографию, — они морально задавили тебя, выгнали из «шайки», опозорили на всю академию. я пытался помочь, исправить все, но ты избегал меня. да, я продолжал присматривать за тобой, я видел, как ты сидел на крыше, на той, где мы раньше лежали, ты не собирался прыгать, нет, я был уверен, что ты не сделаешь этого. — не выдерживаешь, да? — на крыше появляется второй. акума резко оборачивается, замечая беловолосого парня. принц с противной ухмылкой подходил все ближе, — ну, прыгай уже, сыкло. — че тебе надо от меня? иди нахуй отсюда, — акума поднимается, разворачиваясь к нежеланному собеседнику. — огрызаться как шавка будешь на коленях перед этим цветным додиком, — смеется парень, оголяя зубы в ухмылке, и подходит все ближе. — это ты сделал фото и всей академии разослал? — черноволосый хмурится, сжимая кулаки, настроен он на драку с бывшим другом. — нахуй ты это все так выставляешь? тебя вообще ебать не должно с кем я там сосусь. — да не, братиш, это мне подогнали фото. я был удивлен, конечно. не знал, что ты из «этих», — рисует пальцами в воздухе кавычки. — и че, как будто ты не из «этих». я еще давно заметил, как ты на кусакабе засматриваешься, да и волосы красишь не просто так, да, — усмехается, уверенный в своих словах. — хуйни не неси, ты нарываешься, да? — принцу это явно не нравится. его задевают за живое. он понимает, что сережа тоже не промах, — хотя, медаль тебе надо дать за внимательность. — значит я прав? — черноволосый расплывается в победной улыбке. — сука, я бы не распространял то фото, если бы не узнал, что ты признавался в любви тому, кто тебе не принадлежит, — ревность давит на ребра, вадим не мог позволить себе вот так открыться мише, но и отдавать никому его не собирался. он был очень рад тому, что фотография с поцелуем попала именно в его руки. так он смог избавиться от конкурента. — ты сам начал эту игру. — а ты зассал, выходит у тебя и смелости нихуя нет, чтобы собрать в кулак силы и признаться, нытик. — конфликт все больше разрастался, разжигаясь огнем в глазах юных парней. но спорили они недолго, одно неправильное слово акумы, что задело шестеренки в самом сердце принца, и беловолосый со злости толкает черноволосого парня в грудь. он не хотел. просто так вышло, агрессия взяла верх. принц с испугом смотрит вниз на лежащее на земле тело, с шоком отходит от края, переводя взгляд на дрожащие руки. что он наделал? — ты стоял у края крыши, а этот ебанат толкнул тебя в грудь прямо. я в этот момент уходить хотел, и, сука, как назло, я не смог поймать его. я бы прям тогда ему глотку вскрыл, — курсед со злостью смотрит на тяжело дышащего беловолосого парня, все еще отхаркивающегося кровью. — я не помню этого. но все, что ты говоришь, у меня перед глазами картинкой стоит, — мурашки пробегают по бледному телу. вся эта история густо переваривается в хрупкой голове. — конечно блять не помнишь, ты потерял память тогда. ты когда летел, ты об какую-то хуйню головой ударился. месяц наверное или два лежал в больничке. ты все забыл, кроме самых-самых глубоких воспоминаний. и когда мы в сентябре вернулись на учебу, все уже и забыли о той ситуации, а ты и подавно. — кир усмехнулся, — понимаешь, из-за того, что ты потерял память конкретно, ты думал, что к тебе всегда так относились, что ты изгой, слабак и над тобой можно издеваться. а эти бляди пользовались этим. они унижали тебя. и я был рядом с тобой все время, я снова завел с тобой дружбу, ты ведь, долбаеб, и меня забыл даже, — перемещает кисть в темные волосы, начиная их перебирать и массировать пальцами голову, — но мне, знаешь, даже в кайф было с тобой заново все начинать. — почему я тогда этого не помню? как я мог забыть, что общался с тобой? — акума все еще не соберет пазл в голове. не хватает какой-то детали. курсед выдыхает и поднимается, разминая затекшие ноги, подходит к столу и рассматривает. он думает, с чего бы ему начать издевательство. а еще хорошо было бы вмазаться снова. — я скажу тебе одну деталь, маленькую, деталь, сереж, — кир расплывается в улыбке и достает порошок из кармана джоггеров, — ты терял память дважды. каре-зеленые глаза округляются, рот приоткрывается в немом вопросе, руки зашлись легким тремором. удивление и шок расползается на лице парня. пазл сошелся, все детали встали впритык. так глупо все сошлось, все это будто сюр или чья-то глупая выдумка. сейчас он все это прокручивает в голове, наконец вспоминая все. — звучит глупо, понимаю. но это не пиздеж, вот выписки, — курсед кидает парню в руки выписки двухлетней давности, — убедился? ты забыл, что потерял память и думал, что люди всегда к тебе так относились. а потом, ты попал под машину, она тя метра два протащила вперед, ты опять в больничке лежал и тебе выявили частичную потерю памяти. но ничего не поменялось, ты помнил практически все, за исключением мелких вещей и того, что уже терял память. соображаешь? — курсед протягивает руку сереже, помогая подняться. — давай вмажемся, тебе это все переварить надо в бошке своей. темноволосый лишь мелко кивает в ответ. опускается лицом к поверхности стола и снюхивает дорожку неизвестного ему вещества. часто шмыгает, пропуская остатки порошка в легкие, откидывает голову, закрывая глаза и расслабляясь. — и кстати, то, что я говорил про изнасилование..— юноша проделывает тоже самое, взглядываясь в расширенные зрачки акумы. — этот ублюдок на пару с каким-то парнями, накачали тебя метадоном и транквилами жесткими, а потом изнасиловали. я тогда приехал на твои сообщения забрать тебя, но увидел, как ты ебешься с этими уродами. тебе тогда так хорошо было, ты в душу мне плюнул, растоптал мое сердце в хлам, — следит за реакцией, расплываясь в улыбке, — ну похуй уже, я же все переживу, так? пока ты рядом, я способен жить. — с-сука, — светлоглазый переводит взгляд на вадима и уверенно подходит к нему, хватая за волосы, — это правда? отвечай! — переходит на крик, а такое поведение очень нравится киру. наконец юноша ступает на правильную сторону. — он пиздит тебе все, — хрипит принц, получая удар в живот ногой, — да правда-правда, отпустите меня, блять, больные уроды! — кричит во всю, но это ему уже никак не поможет. — я ненавижу тебя. — сережа сжимает кулаки и ударяет одним из них в нос беловолосого. все же тренировки по самообороне прошли не зря, хоть какой-то толк оставили в мышечной памяти. — смотри, что у меня есть, — сплитововолосый подходит с черным пакетом к вадиму, поглядывая хитро на него. убирает полиэтиленовое покрытые, показывая взору светлых глаз ту самую отрубленную голову кусакабе. — кажется, это твой любимый? тот, кому ты ноги был готов вылизывать, посмотри, посмотри на него, ну же! больно, да? больно, когда у тебя отнимают то, что ты ценишь больше жизни, что любишь безмерно? — кир срывается на крик, пихает в лицо шокированного парня отрубленную голову, держа ее за черные волосы. губы синие, глаза закрыты, а кровь, вытекшая из носа и рта, на остатках основания шеи запеклась коричневым слоем. голова хорошо сохранилась в формалине и после долгого хранения в холодильнике. — для тебя его сохранил, а сердце я его сожрал, сырым прямо, с кровью, — карие глубокие глаза наполнены адреналином и безумством. отходя от шока, вадим истошно закричал на всю комнату, разрывая гланды в мясо. невыносимая боль пронеслась по всему телу и она не сравнится ни с какой физической, принесенной этим же маньяком. видеть омертвленную голову того, к кому испытывал теплые чувства - ножом по сердцу. — скоро я познакомлю твой и мой мрак. — тихо шепчет курсед на ухо темноволосого, подойдя к нему со спины, уложив ладонь на плечо. в тонкую руку вкладывает остро-заточенный топор, — если ты сейчас убьешь его, обещаю, никакая тварь не разлучит нас больше. и сережа ведется. под эффектом и нашептывания курседа он замахивается топором, вонзая его куда-то в мышцу предплечья, заливаясь смехом от воплей жертвы. да. да. больше. сильнее. жестче. огонек в глазах обоих парней загорается ярче этой тусклой лампы в потолке. темноволосый вошел в азарт. кровь брызнула на лица юношей, пачкая одежду, кир заходится смехом, обнимая возлюбленного со спины и радуясь тому, что сережа наконец принимает его сторону, наконец делит с ним ту пищу, ту боль и радость, что он нес в одиночку на своем горбу. оттого продолжает нашептывать на ухо все, что сделал плохого ему вадим, провоцируя воспоминания всплывать перед глазами. никто бы никогда не подумал, что он способен на такое. и дело даже не в наркотиках. дело в его чувствах и менталке, что попали в руки неумелого маньяка, манипулирующего им на протяжении двух месяцев. постоянные подачки транквилизаторов, дозы различных наркотиков, про которые сережа забывал, теряясь во времени; эмоциональная манипуляция, избиение в перемешку с внезапными порывами любви сломали его с хрустом. таким же хрустом костей беловолосого, которого заживо сейчас топором разделал акума. собственными руками, утопил себя в чужой крови, лишив жизни. разделал черепную коробку, все тело по кускам разрубил под действием агрессии. и оседает на колени, громко смеется, ладонями касаясь лица, стереть брызги, но только пачкая его больше в багровой крови. безумство охватило его. он жмется к курседу ближе, заводя в опьяненный опиатами поцелуй, пальцами оставляет на чужом лице кровью следы, ластясь только ближе. отрубленные кисти, что все еще были прикованы цепями, легонько мельтешат из стороны в сторону, пока мертвое тело, разделанное до костей, лежит в растекающейся крови у ног парней, страстно целующихся в порыве эмоций. — я сделаю все, чтобы ты остался рядом со мной. никакие обидчики больше тебя не тронут, рядом со мной ты будешь в безопасности. слышишь? — курсед шепчет в самые губы, держа завороженного моментом парня за щеки.