***
Ночной воздух полнится запахами приятных благовоний, свежесорванных и развешенных на уголках крыш стянутых в пучки трав, только опавших и собранных в большие плетеные корзины шишек, подогретых отваров из ягод, корений и сырых еловых игл, еще зеленых, источающих горьковатый аромат. Народ кое-где греется у костра, собираясь компаниями и тихо о чем-то переговариваясь, запивая настоявшимся травяным сбором вкусно пахнущий, приготовленный в старинной глиняной печи хлеб. Их деревня похожа на нетронутый, первозданный мир, окутанный тайной и магией. Где-то вдали часовые тушат сигнальные огни, оповещая, что сегодня все спокойно: те, кто ушел на охоту, еще не вернулись, а вечерние стражи не нашли следы чужаков на территории Амитека — жители могут спокойно идти спать. Даник, закутанный в плед, как в кокон, с чашкой ароматного питья внимательно всматривается вдаль и вслушивается, мастерски подрубая свои читерские суперспособности, а именно — тонкий волчий слух — куда-то туда, где на окраине деревни в самом неприметном, простом доме без резных украс и отличительных знаков при мягком освещении люди за длинным дубовым столом тихо переговариваются, обсуждая дневное происшествие. Ему не удается разобрать фраз, так как голоса сливаются в однородную массу, без возможности уловить отдельные слова и предложения, а Эмиль, мелкий гаденыш, словно специально закрывает связь, пытаясь не дать ему услышать то, что тот не должен, чтобы не подвергнуть свою пару опасности или того хуже — суду. Ощущая, как тепло приятно расходится по телу от выпитого парень бросает это гиблое дело; после долгих неудачных попыток и внутренней борьбы со своей парой Тауланов сдается, доверяясь своему истинному: все-таки, Эмиль самый молодой в совете — не просто так — уровень его дипломатичности, ответственности и прагматичности — поражает. Молодой волк может урегулировать любой самый сложный конфликт или отлично продумать очень выгодный для деревни план, зачастую самостоятельно и воплощая задуманное в жизнь. Мужчина тепло улыбается, внутренне испытывая за свою пару невероятную гордость, и, допивая, отставляет на отсыревшее от многодневных дождей бревно оранжевую кружку со сколом на правом боку — принадлежащую, на самом деле, Эми — подсаживаясь ближе к костру. Где-то глубоко в подсознании рождается необъяснимая тревога, словно бы мигает тревожная инфракрасная лампочка, но Данияр подавляет эти ощущения, гонит от себя плохие мысли, прикрывая глаза и сосредотачивается на беспорядочном стрекотании сверчков.***
Прозрачной дымкой окутывая кроны деревьев и медленно плавно спускаясь ниже, серебристо-белый туман невесомым одеялом опутывает поселение, принося чувство неясной тревоги и отчужденности. В доме, недалеко от центра, с зелеными ставнями и вишневым деревом около входа стоит полная тишина, разбиваемая лишь размеренным ходом стрелки старых подвесных часов и хриплым дыханием Димы, опрометчиво заснувшим на гостевом диване — отлеживая себе правый бок и мышцы шеи. Беспорядочно постукивает в запотевшее и потрескавшееся кое-где от времени стекло раскидистыми ветками куст красной бузины, нарушая чуткий сон волка, что всю ночь будто борется с собственным телом, метаясь по простыням в температурной карусели: то сгорая от пышущих огненных приливов, то замерзая до закоченевших пальцев на руках и ногах и недостатка кислорода в легких. Его терминальное состояние — агонический приступ — обостряется посреди ночи, ближе к трем, по старинным суевериям: во время, когда грань истончается и миры сливаются, проникая друг в друга тонкой материей, смешивая сны и реальность — мужчина неожиданно и внезапно заходится болью и режущим кашлем, скручиваясь в ком и сползая на пол от острых спазмов. Диванное покрывало греющее, как адское пекло, будто бы выжигающее все внутренности, падает рядом, судорожно скинутое, впопыхах, и хочется кричать от удушающего чувства собственного бессилия. Все происходит так резко, что Дима не успевает ничего осознать, чувствуя его боль, как свою собственную. Обезумев, волк беснуется внутри, протяжно низко воет, вцепляясь когтями куда-то в область горла, требуя немедленно оказаться там, где больно, с тем, кому так больно, и прекратить это, залечить, зализать, забрать себе его страдания, его недуг. Кровь буквально кипит, а зрачки под веками меняют свой цвет с серых на ярко-серебряные — Дима отдается в горячий плен безумия.***
Тауланов чувствует это волнами, беспокойно открывая тяжелую дубовую дверь, впуская в нагретое до предела помещение холодный ночной воздух — что-то сильно не так — кожу будто прожигает огнем, когда парень проходит вглубь помещения, попадая в пространственно-температурный вихрь, находя друга в углу комнаты, сжатого в пульсирующий ком. Все вокруг в ореоле эмоционального всплеска, резонирующих волн переменного характера. Атмосфера чужой боли — неудержимый, сметающий все вокруг водоворот — затягивает в себя моментально, не щадя никого. Даник пытается пробиться к другу ментально, пробраться, достучаться до сознания, но все безрезультатно — связь опутывает младшего волка, погружая в бурю эмоций человека, что может находиться на другом краю земли. Старший оборотень тяжело вздыхает, присаживаясь на прохладный дощатый пол, и стягивает с Масленникова лишнюю одежду, надеясь, что сознание еще где-то там, с ними, и друг не впадет в приступ, как все разы до этого. — Черт, Диман…Ты должен проснуться, давай же, — Даник находит отвары, оставленные Элой — местной знахаркой, уехавшей из деревни много лет назад, у кого младший учился разным премудростям с травами — на полке рядом с окном, посылая Эмилю ментальные сигналы о том, что нужна помощь. Сейчас же!***
Масленников слышит все, как сквозь воду, на грани сна и реальности, тело не слушается, и болью скручивает все внутренности. Проходит как будто еще несколько часов, которые тянутся и тянутся, когда к Тауланову прибавляются голоса, что-то беспрестанно шепчущие, как молитву или заклинание, Дима не может уловить, что именно, а потом приходит кто-то еще и еще, словно бы вся деревня сбежалась и ютится сейчас в его тесном доме. Чей-то знакомый аромат обдает рецепторы зверя, когда сухая, морщинистая рука подносит к его носу минералы вперемешку с травами и мажет виски вонючим теплым отваром, от чего внутри будто тумблер переключается, как по сигналу — температура стремительно снижается, а беспокойный волк, принюхиваясь, отходит назад, утихомириваясь и прекращая разрывать горло изнутри, давая Масленникову медленно вдохнуть и выдохнуть, проваливаясь в липкую темноту.***
Тихо прикрывая дверь, искренне благодаря и провожая последнего почтенного лекаря, что благодушно согласился прийти на помощь в такой поздний час, Даник пересекается глазами с Эмилем, зажигающим благовония по периметру дома — может, волк Димы и отступил в данный момент, но надолго ли это? Никто сейчас точно не в силах им дать ответ на этот вопрос. Ни миллион знахарей, ни сам Дима, мирно уснувший, накрытый легкой простыней. Одно оборотни знают отчетливо — внутренний зверь может так реагировать только на ужасную боль или близкую смерть своего истинного. И если у людей это не выражено ничем — связь коварная штука, играющая за одну команду — у зверя буквально кипит в крови, прописано в днк — на лучевых костях выведено латиницей одно единственное имя — один человек, зверь или гибрид — на всю жизнь. И если пара умирает, второй чахнет так же быстро и безвозвратно. Тауланов хочет верить, что с другом этого не произойдет, прикрывая скрипучие ставни и присаживаясь в ногах Димы. Старший знает — младшему волку и так досталось в этом перерождении: несправедливость ударила по нему настолько сильно, что Данияр почти чувствует вину за свое личное счастье, пока друг понемногу рассыпается от боли и череды одних черных дней — приносящих только страдание — на миллиарды осколков. И почему из всех волков только чертову Масленникову в пару достался человек? Невероятно! И ведь не полукровка, не другой зверь — человек!***
Старший прикрывает глаза, вдыхая смешанный запах трав и ягод голубики, отпивая глоток сваренного Эмилем ароматного чая, и воспоминания об их ритуале познания сущности пары сами всплывают у него перед глазами.***
ХХ.Х.ХLLX
Когда привязка с истинным начинает формироваться, тонкой витиеватой нитью прочно опутывая две судьбы, они совсем еще глупые безответственные подростки с пустыми головами — буквально — им вот только-только стукнуло восемнадцать, а связь — негласный союз со способностью чувствовать, перенимать на себя сильные эмоции своей пары: его боль, предсмертную агонию, включая все терминальные состояния, как свои собственные — уже соединяет их судьбы с судьбами предреченных пар. В определенный лунный день, имеющий ключевое значение, старейшины совета почтенно приглашают парней — не оперившихся птенцов — глупо и нервно хихикающих мальчишек, в полной мере не осознающих серьезность данного мероприятия, в красивейшую часть Амитекского леса — фонтанный двор. Что известен тем, как мириадами серебрянных звезд на дне главного источника разрушал в мгновение ока бесчисленное множество судеб, лицезрея неисчислимое количество жгучих горячих слез и в то же время сцепивший стальными оковами, соединяя вечные жизненные реинкарнации истинно предначертанных друг другу, наблюдая, как выглядит самое настоящее чистое счастье на уставших от поиска лицах. Плутающая тропка, почти незаметная скользящему взору простого человека, уходит куда-то вглубь прохладной чащобы, опутанной запахами можжевеловых плодов и дикой сладкой малины, где-то над головами идущих протяжно кричат беркуты, хищно кружа над кромками деревьев. Дорога выводит к красивой площадке с огромным фонтаном — Тэра, что, заманивая, поблескивает кристально чистой водной гладью. Даник с Димой хитро переглядываются, предвкушая, предчувствуя — еще немного и назад будет не свернуть, ничего не изменить, только принять и максимально постараться сделать жизнь своей пары счастливой. Звезды-индикаторы приглашающе сверкают на белоснежном дне. При попадании в воды Тэра они окрашивают его содержимое в определенный цвет, позволяя символам проявиться, определяя один из трех типов пары: Перевернутая звезда и круг — зверь; Два круга и крест — полукровка: помесь зверя и человека без способности обращаться полностью; Три перевернутых полумесяца — человек.***
Данику выпадает возможность узнать первому, так как он возродился в этом мире раньше Димы, являясь, по временному исчислению данного места, старше его на пять месяцев. Тауланов гулко выдыхает, принимая у Экты — одного из главных старейшин — черноволосого старика, словно готового распасться на атомы в каждую секунду — несколько прохладных маленьких индикаторов. Дима нетерпеливо топчется где-то сбоку, так же получая свои бесценные металлические лакмусовые бумажки, определяющие судьбу. Голубая водная гладь становится еще ярче, когда звезды падают, медленно погружаясь в холодную жидкость, и отчетливо проявляются два ярких символа, заставляя Диму любопытно заглянуть другу через плечо и искренне за него порадоваться: Звезда и круг. — Зверь! Это, пожалуй, самый великолепный джекпот в жизни Данияра, выигранная случайным образом этакая невероятная лотерея — самый идеальный выбор, что кости судьбы смогли ему выкинуть: его пара — оборотень. Даник неверяще таращится на знаки, не соображая добрые пару минут, и глупо моргает, пытаясь осознать: — Чувак, это…— лишь еще немногим моментом позже шестеренки в мозгу Тауланова начинают со скрипом вращаться, и улыбка наконец озаряет его пухлое лицо, почти разрывая щеки. Старейшины где-то вдали понимающе переглядываются, оставаясь все такими же сторонними молчаливыми наблюдателями этой картины. А Дима утвердительно кивает на недоумение старшего и тут же ощутимо пихает его в бок, заставляя друга убедиться — он не спит, все это — реально. Даник буквально пищит от восторга, вешаясь младшему на шею: Его восторг неописуем — это невероятная удача. Зверь. Тот, с кем проще встретиться, используя связь, отлично работающую в обе стороны в такой паре, не обделяя никого; Тот, с кем легче вернуть свои воспоминания из прошлых жизней и жить в деревне или просто в дальних уголках Амитека, в других лесных поселениях. Даник рад и весь ослепительно сверкает, как начищенный медяк, подталкивая Диму, что уже на подходе к таинству выбора чувствует кромешный внутренний провал — к фонтану. Масленников не верит ни в удачу, ни в мифических богов, ни в фортуну с ее идиотским колесом, он молится лишь высшей энергии, чтобы выпал хотя бы полукровка. Конечно, с ними не так хорошо работает связь, и их труднее отыскать, да и ужиться бывает абсолютно невероятно сложно, но, в любом случае, это все равно не так плохо, как последний вариант. Волк медленно подходит к фонтану, будто бы оттягивая неизбежное, словно в попытке надышаться перед смертью — он не готов абсолютно — но старейшины не смогут стоять тут до раннего утреннего восхода, поэтому парень прыгает в бездну, глухо выдыхая: — Не подведи, — холод индикаторов обжигает пальцы, заставляя Диму остановиться еще на одну мучительную секунду, а потом решительно разжать ладонь, в нетерпении кидая звезды и прислушиваясь к собственным ощущениям. Метаморфозы с цветом тянутся, как долгая химическая реакция без катализатора, и младший волк почти теряет терпение, когда символы начинают только-только проявляться. Оттенок водной поверхности меняется на светло-зеленоватый, и парень тут же готов впасть в отчаяние: На поверхности отражаются три перевернутых полумесяца. — Я ебаный везунчик, вашу мать! — Даник ошарашенно смотрит на воду, взволнованно переступая с ноги на ногу, и ему даже не нужно видеть глаза Димы, все и так предельно ясно: пиздец не просто был близок, он наступил, давая Масленникову под задницу огромный увесистый пинок; и хочется одновременно и смеяться, и рыдать от смеха и коварных козней беспощадной судьбы, что выбрала Масленникова мишенью для своих ядовитых дротиков, наблюдая, сколько он сможет вынести, пока не откинется или не поедет головой, — Мне нужно было играть в лотерее, хотя бы деньги выиграли, а не вот это вот все! — закрывая глаза рукой, и больно стукаясь с желанием разбить себе лицо о фонтан, тянет младший, Даник давится воздухом и смеется: — И правда! Дима, знаешь, лох — это судьба! — старший ловко уворачивается от летящего прямо в лицо дружеского кулака, а сероглазый лишь обреченно вздыхает, смотря на кислотную водную гладь с руническими символами в виде трех перевернутых полумесяцев, обозначающих твою пару, в данном случае — человека. Изображение не меняется, как бы парень ни обходил злосчастный Тэру, и Масленников ударяется еще раз для профилактики лбом о холодный гранитный край и поднимается, направляясь в дом старейшин, спорить с коварной судьбой.***
Сам Амитек выступает против такой связи. После войны с жестокими Этками — полукровками, чьих поселений осталось, в ее результате, крайне мало в северной части Акинаи, был заключен союз оборотней и горожан с четким делением территории — лес остался за людьми со звериными сущностями, а Синай — прибрежный населенный пункт — за обычными людьми. Теперь же, такая сущность пары является критической ошибкой или даже скорее — насмешкой, а для Димы буквально невыполнимой задачей: ментально и территориально, он не знает, как его искать, не применяя бесполезную связь — односторонний телефон, или не выходя за рамки своего ареола обитания в поиске истинного. Чертов замкнутый круг. И разгоряченный волк намерен оспаривать это, когда почти врывается в дом, где проходят советы, ища у старцев с сединами ответы и объяснения. На что почтенные хранители только разводят руками, задумчиво вздыхая — да, таких пар было мало, а последняя, вообще, сформировалась лет сорок назад и долго не протянула: волк и человек не ужились, и пришлось магически разрывать союз, чтобы не погубить обоих, но вот беда, судьбу не обхитрить и не провести, и Масленников лишь тяжело дышит, успокаивая внутренний волчий рык, пулей вылетая из пристанища бесполезных стариков, глухих к чужим проблемам, и морально уже готовится к долгой череде событий, боли и побегов каждый раз к кромке леса за родным сердцебиением.***