62. Сателлит

      Он сам виноват. Эрика была кармой. Взял на душу слишком много грехов, чтобы его ненастье обошло стороной. Но тогда просто нельзя было иначе. Сын столько времени проводит в интернете, сколько, кажется, Сева не проводит на работе, но лучше это, чем то, как было тогда. В его детстве пацанов либо били, либо они вступали в группировку и третьего не дано. Чаще выбирали второе — тогда весь Союз бухал, а пацанва как мошкара слонялись без дела, пока не нарывались на неприятности. Вот и у него сначала «тренажёрный зал» где по первости просто спортом занимались, а в итоге закатывал людей в бетон и уйти уже нельзя. Найдут тебя, найдут семью и если сразу не убьют, то до смерти запытают, но он и не хотел. По молодости казалось романтикой — шрамы украшают мужчину, а кровь рубахи не пачкает. Первого человека он убил в 15 лет, но тогда столько умирало, что иногда даже не расследовал никто. А в возрасте «хорошо за...» начались дела уже серьёзнее, когда о «выйти» нет уже и речи — на тебе уже слишком много завязано. Ты уже буквально людям сердца вырываешь с помощью чёрной хирургии. Его местные Дедом Морозом прозвали, что людей по частям в холод складывает. Думают у него столько внуков, чтобы потом на органы продавать.       Но когда он был молод и в той или иной степени красив, руки были в крови по пояс. А дьяволица искала жертву. Всем известно, что вампиры бывают «вегетарианцами» — это когда питаются кровью животных, но Эрика была стервой и к людям относилась не лучше, чем к животным. А Сева ей, кажется, просто под руку попался. Не может вампир по настоящему человека полюбить, как не может человек возлюбить аквариумную рыбку. Это извращение, но видимо она была того… Сам не знает она его загипнотизировала или это была любовь с первого взгляда, но в первую же встречу она позвала, а он пошёл. Про зов, как правило, никто не думает, пока не случится, как никто не думает, что его сегодня убьют. Это запрещено ООН и неэтично, но в мире, в котором случился Взрыв, в котором были массовые смерти от радиации, массовое убийство детей, в мире, где появились охотники и «Лето», в мире, где слова «учёный», «наука» и «прогресс» стали едва ли не ругательными, такое понятие, как этичность должно было редуцироваться. И уж точно не Всеволоду Гречкину жаловаться на зов. Радоваться надо — хоть не стыдно будет на том свете богу посмотреть в глаза. На вампире женился… Раньше зов был для того, чтоб зубастые могли обзаводиться скотом, который никуда не уйдёт. Такой «кулер с кровью», который сам себе бутылку меняет, но где-то в начале прошлого века чокнутые стали со своими коровами в ЗАГС ходить. Бороться за права разновидовой любви. Разрешения де юре добились, а де факто остались извращенцами. Может быть и их «любовь» была извращением он для себя так и не определил.       Молодой и зелёный, но уже отсидевший он приехал на разговор с очередным нерадивым «бизнесменом», которых после краха МММ развелось, как мочи в бассейне. Они тогда занимались риэлторством - разводили лохов на квартиры и паковали в бетон. В тот дом Сева приехал с той же целью, но лох, видимо, решил перестраховаться и пригласил её. Известно какие зубастые на самом деле сильные и если не заболтать, то запросто могла их троих там в салат покрошить. Ребята зашли для разговора, мужик сидит, а рядом дьяволица. Сама неприметная, как мышь серая, но стоило ей поглядеть и рот открыть, даже пóтом прошибло — смотришь: человек. Баба, как баба, в ушах кольца, на ногах «варёнки», а слушаешь её и внутри всё трясётся, как на смертном одре. Она позвала. Он потом много об этом читал и у неё самой спрашивал, но у них это часто происходит само собой. Не нужно знать как это делается, как не нужно знать как кашлять, вот и она не знала как это сделала и зачем. Посмотрела в глаза и велела идти. Когда зовут сопротивляться можно, но не всегда хочется, потому что просто так они не зовут. Так, говорят, можно позвать только одного человека. Не любой подходит. Если от Зова будешь страдать — ничего не получится. Зов это паразит и его тело старается отторгнуть, как матка отторгает сперматозоид, чтобы избежать беременности, которую тело не сможет вынести. Она сказала, что посмотрела на него и сама не совсем помнила что случилось. Будто смотрела фильм со своим участием, но повлиять ни на что не могла — позвала. Сева забыл зачем пришёл, про людей забыл, как зовут забыл, просто пошёл, а дьяволица укусила и как паук его опустошила, чтобы потом заставить пить собственную кровь. Он собственную смерть не помнит. Не было ни воспоминаний перед глазами, ни света в конце тоннеля, была сначала боль и такой тяжёлый, металлический холод, а потом темнота и забвение. Уютные, тёмные, будто после тяжёлого трудового дня голодный, даже не приняв душ, упал в кровать и в ней и утонул. У него, как и у Эрики появилась метка. Тонкая почти незаметная, если не приглядываться, такая полоска, похожая на шрам. У всех они по разному. Вроде как застарелый шрам, неясно откуда взявшийся. У неё на ключице, у него на спине. Так Сева стал «коровой», но стыдно не было, потому что она, как честная женщина взяла ответственность и вышла за него замуж. У него появилась полицитемия, как сказали врачи — избыток крови, но без обычных симптомов и прямо в больнице Эрику бы повязали, если бы поняли, что Сева Званый, так что симптомы он решил сымитировать. Всех вампиров раз в год проверяют на ферменты в организме, которые появляются после того, как «обращают» человека, но что тогда, что сейчас, если пятые не имеют совести на добровольную сдачу анализа, то имеют достаточно денег на регулярные взятки.       Теперь она могла питаться им каждый день, в свою очередь он теперь мог не бояться большинства болезней, некоторых смертельных опасностей, в особенности — его больше нельзя было гипнотизировать никому, даже самой Эрике. Он будет медленнее стареть и где-то до пятисот лет даже выглядеть, как и вампиры он будет моложе. В пятьсот станет обычным морщинистым, седым стариком и только после этого начнётся процесс старения, но жить он теперь может столько же, сколько живут вампиры. Он доживёт до сверхстарости. Будет веками всё слабее и всё меньше шевелиться, пока однажды и вовсе не высохнет. Не мумифицируется. Звучит совсем не плохо для тех, кто боится умирать, но никто обычно не предупреждает какие есть острые подводные камни. Страшные исследования говорят, что и после мумификации вампиры и их холодильники продолжают мыслить, но остаются заперты в теле, поэтому с тридцатого века их покрывают серебром, чтобы превратились в прах и не мучились. Одновременно и прекрасное и ужасное зрелище. Как сияла его жена в свете второго восхода, лёжа в специальном гробу. Сверкала, как ёлочная игрушка и под этой блестящей пыльцой уменьшалась, высыхала со звуком, который могут слышать только вампирские уши. Для похорон им даже дают специальные затычки.       И так они стояли под голубоватым светом и смотрели, как серебристое тело медленно мельчает, превращаясь в чёрно-фиолетовую горстку праха. Это ужасно для «званого» - смотреть, как исчезает его вампира. Понимать, что кроме любви всей жизни лишился смысла жить так долго и так пусто. Истекать лишней кровью из носа, замечать на теле все симптомы, которые раньше имитировал, потому что больше некому выпускать из него кровь и морально и физически страдать, но никак не умирать. Смотреть на «маленькую Эрику» рядом с собой, которую так и не смог полюбить, потому что вся его любовь теперь в маленькой вазе на полочке склепа. Чувствовать метку и всегда помнить, что его жизнь не принадлежит ни ему ни кому-то ещё. Лучше никого не звать, чтоб не обрекать на почти вечные страдания.       В Германии её родственники с ним даже говорить не хотели, потому что побег в Россию для старых фрицев был предательством, но одна из её бесконечных тётушек рассказала, что «Званые» могут нормально жить, если захотят. Что Зов не связывает физически, как не связывает женщину материнская любовь, что можно продолжать жить и после смерти позвавшей, но Сева уже не мог. Убил бы себя, но не знает что его теперь возьмёт, да и грех самоубийства на душу не хочется брать. Но, может, это было бы ему за прочие искуплением? Так же она сказала, что зов бывает незавершённым и от того плохо будет всем, но сыну он этого рассказывать не стал. Кажется парень к такому не был готов. Слишком легкомысленный, чтобы это понять.       Когда его принесли в дом и ставили капельницы, взяли на анализ кровь с его тела. Кроме собственной там была и чужая, и кровь матери, и Всеволод не только, как бывший член группировки мог, но не хотел представлять что там было, но и как муж не имел душевных сил на то, чтобы узнать. А результат анализов на ферменты и вовсе не порадовал. Он кого-то позвал. Кого — даже думать не хочется, чтоб не оказалось, что от страха смерти позвал первого попавшегося на пути человека, а кроме летних людей там не было. Сына и закрыли бы, потому что насквозь прогнила досудебная система контроля зовов и считается, что пятые себя на самом деле способны контролировать и не звать, но не потребовалось и взятки — пацан был не в себе и дознаватель подтвердил состояние шока.       Говорить с ним и даже видеть его Сева уже не мог и сразу же поехал узнавать что с его зовом делать. Ничего хорошего не узнал. Ему будет плохо. Убедился только сколь слабы оказывается эти летучие мыши и как хрупко их бессмертие, как шатка та угроза истребления всех людей, о которой кричат духовники. И как пусто и страшно следующим зубастым будет жить в мире, в котором их так мало, а потому в голову пришла безумная и неэтичная мысль, но не ему, убившему восемнадцать человек рассуждать о морали. Кирилл поймёт. Он обязательно поймёт как отец его любит, когда в старости и в новой старости будет окружён детьми. Не будет, как Сева одинок и брошен. Он обязательно поймёт и будет благодарен.

***

      Он просыпается в полночь и, едва открывает глаза, сразу видит что-то космическое, странное, так что пару минут просто пульсирует в разноцветном мерцании пузырьков и каких-то нитей. Тонкие, колышущиеся длинные струны, ленты и кружева. Волнуются, дрожат и пульсируют, сходятся в прозрачных полусферах, а его сознание вместе с ними. Пустое, невесомое, плавное. Он глядит и глядит, пытаясь понять кто такой, где находится и что с ним происходит, но вдруг от очередного трепета в разноцветных пузырьках накатывает осознание. Это медузы. В комнате хозяина. Лёша вздрагивает и сразу закрывает глаза обратно, чтобы уснуть. Чтобы не пришлось возвращаться к реальности, которая потребует на его тело и разум своих прав за то, как легко он вчера её отбросил. Состояние поганое — всё тело болит, мутит и кружится голова от ещё не отошедшего алкоголя. С мыслью о том, что вчера было он сразу понимает, что добрая часть воспоминаний стёрта, а потому судорожно и испугано пытается вспомнить что случилось и разыскать в мозгах улики происходящего. Не натворил ли вчера плохого? Не наговорил ли глупостей? О, Шар, чего он вчера наговорил?.. Он помнит, что говорил Каю о его голосе и отчаянно пытается воссоздать в памяти этот момент, чтобы вспомнить не выглядел ли в тот момент глупым влюблённым малолеткой, но, кажется… Тяжёлое от похмелья тело искрами прошибают одно за другим воспоминания о том, что вчера происходило и тошнота и головная боль резко перестают иметь значение потому что их место занимает ощущение внизу… Кай использовал лубрикант и там теперь скользко... Юноша накрывает одеялом лицо, чтобы ни одна живая душа не могла увидеть его сейчас. Он всё помнит. Что случилось и что чувствовал и в подтверждение тому лёгкий тянущий дискомфорт между ног. Никак не удаётся поверить в то, что он мог сделать такую глупость. Стоит ли прямо сейчас самого себя выбросить в окно? О, Шар, как он мог быть таким долбоёбом?.. С вампиром?..       О таком не смел даже подумать — чтобы с Каем... Самому себе кажется таким порочным и отвратительным, но, чёрт возьми, он не жалеет и от того зудит по телу гусиная кожа… С Каем… Это воспоминание так плохо, что хорошо и так же хорошо, что плохо. Зачем!?.. О чём он думал? Что теперь будет? Лёша глубоко втягивает носом воздух через одеяло и вдыхает запах кондиционера для белья. Даже сказать самому себе стыдно, но как будто приятно. Как горделиво это в сознании звучит «Я переспал с Каем». «Шесть-шесть-шесть был моим первым…» Наверное, он от щенячьего восторга сдохнет прежде, чем сумеет произнести это вслух.       Он бы не сделал этого, будь он трезвым. Не заставил бы себя предать Юри, не поддался бы правилам жестокой игры Гречкина, для которого Лёшин первый раз был только одним из сотен, но если бы он мог вернуться в прошлое — сделал бы это ещё раз. Стыдно, виноват, но он не жалеет. Это было неправильно, но так хорошо, что вспоминая произошедшее, едва ли способен поверить в то, что это правда с ним происходило. Тёмное утро, разноцветные огни, музыка и тихий смех окружающих, пузырьки, волнение. И Кай. Слишком волшебно. А потом запах его кожи, вкус выпивки на его губах. Порочно, но так волнительно, что не уверен, что заслуживает этих воспоминаний. Одно только он понял, чего и представить не мог — даже имеющий ведущую роль Кай был напуган и уязвим так, будто «помощника» сам не меньше боится. Почему именно может быть напуган такой человек, как Гречкин ему не хватит даже воображения, чтобы представить, но что бы там ни было и сколько бы своим вчерашним поведением они ни нарушили правил, он не позволит кому либо и чему либо навредить ему. Лёша поворачивается и смотрит на него спрятавшегося под одеяло, будто окуклившегося. Он защитит его от чего угодно. Глядит и будто хочется коснуться его, будто хочется заявить свои права на то, чтобы хотя бы просто трогать. Разве после всего они не стали ближе и он не имеет права?.. Но сам для себя понимает насколько это глупое ребячество.       Ладно, ему уже не десять и даже в сравнении с собой месяц назад, он теперь гораздо старше и мудрее, а потому не обременяет лишними размышлениями собственной головы. Пройдя через столько знакомых и малознакомых девушек, начальник давно потерял важность собственной телесности, каковую Лёша испытывает в силу своей неопытности, а потому не воспринимает их близость более, чем очередным своим жестоким подколом. Да и сам Лёша не хотел бы от него сейчас большего, чем оставить всё, как есть. Он осторожно смотрит на него, будто чувствует вину за своё нахождение здесь и даже горло сжимает. Начальник как-то так укутался, что весь целиком, как улитка спрятался, но из под одеяла высунул одну ногу и варианта «не пялиться» не оставил. До чего же белая и гладкая у него кожа. Сглотнув, Лёша смотрит и кажется алкоголь из мозгов ещё не совсем испарился, так что рассматривает на тонкой ноге каждый мягкий изгиб и с алчностью следует взглядом по внутренней стороне бедра. Кажется мог бы перегрызть, если бы укусил. Оцепенение наваливается на тело вместе с сухостью в горле, так что хочется выпить чего-нибудь, а увидев чуть выше проступающую под кожей едва заметную сиреневую вену в желудке мутит странное ощущение, будто хотелось бы попробовать кровь. Густую, тёплую, маслянистую. Он вздрагивает и пару раз шлёпает себя по щекам, чтобы изгнать из головы остатки ещё не рассосавшегося спирта.       Тихо, чтобы не разбудить, он натягивает вещи и удаляется вниз с уже заготовленной легендой «Начальник поймал панику на трипе и я был рядом для поддержки». Так, будто его здесь и вовсе не было. Будто воришка, укравший драгоценность из набитого камнями сундука, пропажу которой Кай и не заметит, а Лёша до смерти будет беречь. Лучше ему забыть о том, что случилось. Во всяком случае юридически и не рассказывать об этом никому. Его могут уволить, если об этом узнают, это обязательно расстроит Юри, но главное — сам Кай, Лёша уверен, этого хотел бы. Ни к чему портить ему настроение лишними вопросами. Молча носить под одеждой украденную драгоценность и волнительно сжимать каждый раз, когда слышишь, как другие охотятся за ночью в его постели…       Он проходит по коридору к лестнице и спускаясь вниз, старается не встретиться взглядами ни с кем из коллег. Их взгляды, кажется, на теле поджигают одежду, но он всё успокаивает себя «Они ни о чём не догадаются. Они знают, как часто Кай вызывает Лёшу к себе… Они не видели, как вампир затащил его к себе, потому что это было утром и все уже спали.» Шатко ступая из душа, он возвращается в их с сестрой комнату привычно тихо, чтобы не разбудить, но встречает его Лиза бодрствующая, так что он от неожиданности даже застывает в дверях. 一 Явился! 一 Ты чего? - Спрашивает он, резко ощутив себя младше своих лет и от неожиданности позабыв о том, что Лизе давно пора спать. 一 Где ты был? - Спрашивает она строго, в ореоле из лиц корейцев на плакате, висящем позади неё. Выглядит чудно и странновато, будто участники TVXQ тоже ожидают ответа. 一 Дома. - Он осторожно прикрывает за собой дверь и как бы осматривает комнату на предмет бардака, скрывая тем самым похмельное головокружение и желание тут же свалиться. 一 Лёша! 一 Лиза?.. - Извиняющимся тоном он спрашивает и глядит на неё потому что вот совершенно не хочется сейчас ей объяснять и тем более рассказывать где, как и почему он был. Может, она уже и узнала о том откуда берутся дети, но вот такое ей знать совершенно точно рано. Тем более о том, что он пил. 一 Ты спал с Каем? - спрашивает она и Лёша от неожиданности закашливается и буквально падает на собственную аккуратно застеленную кровать. 一 Ч-что значит?… 一 Ты спал в его комнате? 一 А… ах… - Выдыхает с облегчением от того, что не сразу понял с каким смыслом сестра спрашивает, так что даже и не решается соврать - Да. 一 Поезда! Зачем? - Она так смотрит, будто действительно учительница на уроке и немного даже неловко с непривычки, ведь сам Лёша учёбу вынужден был временно бросить, а потому от ощущения себя таким глупым недоразумением отвык. 一 Ему снились кошмары. 一 И ты был рядом и помогал?.. - Спрашивает так, будто уличает его в чём-то постыдном. 一 Ну да. - Отвечает и на сестру смотрит вопросительно. 一 А то, что он сам твой ночной кошмар, он не думал? 一 О чём ты говоришь? 一 О том, что он совсем не считается с тобой и твоим мнением. Так нельзя. 一 Не всем повезло с начальством, но, Лиз, боюсь выбора у меня нет. 一 Ты можешь запретить ему вести себя так с тобой. Работать, выполнять поручения, но совсем не обязательно потакать его хотелкам и проводить с ним ночь, чтобы ему не было страшно. И пьяного его с первого этажа забирать. 一 Он тогда может умереть. Совсем умереть. 一 Я не только про это. Я про то, что он тебя использует, а ты и рад. Дурачок? 一 Кто дурачок? Ты сама дурочка! Думаешь я не вижу, что ты копируешь поведение госпожи? 一 И не стесняюсь, она хорошая! Она сегодня мне рассказала… Ну, типа… - Сестра резко перестаёт казаться такой уж строгой и немного даже теряется. - Про то самое.       Лёша смотрит и от её неуверенности снова приятно чувствует себя снова «старшим братом», но тем не менее возраста ему не хватает, чтобы догадаться о чём они таком говорили. 一 Это хорошо, что она добрая, но и Кай не злой. Не думай, что я в опасности с ним. 一 Ещё в какой опасности! 一 Тебе-то откуда знать? Ты с ним даже не сталкиваешься. 一 А мне достаточно на тебя посмотреть и уже всё понятно. А с ним всё итак понятно. 一 Что понятно? 一 Что он только притворяется добреньким. Что ты к нему привязался и бегаешь за ним хвостиком, а он тебя потом... 一 А сама-то не бегаешь? Думаешь, Эльза не обманывает тебя? 一 Лёш. Всё не так.       Внезапно она как-то так опускает голову и как-то так вся сжимается, что так сильно и так явственно напоминает о том какая она ещё маленькая и становится вдруг так горестно, что согласился взять её с собой. В этот дом. В эту историю. Она здесь в опасности. 一 Прости, что втянул тебя в это всё. 一 Во что? 一 Я бы лучше один здесь со всем разобрался. Притащил тебя сюда… Знаешь ведь, как это опасно. Даже Игорь не справился… 一 Думаешь, мне было бы ок сидеть и ждать там одной в тепле и надеяться, что ты не умрёшь, как Игорь? Надеяться снова на пороге дома не увидеть дядю Диму? 一 Тебе пришлось бы. 一 Ну уж нет! Я «скорпион», забыл? 一 Этого не достаточно. Ты ведь уже сама поняла. Видела чудовище? А теперь ещё Эльза… 一 Вот именно, Эльза! Я рада, что приехала и встретила её. 一 Лиз, она же взрослая тётенька... 一 Она мне нравится. - Девочка поднимет глаза и смотрит на брата так серьёзно, что у него аж внутри холодеет и растерянность мешается с обидой и беспомощностью. И на секунду под этим взглядом не возникает мысли, будто она что-то другое имеет ввиду. Как он мог это допустить? Где не доглядел? Почему не с Лизой, а с Каем проводил всё своё время?.. Почему не к нему, а к опасной зубастой девочка привязалась? Это он виноват! 一 Как это? Ты что, с ума сошла? Нет, подожди! 一 Не надо говорить мне, что девочкам нравятся мальчики, я знаю, что у вас с Юрой. 一 Я не… - Он подрывается со своего места и садится рядом, чтобы приобнять её за плечи, но она, кажется вовсе не испытывает нужды в поддержке. - Послушай, я прочитал кое-что в интернете… - Как теперь смотреть Игорю и родителям в глаза на Спутнике?.. 一 Не говори мне про месячные… 一 Да нет же! Я прочитал про гипноз. Знаешь о таком? Они могут вот так вот, — он поворачивает её к себе и смотрит в большие «папины» глаза, - вот так посмотреть в глаза и сказать что-нибудь особым голосом и люди тогда делают то, что им скажут. Кто-то, у кого слабая сопротивляемость думает, что сам так хочет, кто-то знает, что под гипнозом, но ничего поделать не может. Я думаю Гречкины в целях безопасности всех здесь очаровали. И тебя тоже. Лиза, это не по настоящему! "Обман, чтобы набрать классы". 一 Не говори со мной как с ребёном. 一 Ты думаешь она тебе нравится? Что смеётся красиво и как она говорит и… Короче, я всё это знаю. Это всё не по настоящему! 一 Ты видел ребят, которые рассказывают, что есть люди и способы сопротивляться? 一 Видел, но это сказки, типа левитации. - Он закрывает глаза и снова вспоминает события прошедшего дня, так что голова кружится. - Нельзя такому сопротивляться... 一 Не сказки. Госпожа Эльза сказала, что это не работает на охотниках. Лёша застывает, глядя в папины глаза и прокручивает ещё раз услышанное в голове. 一 Ясно… 一 Что ясно? Ты слышал что я сейчас сказала? Никто меня не гипнотизировал. 一 Это неправда. Ты сама говорила, что видела в подвале чудовище. 一 Два чудовища с одинаковыми лицами. - Усмехается она. - Но госпожа сказала, что дедушка очень старый поэтому может. А сколько лет Гречкиным?       Немного холодит позвоночник и даже воспоминания о родителях не согревают. Он точно помнит, как перевернулось всё внутри, когда Кая впервые услышал и как потом на него посмотрел. Иногда он слушает его треки перед сном и, хотя в стиле мамбл не понимает слов, но слушает потому как терапевтически действует на организм его голос, так что иногда даже в носу начинает колоть и дышать тяжело. Он был рядом с новым альбомом, когда умер Игорь, он поддерживал в поисках, он помогал волноваться за снова пропадающего Мишу и иногда, когда слышит, как 666 шутит про свой огромный член, кажется всё в мире не так уж и плохо, пока этот человек может смеяться. А как Лёша рядом с ним иногда трясётся и деревенеет всё тело, будто снова в тёмную стужу вышел и страшно и больно и снега по колено. 一 Где-то хорошо за двадцать… 一 Не так уж и хорошо. 一 Лиза, погоди, она почти годится тебе в матери! - Он говорит громко и даже сжимает её плечи, но всё, о чём может думать это прошлая ночь. Он сильно напился, но уверен, что алкоголь бы не заставил его чувствовать настолько… В дверь кто-то осторожно стучит, так что Лёша срывается с места, чтобы открыть, но в первую очередь, чтобы не погружаться ещё глубже в эти мысли. Удобный и логичный ход, госпожа Гречкина. Сказать, что на охотниках не работает гипноз, чтобы девочка не сопротивлялась и не ожидала атаки.       Увидев Юри всё сразу приобрело неправильный оттенок и самому себе за это стало стыдно, будто хоть разумом и считает, что никакой измены не было, пока отношения не названы вслух, но сердцем понимает, что ошибается и оттого ещё противнее и стыднее за то, что не с ним поцеловался впервые «по настоящему» и не его такого тёплого, мягкого и уютного впервые прижал к себе. Но сейчас делает это, так что от его присутствия колет под рёбрами и в груди сжимается. Они прячутся в небольшом коридоре между женскими и мужскими душевыми и остаётся только надеяться, что сейчас никому не понадобится. Юри от его спешности усмехается прямо в губы и неловко сжимает пальцы у Лёши на плечах, но отвечает уже совсем не так невинно, как обычно и, кажется, только того и ждал, что однажды Лёша его вот так вот с порога сметёт, утащит в коридор и поцелует, как мужчина. 一 Ого. 一 Извини. - Шепчет, но вины почти не испытывает да и в чём виноват не думает, потому что полностью сосредотачиваются мысли на том как рядом с ним непривычно тепло. Он, кажется, специально надевает такую одежду, которую с него легко было бы снять. Забираясь к нему руками под футболку, Лёша о том только и думает, как целиком его сейчас разденет и как-то даже не беспокоит такая мелочь как то, что их могут застукать и у обоих тогда будут проблемы, но, думается, это будет много позднее и мало значительнее чем то, что Юри слегка отстраняется и заглядывает в глаза. Да, если бы он был животным, он был бы котом. Чёрным котом с чёрными глазами, но таким светлым. 一 Знаешь, что у меня есть? - Спрашивает вполголоса так завораживающе, что совсем уже никакой, даже слабой надежды на то, чтобы остановиться, не остаётся. 一 Ч-что? Юри наклоняется к самому уху и тепло шепчет, так что мозги из слуховых каналов кажется сейчас вытекут. 一 Проверь у меня в заднем кармане.       Сглотнув нервозность и от волнения едва не завибрировав Лёша поджимает губы и, скользит по гибкому телу, перемещаясь ладонями вниз. Он его ниже спины уже трогал, но в этот раз от нервов даже волосы на затылке поднимаются и, собрав в кулак мужество, раздавленное этим его мягким голосом на ухо, он скользит по мягким округлостям и забирается пальцами в маленький задний карман. А там кончики пальцев осознание будто углём обжигает. Острый зазубренный краешек мелкого пакетика. Он такие в руках ещё не держал и, разумеется никогда не использовал, но знает что это такое и осознание заставляет вздрогнуть и с испуганной надеждой поглядеть Юри в глаза. 一 Т-ты что?.. - Даже говорить удаётся с трудом. - Ты серьёзно? 一 Мамы дома нет и у нас есть пара часов. - Отвечает и как-то так тесно прижимается, что сразу понятно что он серьёзно и чувство внутри, будто земля ушла из под ног и в теле появляется это ощущение свободного падения и ужас, но вместе с тем эйфория и любопытство почти детское, первооткрывательское и жаркое. Так что, когда Юри мягко тянет за футболку, он следом, едва перебирая ноги, торопится, как под гипнозом и предвкушением наливается всё тело до кончиков пальцев ног. Неужели мы с Юри сейчас правда?.. Так волнительно, что и дороги не видно, когда по коридору он идёт за Юри следом, пока почти праздничное состояние не разбивается будто о каменную стену. Принцесса так замечталась о своём принце, что и забыла и не почувствовала, как слишком приблизилось ощущение дракона. Грустная сказка. 一 Куда такие счастливые? - Протягивает знакомый голос и знакомой шеей обладатель хрустит. Лёша сглатывает и на Кая глядит, как на чудовище, потому что здесь его увидеть не то, что не ожидал, а вообще не представлял, что чисто физически существование Кая здесь в подвале для прислуги возможно. Как же хочется ему врезать. 一 По собственным делам, Кай Всеволодович. — Говорит ему Юри как-то совершенно без страха, но тот вырастает между ними, спрятав азиатское недоразумение у себя за спиной и строго смотрит на Лёшу. 一 Твоё дело работать, мой щеночек. 一 Нет, вы не… Но так же… - Запинается Лёша в словах и едва на месте его убить не готов за то, как отвратительно и непреклонно тот оборвал возникшее настроение и как гадко от от осознания того, что он прав, ведь сегодня рабочий день. Просто Лёша не ожидал, что с похмелья принц преступников, но король мерзавцев проснётся раньше трёх часов ночи. 一 За мной. 一 Так нечестно. У вас трое охранников, почему работаю только я? 一 Потому что Лупа и Пупа куплены папашей, а ты, Mein Sonnenschein работаешь только на меня. 一 Кто сказал, что я не стану шпионить за вами для вашего отца просто потому что вы мне не нравитесь?.. Он так резко появился и так резко от тёплого и безопасного Юри оторвал, словно растение из земли с корнями выдернул, что хочется ему нагрубить. 一 Вот как? - Он наклоняется и растягивается в такой улыбке от которой на спине сразу выступает пот и между ног от страха поджимаются яйца и всё это вместе с тем, что из лёгких с хрипом будто катком выдавливают весь воздух, а на руках с мурашками дыбом поднимаются волосы. - Рассказать твоему другу про твоё похмелье?.. - Спрашивает он почти ласково, продолжая улыбаться добро и приятно, если бы не сверкающие в лампах дневного света, как два лезвия, клыки и сразу понятно о чём именно он может рассказать, если захочется, так что, сматерившись, Лёша кратко и почти демонстративно для Кая целует Юри в щёку и спешно торопится по лестнице вверх.       Слова так и жгутся на языке, пока он садится на переднее рядом с местом вредителя и от обиды даже нет желания уточнить, что на самом деле за дело такое у Кая, что он не может взять с собой близнецов. Так хочется высказать ему всё и дело вероятно в необычайной моральной твёрдости, которую придали слова Лизы, но он всё равно себя сдерживает и не осыпает хозяина ругательствами, когда тот меланхолично закрывает за собой дверь машины. Не успевается даже должным образом восхититься тому, что он в машине, которую раньше мог только в интернете или на наклейке от жвачки увидеть. Салон весь чёрный, тонированный. А на потолке стразы — имитация звёздного неба. Не нужно было ничего придумывать. Кай мог просто подъехать на этой машине к «Радуге», чтобы ему с потрохами продались все за возможность с этой тачкой сфотографироваться. 一 Между прочим, вы и сами можете съез… - Спотыкается на полуслове, вспомнив, как каких-то несколько недель назад, Кая застрелили прямо в его машине и замолкает. - Вы могли бы не шантажировать меня перед Юри, я бы всё равно пошёл. Он, едва не не глазах у жены, делающий для престола новых наследников, вероятно, очень слабо представляет, какие жуткие волны самоотвращения, стыда и ужаса испытывает человек, которого могут уличить в измене. Лёша ведь не такой. Он бы этого ни за что не сделал, если бы... 一 Ага. - Отвечает начальник коротко и, будто даже не расслышав вопроса, поправляет зеркало заднего вида и вдавливает педаль в пол. Авто срывается с места, как вылетевшая пуля и Лёшу, не пристёгнутого, буквально вдавливает в сиденье спиной и снова воздух пропадает из лёгких, потому что скорость за какие-то доли секунды становится такой, что всё за окнами смешивается в разноцветные полосы и, вцепившись до побеления пальцами в сиденье, парень скукоживается и зажмуривается, чтобы не смотреть в окно. Около десяти минут этой сумасшедшей скорости и рёва ему требуется для того, что восстановить способность говорить и сдержать желание заплакать от страха, едва только открыл рот. 一 Испугался? - Спрашивает Кай так же буднично, как обычно, будто не происходит ровным счётом ничего и будто даже не замечает вспотевшего и покрасневшего и всё ещё вцепившегося в сиденье Лёшу, который на спидометр старается даже не смотреть, иначе стошнит. 一 К-куда мы едем?.. 一 Ешь жвачку. - Просто говорит, открыв бардачок и продолжает мчать, виляя между машинами и уворачиваясь от ответственности. Кажется, едет так быстро, что не все способны даже увидеть, что это было, а потому не успевают испугаться, а он такой расслабленный, двумя пальцами крутит руль, рукой в кольцах переключает скорости, порхает, как бабочка и расслабленно сосёт чупа-чупс, пока Лёша двигается судорожно, будто ожившая статуя и боится не так дохнуть, чтоб не отвлечь Гречкина от дороги, не сбить и не заставить въехать в машину или в столб. И молится «за глупости мои воспылавшим и в мерзости нашей истлевшим, но в вечное души вложившим и бесконечного пути» Сателлиту на чистом автомате. Он не хочет жвачку, но спорить не решается и вытаскивает из бардачка упаковку и суёт одну в рот, толком и не понимая зачем это делает. Продолжает смотреть на Кая в ужасе, чтоб не пришлось смотреть на дорогу. Колесница дьявола несёт юношу прямо в ад, а он всё ещё находит в себе силы, чтобы заметить, какой даже с похмелья хозяин красивый и они будут говорить, будто вот это не гипноз? 一 Нравится машинка? - Улыбается он хрустнув леденцом во рту, а у Лёши холод струится с потом по плечам. 一 Почему так быстро? - Спрашивает почти шёпотом от того, какой торжественный трепет испытывает перед скоростью и снова только теперь уже на самом деле ощущает свободное падение и гравитацию на самом себе так явственно, что организм из состояния паники никак не выходит. 一 Потому что нравится. Погоди и тоже распробуешь. - Он поворачивается и смотрит на Лёшу застывшего с округлёнными глазами и всё старающегося не шевелиться. - Жуй. Даже челюсти сжимать стоит усилий, не говоря уже о том, чтобы думать о чём-то. Только ощущать себя вырванным из земли корнем. Только что было тепло и сладко, спокойно, но, спустя, кажется, мгновение, он здесь в ужасе и холоде его присутствия и сладкого ментола на языке. Хорошо, что отправился вместе с ним, иначе идиот разбился бы где-нибудь один и никто бы его не нашёл, но с рёвом металла без тормозов несущегося по ночи наступает осознание, что разобьётся он теперь разве что не один. Это первобытное ощущение себя слишком мелким рядом с обстоятельствами, в которых очутился, и ощущение машины слишком большой и бесконтрольно ревущей скрежетом стихии, мутит. 一 Вам совсем плевать на свою жизнь? 一 Дурак? Если бы мне было плевать я не сел бы за любимые колёса. 一 Если вы разобьётесь… 一 Ой, - раздражённо фыркает он, — тебе-то чё, если разобьюсь? Батя не обидится на тебя. 一 Дело не в этом… - Отвечает от страха совсем позабыв о том, как был обижен и снова вспомнив какой этот грызун глупый и неосторожный. Лёша смотрит на него, вжав голову в плечи и глазам почти не верится. Разве может не быть вот это гипнозом? 一 Опять глазки... - Ухмыляется Гречкин бросив на Лёшу краткий взгляд, а тот спешно пытается скрыть глаза чёлкой, но уже поздно. От опасности организм среагировал и обострились реакции, так что стало самую малость спокойнее, потому что в скорости теперь различает детали. 一 Хозяин, я могу узнать кое-что важное? 一 Ну, попробуй. 一 Насчёт… вчерашнего. 一 Пф-ф, будь спокоен, ничего не изменилось. 一 Я только хотел знать не наговорил ли вам чего-то... Странного. Я плохо помню чем всё кхм… Закончилось. Кроме того что... - Теперь холод стекает не только по плечам и вовсе не от страха перед стихией скорости, а от того насколько перед вот этой улыбчивой стихией он мелок. 一 Ты всегда говоришь что-то странное. Это для тебя норма. 一 Я просто был... немного пьян. 一 Не ожидал, что ты вообще пьёшь. 一 Это было в первый раз. 一 Удивительно, сколько всего у тебя со мной случается в первый раз. - Усмехается он и подмигивает и снова холодок пробегает по позвоночнику от того как ему всё это легко и забавно. А Лёшу всё вместе распирает. Страх, стыд, вина, смущение, неопределённость, волнение, влечение, желание узнать насколько он был плох и нежелание этого слышать. 一 Почему вообще ты вчера решил наклюкаться, мелкий? 一 Потому что… В общем… Настроение было. 一 Сегодня ко мне снова придут, если захочешь присоединиться, обещают принести кое-что полинезийское... - Улыбается он расслабленно, а Лёше от одной этой интонации становится жутковато. 一 Спасибо, не нужно. 一 Я сам был сильно бухой, иначе с малолеткой бы не переспал.       Лёша поджимает губы и прячет глаза, уткнувшись взглядом в собственные колени. Понятно. Ну, на что он рассчитывал? Что такому, как Кай с ним понравится? Что не зазря вот так растранжирил свой первый раз или что он это запомнит? Это 666. Чёрта с два он будет помнить каждую песчинку сахара, которую добавил в своё утреннее молоко. Зато сам Лёша может помнить. Об украденной драгоценности. Он ещё похвалится потом в старости внукам — переспал с популярным исполнителем. Не надо расстраиваться. Кай содрогается и, повернувшись в сторону добавляет будто бы брезгливо: — Тем более с охотником.       Страх перед машиной со скрежетом осознания разбивается где-то в внутри об услышанное и Лёша снова вцепляется пальцами в сиденье. Неужели он понял? Понял и теперь собирается разбить его в этой машине? Или собирается увезти его на пустырь и там?.. Он беспомощно жуёт жвачку и смотрит в пустоту. 一 Вы знали?.. 一 Niedlich, ты же не думал, что сумеешь скрывать это? 一 Я знаю, у вас есть… Плохой опыт столкновения с охотниками, но я бы никогда… 一 Заткнись и больше не упоминай этого никогда! - Он так резко тормозит, что у Лёши кружится голова и что-то словно обрывается. 一 Ээ… Простите, я не знал. 一 Ещё раз услышу, я зашью тебе рот нитками. 一 Хорошо, - выдыхает, тревожно оглядываясь по сторонам на здание у которого они припарковались. Какая-то маленькая частная больница. Неужели решил и в самом деле зашить рот? Но Кай внезапно холодно и жёстко хватает за подбородок пальцами и грубо толкает в рот язык от чего едва снова не вспыхивает Чувство и готова брызнуть из носа кровь от того какой в груди от ледяной сладости его языка разверзается вакуум. 一 Что?.. 一 Значит так. Нас здесь не было. Спросят — скажешь ездили выбирать мне солнечные очки. А пока сидеть. - Произносит спокойно Хозяин и улетучивается, как дым. Нет сил на мысли о том почему он должен скрывать их местоположение, нет сил ни на какие мысли. Только застыть и уставиться туда, где он только что исчез с ментоловым ощущением отнятой жвачки на губах, но раз уж начальник знает о Лёшиной природе ему стоит теперь доказать свою преданность и слушаться. Он растерянно касается губ, пытаясь понять дейсвительно ли это только что случилось.       Конечно глупо было надеяться, что засранец отпустит Лёшу от себя, когда вернулись домой. Удивительно, что он будто и не замечает, как по скотски ведёт себя с ним. Не даёт вернуться к Юри и вообще уйти. Только торчать снова рядом с ним, на этот раз без выпивки и стараться не отсвечивать, чтобы его друзья Лёшу снова не заметили, потому что трезвому ему очевидно — ему здесь не место и одним из них он никогда не станет. Но и просто отсидеться молча в стороне, залипая в телефон, ему не дают, потому что обижать слабых у них это в крови, а обижать Лёшу - это излюбленное занятие начальника, который сегодня ведёт себя ещё отвратительнее, чем обычно. Этот человек весь сплошная загадка. Загадка про два стула. То он целует вот так без предупреждения, заставив эрекцию отнять всю способность мыслить, то его очень веселит, что у Лёши на телефоне есть фотографии сестры и он по этому поводу решает его опустить. 一 Ты, может, извращенец, какой-то, а? - Ухмыляется он, потягивая какой-то розовый напиток через металлическую трубочку. Его отец ужасно пугает, но сейчас, когда он уехал по делам и сын устроил из дома ночной клуб, хочется чтобы Гречкин старший поскорее вернулся. 一 Вы можете что угодно говорить про меня, но вот этого я не позволю. 一 И что ты сделаешь, мамочке пожалуешься, а? Das Perverse. 一 Разве что вашей. - Отвечает и сам себе противен. Нельзя считать сексуальным, когда тебя оскорбляют на немецком. 一 Обиделся! - Ядовито вторит одна из его подруг, как он, такая же токсичная. - Расскажи, вы с ней уже целовались?.. 一 Как вы можете такое?.. 一 О, ты что дедушку Фарадея не читал? Семья формирует нашу сексуальность... Расскажи, что ты у сестрёнки сформировал. 一 Лучше покажи. - Ласково стелется Кай и гладит Лёшу по колену, что только сильнее злит. 一 Замолчите! - Юноша даже откладывает в сторону телефон и хочет уже подняться сам не знает для чего, но Кай водружает на его колени ноги, как на подушку. 一 А ты заплачь. 一 Ого, а ты чувак дела, а не слова! - Ржёт какой-то третий и как-то так смотрит, что кажется вот-вот перегрызёт горло и сам того не заметишь. 一 Хочешь девочку обидеть, мелкое дерьмо? 一 Я не хочу никого обидеть, но и вы меня не обижайте! 一 А ты не обижайся. - Раслабленно и по вечернему произносит Кай и придвигается ближе. 一 Если тебя поливают говном радуйся, что заставил кого-то обосраться! - Поддерживает девушка. 一 Погоди, сейчас договоришься он нас тут пуканом подожжёт. 一 Пусть ножки мне нагревает. - Улыбается Кай и проводит по Лёшиным волосам пальцами, но он от его руки дёргается как от проказы, потому что ни доброты ни нежности в этом нет. 一 Ей всего десять лет! - Говорит он и тут же о словах жалеет, потому что они разражаются закономерным хохотом: 一 Значит, будь ей больше, ты бы её трахнул? 一 Трахнул сестрёнку? 一 А она хорошенькая? 一 У неё уже был секс? 一 Дети сейчас так рано взрослеют... 一 Я «лишилась» в тринадцать. 一 Кай, где ты говоришь их подобрал? 一 Мы не щенки, он нас не подбирал! 一 Понял? - Хохочет Хозяин — Они не щенки! - И сразу же заливает шнапс себе в глотку и частично Лёше на колени. Сейчас его звенящий битым стеклом смех не кажется таким уж приятным, но всё ещё красивым и от того ещё обиднее. Почему злодеи бывают такими прекрасными? Почему хорошие люди не всегда имеют в своих руках власть? Почему Лёша не может заткнуть ему рот? 一 Хочешь, я покажу ей как это делать с девочками? - Она изображает рукой такой неприличный жест, что хочется сломать её наманикюренные пальцы. Чем отличается бомонд от быдла?.. Наверное, только стоимостью одежды. 一 Заткнитесь! - Грохочет Лёша наконец так громко, что даже остальные присутствующие будто замолкают. - Лиза всё, что осталось от моей семьи, а семья для меня это самое главное! Они все молча и удивлённо глядят на него, будто он на ясном небе оглушительный гром и про все свои дела забывают. Кажется, что смог до них достучаться. Но длится это недолго, потому что уже через пару секунд они разражаются таким дружным смехом, как будто он рассказал какую-то шутку. 一 Что смешного? 一 Ты такой серьёзный, обожаю! 一 Может у ваших богатых родителей не было времени на вас, поэтому вы не знаете как важна для человека семья, но мы всегда были рядом и защищали друг друга. 一 Твоя дружная семья. - Хихикает хозяин над ухом, но Лёша его слов не замечает, потому что вместе с тем он забирает Лёшин телефон и бросает в руки кому-то их своих друзей, так что Лёша подскакивает с места и бросается за ним следом, а те продолжают, истерически хохоча, перебрасывать друг другу его телефон над столиком. Кажется, очутился в каком-то дурном сне. Снова снится школа, где мечешься из стороны в сторону, пытаясь на что-то повлиять, а у окружающих это вызывает только смех и хозяин вместе с ними. Ловит Лёшин телефон и нарочно подольше придерживает его в руках, чтобы глупый малолетка понадеялся и бросился в его сторону. Лёша даже успевает крепко схватить крысиную лапу за запястье и заглянуть ему в глаза, так что даже кажется между ними вот-вот снова произойдёт что-то неловкое. Они слишком близко и на этот раз у всех на глазах, но Кай роняет телефон из схваченной руки в другую, воспользовавшись замешательством обладателя и отправляет телефон снова в полёт, так что снова хочется причинить ему вред. Никогда так не хотелось подать документы и сдать тесты на владение огнестрельным оружием, чтобы направить дуло ему в лицо и выстрелить. Чтобы навсегда стереть эту жестокую улыбку. Но надолго бабочек и это не увлекает, так что свою забаву уже через несколько минут они забывают и успокаиваются. Концентрация внимания, как у новорожденных. Отсмеиваются, выпивают, девушка и парень что-то на брудершафт бросают друг другу в напитки. Начинается новый знакомый «ебучий» трек. «Ночевала тучка золотая и за бабки продавалась депутатам». 一 Почему ты считаешь, что мы не знаем что такое семья? - Спрашивает Кай и от него, не видящего своих детей годами это слышать смешно. 一 Ой, нищеброды любят думать, что они лучше, потому что типа честные. 一 Знаю я таких честных. Маман говорила они в советах могли поубивать за палку колбасы. 一 Кухонная духовность. 一 Не знаю чё там про духовность нищебродов, но меня мой нищий батя растлил, а мамка от него ушла к богатому чуваку. 一 Треш. 一 Такие бы лучше реально на работе пропадали. 一 Самый треш в деревнях творится. От духовности наверно. 一 "Страшнее только деревни"... 一 А что случилось с твоей семьёй? - Спрашивает один из них, жутковатый тип, поглядев на Лёшу. 一 Очень дружная была семья? 一 Вы снова ищете повод меня оскорбить? 一 Ничего, мой сладкий. Немного спесь сбили и проходим. - Говорит Кай и допивает очередной стакан. Удивительно, но даже пьяные эти люди выглядят как модели рекламы и Лёше от того снова неловко за себя. Опять он здесь пятое колесо и может только как ребёнок сидеть и бояться шелохнуться в присутствии этих больших и красивых взрослых. Слушать о чём они там лениво болтают, надеяться, что про него забудут. 一 Ну в советах вообще стрёмная была остановка, кто не бухарь, тот наркоман. 一 Папенька мой из Колумбии кокс возил в ящиках с бананами. 一 Хуя, может он и тебя в бананах из Колумбии привёз? 一 Точняк.       Все продолжают общаться на какие-то отвлечённые темы и как-то понижают голос, уже не грохочут хохотом и никого не травят. Начальник привычно прямо на столе с двумя какими-то ребятами чертит дорожки и потом кончиками пальцев массирует нос. Казалось бы отвлёкся, но Лёшу от себя не отпускает, будто нервничает почему-то. Растекается по спинке дивана, глядя на мерцающую лампочками темноту у себя в голове. 一 То, что вы делаете очень вредно. 一 А я вредный. 一 Да. - Тяжело вздыхает Лёша. 一 Грустно, что оторвали тебя от твоего маленького "гука"? 一 Не могу этого отрицать… Его зовут Юри. 一 Значит, такие тебе нравятся? - Усмехается он ядовито и постукивает по колену пальцами в такт собственному треку звучащему из колонок. - Говорят мы в отношениях ищем того, чего нам не хватало в детстве. Мне в детстве не хватало ремня. Он заливается от собственой шутки вместе с друзьями смехом битого стекла, но Лёша и сам не может немного не расслабиться. Так становится спокойно, когда он смеётся. 一 Знаете, скромность украшает человека. 一 Скромность украшает, когда украшать больше нечем. 一 Смерть от передозировки вас точно не украсит. 一 Ну заладил. Какое тебе дело? - Он протягивает Лёше свой собственный стакан и тот чтобы как-то сократить между ними дистанцию принимает его из рук и пьёт. Сладкое и похоже на клубнику. Не собирался сегодня пить, но всего один стакан не считается. Будто втягивает через трубочку клубничное облако. 一 Что бы вы себе не выдумали, не всем в этом мире на вас плевать. 一 Я так и не думаю. Мои врачи обо мне беспокоятся, и папеньке я нужен. Моё благополучие очень дорого стоит. 一 Я говорю не об этом. Вам такое неведомо, но иногда о людях беспокоишься просто так. Даже если не хочется, но волнуешься. - Лёша всё потягивает коктейль и он такой лёгкий, что даже и не верится, что там есть алкоголь. 一 Ясно, ясно. Конечно. Очередная твоя сказка о любви и богах. «Что-то чего не купишь». 一 Это не сказка. 一 Четверть века живу и такого пока не встречал. 一 Вы просто не обращали внимания на то, что иногда о вас заботятся бесплатно. Если много пить таких коктейлей и сам становишься как облако лёгким. Становишься бабочкой и кроме полёта ничто уже не имеет большого значения. 一 Ну, как скажешь. - Улыбается Кай и оглядывается по сторонам будто ищет кого-то. 一 Хозяин, извините, - осторожно спрашивает Лёша, чтобы никто другой не заметил, пока тот расслабленно вытянул ноги. Снова ему на колени. Доверяет. Это хорошо. - Вы боитесь чего-то? 一 Чего я могу бояться, дурашка? - Усмехается тот, обнажая зубы и хотя длинные и острые они почему то совсем не кажутся сейчас сколько-нибудь опасными. 一 Вы уверены, что все эти люди ваши друзья? - Он на Кая смотрит и старается сдерживать эмоции, чтобы снова не выставить себя на посмешище. 一 Радость моя, ты снова хочешь поговорить на тему «настоящей дружбы»? 一 Вы боитесь. Друзей не боятся.       Интересно, каким Лёша был бы? С проколотым ухом и дорогим маникюром на пальцах? С жеманным взглядом и голосом тягучим, как карамель. Смог бы так же со смехом вскользь упоминать о том, что всю жизнь причиняет боль? Лёша нравился бы таким? 一 Мелкий, боятся всех, у кого есть руки и ноги. 一 Зачем вы терпите их, если вам с ними страшно? 一 Потому что мне с ними весело. 一 Простите, если скажу что-то не так, но может ли быть так, что вы боитесь остаться один? 一 Знаешь, у тебя какая-то совершенно беспрецедентная способность бесить меня на ровном месте. 一 Извините. 一 Не удивляйся потом, что мои ребята тебя дразнят. 一 Кай Всеволодович, — Говорит Лёша ещё тише, будто перед самим собой стесняется того, какой глупый, но не может ничего поделать с собой, когда видит Кая таким уязвимым — ваш отец платит мне, но я всё равно на вашей стороне. 一 Ха, очень мило. 一 Поэтому если вам будет грозить опасность, я стану вашим щитом. 一 Если ты говоришь это чтобы оправдаться в моих глазах за то, что ты охотник, то это очень бессовестно с твоей стороны… 一 Нет. Я правда. - Он смотрит хозяину в глаза будто снова пьяный и не совсем понятно почему вдруг так расползаются мысли. 一 Зачем ты пришёл? - Спрашиавет Кай и внимательно и с совершенно непроницаемым лицом смотрит ему в глаза. 一 П-потому что вы позвали.       Глаза у него разъезжаются от количества принятого, как и ноги которые, как обычно едва его держат, но когда все его друзья расползлись по своим тёмным норам, он всё-таки сподобился подняться, чтобы дойти до комнаты. Ему просто хочется сбежать от этого пацана. Неприятно с ним рядом находиться. Слишком он… И видеть его тошно, а не видеть ещё хуже. То ли он там милуется со своим куном то ли стоит за спиной с серебряным ножом в руке и что хуже не понятно и даже думать желания нет. 一 Я могу помочь. - Говорит, протягивая руки, чтобы в случае чего поймать, потому что кажется Кай вот-вот упадёт. Тошнит от его сраной заботы. 一 Отвали. – Отталкивает его руки так, что жаром от выпитого обдаёт желудок и всё внутри скручивается от его тёплого присутствия. Чёртов девственник, только настроение портит. 一 Вы не сможете по лестнице. – Говорит, поспешая следом за Каем, который явно от головокружения закрывает глаза и дыханье его звучит будто тяжелее – Я помогу. 一 Мать твою, ты не понял, придурочный? – Рявкает развернувшись и с разворота выписывает по щеке пощёчину тыльной стороной ладони. Опасно. Страшно. Тревожно. Нельзя его к себе подпускать и рядом с ним нельзя оставаться. Этот прислуга поднимает на него глаза такой омерзительно мелкий и беспомощный, будто кролик, что хочется лапки ему переломать, чтобы не дёргался и сожрать прямо здесь вместе с его чёртовыми горячими руками. 一 Что я сделал не так? - Спрашивает, держась за ушибленную щёку ладонью и от этой беспомощности что-то ломается внутри с хрустом битого стекла.       Кирилл закрывает глаза и приваливается к стене спиной. От этого становится немого легче стоять и кажется даже отпускают вертолёты. Прикусывает губу, чтобы хоть как-то сдержать слова рвущиеся наружу, но понимает, что смысла в этом нет и органы уже обдаёт жаром от тления сраных горячих искорок на его лице. 一 Подрочи мне. 一 Ч-что? – Осекается Лёша и сразу будто трезвеет, хотя и пьяным особенно не был. Тревога сжимается чугунным кольцами где-то на затылке. Он не уверен что только услышал и сглатывает. Кай повторить не торопится и хрустит во рту палочкой от чупа-чупса, будто совершенно скучает, а у Лёши тем временем сердце колотится в груди отбойным молотком. Чтобы проверить он делает вперёд шаг и смотрит на него осторожно, ожидая новой затрещины. Опасно с ним. Он это знал. Почему был так беспечен, почему не подумал о том, как рядом с хозяином бывает опасно? Позволил себе сократить дистанцию от того каким он показался уязвимым и этот удар совсем даже не похож на настоящий. Будто за опасностью хочет спрятаться, но об этом не думается, потому что всё, о чём хватает сейчас ресурсов думать это его рот и кадык подрагивающий от того, что он делает с чупа-чупсом этим ртом. Может ему и послышалось, но остановиться юноша уже не может. Снова одного шага в его сторону оказалось достаточно, чтобы Гречкин утянул за собой прямо в ад, но возвращаться не хочется. От его запаха голову кружит. Чтобы Кай позволил ему себя коснуться... Невозможно, но он снова осторожно шагает вперёд всё глядя на него и боясь, что начальник сейчас громыхнёт над макушкой грозой и велит убираться. Ещё осторожный шаг и вот он к нему уже слишком близко. 一 Хозяин. Это слово вдруг неожиданно и непривычно горячо скользит по губам сладостью выпитого. Этот жар из всего тела сосредотачивается в трясущихся руках и желудке, который сводит удовольствием просто видеть его. В полумраке, красивого до зубовного скрежета, расслабленного, подпускающего.       Кай на него такого покрасневшего и возбуждённого от близости старается не смотреть и глаза жмурит покрепче, чтобы представить себе, что он сейчас не здесь и не с ним. Слишком с этим пацаном рядом горячо и страшно находиться, чтобы это было безопасно. Нельзя от парня такое испытывать, так что от возбуждения, от его присутствия аж подташнивает. Кажется равновесие точно потеряет, если мальчишка коснётся его, но, закусив пластмассовую палочку, ощущает его касание маленькой снежной метелью на плечах. Так ощущаются его сраные веснушки. Остро и страшно. Хочется уже дать заднюю, оттолкнуть и желательно вскрыть ему глотку. Свалить и никогда больше его не видеть, но он так чертовски осторожно и трепетно движется. Лёша незаметно, почти не дыша, расстёгивает на его рубашке пуговицы. Кажется, испепелит на месте одна мысль о том что у хозяина под рубашкой совсем ничего нет и он вот-вот увидит. Кожу такую гладкую, красивую, из под ткани выглядывающую и кажущуюся в темноте сияющей. Нервно тревожно, пальцы в ботинках поджимаются и скулы ломит от вида длинной впадинки, ведущей от рёбер вниз к самому пупку очерчивая линию торса. Рот наполняет слюной, а Кай задерживает дыханье потому что этот малолетский взгляд его жжёт на месте, как святая вода ионами серебра. Видел бы, знал бы как и сам на самом деле покраснел и вовсе не от выпивки. Как каждый чёртов момент рядом с ним кажется таким волнительно интимным, что от холодка на коже из под расстёгнутой рубашки выступают мурашки и по всему телу ползут жаром его взгляда. Лёша в происходящее не может поверить. Невозможно, чтобы сейчас без шуток и подколов, на самом деле он позволял себя рассматривать. Кажется, парень не только касаться и видеть его недостоин, будто одним своим взглядом эту сияющую кожу может испачкать. Небольшие мышцы под тонкой кожей, сверкающий пирсинг в соске, пресс и от пупка узкая дорожка волос от вида которой он снова сглатывает. Это слишком. Скольких бы голых парней ни увидел на экране телефона, сколько раз бы Юри не позволял ему то или иное, так сексуально как это, это не будет. Он готов умереть от желания коснуться и того насколько происходящее нереально. Как он в слабом полумраке отводит взгляд и позволяет всё, на что осторожная фантазия сейчас способна. Они уже даже занимались сексом, но от чего-то сейчас всё совершенно по другому. От того ли что он трезв или от того, что Кай впервые дозволяет действовать самому. 一 М-можно?.. - Шепчет осторожно, протягивая руку и никак не может заставить себя коснуться. 一 Делай, блять, что хочешь.       Кажется, если к этому телу притронется хоть пальцем его этим возбуждением и жаром захлестнёт с головой и последние остатки мозгов, затухающие под парами алкогольного опьянения совсем растворятся. Делать, что хочет? Он о таком даже не думал. Он не позволял себе думать и голова кружится от осознания того сколько всего он хочет.       Кай снимал POV порно, он участвовал в оргии, он спал с женщиной «хорошо за», но ничто не ощущалось таким порочным и таким обжигающим, как то, что происходит сейчас. Он ещё яростнее прикусывает чупа-чупс. Кто бы мог подумать, что ощущение того, что тебя обнажённого рассматривают может так взволновать. Это взгляд ощущается так плотно, физически, что одно только касание его пальцев вызывает судорогу, которую одним лишь усилием воли удаётся сдержать. Сдержать желание податься вперёд, навстречу его горячим шероховатым пальцам. Желание вслух попросить, чтобы касался ещё. Кажется касания этого охотника жгут кожу и на местах выступают ядами и нефтью. Эта гадкая желтоглазая тварь его трогает и от отвращения мозг кипит, но так этих касаний жаждает тело, что готов самому себе голову отрезать, чтобы с этим ощущением не иметь общего. 一 Хозяин, вы прекрасны... – шепчет одними губами от того что кажется словами этих чувств не облечь. Словно касаться «Венеры Ботичелли» вот так на живую, прямо без перчаток, боясь испачкать, умирая от сладости ощущения на пальцах его кожи. Лёша в жизни не был так напуган, как сейчас, будто касается монстра, который способен на месте его разорвать, но позволяет себя почувствовать. Он опускает на его тело ладонь и кажется, что уже сейчас эрекция из головы вытесняет все мысли. Ладонью от работы огрубевшей по рёбрам стекает вниз. Не может быть человек настолько прекрасен. И вампир не может. 一 Коснись, ёб твою мать. – Выдыхает Кай от отчаяния раскусив леденец и затылок откинув к стене. Его самого сейчас от возбуждения изнутри разорвёт жаром его ладоней. Сколько раз он на них смотрел, сколько раз самого себя боялся и представлял, но и не думал, что ощущаться они будут так обжигающе. Так до боли близко, прямо под кожей, прямо на органах, в его крови и сосудах, путаясь в нервных окончаниях тёплыми пальцами. Он боится даже представить себе как эта широкая ладонь будет ощущаться внизу, так что губы дрожат. 一 Господин. – бормочет Лёша, от собственной дерзости умирая и шагает немного ближе. Вслед за этой тревогой и удовольствием ещё ближе, как за флейтой тупой зверёк. Нажимает на пресс кончиками пальцев и, хотя упругий и крепкий, под его ладонью ощущается таким мягким и податливым. Сдерживая дыханье через силу, чтобы звериного своего возбуждения не выдать прямо сейчас, он осторожно надавливает на его живот ладонью и буквально кожей чувствует, как Кай от этого выдыхает. Мягкий. Невероятно податливый. Такой уязвимый, что не верится. Самым кончиком мизинца чувствует пупок и от частого сдерживаемого дыханья и запаха его кожи, проступающего на нервных окончаниях эфирными маслами, голова кружится и мысли путаются. Так страшно, но остановиться не получается. Скользить по гладкой коже вниз и телом и мыслями растворяться в аромате его тела сейчас усиливающемся.       Кирилл уже всё на свете проклял за то, что согласился на это и что выпустил из губ леденец и нéчего кроме собственной губы сейчас яростно кусать, не позволяя вырваться дрожащему в глотке стону, достойному настоящей шлюхи. Лёша скользит вниз прямо по тонкой дорожке волос и от такой близости Кай на месте застывает, как перед зубами питона мелкая крыса. Даже дыханье останавливается и сердце замирает, а Лёша всё движется. Потягивает глубже его запах носом и ещё ниже. Слишком низко. Туда, где холодная кожа становится теплее. Под пуговицу его джинс. Ниже до столкновения кончиками пальцев с резинкой трусов. Глотая до дрожи возбуждающий запах его пота и слабое почти неслышное, но рвущееся наружу дрожащее дыханье. Выше едва не на голову, сильнее, богаче и неизмеримо могущественнее, но сейчас в его руках этот вампир кажется таким тонким и уязвимым, что разорвал бы сам на себе кожу, чтобы по нему растечься, впитаться и внутри себя запереть от всей в мире опасности. 一 Хозяин, могу я?.. М-можно мне? – Произносит почти так же беззвучно, сам не веря в собственные слова. Потому что самому касаться его члена пальцами кажется в сотню раз более тревожным, чем принимать. 一 Ебальник заткни. – Выдыхает истерически с едва не сорвавшимся стоном, который Лёша в его голосе, тем не менее, услышал и снова будто в кровь себе впитал. Какой же он беспомощный и сладкий. Лёша погружается пальцами прямо под тонкую ткань и жаром кожу опаляет. Обхватывает его пальцами и голос у Гречкина всё-таки срывается, так что он судорожно зажимает себе рукой рот. Этот слуга слишком близко. Слишком горячо и тесно прижался, так что холодом обдаёт шею от того, как глубоко вдыхает рядом воздух. На тонкой коже внизу его касание ощущается до боли жёстким. Эти руки слишком грубые, чтобы касаться чего-то одушевлённого. Слишком грубые, слишком горячие, слишком большие и настойчивые, так что все силы у Кая уходят теперь на то, чтобы сохранить равновесие, невесомо, почти незаметно отклоняясь от него. Потому что пацан касается его бедра чем-то твёрдым. 一 Вы... – Выдыхает от собственных слов и происходящего ощущая на нервных окончаниях стимуляцию едва не сильнее, чем от физического касания. Кай в руках ощущается таким хрупким, что Лёша боится и движение лишнее сделать, но скользит вверх и вниз, влажно и до безумия горячо. Обычно прохладное тело сейчас горячее даже чем у человека. Юноша рассматривает его лицо и закушенную губу. Такие красивые губы и такие сексуальные неровные зубы. Он делает шаг вперёд и тянется к тонкой кости подбородка. Очарованный, под тихий вздох касается кончиком большого пальца его губ, скользит в неясном желании коснуться его прикушенной губы, как вдруг, снова истерически выдохнув, Кай хватает его руку. И в это касание превращаются все мысли, пока он продолжает снова и снова утопая в жаре и влажности его тела доставлять ему удовольствие. Лёша смотрит на его рот и зубы в темноте кажущиеся нереальными. Слишком прекрасными, чтобы существовать в материальном мире. Эти длинные острые клыки и по ним Лёша с трепетом скользит пальцем, едва не задыхаясь от собственного дыханья. Надавливает на остриё того, что белее и сердце сжимает. На ощупь совсем не такой, как обычные зубы. Гладкий, как стекло, такой белый и будто бы даже переливается слабым голубоватым свечением смертельной радиации. Но ещё прекраснее Вечного пути вот эти губы. Ими он говорит такие ужасные вещи. Этим голосом, что старательно сейчас сдерживает, он зарабатывает миллионы и только для Лёши этот голос сейчас звучит. Никто из самых щедрых его покровителей не получил бы того, что получил сейчас он. То, что звучит прекраснее его треков и глубже его текстов — стоны, которые он так старается не издавать.       Кай, закрыв глаза и в ощущениях полностью растворившись, словно и сам не понимая, тянет его ладонь вверх и с голодом, почти с болью обхватывает губами его большой палец. Потому что едва этот парень переступил порог его дома, сдерживать себя стало слишком трудно, так что сейчас и вовсе невыносимо. Он погружает в рот его палец и скользит языком по подушечке в грубости и жаре его ладони растворяется. Боится и не может открыть глаза, целиком превращается в собственное ощущение. Его грубый палец с твёрдым ногтем во рту и шероховатая ладонь внизу. Очень низко. Мучительно низко. Как-то слишком низко, где уже становится опасно, но от удовольствия незаметно. Лёша перемещает давление эрекции к его паху и в скользком и горячем пространстве отыскивает это место, Не хотел. Не собирался. Не удержался. Даже выходя из душа, покрытый ароматами гелей и масел Кай не смог скрыть этого от его нюха. Скрыть то, как именно удовлетворяет сам себя, оставаясь один. И Лёша об этом больше не мог не думать. Не думать и не представить к собственному стыду пару раз на самом пике, когда ощущения и мысли смешиваются и сознание от оргазма отливает вниз, обнажая сокрытые под здравым смыслом подводные камни.       Он касается сперва самую малость, чутко прислушиваясь к его слабым стонам и улавливая малейшее движение его тела, чтоб остановиться, если хозяину вдруг не понравится, но Кай, кажется, совершено забылся и, скользя теперь уже собственными пальцами, обхватывает его ладонь обеими руками и погружает ещё глубже в рот его палец. Опасно, но мучительно бесповоротно, так что и остановиться, наверное, не смог бы. Лёша проникает пальцем внутрь и кончиком пальца другой руки буквально ощущается этот глухой и звенящий стон. Кай чуть раздвигает ноги, чтобы позволить ему прижаться ещё ближе и с болью под рёбрами ощущает, как прижимается к нему твёрдый член и как горячо и грубо с двух сторон толкаются пальцы. Как за спасение хватается за его ладонь ещё крепче и кусает его палец прямо под косточкой, не отрывая от подушечки языка. Не может остановить толчков внизу и снова едва не подкашиваются колени. Он чувствует как прижимается спереди его член. Через две пары джинс, но так ощутимо. Осторожно, но больно и в его пальцы превращается всё, так что нет уже сил сдерживать стоны и мысли, в которых перестаёт быть понятно где кончается тело Кирилла и начинается чужое. И стираются границы, так что кажется что рука, шероховатые пальцы внутри и его удовольствие это единое целое. Вниз к этому удовольствию отливает здравый смысл и хочется разорвать на малолетке одежду и прямо здесь в коридоре что-то нехорошее с ним сделать. Лёша всё растворяется в его стонах, влажности и такой сладкой боли от его зубов и прижимается к нему через ширинку так крепко и так часто и глубоко толкается, что всё это ощущается слишком похожим на секс. Эти стоны совсем рядом, запах его кожи сладостно насыщенный, слабые движения его языка на пальце и судорожные попытки держаться за его руку крепче, взять его в рот ещё глубже, и это тесный жар внизу. Мокрый, касающийся редкими волосками и такой податливый, что кажется прямо сейчас готов целиком его принять. Видимо, не замечая, Кай сгибает ногу в колене и шире раздвигает бёдра, отсасывая ему и позволяя прижаться этой мучительной твёрдостью спереди ещё крепче. Прогибается в пояснице и движениями сам насаживается на мозолистые пальцы. 一 Уёбок, пошёл ты нахуй. – Выдыхает и срывается на стоны в которые Лёша толкается пальцами, задевая его зубы и утопая в жаре и мягкости его рта, сыплющего проклятиями такими истерическими, жаркими, что хочется толкаться ещё глубже, ранить палец о Спутник у него во рту. Будто сам Лёша хочет кожей впитать в кровоток стоны, предназначенные сейчас в этом мире только ему. Задрожав всем телом и едва не потеряв равновесие Кай отталкивает его, прижавшегося слишком тесно, потому что куда-то совсем не туда понесло собственные мысли, но хватило сил чтобы сбежать. И оставить его глядящяго вслед. Лёша закрывает глаза и от жидкостей солоноватые пальцы медленно погружает в рот. Что это, если не гипноз?