I Need Somebody

      Хёнджин был прав, думает Чонин одурманенным разумом, он сильно похудел. Юноша смотрит на своё отражение в зеркале. Он выглядит ужасно — бледный и безжизненный, отпечатки пальцев на щеках похожи на грязевые ямы. Острые ключицы выражены ещё ярче. Запястья будто могут сломаться от одного прикосновения.       Чонин выглядит так, будто это совсем другой человек. Он до краёв заполнен усталостью, не в силах сопоставить лицо, на которое смотрит, с самим собой. Ванная тумба холодит ладони, когда он с силой прижимает их к поверхности, стараясь собраться.       - Инни? - кто-то осторожно стучит в дверь. - Ты в порядке? Нам надо идти.       Чонин не двигается. Он так боится, что что бы это ни было, оно прошло сквозь него и вырвало из собственного тела. Чем дольше он находится в этой комнате, тем дольше остаётся в Stray Kids. Чем дольше он стоит здесь, тем дольше может делать вид, будто ничего этого вообще не было.       - Инни.       Дверь открывается, потому что ему больше нельзя их запирать на случай, если снова потеряет сознание. Чан облокачивается на дверной косяк.       - Нам пора, - мягко приносит он.       Чонин кусает губу и кивает. Старший протягивает большой фиолетовый свитер; Чонин берёт его на автомате и держит в руках, поглаживая материю большим пальцем. Очень мягкая. Синель, так, вроде, она называется. Он не уверен, его эта кофта или нет. Он определённо видел, как ранее её носил Феликс.       - Инни, - повторяет старший, пугая его. - Надень это, ладно?       Да. Это Чонин может сделать. Он надевает свитер через голову, немного застревая в рукаве, пока Чан не тянет его и не расправляет материал. Затем кладёт ладони на Чониновы плечи, несильно сжимая.       - Эй, все будет хорошо, слышишь?       Чонин не может смотреть на него. Он улыбается старшему куда-то в область живота и проходит мимо, чтобы найти обувь.       Они сидят в ряд возле офиса Исыля. Джисон так сильно трясёт ногой, что Чонин буквально чувствует это, вибрируя от самой скамейки до сжатых зубов, и что-то брякает в Джисоновом кармане.       - Всё будет хорошо, - повторяет Чан уже в сотый раз. Его рука тяжёлым грузом лежит на колене Чонина — старшие усадили его посередине, и оба продолжают касаться его. Чонин не может решить, ему хочется прильнуть к чужим рукам или уклониться.       Исыль зовёт их в кабинет. Сознание Чонина опасно плывёт, когда он поднимается на ноги, и младший фокусируется на ладони Джисона, что лежит на его поясе, когда они входят внутрь.       Они кланяются, и Исыль без улыбки указывает им на стулья. Как будто его характер изменился на сто восемьдесят градусов, и Чонину страшно. Он не знает этого человека, не знает, как он будет реагировать, не знает, что произойдёт.       Исыль сидит в середине стола с кем-то, как думает Чонин, из команды юристов по одну его руку и Донхёном, ещё одним из их менеджеров, по другую. Донхён вежливо улыбается ему.       - Чонин-а, как ты себя чувствуешь?       Чонин так рад слышать уменьшительную форму своего имени, что едва не тает от облегчения.       - Лучше, хённим, спасибо.       Его голос звучит тихо. Под столом рука старшего хёна вновь ложится на его колено.       - Вы знаете, что сегодня вы здесь из-за нарушения контракта, - начинает Исыль.       Чонин пялится на свои коленки. Он не знает, что сказать, или как сказать хоть что-либо и не звучать при этом слишком дерзко. Пальцы Чана сильнее сжимается на нём, и лидер наклоняется ближе к столу.       - При всём уважении, хённим, Чонин не нарушал условия контракта, - говорит он. - Я знаю... мы все знаем, что он не принимал наркотики.       - Наркотики были в его крови, и он принял достаточно, чтобы ему понадобилась госпитализация, - говорит Исыль. - Передозировка. Появление на публике в состоянии опьянения и использование любого вида нелегальных веществ — что включает в себя препараты, не прописанные по рецепту — строго запрещены условиями вашего контракта. И вы прекрасно об этом знаете.       - Пожалуйста, хённим, я ничего не принимал, - произносит Чонин. Его голос дрожит при каждом слове. Слёзы уже застилают глаза, и он неотрывно смотрит на колени, пытаясь сдержать солёные капли.       - У тебя лёгкий доступ к наркотическим веществам, - отвечает Исыль заметно мягче. Он кивает в сторону Джисона. - Они лежат в вашем доме. Их показал результат твоей крови. Боюсь, вопрос о том, принимал ты их или нет, даже не ставится под сомнение, Чонин.       - Хённим, - выпаливает Джисон. - Прости, что перебиваю, я просто... Чонин никогда не взял бы мои медикаменты, и я могу это доказать.       Юноша возится с коробкой, что лежала в его кармане, и вытаскивает две пластины с ячейками, полными таблеток.       - Мой рецепт выписывается на три месяца, и я обновил его в январе, посмотри... Я принимаю по одной в день. И если посчитать...       - Это не первый рецепт, который ты получаешь на препарат, - твёрдо заявляет менеджер. - Он мог брать таблетки в течение прошлого года. Я повторю, принимал он что-то или нет, даже не ставится под вопрос. Это нарушение контракта, и должно привести к его расторжению.       В комнате повисает густая тишина, и у Чонина воздух застревает в горле. Джисон берёт его за руку, а Чан двигает стул ближе — металл царапает пол — чтобы одной рукой обнять за плечи.       - Вы не можете заставить его уйти, - решительно заявляет лидер. - Джинён-хён...       - В курсе ситуации и чрезвычайно разочарован, - говорит Исыль. - Но, к счастью для вас, он согласен, что группа не может потерять ещё одного участника за такой короткий срок.       Чонин тяжело сглатывает, стараясь контролировать дыхание, и ему удаётся не всхлипывать. Однако со слезами, что без конца текут по его щекам, он ничего сделать не может.       - Мы даём тебе испытательный срок, Чонин. Ошибкам в этой сфере не место. Нам нужно, чтобы ты пообещал, что больше никогда не прибегнешь к наркотикам или любым другим психотропным веществам, включая алкоголь, на период нашего сотрудничества. И ты должен будешь подписать дополнение к твоему текущему контракту по этому поводу. Если ты нарушишь и его, твой договор будет расторгнут, ты потеряешь все авторские права и прописанные гонорары на всё, что уже было выпущено или записано.       Этого слишком много для его понимания. Чонин всё ещё очень вымотан. Головная боль барабанит в висках.       - Посмотри на меня и скажи, что ты никогда больше не станешь принимать наркотики.       Чонину приходится приложить много усилий, чтобы взглянуть наверх. Он открывает рот, чтобы ответить, но сразу закрывает, потому что не может придумать ничего другого, кроме признания в том, чего он не совершал.       - Хённим, он не...       - Это не оспаривается, - перебивает менеджер, хмурясь. - Чонин, я жду твоих слов.       - Я, э... - почти шепчет младший. Взрыв хохота вдруг доносится из коридора, и он вздрагивает; рот закрывается со стуком зубов друг о друга. - Я никогда...       - Чонин.              - Хённим... - вновь зовёт Чан.       - Хватит! - огрызается Исыль. - Чонин.       - Я обещаю, что больше не буду принимать наркотики, - без эмоций отчеканивает Чонин. Дорожки слёз щекочут щёки, но он не предпринимает никаких попыток, чтобы вытереть их.       - И ты понимаешь, что повторный случай приведёт к немедленному расторжению контракта и отказу от твоих авторских прав и гонорара на музыку, выпущенную во время твоего пребывания в JYP?       - Я понимаю.       - Благодарю. Подпиши здесь.       Исыль указывает ему, когда юридический представитель пододвигает листок бумаги. Рука Чонина заметно дрожит, когда он забирает его. Щёки неистово горят.       На бумаге нет ничего, о чём бы менеджер не сказал вслух, но Чан кладёт свою ладонь поверх ладони младшего, когда тот собирается поднять ручку.       - Хённим, у нас должно быть сорок восемь часов на внесение поправок в контракт.       Исыль легко фыркает. Юрист — скучающего вида молодой человек — прочищает горло.       - Эм, это, как результат дисциплинарного взыскания, считается экстренной поправкой, и мы можем запросить подпись в течение двенадцати часов с момента события или его обнаружения. Этот пункт можно найти в вашем изначальном контракте.       - У вас есть здесь копия контракта Чонина?       Юрист открывает папку и вытаскивает файл. Кажется, прошло совсем немного времени с момента, как Чонин пришёл в здание со своими родителями, подписывал эту бумагу, будучи таким взволнованным, что едва мог сидеть спокойно.       - Положение об экстренных поправках, - говорит юрист, указывая на ручку.       Чан подносит официальную бумагу к лицу и начинает читать; его рот кривится в одну сторону, что происходит каждый раз, когда он испытывает стресс. Чонин тоже пытается читать, но слова размыты от слёз, так что он сдаётся.       - Как вы можете видеть, положение на месте, и мы имеем законное право запросить поправку, - говорит Исыль. - Чонин, подпиши, пожалуйста.       Виски Чонина пульсируют. Он снова поднимает ручку и выводит свою роспись, едва глядя на бумагу, и глотает очередной всхлип.       Сбоку Джисон периодически дёргается в его сторону, как будто хочет обнять, и Чан буквально трясётся от злости. Исыль бросает взгляд на бумагу и передаёт её юристу.       - Джисон, - продолжает менеджер, слишком громко. Джисон подпрыгивает на месте, глаза расширяются, как у мультяшного персонажа.       - Да, хённим?       - Думаю, я уже знаю ответ, судя по твоим предыдущим показаниям, но тебя допросили здесь на случай, если у тебя есть какие-то возражения насчёт того, что Чонин продолжает жить в вашем общежитии, ведь это твои таблетки были...       - Я знаю, что он не...       - Не перебивай, - отрезает Исыль. Он выглядит так, будто ему всё это надоело. Его тон заставляет сердце Чонина сжаться, но он так рад, что внимание направлено не на него, пусть хотя бы на одну минуту, что он боится двигаться.       - Прости, хённим, - Джисон кланяется.       - У тебя есть какие-нибудь возражения насчёт нынешнего расселения?       - Нет, хённим, - Джисон сжимает чониновы пальцы.       Чонин перестаёт слушать, когда менеджер заканчивает встречу и выпроваживает их. Младший кивает на автомате, когда это делают другие, и потом позволяет хёнам вывести себя в коридор. Ноги снова кажутся ватными и грозятся прогнуться под ним, и он слегка покачивается, пока Джисон не обнимает его одной рукой за талию. Каким-то образом оказывается, что он снова плачет, не переставая, словно капающий кран. Как будто он никогда больше не сможет остановиться.       - Остальные в зале для репетиций, - мягко обращается Чан. - Хочешь пойти туда, или хочешь, чтобы я нашёл кого-нибудь, кто мог бы отвезти тебя домой?       - Я не могу поехать домой, - мгновенно отвечает Чонин. - Если я не буду репетировать, они скажут, что я... И тогда они...       Он едва может выдавливать слова, но старшие всё равно понимают. Джисон гладит его по спине, когда они направляются к лифтам.       Они встречают по дороге несколько людей. Чонин держит голову опущенной и старается идти быстро, хотя дрожь во всём теле едва позволяет это сделать. Прошло меньше двадцати четырёх часов с момента, как он испытал унижение от мысли, что кто-то понесёт его по зданию, и вот, где он теперь — его ведут по коридору, пока он плачет, словно ребёнок.       Сейчас буднее время, так что Чонин надеялся, что внизу, где находятся танцевальные залы, будет безлюдно, но, как и следовало ожидать, как только выходят из лифта, они сталкиваются с половиной GOT7 и целой кучей стаффа. Чонин впечатывает взгляд в пол. Он с трудом может продолжать дышать правильно.       Чан и Джисон вежливо, но отрешённо здороваются со старшими. Чонин не произносит ни слова.       - Дети, с вами всё в порядке? - голос Марка звучит мягко, обеспокоенно, и Чонин больше не выдерживает. Его следующий вздох превращается во всхлип, потом другой, и он опускает голову пуще прежнего, чтобы спрятаться в Джисоновом плече.       - Хан-а, отведи его к остальным, ладно? - слышит Чонин бормотание Чана, и его снова приводят в движение.       Джисон держит младшего близко к себе и разговаривает с ним всю дорогу по коридору: о том, что они почти пришли, и что всё наладится, и что Чан наверняка лично поговорит с JYP по поводу происходящего, потому что JYP любит Чана, поэтому Чонину не нужно волноваться, и что всё равно все знают, что он не стал бы принимать наркотики, и что мемберы никогда не позволят ему уйти, и что они очень любят его. Чонин едва ли осмысливает всё это, но всё равно испытывает благодарность за попытку заставить отвлечься.       Ему снова становится паршиво, и он не уверен, тревожность это или недостаток сна, или что-то другое. Те таблетки до сих пор лежат у Джисона в кармане, и одно их присутствие рядом навевает ужас, как будто он вдруг каким-то образом впитает их в себя через воздух.       С приближением к танцевальной комнате до них доносится приглушённая мелодия "God's Menu". Джисон напевает себе под нос, открывая дверь.       Первое, что Чонин видит, — это его отражение в зеркале. Он кажется маленьким даже под боком Джисона, и таким же худым и хрупким, как и с утра, и единственная разница лишь в том, что сейчас кожа на лице блестит от слёз. Яблочки на щеках окрашены пунцовым, всё остальное лицо бледно, как молоко. Он выглядит ужасно. Кожу щиплет от стыда.       В следующую секунду он замечает футболку Феликса, что затем касается его лица, когда хён заключает его в объятия.       - Привет, - мурлычет Ликс. - Ох, Инни, что случилось?       Чонин приседает немного, утыкаясь носом в чужое плечо. Он не уверен, что сможет говорить.       - Где Чан-хён? - доносится вопрос Минхо.       - Мы встретили в холле GOT7-сонбенимов, - Джисон до сих пор стоит рядом и бережно касается бёдра младшего. - Думаю, он просто...       Он осекается с открытием входной двери, и Чонин чувствует, что его тоже перемещают, когда лидер заходит в комнату.       - Привет, ребята, - устало произносит он.       - В чём дело? - повторяет Феликс. Он не отходит. Одна рука лежит на чониновом затылке, другая — надёжно обнимает вокруг талии.       - Я всё объясню, - говорит Чан. - Давайте сядем. Кто-нибудь может принести Чонину воды?       Чонин идёт туда, куда его ведут, прижимаясь к боку Феликса, когда они садятся на диван. Его рука сильно трясётся, когда младший протягивает её за небольшим стаканом, который ему даёт Сынмин.       - Всё хорошо, - бормочет Феликс, кладя руку поверх пальцев Чонина, чтобы успокоить тремор.       Тёпло чужого тела растекается по спине — Минхо — и Хёнджин садится на пол, укладывая руку Чонину на колено. Остальные тоже усаживаются поблизости, а Чан — на подлокотник дивана, чтобы подвести итог их встречи.       Затем комната разрывается шумом.       - Это просто смешно.       - У них нет доказательств!       - Это незаконно.       - Как они могут так поступить? - Хёнджин звучит так, будто готов заплакать, и Чонин просто не может взглянуть на него. - Почему они не слушают нас? Хён...       - Я знаю, - говорит Чан. - Я тоже зол, ясно? Я поговорю с JYP как можно скорее.       - Но он подписал документ, - начинает Чанбин, - так что...       - У него не было выбора, - произносит Джисон. - Это было... Исыль-хён практически заставил его это сделать. Но там был и юрист.       - Разве у нас не должно быть два дня для изменений в контракте? - спрашивает Сынмин.       Чан объясняет, что сказал им юрист, и обсуждение начинается по новой. Чонин закрывает глаза.       - Инни, как ты себя чувствуешь? - тихо спрашивает Минхо поверх всеобщего шума. Его голос мягкий, более спокойный, чем у остальных. - Мне не нравится, что ты сидишь здесь, когда вышел из больницы буквально пять минут назад.       - Мне нельзя домой, - во второй раз за день повторяет младший. - Они скажут, что я снова принял наркотики, и они выгонят меня...       - Тише, - успокаивает хён, - не надо. Не думай об этом. Мы не позволим никому выгнать тебя из группы. Просто скажи мне, как себя чувствуешь.       Чонин сильнее зарывается головой в грудь Феликса.       - Плохо. Я устал, - "как и всегда" хочется добавить и надуть губы, но он сдерживается.       Феликс сочувственно мычит, и Чонин чувствует, как хён целует его макушку. Он закрывает глаза и глубоко дышит. Всё тело подрагивает.       - Ну ладно, - вдруг говорит Чан, заставляя всех замолчать. - Так мы ни к чему не придём, и у нас всё ещё есть расписание. Если отстанем от графика, то просто дадим им повод наказать нас, верно?       Лидер зачёсывает волосы назад и выглядит вымотанным; от чувства вины Чонин кусает губы.       - Сегодня все занимайтесь своими делами, мы поговорим позже. Я посмотрю в календаре и проверю, у кого из нас будет время побыть с Инни.       Их расписание — логистический монстр с выделенным разными цветами индивидуальным, групповыми и юнитными репетициями, и Чонин отстранённо наблюдает, как Чан листает даты, чтобы найти ему сиделку.       - Вам необязательно это делать, - бормочет он. - Мне не нужно...       - Иен-а, - упрекает Минхо, - ты болен.       - Буквально вчера ты был в больнице, - поддерживает Чан.       - И мы до сих пор не знаем, как наркотики попали в твою кровь, - присоединяется Сынмин, тон его голоса мягкий, но он хмурится.       Феликс снова мычит; звук вырывается глубокий и обеспокоенный, и он обнимает младшего крепче.       - Мой Инни.       - Нет, он мой, - заявляет Хёнджин на английском. Он смыкает руки вокруг ног тонсена, кладёт голову ему на колени, словно верный пёс, и делает вид, будто кусает чужое колено. Чонин смеётся, но это резкий, некрасивый звук.       Как оказывается в итоге, Чонин общий. До конца дня один из мемберов всегда остаётся с ним, и Чонин ненавидит это и испытывает благодарность в равной степени. Репетиция и уроки проходят в тошнотворном бреду, пока он не оказывается свёрнутым клубочком на диване в студии Чанбина, где он наконец-то, наконец-то, может вздремнуть.       - Если кто-нибудь зайдёт, я скажу, что ты работал со мной над гайдами, - говорит старший. - Ты как себя чувствуешь?       - Плохо, - признаётся Чонин в, наверное, двадцатый за сегодняшний день раз. Он пытается не впадать в отчаяние, но иногда ощущает, что вот-вот заплачет, и он пролил уже достаточно слёз, что хватит до конца жизни.       Чанбин дует губы и заставляет его выпить ещё воды, а затем укрывает толстовкой. Для человека, чьё спокойное лицо всегда очень серьёзное, он почти никогда не хмурится. И Чонин ненавидит тот факт, что он является причиной подобного выражения.       - Хватит так смотреть на меня, - бормочет младший. - Я в норме.       - Неправда, - спокойно отвечает Чанбин. - Но скоро будешь. А сейчас будь хорошим мальчиком и засыпай.              Он просыпается от звука собственного голоса, слабого, тихого стона, который сперва даже не узнаёт. Он сильно сжимает губы, проглатывая подступающую рвоту, но желудок переворачивается, и Чонин сдаётся, сползая с дивана на колени и едва успевая доползти до урны, прежде чем его стошнит. Горло пылает огнём.       На Чанбине большие студийные наушники, так что ему требуется пара секунд, чтобы заметить происходящее. Чонин слышит, как старший матерится и встаёт со стула, садясь рядом; ладонь хёна осторожно ложится Чонину на спину.       - Эй, ты как? Хёну очень жаль, я тебя не слышал, - тихо извиняется он.       Чонин немного прислоняется к нему, пока его выворачивает, но со рвотой почти ничего не выходит, и он просто вяло садится, тяжело дыша.       - Уже больше пяти часов, - Чанбин оглаживает его бок. - Я позвоню хёну, посмотрим, можем ли мы отвезти тебя домой, ладно? Тебе стоит отдохнуть как следует, и нам нужно поговорить... обо всём.       Он помогает Чонину сесть обратно на диван и сгребает со стола телефон, берёт с собой урну и выходит из комнаты. Чонин находит свою бутылку воды, застрявшую между подушками, и смачивает рот, восстанавливая дыхание. Он неплохо справлялся весь день, не думая обо всём этом, но теперь ему холодно, будто тень произошедшего снова окутала его. И он весь дрожит.       - Эй, - зовёт Чанбин, возвращаясь в студию.       Чонин подпрыгивает на месте так сильно, что желудок снова крутит. Он сгибается поверх коленей, пытаясь удержать всё внутри.       - Ох, прости меня, прости, - Чанбин садится рядом и гладит спину. - Я не хотел тебя пугать. Чан-хён вызывает машину. Сынмин, Хёнджин и Минхо поедут с нами, а остальные через полчаса.       Чонин устало кивает. Он слегка качается, когда встаёт, голова кружится, и Чанбин матерится снова, обнимая его за талию.       - Вот так, всё хорошо, - говорит старший куда более уверенно, чем Чонин это чувствует на самом деле. - Скоро мы будем дома.       Чанбин вешает на плечо обе их сумки и ведёт тонсена к двери.       - И если ты не скажешь Чан-хёну, что я выругался, я куплю тебе тот арбузный десерт, что ты так любишь.       Домой они едут молча. Хёнджин укладывает голову младшего на свои колени и бережно массирует нижнюю часть затылка, и Чонин старается заснуть под осторожными прикосновениями. Ему кажется весьма ироничным тот факт, что его кровь полна снотворного, но он никак не может поспать нормально — только вздремнуть.       Но и сохранять внимание тоже не может; мир вокруг пульсирует и вращается, когда он пытается сконцентрироваться. У Хёнджина на джинсах есть потёртые дырки с нитками, и Чонин тянется к ним неуклюжими пальцами. Ему удаётся лишь слабо покопошиться на чужом колене.       Нависая над ним, Хёнджин издаёт мягкий очарованный звук и переплетает их пальцы. Его рука невероятно тёплая. Чонин держится за это ощущение и проваливается в дрёму.       Оказавшись возле общежития, Чонину почти удаётся добраться внутрь без происшествий. Хёнджин и Сынмин практически тащат его, и младший изо всех сил старается держать глаза открытыми, а ноги — прямыми. Они уже на полпути к дивану, когда руки начинают неметь.       Это знакомый признак. Тошнота охватывает его желудок. Чонин начинает говорить что-то, но сбивается, когда зрение застилает пелена — белая, бурая и затем чёрная.       - Инни, - раздаётся рядом. - Чонин. Ты меня слышишь?       Кто-то трогает его лицо. Он лежит с чем-то мягким под головой, но под странным углом, что-то упирается в шею, и в ушах звенит.       - Инни.       Ноги кажутся ватными, и Чонин понимает, что кто-то держит их приподнятыми вверх, а чужие руки лежат на лодыжках. Ладони, охватывающие лицо, двигаются, проводят по лбу, и Чонин моргает, открывая глаза.       - Привет, - Хёнджин улыбается ему, снова оглаживая кожу. - Всё хорошо. Ты просто потерял сознание.       Это первый раз с начала его болезни, когда кто-то находится рядом в момент обморока. Дыхание застревает в горле.       - Тише, всё нормально, - Хёнджин поднимает чонинову ладонь и сжимает её. - Полежи так ещё немного, пока не станет лучше. Хён принесёт тебе сок.       - Тебе нужен сахар, - говорит Минхо.       Чонин немного поворачивает шею, уводя взгляд от Хёнджина, и находит Минхо, который сидит на полу рядом с ним, и Сынмина, что сидит на стуле, принесённом с кухни, и держит ноги Чонина на своих коленях. Они оба нежно улыбаются ему.       - Ты очнулся! - Чанбин появляется со стаканом, и сияет так, словно Чонин только что выиграл приз или типа того. Чонин ценит подобное проявление, но он предпочёл бы, чтобы его возвращение в сознание не вызывало такую бурную реакцию.       - Как долго я..? - голос Чонина тихий и слабый.       - Почти минуту, - отвечает Сынмин, поглаживая чужую голень. Он держит в руках телефон и останавливает таймер, запущенный на экране. - Если бы прошло больше, мы бы вызвали скорую.       - Нельзя, - Чонин пытается сесть, но Хёнджин не позволяет ему. - Вы не можете... Если это случится снова, вы не можете вызывать скорую. Если они найдут больше... больше этого в моей крови, они расторгнут контракт. Вы слышали Чан-хёна. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо.       Голос ломается, и Хёнджин прижимает младшего ближе.       - Мы не можем этого обещать, малыш, - говорит Минхо очень, очень нежно. - Не в то время, когда ты можешь быть болен. А вдруг что-то случится из-за того, что мы ждали? Мы никогда не сможем простить себя за это.       Чонин поджимает губы, глядя в сторону. До тех пор, пока он может оставаться в Stray Kids, ему всё равно, если с ним что-то случится, но он знает, что лучше не говорить это вслух.       - Выпей сок, - предлагает Чанбин, успокаивая его. - Сейчас отдыхай, а позже мы поговорим, когда остальные будут дома.       Они помогают Чонину сесть, прислоняя к груди Хёнджина. Чанбин тычет ему в губы трубочкой, пока младший не начинает пить. Это любимый напиток Феликса — малина с яблоком — и его вкус слишком сладкий на языке.       Сынмин опускает его ноги, но ставит свои ступни по обе стороны от них, удерживая вместе. Он улыбается и хмурится одновременно, будто хочет и обнять Чонина, и стукнуть его. Чонин понимает.       - Прости, - говорит ему младший, и Сынмин легонько пинает его по лодыжке.       - Не извиняйся.       - Не пинай его, он только-только из больницы, - ругает Минхо.       К концу предложения его голос становится высоким, и Чанбин пародирует хёна. Хёнджин смеётся, грудь сотрясается от хохота под спиной Чонина, и младший понимает, что смеётся сам.       - Так-то лучше, - Минхо щиплет его за щёку.       Они заставляют его допить сок, и потом Чонин умоляет разрешить ему лечь на диван. Остальные скоро вернутся домой, и он не может вынести мысль, что его увидят вот так лежащим на полу.              - Чан-хён уже знает, что ты упал в обморок, - бесцеремонно говорит Чанбин.       - Ну зачем? - хнычет Чонин.       - Ты серьёзно? - Чанбин вскидывает брови. - Ты буквально был без сознания почти минуту.       - Это было страшно, Инни, - мягко произносит Хёнджин. Его колени упираются по обе стороны от чониновых бёдер, прижимая его к себе всем телом, и соединяет их виски. От этого тепло, и это помогает справиться с болью, которые его слова породили в груди.       - Простите, - лепечет Чонин. Сынмин хочет пнуть его снова, но Минхо ловит его ступню.       - Если ты готов встать, можем пойти на диван, - предлагает Хёнджин. - Но мы будем делать всё медленно, ладно?       Чонин подчиняется, позволяя Чанбину и Минхо осторожно поднять его на ноги. Они продолжают держать его под руки на всём пути, и он облокачивается на них, хоть это и похоже на то, будто его арестовали. Чонин опускается на одну из больших подушек. Он очень, очень устал.       - Тебе что-нибудь нужно? - спрашивает Минхо, гладя руку младшего.       - Эм... - неуверенно выдавливает Чонин и больше ничего не говорит. Он знает, как они отреагируют, и он ненавидит ощущение, когда нуждается в чём-то, но кожаное покрытие дивана холодное даже сквозь его джемпер, и он так странно себя чувствует, так уязвимо, поэтому сдаётся.       - Хёнджин-хён, - зовёт он, - ты можешь, эм...       Хёнджин понимает всё без слов, потому что это Хёнджин, и расцветает в улыбке.       - Тебе нужны обнимашки, малыш?       Старший устраивается между Чонином и подлокотником дивана, и Чонин позволяет переместить себя, пока он не оказывается свёрнутым на груди хёна. Чанбин восторженно складывает ладони под подбородком и делает милое личико, но никто на это не реагирует, и Чонин немного расслабляется.       - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает самый старший, наклоняясь над ним. - Ты сегодня почти ничего не ел.       Чонин разглядывает свои колени, тянет рукава поверх тонких запястий.       - Меня тошнит... - неловко произносит младший. - Голова болит. Я поем позже. Обещаю.       Хёнджин взволнованно мычит и запускает пальцы в волосы юноши, чтобы слегка помассировать виски. Это приятно. Кто-то включает телевизор, и остальные тихо разговаривают между собой. Чонин закрывает глаза.       Он ненадолго уснул, пока шум приехавших домой хёнов не заставил его сморгнуть дремоту. Он не двигается —Хёнджин слишком тёплый и уютный — но устало улыбается, когда те входят в комнату. Феликс без промедления устраивается по другую сторону от Чонина, закидывая щиколотки ему на колени.       - Привет, хён, - здоровается младший. - Я украл твой сок.       - Слышал, что это было ради важной цели, - по-доброму отвечает Феликс.       Чан стоит посреди комнаты, окидывая детей взглядом. Джисон и Минхо на другом конце дивана, а Сынмин и Чанбин — на подлокотниках. Чан немного сдвигает назад кофейный столик и садится перед ними.       - Ты как? Минхо написал мне.       - Нормально, - младший поёживается под пристальным взглядом. - Просто на секунду потерял сознание.       - Почти на минуту, - поправляет Сынмин, и Чонин показывает ему язык.       Чан хмурится, кусает губы, но никак это не комментирует.       - Окей, итак, - тяжело выдаёт он. - Мы все знаем, в каком мы положении. JYP не был сегодня в офисе, но я постараюсь встретиться с ним на этой неделе и избавить Чонина от этой штуки с контрактом.       - Так нам нужно только узнать, как транквилизаторы попали Чонину в кровь, - говорит Джисон. Чонин тихо хнычет, и Феликс стукает Джисона по ноге.       Чан закатывает глаза, но кивает.       - Ну, да.       - Это.. В смысле... - Сынмин осекается, но осторожно продолжает. - Разве это не очевидно?       Чонин осматривает гостиную. Чан, Чанбин и Минхо выглядят так, будто знают, к чему он ведёт, но Джисон все ещё хмурится, сбитый с толку. Феликс и Хёнджин сидят слишком близко, чтобы увидеть выражения их лиц, но рука Хёнджина вдруг сжимает его очень крепко, а Феликс задерживает дыхание.       Чонин не хочет даже начинать этот разговор. То, что он услышит их мысли по этому поводу, ему не поможет. Он просто хочет спать.       - Они не могут быть в воде или чём-то ещё, - говорит Джисон. - Мы практически всегда едим и пьём одно и то же. И мы все принимаем одинаковое обезболивающее.       - Ну, да, и это продолжается уже слишком долго, - тихо произносит Сынмин. - Может, один раз он и мог принять их по ошибке, но не всё же время. Мне кажется, это специально.       Чонину кажется, что он буквально чувствует, как остановилось сердце. Это не то, чего он ожидал. Он втягивает воздух и проглатывает его, пока не разразился слезами.       - Хён... - шепчет он.       - Нет, - Сынмин наклоняется на своём стуле, чтобы взять Чонина за руку, сжимая бережно, но с ощутимой силой. - Нет, не ты. Я знаю, что ты бы не стал этого делать. Я не это имел в виду.       Чонин почти тает, испытывая облегчение, голова падает обратно на шею Хёнджина.       - Тогда что ты имеешь в виду? - спрашивает Феликс; голос едва слышно в тишине комнаты.       Сынмин смотрит на него, сжимая ладонь младшего чуть крепче. Чонин прижимается к хёнджиновому плечу и не видит всё лицо Сынмина, но может точно сказать, что тот сомневается.       - Это... Я думаю, что кто-то делает это специально. Кто-то... Кто-то накачивает его.