День луны и солнца

К жизни в лесу, несмотря на отсутствие многих привычных вещей, оказалось на удивление легко приспособиться. — Карин-чан, пока хватит! — донёсся до Карин смеющий голос бабули. — Ты мне так сразу на год вперёд дров заготовишь! Куросаки довольно фыркнула, залихвацки закинула топор на плечо и вытерла пот с лица. Осеннее солнце мягко оглаживало плечи и спину, из леса доносился уже ставшие привычными шелест и чириканье. — Даже не верится, — покачивая головой, Хару обвела взглядом поле работы, которое Карин устроила в нескольких метрах от дома. — Сколько в тебе силы, никак не привыкну. — Я просто добросовестная. — И любишь «всё сама», понимаю, — подмигнула ей женщина лукаво. В точку, Хару-сан. Карин пожала плечами. Чувствовать себя зависимой — для неё это было худшим ощущением из всех. Самоуважение можно сохранить, только если ты сам в состоянии прожить свою жизнь, если готов сам справиться с любой трудностью. В противном случае будь готов плясать под дудку других, тех, за кого ты имел неосторожность зацепиться и без кого теперь не можешь. Даже если это твоя семья. — Давай, собирайся, сходим вниз. — Вместе? — обрадовалась Куросаки, тут же выныривая из безрадостных мыслей. — Вместе. Карин тут же умчалась менять рабочую рубашку на что-то поприличней, потому что с кем бы ей ни довелось пересечься там, внизу — встречать люди любят по лицу и одёжке. Такова правда жизни. Всё это время ей никак не удавалось попасть в деревню вместе с бабулей Хару: те два раза, когда женщина спускалась из своей обители на холме, она уходила так рано, что Карин, просыпаясь, заставала дома только то белобрысое чудовище. Которое, к его чести, показательно её игнорировало с самого первого дня. И Карин это более чем устраивало, потому что уж лучше молчание, чем постоянные разборки. Ну, и к тому же… Ладно, на самом деле Куросаки его побаивалась. Он так ловко в их первую встречу вывел её из себя, что Карин теперь невольно опасалась, как бы он не устроил чего-то подобного еще раз. Хоть на первый взгляд по ней этого было не прочесть, но Карин очень щепетильно относилась к своей гордости. И ненавидела проигрывать. А терять лицо перед одним и тем же человеком второй раз… От одной этой мысли передергивало. Его звали Хитсугая Тоширо. Это всё, что она узнала об этом чудаке за две недели. Кто он, откуда, как связан с этим местом, куда уходит каждый день — никто не собирался давать ей ответы на эти вопросы, и Карин почти смирилась с этим. Бабушка аккуратно избегала этой темы, и странным было её отношение — несмотря на ласковое «Тоширо-чан», Хару обращалась к нему всегда как-то… Почтительно, что ли? И это несмотря на их разницу в возрасте. Но Карин решила, что ей всё равно. Ей, как ни странно, с головой хватало общества Хару. Когда они говорили, у Куросаки все время возникало то самое чувство, когда кажется, будто ты знаком со своим собеседником как минимум с прошлой жизни. Так легко, несмотря на катастрофическое несоответствие жизненного опыта. Карин уже через пару дней поняла, что ведёт себя практически как дома — также непринужденно, не боясь отпустить какую-то шутку или сказать то, что на самом деле думает. Как будто её пожелание «пожить честно» кто-то услышал и решил, что оно достойно, чтобы его воплотили в реальность. Никогда Карин не отбрасывала так быстро осторожность в общении — а тут это получилось будто само собой. Хару, как они и договаривались, придумала ей разной работы. Карин помогала по дому с уборкой, вызвалась решить проблемы с дровами и тщательно изучала справочники по травам, написанные убористым почерком самой Хару. Та обещала чуть позже взять её с собой в чащу и показать, где растут нужные растения. Сначала Куросаки думала, что травы — это то, что ей придется терпеть. Зубрить, перебарывая скуку, и гнать сон, читая описания. Должна же была найтись хоть одна ложка дёгтя в её персональной бочке мёда. А потом она сама не заметила, как втянулась — было что-то умиротворяющее в том, чтобы искать в свойствах флоры всякие полезности и потом сравнивать разные комбинации из рецептов Хару. И это помогало чувствовать себя нужной — пока что только в перспективе, но все равно! И до щемящей грусти напоминало те времена, когда у отца еще была его клиника. Бабушка, ошарашенная её внезапным усердием, сразу установила ограничения: «Заниматься этим больше четырех часов в день вредно, Карин-чан!». И разрешила ей ходить в каморку рядом с её комнатой, где, как оказалось, стояли… еще шкафы с книгами. Много, много книг. Разных жанров, авторов и эпох. Были даже вручную переплетённые и с пометками тушью на полях. И ей самой можно было выбрать, что прочитать. Дома вся литература была посвящена обрядам и истории, так что скромное литературное собрание Хару было настоящим глотком свежего воздуха. Не то что бы Карин не умела пользоваться интернетом или библиотеками. Просто ощущения от своей книги в руках, когда ты у себя дома… Это было нечто особенное. Всегда. — Я готова! — Карин неловко вывалилась на улицу, натянув свои городские штаны и большую теплую кофту на молнии. До ближайшей деревни идти было чуть меньше часа. По дороге ей показали и виднеющиеся вдали горные отроги, и шоссе, с которого так удачно сбилась Карин полмесяца назад. Местность здесь была по словам бабули «крайне любопытная», и Куросаки не терпелось понять, что же она имела в виду. Во всех словах Хару как будто всегда присутствовало второе дно, которое интуитивно Карин чувствовала — но догадаться, в чем дело, не могла. В деревне Карин была заинтересована по многим причинам. Во-первых, хотелось бы узнать, куда она вообще попала, потому что бабуля названия деревень помнила, но расстояние до Каракуры сказать не могла. Во-вторых, транспорт, еда, связь, какие-то вещи… Всё это могло ей в какой-то момент понадобиться. Ну и в-третьих, ей было безумно интересно, как люди живут в таком оторванном от цивилизации мире годами. Карин честно боялась скуки. Пока что всё вокруг казалось новым и неизведанным, непривычная работа занимала больше времени, чем нужно. Но потом она освоится, приноровится. И нужно было заранее подумать о том, чем она будет жить. Не на одних же книгах и травах… Пока что не хотелось допускать мысль, что ей захочется отсюда уйти. Точно не из-за банальной неспособности себя занять. — Ба, да это же Хару-доно! — воскликнул крепкий мужчина, отрываясь от — Карин прищурилась — плетения рыболовных сетей. Уже через мгновение тот уважительно кланялся, а её хозяйка махала рукой, прося подняться. — Хару-доно, у старосты уже есть всё, что вы просили. Вы же за вещами пришли, верно? — Я еще хотела заглянуть к детям Асано-сан. Мужчина понятливо закивал головой, а потом вдруг замер, заметив, что настоятельница пришла не одна. Его лицо удивленно вытянулось. — Хару-доно, а это… — Моя помощница, Куросаки Карин. Она будет иногда приходить вместо меня. Надеюсь, вы отнесетесь к этому снисходительно, Отохи-сан. Удивление переросло в нечто, отдалённо напоминающее шок. В глазах Отохи Карин разглядела сомнение, неверие… уважение? Это была сложная смесь эмоций. Вот только было не очень понятно, что именно так изумило этого человека. — Я очень рад, что вы… Смогли найти себе кого-то. После той истории, да ещё с вашими требованиями… — он снова скосил взгляд на Карин и вздохнул. Хару с признательностью улыбнулась и пошла дальше, вглубь поселения. Следующая за ней хвостиком Карин судорожно обрабатывала полученную информацию. Судя по всему, Отохи принял её не столько за помощницу, сколько за… ученицу? И, видимо, кандидатки на это место уже появлялись, раз уже имела место быть какая-то «история»… Хотя тут любые домыслы могли оказаться ошибочными. Может, они говорили о чем-то другом. Куросаки вот не замечала никаких «высоких требований», которые ей могли бы выдвинуть и о которых упоминал этот мужчина — но, возможно, дело было в том, что она не являлась настоящей ученицей бабули. На данный момент Карин могла назвать себя только приживалой, работающей за еду и ночлег. Хотя Хару делилась с ней своими записями… Однако это было не так серьезно, наверное? Остальные жители среагировали на неё точно так же — замешательством. И смотрели при этом, как на стипендиата Токийского университета, Карин аж неловко стало. В итоге ни с кем напрямую поговорить не удалось. Но не потому что её игнорировали или что-то в этом роде, просто стало слишком очевидно, что никто из этих людей не относится к её «наставнице» — а заодно и к ней самой — как к таким же простым сельчанам. Никакого равенства, лишь почтительная дистанция. Они смотрели на неё, как на духа во плоти, и от этих взглядов так и тянуло поёжиться и спрятаться обратно за Хару. Кто бы мог подумать, что всего в нескольких километрах от Каракуры царит такое суеверие. Карин до самого вечера не могла понять, что больше всего её беспокоит в этой ситуации. Сложно было поверить, что люди, постоянно ездящие в город и видящие, как живёт современный мир, так искренне верят в силы, проводником которых с их точки зрения являлась Хару. Однако то, как беспрекословно они исполняли все её поручения, говорило о многом. Сложно было переоценить влияние старой настоятельницы. Что в этом месте так поразило людей, что они признали смотрительницу этого святилища чуть ли не пророком? Ответа не было. Была только сама Хару, её дом и храм, в который, как оказалось, проход для неё был закрыт. В доме под запретом был второй этаж, на котором обитал Хитсугая — и против этого запрета Карин ничего не имела. Желания ступать на территорию этого человека у неё совершенно точно не было. Но когда она предложила помочь с приведением храма в порядок, бабуля Хару на мгновение замерла со сложным лицом, а потом… Вежливо, но твердо объяснила, что это была не лучшая идея. И что туда вообще лучше не ходить. Это было на третий день после того, как Карин решила остаться. И это немного расстраивало. Несмотря на неприязнь к подобным вещам, любопытство никак не утихало. Ну должно же быть здесь что-то особенное? Как иначе? Храм — сердце любого святилища. Она же не в хондэн собирается, в конце концов! Просто зайти в зал для молебен, чтобы увидеть, что за богу повезло в такой глуши найти столько верных последователей. Изначально Карин хотела попросить об этом еще недели через две, чтобы вопрос не прозвучал совсем уж внезапно. Но теперь, увидев тех селян… Изнывающая от неведения Куросаки продержалась еще три дня. А потом снедающее её любопытство победило, и она, завернувшись в любимый потрепанный шарф, тихо выскользнула в темноту ночи, когда все уже разошлись по спальным местам. Заходить внутрь Карин всё равно не собиралась — нехорошо это было, так явно нарушать просьбу приютившей её женщины. Но вот тщательно осмотреть храм снаружи ей никто не запрещал. Уважение к чужой вере заставило её не красться, как вор, сразу к угловатому изящному строению, а войти через одинокие ворота, традиционно разграничивающие священную землю и землю простых людей. И, поколебавшись, Карин даже вылила себе на руки ковш с водой, следуя известному каждому японцу ритуалу очищения. Ей не хотелось бы потом быть изгрызенной совестью, корящей её за пренебрежение к своей хозяйке и её божеству. Кирпичный цвет колонн и стен угадывался сразу. Не было ни неряшливых щербинок на стенах, ни торчащих деревянных заусениц, не было ни листьев, ни пыли на помосте, что окружал храм. Всё говорило о каждодневных усилиях Хару, всё дышало её заботой. Карин была более чем уверена, что зайди она внутрь — и там всё окажется так же чисто и опрятно. Как никогда не бывает в огромных святилищах, где полно служителей, полно народа, но никому нет дела до мусора на ступенях. Храм не был маленьким и не был похож на одинокие лесные алтари, которые встречались заблудшим путникам. Его хватало на целых два зала, и таким образом Карин поняла, что божество, которое здесь обитало, не принадлежало ни земле, ни рекам, ни горам. Иначе бы зал был один. Зачем природным богам хондэн с их телом? Их тела находятся всюду — там, где есть растения, вода и камни. Значит, это был кто-то… Разумный. Олицетворяющий нечто бóльшее, чем силы природы. Но опознавательных знаков древнейших Ками она, как ни старалась, найти не смогла, и это порождало удивление. Если бог не из местных и не из Великого сонма, защищающего Японию с самого её сотворения, то кто же тогда мог так легко завоевать расположение людей?.. Его название было довольно красноречиво — Хирю, ледяной дракон. У каждого бога было много имен, но Куросаки не могла вспомнить ни одного с таким званием. За какие, интересно, заслуги этот Ками получил такое поэтическое прозвище? Карин и шагу не ступила на ступени, не трогала обвивающую входные столбы крепкую веревку-симэнаву, она не сделала ничего дурного, неподобающего или непочтительного. Но вдруг из черного проёма приоткрытых дверей, прерывая её размышления, показался кусок чернильно-чёрного силуэта, который неопределённо дернулся… и огромным скачком переметнулся к лесу, словно животное. Карин не сдержала вскрика, оступилась и упала назад, прямо на холодную землю. Сердце в груди тотчас тревожно застучало, так, что стало аж в ушах слышно. Отборная нецензурщина пронеслась в мыслях и примерзла к кончику языка. Всё случилось в одно мгновение, а затем на землю снова вернулись тишина и спокойствие. Словно не что-то непонятное сейчас выпрыгнуло прямо из храма, который так опекала бабуля Хару. Словно ей всё привиделось. «А вдруг это воришка?» — подумала Карин, всё еще сидя на земле и растирая ушибленные руки. Может, расплывчатое черное пятно — это просто последствия её нервов, всё ещё натянутых после расставания с семьей и побега из дома? На деле там мог оказаться настоящий человек. А вдруг этот неизвестный стащил подношения, которые бабуля так старательно собирала все это время? Карин решительно поднялась, отряхнула штаны и побежала обратно. Воображение воображением, но этот случай точно не был миражом. Слишком отчетливый. Миражи такими не бывают. — Хару-сан! Хару-сан! — она влетела в дом и плюхнулась на колени, чтобы не тратить время на снятие ботинок. Послышались легкие быстрые шаги женщины. — Карин-чан? Что случилось? — она оказалась рядом с добравшейся до жилой комнаты Карин всего за пару мгновений и сразу настороженно принялась её осматривать на предмет травм и повреждений. Куросаки сжала чужие сухие ладони. — Со мной всё хорошо. Но я видела кого-то в храме! И он так быстро убежал, что я… А вдруг пропал ящик с монетами? Или что-то еще? Карин сразу ощутила, как напряглись руки женщины и как она тяжело вздохнула. Неожиданная реакция. И почему-то Куросаки словно наперед почувствовала, что… — Не может такого быть, Карин-чан. Про это место мало кто знает. Да. Вот это и почувствовала. — Но я видела! Честно! Это был кто-то маленький, и, если он ничего не крал, тогда ему нужна помощь? Он же посреди леса! Ни намека на сонливость не было в глазах смотрительницы, что смотрела устало и будто бы со смирением. Сверху, со второго этажа, послышался шум, и Карин, осознав, что сейчас может произойти внеплановое явление Хитсугаи, судорожно стащила обувь с ног и вышвырнула за сёдзи, чтобы у того не было ни малейшего повода для придирок. Снова посмотрела на Хару. Почему та так сомневается? Почему так уверена, что Карин ошиблась? Ей не могло такое привидеться. Не с таким свистящим звуком, не с шелестом приминаемой осенней, пожухлой травы, в которую приземлилось это… нечто. — Там кто-то был, — тихо и почти жалобно повторила она. — Я верю тебе, — сказала Хару, успокаивающе тронув её за плечо. Мгновенно воспрявшая духом Карин уже набрала в грудь воздуха, чтобы предложить пойти и вместе посмотреть, не случилось ли чего, но тут бабушка добавила: — Но это был не вор. И не потерявшийся ребенок. Карин… не поняла. Потому что никто не может знать наверняка о том, чего не видел. А тот силуэт видела она, а не Хару. — Но, раз такое дело, я лучше сама проверю, — тем временем продолжила женщина и, накинув пальто, бодро направилась на улицу, не дав Карин возможности себя остановить. Только и взметнулся тканый подол, когда ночной ветер дунул в приоткрывшиеся сёдзи. — А… — только и успела протянуть руку Карин. Иногда Хару была до абсурдного прыткой. Иногда она будто забывала о своем возрасте и срывалась с места, оставляя прожитые годы позади. Она совсем не стремилась к покою, что было обычно свойственно людям, прошедшим значительную часть своего жизненного пути. Душа Хару казалась моложе её тела. Тускло теплилась лампа. Проходили минуты. До храма идти было всего ничего, но время тянулось мучительно медленно. После пропитанных уверенностью слов Хару в душе заскреблось беспокойство, хотя в собственной логике Куросаки до сих пор не видела изъянов. Шорох сверху повторился, раздался деревянный стук. — Шастала в мой храм? — неприязненно спросил Хитсугая, спускаясь по узкой лестнице вниз и обращаясь к ней впервые после той предрассветной перепалки. «Твой храм? А не многовато ли на себя берешь, а?» — возмущенно подумала Карин. Вслух же она только фыркнула. — Я не заходила внутрь, — лаконично ответила, не вдаваясь в подробности. Бабули тут не было, сдерживать его недовольство было некому, и в такой ситуации Карин предпочла бы иметь с Хитсугаей как можно меньше личного взаимодействия. Да и сейчас объективно было не лучшее время для ссоры. Тоширо, впрочем, так не считал. — Ещё лучше, — язвительно хмыкнул, — то есть ты просто ошивалась в округе, что-то вынюхивая. Достойное занятие. Шпилька уколола, но не так сильно как в прошлый раз. Карин подняла взгляд на своего нежеланного собеседника и, решив, что такая разница в росте её точно не устраивает, поднялась с пола. Так хоть перестало казаться, что с ней разговаривают с вершины небоскрёба. А Тоширо стоял на нижних ступенях лестницы, щурил свои невозможные глаза, кривил рот в некрасивой усмешке… — Я тебе что-то сделала? — на всякий случай уточнила Куросаки. Хотелось бы получить хоть какие-то объективные причины его «милого» отношения к ней, но… На её фамильярность Хитсугая поморщился. Потом безмолвно преодолел последние две ступени, пересёк комнату, обогнув котацу и едва не задев плечом Карин — вблизи оказалось, что он выше её больше чем на целую голову. Открыл окно, высунулся наружу, на секунду подставив лицо прохладному ветру, обернулся… и лишь тогда ответил ей. — Пока нет. Но сделаешь. Карин еле успела подхватить летящую вниз челюсть. — Прости?.. — задохнулась от возмущения она. — Прощаю, — снисходительно. Куросаки великодушно проигнорировала подначку. — То есть ты по каким-то косвенным признакам решил, что я в неопределенном будущем сделаю что-то «не то», и поэтому меня следует отправить восвояси? — Видишь ли, — Тоширо неприятно улыбнулся, — я никогда не ошибаюсь насчет вас, жриц. Вы все… — Я не мико, — перебила Карин устало. Сколько раз, интересно, нужно еще повторить, чтобы он понял? — Если ты не слышишь с первого раза, то нам не о чем разговаривать. — Пара мгновений тишины, а затем что-то дернуло её — и остальные мысли неподконтрольно сорвались с губ: — Но даже если бы я была служительницей. Даже если вообразить на секунду этот абсурд… Каким же трусом надо быть, чтобы ставить клеймо на человеке только из-за этого? В ледяных глазах мелькнули сполохи, и Карин на мгновение почувствовала себя отомщенной. Но грозы, которую она ждала, так и не случилось. — Ну, — задумчиво произнес Тоширо, окидывая её посерьезневшим взглядом и потирая подбородок, — хотя бы не бесхребетная. И на том спасибо. Сбитая с толку Карин не нашлась с ответом на этот внезапный… это же комплимент был, да? Или ей показалось? — Не переживай, — Хитсугая отвернулся и упал в кресло рядом с уже потухшим камином. — Я тебя выгонять не буду. Еще не хватало руки марать… Так что смотри, не разочаруй бабушку. — Он усмехнулся. — Она не такая всепрощающая тихоня, какой любит казаться. Карин сердито передернула плечами, но ответить не успела: послышался шорох, шумное дыхание, скрип татами. Вернулась Хару. — Успели поругаться? — донеслось от входной двери. — Немножко, — хмыкнул Тоширо, а в следующее мгновение он уже оказался рядом с бабулей, заставив Карин недоуменно моргнуть. «А чего так быстро-то?..» — подумала, глядя, как он помогает Хару снять верхнюю одежду и забраться, наконец, внутрь. Но сейчас самым важным было другое. Куросаки молчала, не отводя от женщины выжидающего взгляда. Рядом с высоким Хитсугаей она выглядела особенно хрупко, но диссонанса это не вызывало — во всей фигуре мужчины чувствовалось что-то оберегающее, даже широкие рукава его кимоно падали вокруг неё, словно стремясь закрыть женщину от окружающего мира. Кажется, этот едкий человек действительно дорожил бабулей Хару. И с присутствием Карин в доме мирился тоже ради неё. Но это всё, естественно, хоть и делало его в глазах Карин более человечным, но менее глухим и твердолобым — нет. — Карин-чан, — негромко начала Хару. — Всё на месте. И там никого нет. Непроизнесённое «ведь я говорила тебе» повисло в воздухе. Карин опустила голову, разочарованная. Подняла всех посреди ночи ради… Непонятно чего. Ну, одно утешение — Хитсугаю хотя бы было не жалко. — Я… — голос звучал глухо, вина за самовольное приближение к запретной территории и за ложную тревогу камнем оттянула подбородок вниз. — Наверное, мне показалось. Мне показалось. Эти два слова сдавили горло до судорог, но а как иначе? Нужно было подвести черту и позволить всем забыть об этом происшествии. Нужно было поставить точку. И всё равно это ощущалось, словно предательство самой себя. Потому что глубоко внутри Карин всё равно отказывалась верить, что всё это — лишь вышедшее из-под контроля воображение. — Карин-чан, — бабуля Хару вдруг выскользнула из-под руки Хитсугаи, подошла к ней и опустила Карин рядом с собой на татами. От неё волнами исходило неловкое, родительское сочувствие. — В этом лесу… Не всегда всё так просто. — Вообще-то я не согласен, — встрял Хитсугая. — Вообще-то, Тоширо-чан, я сейчас говорю не с тобой. Хитсугая надулся, как дитё, и Карин, не сдержавшись, хмыкнула, тут же заработав очередной уничижительный взгляд. Но долго их переглядки не длились: бабушка Хару явно хотела что-то объяснить. И все инстинкты кричали Карин о том, что ей это не понравится. — Этот лес особенный, — с затаённой любовью произнесла Хару, бросив мечтательный взгляд в окно. И тут же виноватым тоном добавила: — И ты тоже поймешь это, если останешься. И, как бы тебе не хотелось избежать этого, твои знания здесь… Могут пригодиться. Каким-то шестым чувством Куросаки вдруг поняла, о чем сейчас пойдет речь. И внутренне содрогнулась от прошившей её догадки. Нет-нет-нет-нет. Это было бы настолько абсурдно. Настолько неожиданно. Настолько неправдоподобно. Да она сама уже столько лет старалась не вспоминать об этом, но… — Давайте сойдемся на том, что я ошиблась, ладно? Не нужно ничего объяснять, — резко пошла на попятный Карин, нервно улыбнувшись и замахав рукой. Ну же. Соглашайтесь, Хару-сан, пожалуйста. Вы ведь не хотели, чтобы в дела вашей маленькой закрытой коммуны вникали посторонние. Докапываться до сути расхотелось. Черт, пусть лучше её обвинят в том, что она надумала несуществующего бандита. Так всем будет проще. Ну пожалуйста. Но Хару лишь покачала головой и поджала губы. —Ты сама меня туда отправила, Карин-чан. Уже не хочешь знать, кого увидела? — Да она боится, — подал голос вернувшийся в своё кресло Хитсугая. Видимо, просто не мог не вставить свои пять копеек. Карин гневно сверкнула на него глазами, чувствуя, что снова закипает. — Так хочется, чтобы всё вокруг оставалось привычным, да, девочка? Опять он лезет. Причем в самый неподходящий момент. И хотя это насмешливо-покровительственное «девочка» звучало чуть-чуть лучше, чем «мико», проблему меньше это не делало. — Привычным, — передразнила она его, не удержавшись. — Кажется, я поняла, почему ты живешь так далеко от социума, Тоширо. В каждой бочке затычка, а? Хитсугая поджал губы, набрал воздуха в грудь… и медленно, показательно выдохнул. Молча усмехнулся, глядя, как раздосадовано выглядит Карин, не получив никакой реакции на свою маленькую провокацию. — Что бы ты ни сказала, — протянул он, — это не изменит факта твоей упрямой слепоты. Будешь отрицать всё до конца, м?.. Хотя о чем я вообще, — хмык, — ты даже ёкая от человека отличать отказы… — Тоширо! — воскликнула Хару, но было уже поздно. Её взгляд метнулся к побледневшему лицу Карин. —…ваешься, — с меланхоличным довольством в голосе закончил Тоширо. В наступившей тишине оглушительно громко тикали часы. Карин круглыми, ничего не выражающими глазами смотрела попеременно то на Хитсугаю, то на бабулю, что продолжала некрепко придерживать её за предплечье. Это… Кажется, это не было шуткой, да? — Ёкаи, — медленно повторила она. В голове медленно складывался паззл. — Или их для тебя тоже не существует? — с насмешливой улыбкой Хитсугая закинул ногу на ногу и подпёр щеку ладонью. Настраивался на шоу, или что? Как было бы приятно кулаками стесать эту ухмылку с его лица. Кончики пальцев неприятно закололо от этой мысли, и Куросаки сцепила их между собой. Нельзя-нельзя. — Почему же, — отстранённо отозвалась она, изо всех сил пытаясь отогнать слишком красочные воспоминания, которые как будто только и ждали этого момента, чтобы напомнить о себе. — Эти ребята… наверное, гораздо более реальны. От неё явно ждали чего-то другого. Чистосердечных возражений, наверное. Но мимолетное удивление Хитсугаи не стоило и грамма того облегчения — облегчения? почему?.. — что высветилось на лице бабушки. Однако та не успела вмешаться в беседу. — Тогда ты вдвойне лицемерна, — вернув невпечатленное выражение лица, заключил Тоширо. И, второй раз проигнорировав попытки бабули осадить его, добавил: — Из ёкаев выросло не одно и даже не два божества, ты же в курсе? Карин почувствовала подкатывающую к груди истерику. Боги. Ну зачем он с ней об этом говорит? Неужели не видно, что это больше похоже на мучение, чем на осмысленную беседу? — Именно поэтому, — попытка вежливо улыбнуться провалилась: вместо улыбки на губах возник враждебный оскал, так странно смотрящийся на лице юной девушки. — Именно поэтому их и не существует. — Да ты бредишь, — не выдержал Тоширо, и его раздражение полыхнуло яркой бирюзой, — ты же не можешь не знать, мико… — Служат богам, да? — короткий, отрывистый смешок. — Тем бродячим, диким духам, которые сожрали столько душ, что могут позволить себе сошествие к людям? Этим ублюдкам, которым мало их бесконечной жизни? Ты же про них, да? Она сорвалась. И вот на этот раз, кажется, ей удалось по-настоящему его задеть. Карин никогда не думала, что увидит на этом лице такое непонимание и растерянность — без ядовитой улыбки Хитсугая выглядел непривычно юным и уязвимым. — Ни один бог не станет питаться душами, Карин-чан… — растерянно прошептала Хару со странной, незнакомой интонаций. Карин резко развернулась к ней. — Конечно, — покладисто согласилась, — после достижения высокого статуса уже не комильфо заниматься такой грязью. Злость душила её. Застарелая, нежданная, царапающая что-то глубоко внутри. Когда сил ни на что не хватает, всё что ты можешь — не верить. Отрицать. Ненавидеть. Эти двое жили тем, что берегли убежище своего божества. Они принимали существование не только богов, но и других сущностей — и принимали с уважением. Ладно, старые боги. Ладно. Те старые маразматики хоть заслужили. Но остальные подонки, те, что несут разрушение под видом милостыни… Чем они заработали такое отношение? Однако чего Куросаки никак не могла предвидеть, так это того, что бабуля Хару заплачет. Безмолвно. Без какого-либо предупреждения её глаза вдруг наполнились слезами, и её морщинистые щеки расчертили две мокрые дорожки. Гнев потух, как брошенная в воду спичка. Глядя на тихо всхлипывающую женщину, смотрящую так потерянно, не прячущую своей боли, Карин почувствовала себя просто отвратительной. С головы до ног пропитавшейся ядом, несущей лишь ироничную горечь. Как демоны-ёкаи. Ведь знала же. Знала, с какой искренней привязанностью Хару относится к тому, чей храм стоял в её святилище, и всё равно не сдержалась. Не зря она боялась контактировать с Хитсугаей. Ему достаточно было поговорить с ней всего пару минут, и вот, пожалуйста — контроль утерян. В голову лезут события десятилетней давности, слова срываются с губ против её воли, каждый спор задевает так глубоко, что она не может остановиться и промолчать. И не зря он с такой мрачной уверенностью сейчас смотрел на неё. Словно повторял: а я ведь говорил. Я был прав. Посмотри, что ты наделала. Может, стоило его послушать тогда? Карин тяжело вздохнула и спрятала лицо в ладонях. Провела пальцами под глазами, опустила руки на колени. Медленно поднялась. — Мне жаль, если я вас обидела. Может, ваши боги иные, — свой голос звучал надтреснуто, пальцы вцепились в ткань кофты, вина жгла веки изнутри. Но она знала: ни одно из её слов не было ошибкой. — Но я в это не верю. И, как по мне, скорее они должны служить людям, искупая свои грехи, чем наоборот. Решительно дернув с вешалки куртку, Куросаки пулей выскочила из гостиной, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, проигнорировав дрожащее «Карин-чан, подожди!», подхватила свою обувь и так в носках и выбежала на темную улицу. Носом втянула воздух, уговаривая себя лишний раз не лить слезы. Утром. Она поговорит с бабулей утром. Она спросит у неё всё-всё-всё, когда там не будет этого человека, раз за разом провоцирующего её на откровения, являющиеся неожиданностью даже для неё самой. По-быстрому просунув ноги в ботинки, Карин трусцой направилась в лес — благо, ориентировалась она там чуть получше, чем в свой первый день за городом. Надо было успокоиться. Надо было подумать. Как же странно всё сложилось. Даже сбежав от жизни в городском святилище, ей, похоже, не удавалось оторваться от цепких лап прошлого. Она смогла ужиться со знанием, что по факту всё равно оказалась в услужении при храме. Но как было мириться с тем, что именно Хару и Хитсугая за столько лет оказались первыми, кто заговорил о духах — не богах — как о части повседневной жизни? Карин в полном смятении сползла на землю. Прямо в те самые корни, в которых её не так давно нашла бабуля. Откуда забрала к себе домой, ничего не требуя взамен. Что ей теперь делать? Кто эти люди, с которыми она живёт? А те, что живут у подножья? Как ей жить здесь и дальше, если они… такие? Действительно живущие в мифах и преданиях, действительно верящие в легенды? Верящие в духов, единых с энергией мира, и не допускающих мысли о том, что свои силы они могут использовать с недобрым умыслом. Их уверенность казалась взращенной годами. Не как у безумцев. Хитсугая единственный выглядел как кто-то, кто во всем пытается разглядеть подвох. Но даже его покоробило, когда он услышал, какими боги выглядят в её глазах. Они действительно верили. «Я не поддамся», — решила Карин, сжав кулаки. Её больше не заманить в это болото. Этой стороны мироздания для неё просто не существует. И не будет существовать. Всё. Руки зарылись в волосы, и Куросаки обессиленно уткнулась в свои колени. Она что-нибудь придумает, верно? У неё всегда получалось что-то придумывать. Какой бы ни была ситуация, всегда есть лучший ход — нужно быть лишь достаточно дальновидным, чтобы его рассмотреть. — Молодая госпожа! — вдруг произнес мальчишеский голос. Карин вздрогнула, подскочила, руки сами заняли оборонную позицию: всё как учил когда-то брат. — Госпожа, не бойтесь! Я здесь! Голос шёл снизу. Куросаки невольно опустила взгляд. У её ног сидел светло-серый дымчатый кролик. Его нос мелко подрагивал, глаза смотрели прямо на неё, лапки нерешительно топтались на месте. Ах, ну да. Это именно то, чего ей сейчас не хватало. Да она совсем рехнулась, похоже. — Госпожа, вы… вам нужна помощь? Вы такая бледная! Мы с вами встречались около храма Хирю, я тогда сбежал, но потом подумал, и… У вас какие-то неприятности из-за меня, госпожа? Я могу помочь! В голове Карин разлилось целое озеро пустоты и смятения. Рациональное мышление, хохоча, помахало ей белым платочком. — Как тебя зовут? — невпопад спросила она у кролика. Голос подозрительно подрагивал, срываясь на высокие ноты. — Ямада Ханатаро, госпожа, — тут же послушно отозвался тот и бесстрашно ступил передними лапками на её ботинок. Кажется, это означало робкое воодушевление. Так показалось Карин, по крайней мере. Она глубоко вдохнула, потерла глаза. Ханатаро сидел внизу и не сводил с неё выжидающего взгляда. — А я Куросаки Карин. А еще я человек, Ханатаро. — Да, госпожа. Я догадался. Карин истерически всхлипнула. Ради всего святого, она говорит с маленьким комочком из мяса и шерсти. Безумие. И этот комок предлагает ей помощь. И утверждает, что именно с него всё началось — раз они, по его словам, у храма уже встречались. Она, конечно, многое может подвергнуть сомнению. Она может отрезать от себя всё «потустороннее» силой воли. В конце концов, она привыкла заставлять себя не верить. Но когда с тобой вдруг начинают общаться животные… — А я — местный дух, госпожа. Хару-сан, правда, всё время пытается меня убедить, что я ёкай, но как по мне — недотягиваю я до них. Чтобы выбиться в настоящие ёкаи, так много сил нужно, госпожа, вы бы знали… — Перестань называть меня госпожой, ради всего святого. — …Ладно. Тогда, может, Куросаки-сан? Карин постояла минут десять неподвижно, старательно не опуская взгляда. Но кролик терпеливо дожидался её и никуда не исчезал — она по-прежнему чувствовала часть его веса на стопе, о которую тот опирался. Она тяжело вздохнула, собралась с силами, посмотрела вниз. Опустилась на корточки. — Сойдемся на «Карин-сан»? — спросила как можно спокойней. Ханатаро пошевелил усами. Очевидно, его привычный этикет не разрешал такого обращения к незнакомым девушкам, но Карин смотрела так выразительно и тяжело, что он в итоге решил не спорить и утвердительно мотнул мордочкой. Она, конечно, сошла с ума. Она уже давно пообещала себе, что никогда больше не поверит в существование занавеса, за которым оживают божества и духи. Она лично сожгла все талисманы, которые рисовала долгие годы обучения — она не хотела больше иметь ничего общего ни с оммёдо, ни с храмовыми ритуалами. Она… Что ж. — Может, ты и правда сможешь мне помочь. Куросаки Карин послушно следовала в густые заросли след в след за Ханатаро. Она не могла заставить себя отказаться от ответов.