Под тяжестью клятвы

Нерадостные вести с севера приносила молва — что Берен ушел к Ангбанду, и король Финрод, хоть и согласился помочь ему, повёл на север лишь крохотный отряд, и все они сгинули в темницах Тол-ин-Гаурхота, а Лютиэн, последовавшая за ними, исчезла, словно и не была. Уже листья на деревьях начинали жухнуть и терять цвет. В этот год леса Дориата не окрасились желто-алыми всполохами, как бывало всегда — горе королевы Мелиан было так велико, что сама природа не хотела одеваться в яркие цвета и плакала затяжными осенними дождями. *** Даэрон не узнал Лютиэн и Берена в двух странниках, пришедших в королевский дворец промозглым осенним днем. Они были молчаливы, не заговаривали ни с кем без нужды, но стража пропустила их к Тинголу, не задав и двух вопросов, кланяясь почтительно, как царским особам. Лютиэн прошла мимо, неслышно ступая по широким плитам, а он даже не поднял голову, пока край ее плаща не скрылся за дверями, ведущими в тронный зал. Тогда ошеломительное понимание обрушилось на него, но было уже поздно — замок скрипнул, закрываясь, и все, что Даэрон мог сделать, ждать, пока ее разговор с матерью и отцом не будет окончен. Беседа была долгой, солнце успело опуститься к горизонту и коснуться его краем, а Даэрон все ждал, будто верный пес у порога чужого дома, куда вошел его хозяин. *** — Госпожа моя… — его голос, лившийся раньше нежней птичьих трелей, сейчас звучал хрипло и несмело. — Что тебе нужно, менестрель? Лютиэн смотрела на него, не видя, как сквозь дымку или тончайшую занавесь воды. Ни гнева, ни презрения не было в ее сердце, и Даэрон понял, что их судьбы, сплетенные прежде, с каждым мгновением расходятся все дальше. Словно она уже уходила по тому странному, извилистому пути, которым не прошел никто из старших детей Эру, а он был не в силах последовать за ней и ей помочь. — Я дал вам слово. Много дней и ночей назад, почти в другой жизни. — Защищать и оберегать меня, пока это будет в твоих силах, — кивнула она. — Ты не нарушил его, менестрель. — И принес вам лишь горе и боль. Могу ли я попросить… Нарушить клятву? — он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, не потупив и не опустив взгляда. — Наши судьбы расходятся, как дорога бьющаяся надвое у подножия холма. Вы уходите путем людей, а я… не так и важно, на самом деле, какой дорогой мне идти. Лютиэн грустно улыбнулась, и на мгновение в ней проглянуло что-то от прежней беспечной принцессы. — Мне не нужна твоя клятва. Будь свободен, Даэрон, слово больше над тобой не властно. И она ушла, не попрощавшись, даже не кивнув, словно забыла о нём, стоило ей отвернуться. Даэрон ещё стоял некоторое время, глядя ей вслед. Ветер был уже по-зимнему пронизывающим, но холода он не чувствовал. В прежние дни пустота в душе не была такой всеобъемлющей, кроме нее была надежда, пусть слабая и призрачная, а сейчас и она истаяла, не оставив ничего взамен. *** Хоть и в тёмные дни, но обручение королевской дочери с ее избранником было праздником для эльфов. Прекрасная музыка звучала во дворце Тингола, менестрели восхваляли красоту Лютиэн и предрекали воинам успех на завтрашней охоте: Берен возвратится к королю, сжимая сильмарилл в руке, как и обещал, и положит камень к его ногам, а благословенный край будет избавлен от беснующегося зверя. Двое были печальны в этот вечер: Мелиан, видящая будущее и чувствующая в нём лишь новые беды, да Даэрон. Его арфа и голос звучали на всех праздниках во славу принцессы, но сейчас они были безмолвны, а сам он, в темных одеждах и без цветов в волосах, выглядел не гостем на свадьбе, а свидетелем горестных похорон. К Лютиэн он подошел лишь в конце праздника, когда гости начали прощаться с королевской четой и расходиться. Она стояла в стороне, и Даэрон был рад этому. Он не хотел лишних глаз и ушей. Она обернулась к нему раньше, чем Даэрон окликнул её. — Прощайте, моя принцесса, — подойдя, он склонился в почтительном поклоне. — Прощай, певец. — Лютиэн увидела, что плащ его был не праздничным, а невзрачным, дорожным, и значит, «прощайте» было не данью вежливости, а много большим. Её же голос был спокоен и ровен. — Пусть дорога твоя будет легка. — Пусть сердце и память ваши будут легки, — эхом отозвался Даэрон. — Это единственное, о чем я прошу вас, уходя: забудьте меня. Я заслужил презрение и гнев, но все же умоляю вас об этой милости, не раньте свою душу мыслями обо мне. — Нас вела судьба, — тихо ответила Лютиэн. — и каждый наш шаг был нитью в её полотне. Эти нити привели нас сюда, не порвавшись в подземельях Ангбанда, не дрогнув под ничьей злой волей, — она бросила взгляд, полный горечи, на отца, который стоял поодаль. — Я не держу на тебя зла, Даэрон. — Благодарю вас, моя принцесса. И он вновь поклонился ей, так низко, что волосы коснулись пола. *** В воздухе чувствовалось дыхание зимы. Даже здесь, в зачарованных лесах Мелиан она проносилась между деревьями порывами холодного ветра, рассыпала иней по траве, делала листья сухими и блеклыми, крошащимися под подошвами легких сапог. Даэрон остановился на краю леса. На первый взгляд, это место ничем не отличалось от всех прочих, но он чувствовал, что Завеса кончается здесь. За ней — другой мир, жестокий и чужой. Туда чуть позже уйдет и Лютиэн, но её будет согревать любовь Берена, а у него не осталось ничего, кроме лютни за спиной. Что ж, он останется менестрелем. Не сойдет с ума и не погибнет в бою, но будет идти по дорогам и петь — о дивном лесе и его хозяйке, о гордом короле и его прекрасной дочери, о том как она полюбила человека и прошла за ним горные теснины и мертвые подземелья.