62. Сателлит

      Так себя изводил. Мучился, что самого себя жалко — почему не успокаивается. Поцеловал малолетку, переспал с малолеткой, унизил малолетку, обидел малолетку, даже «вот это вот всё», но всё было мало, а оказывается нужно только было сбежать подальше и накачаться. Стоило раньше из дома сбежать, зарычав двигателем на весь лес и до инфаркта перепугав заснувшую у окна главную повариху. Он сваливает и всё на свете перестаёт иметь значение. Ныряет в ближайший клуб и там дрейфует, скользит между какими-то людьми полупрозрачный и скользкий, манящий следом своим взглядом и улыбкой, за которую впору окропить его святой водой. Одна эта улыбка уже богохульство. Рождённые под Сателлитом не имеют права на удовольствие такого сорта, когда только бытие остаётся важным. Торжественно, он заходит в своих пороках всё дальше и дальше, ещё больше уничтожает самого себя, но ощущается это так прекрасно, так тонко и волшебно, что грубое тепло тлеющих углей в его мыслях так неуместно, что смешно. Незачем ему чьё-то «рядом» и это неодиночество, если есть приятный и лёгкий суррогат, который не отторгнет, не оттолкнёт, а главное никогда не закончится. Пока есть вокруг столько охочих до бесплатного пойла и порошка нищебродов. Он в них растворится. Он вырубится где-нибудь на полу, в луже мочи и блёсток, с улыбкой на лице и сердце его остановится, а он этого даже не заметит, продолжая бесконечный рейв на том свете, но это пока не случилось и неизвестно когда случится, а потому у него достаточно времени, чтобы плыть на самое дно и, чем хуже, тем сильнее заводит. Чтобы отрываться вместе с теперь знакомыми незнакомцами, с руками на чьей-то талии, с чьим-то языком в ухе. Глаза закрываются, сознание отключается, а тело продолжает двигаться, губы продолжают глотать спирт, сердце продолжает перекачивать блёстки по венам, а лёгкие впитывать ядовитый газ. Он не устаёт, у него даже не сбивается дыханье, он может отрываться до самого закрытия клуба, а потом отправляется в следующий и дальше, дальше. Всё новые и новые люди присоединяются к нему, новые и новые приглашают уединиться, новые и новые наливают или говорят "Обещаю, с первого раза ты не привыкнешь". Может быть, джаз так действует, может свинг, а может само ощущение. Одни рождены, чтобы любить, те рождены, чтобы строить, третьи, чтобы развиваться, а он рождён отрываться. Это допинг, позволяющий двигаться дальше. Бесконечно. Позволяющий организму раз за разом принимать то, что "Не вызывает привыкания с первого раза". Чей-то голос затекает в ухо словами, перекрикивающими музыку: - Ты понимаешь, что ты поступаешь плохо? А в ответ звучат собственные слова: - Я могу ещё хуже.       Потому что уже бывал на той стороне наркомании и алкоголизма, где музыка уже не звучит. И не сверкают блёстки. Там, где уже не красиво, а лишь бы выжить. Все, кого там находишь, обычно бегут. Мало ли от чего, бежать всегда есть от чего. Туда, где вампиры и люди становятся растениями, существующими лишь чтобы питаться, а их пища — химия. Тяжёлая химия, от которой зубы выпадают и конечности заживо гниют на телах, но некоторым останавливаться уже поздно. Ртутью они все вместе сливаются в чьё-то тёмное и прохладное жилище. На секунду даже вспоминается и смешно становится представить, как малолетка будет его по подворотням и притонам искать, но мысль эта быстро стирается. В его черепушке мысли дольше пяти секунд уже не живут. Огромное, как кладбище, и пустынное помещение, куда они забираются, чтобы единым комом вместе здесь разлагаться и он кому-то в визжащий «Что вы собираетесь здесь..?!» рот заталкивает пальцами купюру. Белый китаец говно многократно разбавленное, гомеопатическое, но бьёт метко, как каратист. Одного спичного коробка хватило бы, чтобы убить передозировкой весь Петербург. Кирилл не помнит сколько принял, но всё равно что-то от мозгов, похоже ещё сохранилось. Удивительно. Он там что-то чувствует. Звуки, свет, голоса, но как через вату. Он здесь в полном анабиозе. Тишине, темноте звоне в ушах, плавности движений. В голубоватом от дыма полусне и по нему он плывёт, как водоросль. Здесь звучит только кашель и чьи-то шепотки и не видно света кроме каких-то пузырей. Он отмечает вдруг, что это его дом. Все поверхности усыпаны такими же пьяными, как он. Радости от алкоголя уже давно не получающими, просто живущими, чтобы глотать, глотающими, чтобы жить. Шар их знает, люди они или вампиры или кто-то ещё и задумали ли вред, потому что мозгов ему хватает ровно на то, чтобы дышать и пить. Пить рецепторами уже не делающими разницы между дорогим виски и настройкой боярышника, а воду путающими с водкой такой дешёвой, которую продают в стопках у кассы. Ощущение смерти внутри убаюкивает и он откидывает голову, приземляясь затылком кому-то на грудь. Как же приятно умирать. Он не помнит даже какого мусора с улицы насобирал, да это и не важно. Ни радости не грусти это не вызывает, эмоций больше нет. Прекрасное чувство. Просто выживать, как и они сейчас. Единый организм, из рук в руки передающий шприцы и бутылки. Будто его тьма на них всех распространилась, а потому каждому осталось меньше и каждому с ней справиться легче, когда все в отрубе и нет уже границ между чужим телом и собственным. Нет одиночества, когда их так много. Зубы сжимаются покрепче и затягивают жгут на бледной руке рядом с ним. Он на неё смотрит и пытается понять его ли эта рука, но сразу за этим следует укол и значения уже не имеет чья. Колют в него, а чувствуют все. Папенька приходил, говорил, что хочет спасти, но Кай-то сидит в интернете и знает, что очередной дурачок пропустил «счётчик» и теперь его нужно либо заболтать, либо утилизировать, потому-то папеньке и понадобился. Кое чему полезному он научился у Герра Густава. Званого папеньку одурачить нельзя, зато можно позвать издалека своих милых близняшек и велеть им «держать» его всякий раз, когда захочет снова помешать многоликому организму Кая разлагаться в этой куче тел. — Кто это? - Спрашивает на ухо чей-то шёпот, увидев у него телефон в руке. Только сейчас заметил, что снова смотрит на фотографию. Всё ещё слишком Печален, слишком человечен. Привязывается к неодушевлённым существам, вроде слуг. Это даже смешно. Хоть близнецов взять. Такие с виду улыбчивые обезьяны в пиджаках, заботятся, зонтик от солнышка носят ему, но Кай помнит до сих пор, как один из них мёртвой хваткой удерживал его плечи, пока сверху скакала та девка. Ни толики сочувствия. Всё по папиной указке. А как они от смеха покатывались, когда на опен-эйре какой-то мусор за ухо схватил. Видите ли нельзя лимиту обсирать. Обещал на этого полицая папеньке нажаловаться, тот даже не слушал, а эти двое ржали, «телохранители», блять. Ясно, что опасаться было нечего, но как же очевидно стало, что он для них не важнее отцовской машины, галстука или часов. Просто аксессуар их начальника, который надо оберегать. Ходят всё время рядом, делано беспокоятся, но стоит папе пальчиком показать они его заживо разорвут. И остальные тоже. Одна только кто-то или один, носит ему на подносе наркотики, но этим их неоплачиваемая забота и ограничивается. Не удивительно, это у людей в природе - двуличие. На самого Кая слугам плевать и это правильно. Если бы их связывал столь шаткий и ненадёжный конструкт, как доверие - человечки его давно бы бросили. Непонятно как вообще он с тем паскудником рядом умудрился спать. И переспать. Идиотизм, всё равно что возбудиться на картинку в журнале, изображающую человека, вот и этот конопатый существо с душой только изображает. Думал больше людей = меньше одиночества, но он только становится более пустым и с каждым новым "Каевичем" или "Каевной" только хуже. Будто он грибница. Какая же смачная насмешка над "Вы полюбите друг друга и у вас будет семья". Если этого от него хотел мамин бог, то пусть огнём таком бог пылает. Если есть кто-то, способный контролировать хаос реальности при этом позволяет такому, как Кай существовать, то он больной маньяк с фетишем на чужие страдания. «Он придёт»? Нет уж, если такой придёт, Кирилл самим дьяволом станет, лишь бы его прогнать.       Кто-то садится на него сверху и, забираясь под рубашку, скользит по его телу пальцами. Плевать кто там на него вскарабкался, важно только, что опять к звукам плавящей мозг музыки добавляется ещё один. Инородный звук. Ревёт. Снова приполз под дверью сидеть. Льёт там свои ублюдочные слёзы. Что за тварь? Пришёл мстить, а сам мешает Кириллу убивать себя самостоятельно. Идиотское человеческое двуличие. Если бы засранец знал, как эти его попытки достучаться делают больно... Он накрывает ладонью себе глаза, чтобы не увидеть кто там ему отсасывает. Приятно. Зря он раньше не догадался их всех к себе позвать. Так отвратительно, что кажется сам себе ещё более мерзким, чем был, поэтому эти фрикции чужого рта на его члене кажутся заслуженным наказанием. Эти чувства на нём, как поганки прорастают. Иногда он чувствует их под собственной кожей и даже пытается вырезать из себя лезвием. Режется, течёт, ничего не находит, но всё равно чувствует твёрдые белые шляпки под кожей. — Садись. - Шепчет он вниз. Шарит рукой по телу, находит в кармане таблетку и откусывает от неё сколько удастся. Проходит, кажется, только минута, когда тело реагирует, заставив подняться член и тогда сверху на него опускаются, а он поднимает глаза на его улыбающееся конопатое лицо. Звуки слёз по телу струятся вибрациями и от толчков в костях резонируют. Кай так омерзителен, что нет смысла плакать о нём, поэтому кажется самому себе несвойственно великодушным за то, что обнажает свою мерзость, чтоб мальчик увидел, испугался и не тратил больше на него свои хорошие чувства. — Видишь?.. - бормочет слабо, но только когда произносит вслух, глядя в его глаза, Кирилл понимает, что пацана здесь нет и это только фотография на треснутом экране в его руке. От того становится обидно. Так больно, что он даже и сам пытается заплакать, но слёзы не идут, будто у желез запор. Он там плачет и так хочется его увидеть, но он не может пошевелиться. Видимо, парализовало. Кажется, даже кончики пальцев ног начали чернеть. Скорее всего, ему осталось не больше получаса. Не хочется умирать. Кто-то продолжает трахать его и он чувствует толчки, но не чувствует больше ничего, будто через вату, так что от слабости даже больно и от боли этой где-то будто плотину прорывает. Прохладная вода всё-таки начинает сочиться из глаз. Непонятно, мёртв он или нет. Трудно осознавать смерть, когда итак всегда почти мёртв. Где-то в темноте снова зажигается огонёк, чтобы нагреть ложку, а с другой стороны в ещё одну из его многочисленных рук кто-то втыкает иглу. Где-то там вдалеке он ещё слышит слёзы. Он уже видел эти слёзы, но слишком давно, чтобы помнить. Ужасно хочется увидеть снова. Как будто в прошлой жизни он видел, как эти голубые глаза изливаются водами на веснушки и это было так красиво, что дышать было трудно. Это было похоже на таящий лёд и так хочется снова довести его до слёз, но смерть уже глотает его, как большая змея, так что, закрыв слезящиеся глаза, он протягивает руку в сторону тихого звука рыданий.

***

      Лёша просыпается где-то в восемь вчера и сразу же понимает какой ошибкой было ложиться спать в наушниках потому каких странных кошмаров наворотило сознание с этим голосом в голове, но ещё хуже от того, что не выспался и в промозглой вечерней погоде; снова остудившей, непонятно откуда сквозящий; их подвальный этаж показался буквально ледяным. Скоро зима. Он завернулся в одеяло покрепче и вышел, хлопая глазами, как и двое других, на первый этаж, где сдерживая слёзы и царапая чемоданом паркет, бредёт по вестибюлю девушка. — Не ной, я прошу тебя! - Строго бросает ей вслед Марина по «утру» ещё не накрашенная. - Раздражаешь. — Да будь ты человеком. - Выдавливает дрожащим голосом девушка и в этом хрипе Лёша, и стоящие рядом с ним горничная, и сушистка узнают свечницу. - Дай мне хоть сейчас поплакать. — Что случилось? — Чего она плачет? — Наплакалась уже, дорогая! Скажи спасибо, что… — Да пошла ты, Марин! - Вскрикивает свечница, оглянувшись на Марину, как на врага, а та заканчивает раздражённо: — …что не указываю это в письме! — Я думала ты меня поймёшь. Я думала в тебе есть хоть что-то человеческое. - Бормочет, всхлипывая, будто не замечает присутствующих. Двух сплетниц и того, кто и не спит нормально, потому просыпается от любого шороха. - Ты детдомовская, должна знать как это бывает. — Иди уже, устраивает тут спектакль... - Вздыхает та устало, когда девушка открывает дверь и, кратко брякнув колёсиками чемодана о порог, выходит наружу в хрустальный осенний холод. Пинает что-то раздосадованно. — Марин? - Снова спрашивает горничная, а Лёша смотрит в спину уходящей и поверить не может, что к ней у такой дружелюбной и заботливой Марины отношение вдруг не лучше, чем к раздражающей незнакомке. Та от рыданий еле переставляет ноги и кажется сама не сможет дойти, так что внутри просыпаются какие-то джентльменские качества и он срывается с места следом за плачущей и зачем-то снимает одеяло, сам оставшись в футболке и джинсах. Пытается помочь везти чемодан. Удивительно, но на улице не так холодно, как в доме. — Что произошло? — Ничего. - Говорит она, отталкивая его руки и размазывает по лицу слёзы, а чуть поодаль один из близнецов (как их отличать, когда они в этих своих дурацких очках?) молча стоит у машины, ожидая плачущую. — Почему ты уезжаешь? Она тебя уволила? — Не уволила, - срывается она на крик, - разрешила написать по собственному желанию! — Ты что-то не так сделала? Лиза говорила ты выполняешь все свои поручения. — Выполняю. - Отвечает она, передавая чемодан охраннику, чтобы он загрузил его в багажник машины и поворачивается, глядя на Лёшу. - Выполняла. — Что тогда?.. — Алексей, заходи обратно, нечего лясы точить! - Строго зовёт из-за спины голос Марины в сторону которого свечница направляет средний палец. — Хотела помочь. Он там совсем не ест, вот и пришла… — Что пришла? — Нарушила правило. Никакой романтики. — Ты с кем-то встречалась? - Лёша ещё немного сонно хлопает глазами. — Какой ты тупой. - Горько усмехается она сквозь слёзы, которые литься и не прекращали. - Просто влюбилась. — Что? - Он чуть оборачивается, глянув на Марину в дверях — Разве нельзя?.. — В начальство нельзя. - Горько выдыхает бывшая свечница, а у Лёши будто льдом покрывается желудок. — Ты имеешь ввиду… Кая? - Он смотрит на девушку будто впервые, пока та садится в машину, а колени у неё дрожат. — Не понимаю почему тебе это сходит с рук. Видимо ты у Марины в любимчиках! А я, уж извините, не сама выбираю в кого мне влюбляться! — Что? Я не… Он мне не нравится. Я с Юри... - отвечает он вдруг, не подумав. — Да брось. - Она шмыгает носом и вынимает из кармана носовой платок. - Я видела как ты у него под дверью дежуришь… — Если ты закончил, то возвращайся в дом и ложись спать. Сонный ты работу будешь через жопу работать! - Говорит Марина тем временем машина успевает уехать, оставив его, как дурака, торчать с одеялом в руках среди листьев и сожалеть, что не успел нормально поговорить с ней. Когда это он у дверей дежурил?       Он медленно бредёт в сторону дома, подметая одеялом в руках листья и понимает, что сна уже ни в одном глазу, так что скорее всего сразу отправится в душ, чтобы погреться, но замечает задвинутую куда-то в печали и незаметную на первый взгляд коробку на крыльце возле двери. Небольшая круглая коробка с чёрным бантом, расписанная золотыми звёздами и с приклеенным сверху розовым стикером. Он без раздумий берёт коробку в дом и уже внутри рассматривает, когда, переговариваясь, сушистка и горничная уходят вниз, видимо, как все нормальные люди, спать. На стикере нарисована маленькая мышка и подпись «Каю от Герды». Лёша рассматривает коробку и слегка встряхивает, чтобы предположить что внутри может быть. От очередной любовницы? Наверное, что-то очень крутое. Что могут дарить такому, как его начальник? Должен ли он отнести это сейчас или дождаться, но чего именно дождаться он подумать не успевает, потому что в нос бьёт резкий запах духов. Пахнет так сильно, будто колбочка внутри пролилась, видимо от удара ногой, так что Лёша решает всё-таки снять крышку. — Ёб твою мать! - Восклицает громко выронив коробку и со стыдом обнаружив, что содержимое выпало на пол, но убрать он не спешит и глядит перед собой в ужасе. Сначала кажется, что это какой-то старый носок, пока он не приглядывается и не обнаруживает к своему отвращению, что «Герда» подарила Каю мёртвую крысу с торчащим изо рта шприцем. Омерзение расцветает в теле маленьким вулканом мурашек и Лёша давится воздухом и не сразу понимает, что ему делать. Быстро, как пожар, накрывает трупик и коробку своим одеялом и собирает по краям, а приторный запах духов перебивает запах крови. — Что такое? - Звучит со стороны столовой голос и Лёша поднимет на Юри глаза виновато, будто сам это «подарил», потому что сам это принёс в дом. — Т-там… крыса. — Подарок? - Юри смотрит на него словно и сам испугался и в два шага подбегает к нему, чтобы помочь собирать одеялом. - Ты трогал? — Ты не удивлён? — Каю постоянно дарят такие подарки, скорее… - он сгребает одеяло в охапку и несёт куда-то на улицу. - Срочно помой руки! — Что? Почему? — Они могли туда какого-нибудь яда подсыпать. Фу, надушено!.. — Они точно знали, что в доме есть ох… - юноша сбивается на слове "охотник" и спешено поправляется — охрана. — Я сделаю. - Бросает Юри кратко, так что Лёша неожиданно приятно на этот раз ощущает себя «красавцем в беде» и послушно отправляется мыть руки. Должно быть, у прислуги здесь даже устная инструкция есть на такие случаи, неудивительно, что его сильный и прекрасный Юри так быстро и хладнокровно среагировал. Крыса, проткнутая шприцем? Наркоман?.. Каю от Герды? Родственница?..       От беспокойства о нём голова болела и давление стало постоянно подниматься, а сон ушёл и вовсе. Вся сущность обратилась постоянным ожиданием. Даже общаясь с Юри (разумеется, сидя при этом друг от друга на почтительном расстоянии на случай, если кто-то увидит) не удавалось перестать думать об этом, а когда приходило время спать, происходило вовсе необъяснимое. Он готов поклясться, что не знает, что происходило, потому что мозг его засыпал абсолютно точно, но что-то странное и жуткое происходило и он это ощущал. Просыпался уставший, помятый и замёрзший. Просто так страшно было за то, что он там натворит с собой и совсем из головы не выходило, а они ещё говорят это не гипноз? Лёша и в реальности приходил, говорил, потому что знал — уши Кая его точно услышат. Хотел в чувство его привести, дать нашатырку, сладкого чая или что там с торчками делают (нужно спросить у Геши), но пользы не больше, чем от попыток унюхать его с такого далёкого расстояния.       Сначала эти странные сны, явственное ощущение ступнями холодного пола, свет и какие-то голоса, серебристая пыльца и скрип, будто вернулся обратно в детский дом. Почему же ты меня больше не искушаешь? Потом Кай пригласил каких-то людей и от волнения Лёша ещё дольше не мог уснуть, а когда удалось, проснулся от пощёчины; сперва показалось будто падает, пока не осознал себя снова там. В темноте северной лестницы под внимательным взглядом сестры, слабо различимой в полумраке. Которая, как ребёнка, отчитала его за поведение, вот только он не контролировал своё поведение. А потом проснулся в три часа дня, когда рядом Лиза тихо смотрела на танцующих корейцев. Он очнулся взмыленный, осушил стоящий рядом стакан воды и уже попытался бежать, но сестра на него запрыгнула, как скорпион и снова врезала по щеке. — Куда?! — Лиза!… - Он заозирался по сторонам пытаясь спросонья сообразить что делать. - Он мёртв. — Кто? — Хозяин. Кай, мёртв. Лиза, нужно… — Ничего не нужно, сиди! — Молчи! Либо помогай, либо не мешай! - Твёрдо ответил он и осторожно спихнул с себя сестру. — Тебе наверное приснилось, потому что ты только о нём и думаешь всю дорогу. — Так… - Он схватил с тумбочки телефон одной рукой, второй массируя висок, - дай мне свою левую страницу. Зайдя под «пустой» страницей написал анонимное сообщение Марине о том, что нужно проверить Кая и продолжилось ожидание. Только на этот раз более тягостное, потому что, судя по словам тех, кто его видел (Лёшу не пустили, сказав, что маленьким такое видеть рано): невероятно, что в таком состоянии он вообще прожил так долго. На этот раз, казалось, он может вовсе не очнуться, но он очнулся и то ли все просто забыли, то ли были слишком заняты, но через неделю никто не помешал Лёше взлететь по лестнице к дверце на первом этаже, чтобы увидеть его и молча сунуть ему под нос руку. Ни Лёша, ни Кай ничего не говорили и ничего, кажется, даже не думали. Он просто подбежал к нему, такому непривычно бледному, хрустящему шеей и ещё более худому, чем обычно и, глядя с надеждой, сунул руку, хотя не был уверен хочет ли этого. Это просто было нужно, как сон — хочешь/не хочешь/ всё равно это сделаешь. Осознался только тогда, когда снова зазвучал рядом этот ужасный голос: - Что ты делаешь? - Это… - Пробормотал Лёша и как ото сна очнулся. Обнаружил себя стоящим перед ним с протянутым к его губам запястьем и так и стоял, пока начальник не оттолкнул его, а юноша снова вернулся спать, и, проснувшись, уже не был уверен точно ли это было или ему и правда всё приснилось. В эти долгие два месяца ему слишком многое снилось, да так, что границы между сном и реальностью начали стираться. Хотел уже купить наручники и самого себя ночью к кровати приковывать, потому что что-то происходило, но что именно понять не мог, когда он наконец позвал. Марина прислала сообщение на телефон и парень бросил и позабыл все свои дела и планы. Показалось, что чуть не разрыдался, увидев сообщение. Обняв себя и скукожившись, он сидел, ожидая следующей ночи и проклинал себя за то, как сильно рад. Перспектива увидеть его спустя почти два месяца вывернула наружу ему все органы и хотелось кричать. От радости, от бессилия, от того, как волновался за его жизнь и какое это облегчение знать, что он его не уволит, от презрения к самому себе за это, от злости за то, что хозяин заставил всех и, в особенности самого Лёшу так волноваться, от обиды за то, что настолько Лёша ему безразличен, а ведь казалось они всё-таки подружились, и от вины перед Юри за все эти эмоции.       Он позвал к себе в час ночи и, необычно для себя, был к выходу уже готов. Их зубастая братия устраивала вечеринку по случаю вампирского праздника и Лёше велели надеть его единственный "красивый" костюм. Говорят, именно пятого числа случился взрыв поэтому для «пятых» это такая важная дата, так что, видимо, и нечему было удивляться, что Кай сам проснулся, сам умылся и позавтракал без скандалов, который вот-вот готов был разразиться, потому что два месяца, как прыщ зрел. Но стойкости аджумы Хын можно только позавидовать, потому что она не надрала ему уши, едва он спустился в столовую и она не проронила ни слова лишнего, кроме «Доброй ночи, Кай Селдч...», чего нельзя сказать о Лёше, который вновь увидев его, уже набрал в лёгкие воздух, но поперхнулся. Начальник после наркотического запоя предстал свежим, как новорожденный ягнёнок. Конечно, если считать здоровой их естественную сиреневатую бледность. А поперхнулся Лёша потому что на праздник тот нарядился так, что вся прислуга сбежалась поглядеть. Вечно одетый, как «репер», в безразмерный хлам, сегодня он облачился в приталенный чёрный костюм на голое тело и за один только этот внешний вид его уже можно судить за «пропаганду межвидовых отношений». У Лёши даже зрачки расширяются. Охуенно длинные стройные ноги и плавный изгиб талии и как это всё подчёркнуто чёрным цветом дорогого костюма, что неясно изнасиловать его хочется или сожрать. Сверкающие "цацки" на обнажённой груди и стрелочки у сияющих розоватым глаз. Сучья красота. Поправляет у себя на руке чёрные перчатки и наряженного Вишну и глядит на Лёшу, застывшего на месте. Так глядит, будто ничего и не случилось, будто два часа, а не два месяца прошло. — Hast du mich vermisst, süße Schnauze ? - Улыбается, сверкнув в темноте клыками, а Лёша сжимает кулак так, что ногти впиваются в ладонь и уже собирается врезать ему, но вдруг замечает, что обычно высокий по сравнению с ним хозяин ещё выше и как-то теряется. Так красиво, что смотреть больно, но что ещё хуже у него на подбородке отросла мелкая светлая щетина. — Я не понимаю. - Бормочет юноша потому что Кай сказал что-то на немецком. — А, точно. Русский. Забыл раскладку сменить. - Он устало хрустит шеей. — В-вы что, в туф..? — Фрактальная дала поносить… — Кто? Вы на шпильках? - Он опускает глаза и не может оторвать взгляда от изящных чёрных туфель на такой высокой шпильке, что от одного взгляда кружится голова и выглядывающие из них аккуратные белые ступни, а Кай спокойно проходит мимо, покачивая бёдрами, будто всю жизнь на них ходит. А потом у Лёши начинает колотиться в груди ещё сильнее, потому что следом из под его пиджака за ним, покачиваясь, тянется что-то похожее на крысиный хвост. Точно. Бал маскарад. — Нравится? — Нет… Да… Не нравится! Вы же… — Что? — Эта обувь женская. - Говорит, не позволив себе задуматься долго о хвосте. Такой розовый на фоне чёрных брюк. Ни на секунду не возникает сомнения, что привлечёт взгляды к тому, на что Лёша старается не смотреть, потому что это под одеждой впервые так отчётливо угадывается. — У обуви нет гендера. — Вы ногу сломаете... — Хочешь на руках меня носить? - Усмехается, но Лёша не отвечает, потому что приходит время снова подбирать с тротуара челюсть и ненавидеть Гречкиных за то, как они бессовестно богаты, потому что к ним подъезжает чёрный порш, от которого болят глаза. Он весь покрыт узорами из страз и в свете фонарей переливается, как ёлочная игрушка. Бросает вокруг себя на тротуар разноцветные блики. — Вам обязательно, - взволнованно бормочет Лёша, уже сидя в машине и невольно стараясь занимать в ней меньше места, потому что кости ломит от того насколько это дорого. - Вам обязательно… всегда привлекать к себе столько внимания? — Охуеть ты внимательный, да? - отвечает Кай рассеяно и закуривает, а парень задумывается о том предусмотрена ли вообще в этом безумии пепельница. — Вы же знаете сколько у вас недоброжелателей. — Ну, значит ещё больше будет, не ной, у меня для этого сразу три охранника. — Вы могли выбрать нечто менее привлекательное. — Я сам по себе привлекательный. И вообще. Мы едем в место, где столько мудаков, сколько тебе и не снилось… Я буду выделяться, если не буду выделяться. Близнецы спереди как всегда абсолютно невозмутимы и молчаливы, Кай, как всегда залипает во что-то в телефоне, поглаживая собаку рукой в перчатке, а Лёша как всегда поверить не может в то, как буднично и просто происходят рядом с ним какие-то невероятные события. Поднимает укоризненный взгляд на "Вишенку", который на него и не смотрит, а ведь пока Кай там занимался чёрт знает чем, пёс постоянно прибегал спать с Лёшей, вызывая ревность у сестры и не позволяя себя оттолкнуть. — Вы даже не скажете ничего? — В смысле? — Почему вы… - Он поджимает губы, чтобы не закричать на идиота благим матом, упоминая и мать, и отца, и все места, куда ему следовало бы отправиться, и что с ним там должно бы было произойти - Почему вы меня не звали? — Потому что не нуждался в услугах помощника. - Отвечает он просто, а Лёша понимает, что Кай чертовски прав и от этого только обиднее. — Почему заперлись не скажете? Все волновались. - Говорит и уже на середине фразы понимает сколь малое для Кая это имеет значение. — Лучше вы мне скажите. - Он обводит троих своих сотрудников взглядом. - Кто-то носил мне и моим друзьям наркотики. Кто этот замечательный человек? Я выпишу ему премию. — Это не были ваши друзья! Это была отвратительная безмозглая пьянь! — Я и сам безмозглая пьянь. — Они у вас украли телефон, ноутбук и хотели унести из гостиной плазму. — Правда? - Кай от этого только заливается хохотом, а собачка ему весело вторит. Две гнусные крысы. - Я бы и сам так сделал, если бы не был богат. — Что за друзья такие?.. — Жуй. - Велит Кай и кладёт Лёше на колено ириску с нарисованным золотым ключом. Это в качестве извинения?.. Жестоко. Он не соврал.       Лёша видел крутые машины. Много разных крутых машин и не только в журналах, которые Миша покупал в детстве, так же он видел омерзительно дорогие машины или невероятно быстрые, видел машины-антиквариат из под молотка и ярко-розовый кадиллак с изображением куклы Барби на капоте, но не видел скопления всего этого на одной парковке между не менее пафосными обладателями. Он слышал, что здесь соберутся одни вампиры, а поскольку многие шифруются, здесь не должно быть фотокамер. Не должно быть. Сливки местного общества уже общаются друг с другом и делают селфи, а Лёша глядит по сторонам огромными глазами, потому что некоторых видел только по телевизору, а некоторых не знает, но чувствует что это «шишки». И всё это нельзя снимать, потому что присутствие человека на этом балу почти стопроцентная гарантия того, что он пятый, но камеры встроены в лацканы пиджаков, камеры спрятаны в высоких причёсках, камеры держат в смартфонах и в атласных перчатках сами присутствующие, иногда не зная каким десятипорядковым и шестифакторным кибер атакам подверглись накануне их устройства, но и вампиры не такие глупые. Выйдя из машины и оглядевшись, Кай вынимает что-то из внутреннего кармана, пока что-то похожее самому Лёше с переднего протягивает один из близнецов, а он без лишних вопросов надевает. — Лупа и Пупа с нами не пойдут. - Говорит начальник, завязывая ленточки на затылке. — Почему? - Спрашивает Лёша, тоже надевая маску и бросает краткий взгляд в отражение на машине. На них уже пялятся. Не удивительно, они слишком броские. — Потому что ебалом не вышли. Будешь сегодня за троих. — Хозяин, скажите… - Начинает было он, но Кай поворачивается и даже озноб пробегает по плечам. На нём маска с ушами и острым носом, прикрывающим собственный, так что не видно ничего кроме его рта и глаз. Крыса. Удивительно, как ему это идёт и как красиво на нём смотрится, но Лёша сразу вспоминает «Герду» и её подарок. Кем бы она ни была, она, похоже, с ним знакома.       Он забывает о чём хотел спросить, потому что когда они заходят, внимание целиком рассредотачивается на всём окружающем и всех окружающих, и у него от этого на минутку даже кружится голова, и на минуту всё остальное перестаёт быть важным. Даже то, что он опять здесь такой маленький, нелепый, неуместный пацан в костюме и в маске кота. Кажется, это из «Мастера и Маргариты». Чёрный крыс, махнув хвостиком, в толпе почти сразу растворяется. Лёша себе по другому представлял балы тем более балы маскарады. Что-то вроде высоких париков, пышных юбок и кружева, но здесь совсем не так. Тут костюмы дороже, чем чья-то квартира, с бабочками вышитыми (он старается не думать о том, настоящими ли) камнями, платья, такие длинные, что кончаются в руках специальных помощниц, но всё равно открывающие чьи-нибудь ноги в туфлях ещё более кричащих, чем какой-то там сверкающий порш. Здесь сияющие от специальной краски двое в костюмах ангелов с крыльями, которые сами двигаются и занимают пространства в пять раз больше, чем обладатели. Здесь женщина кошка показывает средний палец человеку в костюме Бэтмена точь в точь такому же, как фильме, а возможно это реквизит с самого фильма. Полностью нагие, но с золотыми листьями на контрольных точках «Адам» и «Ева» со змеиными масками, полностью покрытая татуировкой-шкурой тигрица с микродермалами-усами, а между всем этим искрами вспыхивающие официанты в золотых костюмах, носящие что-то на подносах со столов. Издалека кажется, что там ничего необычного - такие же канапе с чёрной икрой и сусальным золотом, такой же стол молекулярной кухни, и фонтан с белым шоколадом с корабликами плавающей в нём голубики. Лёша утаскивает с подноса конфету (от Dolce & Gabbana? Они и конфеты делают?) и на фантике надпись на английском «Любовь и кашель не скрыть». Но это только издалека и на первый взгляд, потому что, подойдя ближе, можно найти и «вампирские» блюда. Лёша уже видел и даже видел, как готовятся, но никогда в таком количестве, что уже приближаясь, в нос сногсшибательно ударяет резкий металлический запах крови, так что холодок пробегает по спине. Какие-то сыры, маленькие бутерброды с кровяной колбасой, коктейли с кровью, ромом и кленовым сиропом, розовый торт с бусинками кровавого льда. Но самое страшное, на что юноша, подойдя, смотрит зачарованный и мелко подрагивает. Живые и мёртвые, связанные или искусственно спящие, трепещущие будущие и настоящие трупы животных. Выбритые наголо или разложенные по цветам шерсти в причудливые узоры мыши, ласки, шиншиллы с переломанными лапами, в миниатюрных клетках маленькие канарейки и синицы, голуби со сломанными крыльями, белки и соболи «натюрэль» - выловленные в Сибири, со вкусами леса, которые кровавые сомелье в тиктоке определяют с точностью до километра.       Лёша с усилием сдерживает в себе Чувство, хотя и надел на всякий случай "утром" на глаза линзы на случай, если они пожелтеют. Ощущение жалости смешанной с отвращением, которые лишь обостряются, когда он, не выпуская из поля зрения чёрное ушастое пятно в толпе, замечает «Клеопатру», которая, цокнув по полу золотой сандалией, подпрыгивает на три метра в высоту и хватает в воздухе упорхнувшего от неё маленького дрозда. — Ого!.. - Произносит он для самого себя неожиданно, хотя и растерян всё ещё в этом тянущем чувстве ужаса и брезгливости, а окружающие будто ничего и не заметили. Он видел, как питается Кай и видел, как готовят некоторые из этих блюд, он знал, что, помимо обычной пищи, они питаются ещё и кровью, но никогда не задумывался так остро о том откуда всё-таки берётся эта кровь. — Испугался? - Спрашивает рядом голос и Лёша, вздрогнув поворачивается. Чувство только чудом удалось сдержать. Глупое человечное опасение — думать, что они могут его съесть, так же глупо, как корове бояться, что стоящий рядом человек вцепится в неё зубами. — Нет, просто не ожидал. - Птица?! Кажется на секунду, когда видит направленный на себя клюв.       Неожиданность от «зоопарка» сменяется неожиданностью от собеседника, потому что посреди всей этой красоты и помпезности как-то очень необычно выглядит парень в костюме чумного доктора. Из под носатой маски струятся рыжие волосы. Уже после костюма он замечает на плече незнакомца белую птицу при ближайшем рассмотрении оказавшуюся вороной. — Что вампиры питаются кровью?.. — Нет, я знал… просто… - Говорит он растерянно. За самого себя становится неловко, но «доктор» приподнимет маску и открывает улыбку. — Да всё нормально, я понимаю. Это жутковато, если видишь в первый раз. — Вы тоже вампир? — А ты кто? — Я эмм… я сопровождающий. - Показалось, что не стоило говорить о том, что он человек, мало ли что взбредёт в голову, но этот парень почему-то ощущается дружелюбно и безопасно. К тому же, он слышал, вампиры обычно отличают друг друга и обманывать их сложное мастерство. Лёша глазеет на птицу и не стоило бы удивляться настолько хорошо сделанной игрушке, когда буквально в нескольких метрах от него «ангелы» с «живыми» крыльями. — Это Марго. - Говорит человек, заметив Лёшин взгляд. — Она живая?! — Конечно живая. Она любовь всей моей жизни. — Очень красивая… - Вежливо кивает Лёша чудаковатому парню с игрушкой, но «игрушка» вдруг поворачивает голову в сторону, моргает и каркает. — Красивая и умная. Меня зовут Сергей. — Я Лёша. - Он неуверенно пожимает его руку и всё думает о том, как эта Клеопатра высоко подпрыгнула. Они все так умеют? Поэтому говорят, что они летают? Будет очень тупо, если он спросит об этом у Сергея? — А я знаю. - Снова улыбается. - Ты здесь с Каем Гречкиным. — Откуда?.. — Мне положено, я твой старший брат. - Усмехается он и растерянность под маской кота на лице Лёши сменяется осознанием. — Вы... ты... тоже из Радуги? — Вампирский мир очень тесен. Я услышал, что один из наших ребят работает на вампира и захотел узнать. — Я и не знал, что в Радуге были вампиры. — Никто об этом не говорит, мы не любим афишироваться. - Он делает глоток через трубочку из бокала с маленьким пропеллером внутри. — Это вкусно? — Мм, ну как тебе сказать… Вкусно, но я больше люблю фастфуд. — И не жалко? — Нет. Тебе ведь котлеты не жалко, а там мясо… Не то, что в котлетах по средам. — Это точно. - Лёша даже прыскает в кулак, потому что даже после того, как детский дом стал шикарным и в холле появились автоматы с газировкой и чипсами, а в спорт-зале тренажёры, по средам неизменно подавали суп без мяса и невкусные котлеты. — Расскажи, на первом этаже до сих пор ржавая горячая вода? — Уже нет. После того, как Разумовский вложил кучу денег... - Лёша осекается, будто произнёс вслух плохое слово. — Что нибудь не так? - Спрашивает Сергей мягко и предлагает Марго что-то что вынул из кармана. — Всё в порядке. - Он ничего не скажет. Он обещал. — Я слышал, что от Кая слуги бегут, как мыши с тонущего корабля. — Он сам всех увольняет. - Говорит и задумывается правильно ли сказал. Вертит в руках фантик с предсказанием «Любовь и кашель не скрыть». Глупость, он так долго скрывал свои чувства к Мише, а сам Миша, как и Геша, научились виртуозно сдерживать сигаретный кашель перед воспитателями. — Он не обижает тебя? — Нет… Не сильно.       Марго издаёт какой-то странный звук, от которого под ногами случается истерика и оба обнаруживают внизу чёрный комок пыли, который начинает лаять на птицу, в ответ на что она растопыривает перья, чтобы казаться больше и окружающие поворачиваются и кто-то даже смеётся от этого маленького спектакля, а Лёша вдруг вспоминает про Кая, потому что именно у него на руках до сих пор сидела собака (Сегодня Вишну наряжен в костюмчик пирата).       Искать его приходится долго потому что на всех приличных и неприличных мероприятиях там, где должен «светить фэйсом» и королевски вздыхать «Очередная девка сунула мне свою визитку в карман», он всегда находит самые злачные и богом забытые дымные закоулки. Но именно сегодня, неожиданно для Лёши, решил вдруг «посветить фейсом», поэтому обнаруживается в танцевальном зале второго этажа, кружащийся под оркестровый вальс. Тут костюмы и платья, блёстки, перья и маски сливаются в вакханалию и юноша даже застывает в дверном проёме, чтобы полюбоваться на то, какие они все красивые и сказочные. Не ожидал, что начальник умеет вальсировать, тем более не ожидал того, как легко и непринуждённо он будет делать это на каблуках. Музыка льётся, люди танцуют, кто-то даже записывает на камеру, потому что это как в кино красиво, хотя и запрещено записывать. Совершенно разномастный народ, порхают по залу, как снежинки в вихре. Видеоблогер, модель, актёр и актриса, оперный певец, телеведущая и среди них репер. Легко кружится с какой-то женщиной в маске бабочки, выгибается, отведя назад голову, цокает на своих шпильках, такой тонкий, изящный и непростительно уязвимый. Что-то сдавливает в желудке от этого зрелища, сердце колотится. Эта музыка, эти блёстки, это плавное движение, будто все они медузы в большом аквариуме, а посреди них он. Как он здесь прекрасно и уместно выглядит. Они оба. Красивые, как статуэтки и от вида того, как они сказочно и красиво смотрятся вместе по ушам изнутри ударяет. Обида, злость, скорбь, пустота. Всё, что до сих пор на части рвало ему голову. Как он смеет вот так, заставив за себя волноваться? Лёша чуть не заплакал один раз в душе, когда Кай лежал мёртвый и хотел уже спуститься и сам на него посмотреть. Заставив испугаться, распалив, вот так оттолкнуть и теперь держать от себя, такого мнящего, на расстоянии? Притворяется тут среди них нормальным и таким лучистым. Он поворачивается в очередном движении и бросает краткий взгляд на Лёшу, которого этим взглядом будто выстрелом на месте прошибает. Красота цветущая. Чувство проливается по телу волной, перетряхнув внутри все кости, так что едва не подавившись собственным дыханьем, Лёша шагает вперёд. В этот блестящий пузырь музыки и танца врывается, покрасневший, сверкающий жёлтыми глазами и сам не понимающий что и зачем делает, пока в голове крутится «Как он мог?!». Хватает подонка за предплечье и шагает прочь от растерянной женщины, пока Гречкин, стараясь не упасть от такой грубости, цокает следом. Даже зайдя за дверь и обнаружившись на холодном балконе, Лёша не приходит в себя. Где я видел тебя? Что ты такое? — Что ты, блять, творишь?!       Лёша его хватает до того, как успевает подумать от того, какая голодная просыпается агрессия. Заставил столько мучиться, все нервы извёл и снова так просто сбежал, в самый последний момент, прежде чем… Но для него уже слишком поздно. От скорости и испуга, от сбитого дыханья и отупляющей неожиданной прохлады на этом балконе, что-то жуткое пробуждается внутри и жаром разливается по телу. — Вы… - он смотрит Каю в глаза и сам не знает как со стороны пугающе выглядит, будто с цепи сорвавшийся, так что тот, глядя на своего «помощника» таким, теряется и замирает. Что-то звериное внутри заставляет Лёшу схватить его за одежду и дёрнуть к себе и прижать к чему-то впопыхах и даже упереться рукой рядом, чтоб не позволить ему снова сбежать. — Вы ни о ком не подумали, наплевали на всех, кому дороги, ладно, от вас ожидаемо, но почему я? Почему со мной вы так?.. — Если ты меня ударишь: минус половина зарплаты. Хотя Кай его на этих каблучищах сильно выше, он чувствует наконец эту долгожданную пьянящую власть над ним от того, как он от Лёшиных движений вздрагивает. Всё смешивается в мозгах от одного только присутствия рядом и уже не получается трезво оценивать ситуацию и то, что можно, а чего нельзя делать. Плевать на зарплату и на всё вообще плевать, когда снова рядом почти под кожей этот злой человек в крысиной маске. Роста Лёше хватает, только чтоб уткнуться носом между ключиц, но и этого достаточно. Кажется, он сейчас на что угодно способен, хоть кулаком сломать на двери щеколду, чтобы никто не вздумал мешать. Он меня уволит. Он за это точно уволит. Клюёт слабое мозги, пытаясь привести его в чувство, отойти и извиниться, но для этого Кая нужно будет отпустить, а он, кажется, уже физически не способен этого сделать. Он так скучал. Касаясь прохладной кожи кончиком носа, он втягивает сигаретный, маслянисто-сладкий запах так глубоко, что лёгкие едва не разрывает, потому что с каждым разом, когда исчезает, он оставляет внутри всё более глубокую зияющую пустоту, а возвращаясь, ещё крепче собой заполняет, но всегда так мало, так бессовестно мало, что хочется насытиться им раз и навсегда, чтоб оставила уже эта проклятая потребность в нём. Лёша запускает пальцы под тонкую перчатку и, скользя по прохладной ладони вниз, стягивает. Хочется, как маленькому грызуну с подноса на первом этаже прокусить ему сейчас шею и досуха высосать. От его присутствия и этого испуганного трепета внизу всё болит. — Какого хуя ты творишь? - Спрашивает тихо, потому что не уверен в том какие в организме пацана могут быть реакции. Он может сейчас повести себя, как угодно, потому что версия тестовая. Хоть убить, хоть потерять сознание или память, он сейчас горячая бомба замедленного действия. Повышенная температура, помутнённое сознание, краснота, расширенные зрачки. Но то, как он сунул пальцы ему под перчатку ощущается таким интимным, что мышцы парализует. Такие тёплые пальцы скользят по ладони и раздевают его руку. — Я тебя с этого балкона сброшу.       Металлическими от холодной уверенности пальцами Лёша хватает его тонкое запястье и крепко держит, чтоб не сбежал и не оттолкнул. Где-то снова отчаянно взывает сознание и морзянкой пульс отстукивает "нельзя", но так было больно, что он самому себе внушил об этом не думать, иначе с ума сойдёт. Но стоило Гречкину исчезнуть из поля зрения, как мозги под натиском страха отключились. Буквально на долю секунды, когда искал, Лёша решил, что Кай оставил его здесь и снова исчез и этого мгновения, кажется, хватило, чтобы сойти с ума. — Вас не было два месяца. Вы никому ничего не говорили. — Хочешь, чтобы я извинился? - Бормочет, чувствуя, какая неожиданно крепкая у этого пацана хватка, так что не получается освободиться. — Знаете, как я беспокоился? Знаете, как скучал? — Отвали. - Произносит он ровно, не позволяя себе даже дышать, чтобы не позволить дрожать собственному голосу. Он заметил ещё один очень явный симптом, который в него через одежду упирается. После стольких дней «терапии» происходящее - последнее, что Каю нужно. — Руке больно. — Я так хотел до вас добраться, а вы закрылись. Представляете, какое это мучение?.. — Не понимаю, что ты несёшь… — Слышать кожей, как вы зовёте и не приходить. Вы чудовище. - Лёша делает ещё глубокий глоток его запаха, от чего кажется вот-вот у Кая сломается хребет и горячо выдохнув, бездумно тянет запястье ниже, запускает тонкие пальцы начальника к себе под одежду. Туда, где от его присутствия так больно и горячо, заставляет коснуться того что так сильно ноет. Туда, где в касаниях его прохладных пальцев такая острая потребность. — Что ты? - едва не вскрикивает, но не позволяет себе, Кай, ощутив что-то твёрдое костяшками пальцев и внутри сдавливает. Пиздюк совсем берега попутал. — Чувствуете? — Заткнись. - Произносит уже шёпотом, слыша телом этот голос звенящий дрожью и ощущать то, что там под его ширинкой кажется таким большим, что жутко. — Чувствуете, как я скучал? — Мудак. - Выдыхает он жалобно, потому что изнутри всё перекручивает. Если их сейчас на этом балконе застукают это будет отвратительно, если их застукает его жена, это будет ещё более отвратительно, если журналисты снимут, что он тут с человеком, это может увидеть отец, но хуже всего то, как обжигает ладонь, а следом за ней вверх ползёт по коже это мерзкое тепло. - Ты с ума сошёл, мать твою? - Бормочет, понимая, что уже действительно не может вырвать руку и остаётся происходящему лишь бессильным свидетелем. Лёша расстёгивает пуговицу одним движением и Кай легко мог бы вырвать сейчас руку и, возможно даже проткнуть когтями его гортань, но всё тело обращается этой дрожью и теплом, которое пальцы до ожогов опаляет, так что он, как от боли, всхлипывает тонко и глубоко, стоит Лёше коснуться себя его пальцами. И ещё ближе. И ещё теснее. И снова глубоко потянуть носом запах его кожи, чтобы убедить себя, что это не снится. — Я так скучал. - шепчет уже совсем без сознания и потирается о прохладные пальцы жаром, который отнял остатки мозгов. Бесцветное перед глазами мельком проносится воспоминание о том, как катила чемодан по тротуару плачущая девушка, которую выгнали за чувства к Каю. Он не хочет так же. Он этого до паники боится, но эрекция отнимает способность к перспективному мышлению.       Кирилл не ощущает в себе больше никаких сил и даже личности. Будто его изнутри ломают. Отворачивается, чтобы не видеть этих жёлтых глаз, так сильно они пугают. Чёртово солнце. Жуткий, безразличный монстр. Так близко, смотрит на него, опаляет. Кай его до дрожи боится, но весь целиком обратился этим горячем дыханьем звучащим отупляющей угрозой рядом с его горлом и тёплой, остро пахнущей влажностью внизу, которая целиком завладела его рукой. У него в туфлях от опасности поджимаются пальцы. Отвратительно. Он себе будто не принадлежит, он принадлежит пальцам, которые его заставляют касаться, и прошивая насквозь искрами отвращения, тело посылает сигналы во все нервные окончания. Если такой горячий его хоть коснётся, он на месте заживо сгорит и, прикусив губу, Кай уже чувствует, как будет ощущаться это сгорание. Вспоминает, что нужно дышать, глотает воздух со стоном и чувствует, как от воздуха внутри разгоняется кровь и как часто начинает между ног пульсировать. Никогда не чувствовал, а сейчас так остро ощутил, как касаются соски одежды. От страха кровь разгоняется так что температура тела поднимается и кровь пульсирует в ладони зажатой его пальцами. Он не замечает как вдруг оказался низко, что пацану удаётся почти прямо на ухо произнести: — Прикоснитесь. Так что пальцы у него на мгновение теряют контроль и Кай его обхватывает. Закрываются глаза и всё сознание собирается вокруг этого ощущения на собственной ладони. Он такой мокрый, что кажется сейчас и смазка бы не понадобилась. Лёша утыкается носом в его мягкую, почти шелковистую щетину и заставляет прижаться к стене ещё крепче. — Весело вам было думать о том, до чего меня довели? - Произносит тихо, почти шёпотом, а Кай и не соображает ничего, потому что пацан вдруг ещё крепче к нему прижимается и трётся через одежду о его бедро, так что горячее и пульсирующее у него в брюках оказывается зажато между пальцами и бедром Кая, а тому от происходящего больно. Больно, гнусно, так ужасно потому что эта слабость в теле подсказывает — он сейчас не сможет сопротивляться чего бы этому малолетке не взбрело в голову. Так горячо и веки разлепить не получается, а потому невольно концентрируется на том, как тесно он прижимается, так что когда малолетка подхватывает его под бедро, заставив чуть раздвинуть ноги он может только застонать. Нужно срочно бежать. Пока не стало хуже. Нужно спасаться, пока не стало поздно. Ему от этого жара мозги кроет. — Не нравится вам? Неприятно? - Шепчет, потираясь о него прямо между ног, заставив собственным членом почувствовать чужой. — Мудак ёбаный. - Ругается и мог бы попытаться чем-нибудь пригрозить, мог бы в ответ обидеть как-нибудь, но мозги не соображают. — Вы сами виноваты. Это по вашей вине я ни о чём даже думать не могу нормально. — Заткнись. — Почему? Почему же вы меня больше не искушаете? — Да пошёл ты нахуй. — Сейчас ты пойдёшь нахуй. - Отвечает, осторожно прикусив Каю нижнюю челюсть и от этой фамильярности ужас внутри огнём расцветает, потому что он так отчётливо вдруг понимает, что если этот пацан захочет, он его прямо здесь получит и Кирилл с этим даже поделать ничего не сможет.       Он вдыхает через зубы резко, будто обжёгшись, и буквально чувствует как в мгновение расширяются зрачки, словно от MDMA, так что находит в своей беспомощности силы и хватает его пальцами за шею. Резко, как папенька учил и отталкивает покрасневшего ублюдка. Держит мягко, как лезвие, и кончики пальцев дрожат в готовности сейчас же согнуться и вонзиться ногтями ему в шею. Они смотрят друг другу в глаза. Кай испуганно, Лёша растерянно и внезапно так виновато, потому что стоило сделать к нему шаг снова абсолютно не туда понесло собственные мысли и уже через мгновение он самого себя и сам пугается. — Х..хозяин извините, я просто… - Он воздух до боли глотает, когда начальник отпускает его горло и, хлопнув дверью, удаляется. Снова растворяется в толпе, оставив Лёшу на балконе стоять и ужасаться тому что на него только что нашло.       Лёша приходит в себя ещё около пяти минут за которые на балкон успевают прийти покурить и он наконец вспоминает, что ему прохладно, так что возвращается обратно. В голове абсолютный хаос и какая-то странная сонливость, так что он решает снова позалипать на танцующих. Это красиво и бессмысленно - позволяет отдохнуть взгляду. Неожиданно для самого себя обнаруживает и госпожу Эльзу, которая одета в белый костюм и почему-то изображает Диснеевского принца, но выглядит весьма пафосно — очень в духе Гречкиных. Нельзя на всё это не залюбоваться. Так что так и застывает, когда за рукав дёргают и сердце падает в пятки: — Что ты здесь делаешь? — Я помощница, я помогаю! - Заявляет она и головокружительного возбуждения от голоса сестры как не бывало и мозги снова встают на место. Кошмар. Он настоящее животное, раз сделал это прямо здесь, рядом с залом, в котором находилась куча людей и его сестра, которая могла их увидеть. Он бы и не стал ничего делать, вообще не понял что нашло. — Что за человек такой твоя госпожа, что ребёнка за собой на такие пьянки тащит? — Я бы убила кого-нибудь, если бы меня сюда не позвали. - У неё в руке высокий тонкий бокал с чем-то пузырящимся, а Лёша отсюда чувствует, что это «Буратино». — Тебе-то что? Ты даже не танцуешь. — Гляди. - Она улыбается и крутится на месте показывая, как колоколом разлетается её юбка. Ладно, она права, некоторым и правда нужно иногда найти повод, чтобы почувствовать себя принцессой. — Я встретил здесь нашего «брата». - Говорит Лёша, заметив бегущего среди юбок и брюк маленького уродливого "пирата". — Она такая красивая. - Шепчет сестра даже не заметив его слов и крепко-крепко сжимает в руке бокал. Удивительно длинные у неё пальцы, а от искажения в бокале кажутся и вовсе паучьими. — Согласен. - Кивает Лёша, но немного напрягается от того, как Эльза улыбается какой-то девушке, потому что может случиться что-нибудь нехорошее и потом сестру придётся уводить отсюда в слезах. Но это и на руку, потому что позволяет напрочь забыть о том что там с хозяином, на которого сейчас не хочется даже смотреть.       Каю классно. Каю здорово. Его больше нет. И пустоты тоже нет. Есть запахи алкогольной шипучки; табака завёрнутого в листья орхидеи и разбавленного ниточкой, как глазури, сладкой кислоты; есть инеем по коже стелющийся аромат чужих духов, ритмичная музыка, пленяющая и медленная, как фрикции. Он и танцует так, словно занимается сексом. Здесь на нулевом тусовка для настоящих ценителей, с лазерами, духотой, коктейлями и, главное, с треками самого замечательного в мире исполнителя - его. Улыбка у него дурная, зрачки расширились на весь глаз, по губам изредка пробегает кончик языка и от него снова ничего не остаётся. Он взрывается серпантином, скользит пальцами по шее, рвано выдыхает, кашляет стразами и с ногтя вдыхает что-то ещё. Ему так здорово, что мозги не работают, а потому в них не приходят дурные мысли. Белая поганка покрытая блёстками вырастает. Ножка её истончается, удлиняется, изгибается и раздваивается. Множится, извивается. Шляпка сверкает и пульсирует на внутренних течениях подводных музыкальных глубин. Медуза. Нет больше Кая, есть улыбка, расширенные зрачки, сверкающие в свете разноцветных огней, безмозглые, счастливые. Его угощают чем-то в туалете и предупреждают "Не бойся, ничего плохого не случится". Именно эта фраза заставляет подумать, что должно случиться нечто плохое, но какая разница? Стоит ли это тело жалеть? Музыка становится приглушённой, цвета и звуки вращаются плавно и грандиозно. Он попал под полотно реальности и топнет всё глубже в тёмной материи. Одежда на волнах барбарисовой шипучки красиво разлетается, а ему тепло и приятно, он даже не тянет руки к поверхности, отдаётся гравитации и, разлетаясь вокруг щупальцами и пыльцой, опускается в самый низ. Туда, откуда вернуться уже не получится, в глубокую ядовитую пучину.       Тупого наркомана не проблема изловить, он приглашает какую-то девушку на танец (танцем даже они могут назвать это с натяжкой потому что эти двое на танцполе только не трахаются), но из уважения к девушке они дожидаются конца трека. Неудивительно, что с его мразотным характером, его единственный охранник сейчас шатается где-то наплевав на него и, должно быть, само провидение на их стороне потому что справедливость не должна быть на стороне этой мрази.       Улыбаясь, Кай берёт под локоть какого-то парня, который очень неоднозначно подмигнул, приглашая угостить его «особенным сортом вина», так что подумал, что там совершенно точно будет не вино, но что-то странное прочиталось в атмосфере в тот момент, когда к ним присоединился второй с противоположной от товарища стороны, будто чтобы не позволить Каю убежать, но он не стал думать об этом. Дворец культуры специально снятый для господ вампиров, битком забитый пятыми, охраной и персоналом — разве может быть здесь опасно? И об опасности он не думал до последнего момента. Они спустились по лестнице в небольшую студию, очевидно, использующуюся актёрами, до верха забитую коробками и обставленную несколькими уютными диванчиками, на которых уже ждали какие-то мутные личности. В принципе, привычно неуютная обстановка — как раз в таких обычно происходят под паркетом основного действа самые интересные события, о которых никто не напишет и нигде не напечатают, но будут друг другу рассказывать. В такой вот тесноватой комнатке со слабым освещением и душным запахом дыма много лет назад он познакомился с парнем по кличке Сандро. — Кай Гречкин. - Произносит кто-то будто торжественно и это даже кажется немного тревожным, но он натягивает на лицо улыбку, убеждая сам себя, что это от восхищения перед его творчеством и совсем без сарказма. А ещё потому что действует какой-то порошок. Говорящая так широко улыбнулась, как ящерица или змея. Так точно улыбалась бы «горячая» женщина. Красиво. — Присядь. - Ласково произносит парень, приведший его сюда под локоть, и почему-то грубовато толкает на диван, но Кай всё равно садится. — На каблуках ходишь... - Задумчиво произносит один чувак со стаканом и это немного успокаивает — они здесь правда пьют. В подтверждение Каю по нос суют такой же и он его сразу принимает, хотя уже поднабрался нормально, так что в горле от веществ уже горчит. По хорошему ему бы взять перерыв, потому что ещё чуть чуть и его накроет, и он потеряет сознание. — Нравится? Прада. — Удобно ходить? - Уточняет девушка, покачивая на кончиках пальцев ног туфлю и вопрос кажется странным. Она что, хочет взять у него мастер класс по ровной походке на шпильках? — Нормально. - Говорит он и отпивает из стакана, как бы успокаивая самого себя, потому что атмосфера какая-то совершено не читаемая. Следующее мгновение рядом как-то слишком резко садится ещё один парень, а Кай катает на языке вкус крови, которой его угостили. - Это рептилия? — Амазонский крокодил и вроде ему вкололи каких-то травок перед смертью. Он осматривает присутствующих, с успокоением отметив, что парень со стаканом и ещё какой-то другой тоже пьют кровь крокодила, значит не отравлена, но среди них замечает знакомое лицо и тревога мешается со спокойствием. Радоваться или нет? Дерьмодемон с его бесцветным не запоминающимся лицом тоже смотрит на него, но кто-то ему говорит что-то на ухо. — Почему? - Спрашивает только, но его провожают уже настойчивее. Непонятно радоваться или беспокоиться от того, что спровадили этого стервятника, но одно очевидно и явственно - сколь ни был бы привычен на таких вот закрытых маленьких тусовках, конкретно на этой Кай чувствует себя не в своей тарелке, а потому накатывает ещё. Они даже не общаются друг с другом. Курят, потягивают выпивку, прикладываются к порошку, передаваемому на квадратном стёклышке друг другу из рук в руки, так что он ждёт своей очереди. В дыму даже лица их расплываются и иногда становится видно только сверкание глаз. — Собираюсь выпустить новый трек в следующем месяце, хотите послушать черновик? - Спрашивает он, чтобы как-то нарушить неприятную атмосферу наполненную покашливанием, ящериными улыбками и далёкой музыкой льющейся сверху, а потому звучащей недобро и угрожающе. Значит, вот как себя чувствуют девчонки, услышав вечером позади себя шаги?.. — Хочешь про реп с нами поговорить, ебучка? - Спрашивает парень сидящий рядом как-то резковато и, театрально закатив глаза, Кай допивает. — А вы так и хотите на меня любоваться или уже скажете чё вам надо? Он знал, что не стоит идти. Он чувствовал что-то недоброе, но понадеялся на то, что ошибается, ведь и сам в окружающих вызывает недоброе предчувствие.       Несколько минут назад с Лёшей заговорила какая-то приятная женщина с блестящими ногтями и, кажется, ничего такого, просто спрашивает о том, какой Кай в обычной жизни, как сочиняет свои потрясающие тексты, но что-то жуткое волнуется под рёбрами. Наверное, таково ощущение рядом с настоящими телевизионными журналистами, а именно визитку репортёра с седьмого канала она ему и вручила. Тайно, вместе с бокалом колы, чтоб этой визитки никто не заметил и не догадался, что она журналистка и именно этим «маленьким секретом» она его и купила. Вот только как перестать потеть и заикаться? Наверное, кола здесь тоже «элитная», потому пузырьки дают такую лёгкость в теле. Да и не о чем беспокоиться — он ощущает присутствие Кая в здании, он видит, что сестра с того конца зала видит его, а потому позовёт на помощь, если с ним, Лёшей, что-нибудь случится. К тому же приятная, хоть и нервная, компания позволяет отвлечься от мыслей о том как он улыбался, когда уходил под руку с каким-то парнем, как и от того почему вообще Лёшу беспокоит кому там улыбается этот говнюк. — Лучше ты скажи что тебе надо. - Говорит девушка как-то "гоповато" упершись локтями в раздвинутые колени. — Да потусоваться, блять, пришёл, расслабиться. Он знал, что нельзя идти, просто наркотики сказали, что это безопасно. — Не стыдно в доме культуры Питера материться или мать тебя вообще манерам не научила? - Спрашивает она с нажимом и Кай молча поднимается, готовясь уйти, но его резко дёргают за шиворот назад, чуть придушив. Он знал, просто не удаётся отделаться от мысли о том, что всего, что с ним может случиться ужасного, его грязное тело заслуживает. — Куда ты, посиди ещё. — Больно душно тут у вас. - Говорит лениво, скрывая нервную дрожь. Не просто так они маму упомянули. Знают, что это его "крестраж". — Семёнов, Макеева, Рязанцев, Володин, знаешь эти фамилии? — Астраханцева и Груздев. - Добавляет кто-то этой девушке, которая всё смотрит на Кая. — Не ебу. — А ебать ты поди умеешь, да? Сколько у тебя детей? — У меня?.. - Он осекается и пытается понять кто они и откуда могут знать о детях и сможет ли он сейчас безнаказанно соврать. - Может и много, может вовсе нет, понятия не имею кто у нас гондоны прокалывает. — А ты их надеваешь? — Ты со мной потрахаться хочешь? - Спрашивает он уже немного грубее, хотя делать это от чего-то жутко и, как рядом с папой, начинает дрожать голос, но он скрывает эту слабость за язвительным смешком, чтоб не решили давить дальше. Потому что рука с шиворота никуда не пропала и всё продолжает напоминать о своём присутствии. — Скольких убил? - Неожиданно громко спрашивает кто-то и резко набрасывает сзади что-то тяжёлое и мягкое типа ткани и придушивает, так что Кай закономерно пытается вывернуться, но по зубам резко прилетает удар, так что он сразу почти неосознанно тянется языком к своему особенному зубу, чтобы проверить не зашатался ли, потому что это будет слишком дорогостоящий проёб. — Никого не убивал. — Врёшь, паскуда. - Отрезает девушка, влепив мощную пощёчину, не такую, правда сильную, как удар до этого, раздавивший ему губу о зубы и заставивший прикусить язык, от чего рот сразу с двух сторон начинает кровоточить. — Семёнова убил, блядина, три месяца назад. — Знать не знаю кто такой, шмара, - отвечает, но конечно же сразу получает ещё удар. Трое перед ним, ещё четверо сзади. Ничего не сделать. — Он ещё огрызается! - С каким-то удовольствием произносят сзади и крепче сдавливают какой-то тканью его шею (как умно душить тканью, ведь тогда не останется следов удушения) и от ощущения нехватки воздуха тело парализует предательское и ущербное спокойствие. — Как убил, говори. — Заболтал. — Вот уёбка кусок. Ребят, как обсуждали.       Спокойствие не настоящее, больше сравнимое с сухим оцепенением и, хотя головой он понимает, что в опасности сейчас, тело отвергает ощущение боли и страха даже когда с него зачем-то стаскивают одежду. Он не может заставить себя сопротивляться, пустотой и тьмой наполняется каждая клетка и он хочет «выйти из тела», чтобы всего этого не происходило или происходило не с ним, но не получается, будто эмоциональный запор и резкими движениями и болью он, кажется, наслаждается. Заслужил. Одежду с него сдирают, как какую-то обёртку, не справившись только с туфлями, и бросают на пол, который оказывается обжигающе холодным и о него он больно бьётся подбородком. Ощущение почти как тогда. Отсутствие одежды, Спутник знает зачем им это нужно было, холодный пол, запах трав и женский смех. Душить его не прекращают и поднимают его голову наверх, пока та девушка подходит за спину к сидящему перед ним на диване парню и начинает снимать. Ясно. Всё, что он скажет может и будет использовано против него на суде Линча. Он имеет право хранить молчание, если хочет, чтобы его забили тут до смерти. — За что убивал, вонючая тварь? - Спрашивает под прицелом смартфона. - Давай говори. — Думаешь, такое видео кому-то предъявишь и не сядешь? - Говорит и уже чувствует как распухла губа. — Полиции не предъявлю, долбоёб. — За что убивал? - Повторяет вопрос парень, душащий его сзади, а поганая пустота не даёт начать вырываться и мешается внутри с крокодиловой кровью совершенно точно размешанную не только с «травками». Про отца говорить нельзя, иначе у него могут быть проблемы, а это в сотню раз хуже, чем несколько взбесившихся сверстников, но рот наполняется кровью и вместе со слюной стекает из губ, обостряя на происходящем все органы чувств и, хотя ступор на корню убивает львиную долю ощущений, он знает, что всё это происходит с ним и беспомощной усталостью это заставляет сжаться в кулаки пальцы, так что и вырваться и скрутить парня рядом он не может. Коченеет ещё до смерти. Где-то там над головами снова играют вальс. Вампиры кружат, струясь платьями и перьями, смеются и звенят бокалами в честь Синей ночи. Блестящие и хорошие, а у них под каблуками в полутьме маленькая поганка истекает своим ядом. Он заслужил. Здесь его место. — Мешал бизнесу. — Которому бизнесу? - Спрашивает она и, спохватившись, включает на камере вспышку. Луч белого света прорезает клином дымную темноту и освещает его лицо. По спине пробегает холодок Меня фолловеры таким увидят, но в спокойствии сразу утопает, а жаль. Жаль, когда против воли в пустоте погибают любые эмоциональные ориентиры. — Видел бы ты свою рожу… - Произносит парень напротив и расстёгивает на себе штаны. Ясно. Больше у меня не будет фолловеров. — Бизнесу, который меня кормит. Как могу так и кручусь. Удивительно. Визажистка пару часов закрашивала на его лице следы бессонницы и недавней смерти, придавала естественный оттенок бумажно-белому от наркотиков лицу с сиреневыми кругами, наводила лоск. Красила ему реснички и рисовала незаметные стрелочки потому что ему казалось мальчишка на него даже смотреть не захочет, если увидит в своём естественном недавно воскресшем обличье. А теперь от слёз и слюны вся эта красота течёт, а парень перед ним умудряется завестись от него такого. Удивительно. — А теперь про лекарства говори. — Какие блять… - сплёвывает он, но продолжить не дают, потому что буквально носом тычут к тому парню между ног, так что Кай вовремя успевает задержать дыханье. — Ты в больницу ходишь, фотки есть. Зачем?       Сдерживая дыханье, он смотрит вверх молча и наконец даже благодарен за своё оцепенение. Беспомощность позволяет в полной мере осознать - он не может ничего сделать, а значит и пытаться бессмысленно и от сковавшего тело ужаса будто в голове проясняется. Всё кругом тьма, а он этой тьмы часть. Он там, где должен быть. — Семёнов был моим папой, а после встречи с твоим отцом повесился. У тебя два варианта развития событий. Ты открываешь рот, чтобы говорить или открываешь рот, чтобы сосать. - Жёстко произносит девушка и с отвращением Кай отмечает, что от парня перед ним воняет, как от испорченного мяса и это почему-то веселит. Боль и ужас успокаивают, так что он растягивается в улыбке. — Лечиться хожу. Каждая моя слизистая такой рассадник бактерий, что после меня носовые платки, как хим оружие утилизируют. — Пизди, пизди. - Замечает девушка, но с удовлетворением он отмечает, что «мясо» задумался. Всё правильно. Он грязный. Может, врачи и говорят, что это не так, но все они уже в ловушке собственной осторожности, так что он даже вздрагивает, когда Кай с отвращением и, сдерживая слёзы и рвоту, втягивает в себя его мягкий и совершенно не возбуждённый член будто прокисшего мармеладного медведя. — Что ты сделал?! - Он вздрагивает и вцепляется рукой в подлокотник дивана, но тот не отпускает, втягивая его сильнее и сдавливая губами и перестаёт уже быть понятно где хорошее или плохое. Камера снимет, ткань на шее продолжает душить, окружающие плюются от отвращения, в нос ударяет вонь чужого пота и на языке привкус мочи, так что сам себе ощущается грязным, как общественный туалет, а холодок по телу об этом лишь напоминает. — Соси, сука раз так хочешь. - Произносит «мясо» громче и опускает руку на его волосы, заставляя принять его глубже. Успокаивает себя от паники. Поверил, жалкий. Когда упирается в глотку, он обнаруживает что это мясо поднялось и затвердело у него во рту, так что чуть не срабатывает рвотный рефлекс и Кай закашливается, но стошнить себе не позволяет и только крепче сжимает губы. Он дома. В грязи и одиночестве среди этих животных. Снова здесь, где ему и место. Делает вид, что ему ужасно весело происходящее, даже выдавливает смешок, чтобы тот парень в ужасе и слезах побежал сдавать тесты на болезни после всего этого. Чтобы девушка с камерой не решила, что сломала его. Чтоб не поняла какое отвращение он будет испытывать к себе, когда для него всё это закончится. Если для него всё это закончится.       Кто-то при пристраивается сзади и кладёт ладони на обнажённую грудь и, кажется, с кем-то общается об этом, но Кирилл уже не слышит и не слушает о чём, потому что вся личность снова замкнулась на тьме, в которую он погрузился и в которой гораздо уютнее, чем там. Легче получать удары, чем ожидать их и, конечно, гораздо легче здесь, когда не видишь сраных веснушек. Всё хорошо. Нет никаких чувств, потому что его тело не рассчитано на то, чтобы их испытывать. Он пустота и пустота принимает порцию горько-солёного семени прямо в горло, а пальцы сжимают, чтоб не отстранился, его волосы так крепко, что всё тело превращается в боль. Кто-то снимает с его задницы брюки вместе с трусами и он весь напрягается от ужаса предвкушения резкого и грубого толчка, так что весь поджимается и непроизвольно сжимает зубы. — Ёбаная тварь, укусил! - Ревёт сверху «мясо» и, схватив за ухо, резко дёргает. Ухо постреливает насквозь горячая и мокрая боль. Горячая, почти обжигающая она льётся по челюсти и по шее. Рядом звучит слабый звон, так что до отупевшего от боли сознания доходит — он вырвал из его уха серьгу. Ничего, это не так больно. Вот когда руку отрубают, вот это больно. Когда видишь «голову» больно. Вздрогнув, Кай поджимается и сблёвывает на пол перед собой густую, мерзотно розовую смесь из крови и спермы. — Вкусно, котёнок? - Спрашивает девушка с телефоном, а на место «мяса» садится другое и раздвигает ноги, демонстрируя выбритую вагину, которую ему предлагается отлизать. Что ж, не так мерзко, как член и даже не воняет. — Не боишься, что его кончой тебе в дырку плюну? - Спрашивает он, но всем плевать на то что он там говорит.       Где-то внизу его бёдра заставляют свести вместе. Непонятно от чего может быть больно, но когда тот парень толкается между бёдер становится так больно и мерзко, что слёзы ещё сильнее льются, а он за эти слёзы сам себе становится ещё противнее. Куда легче и приятнее, когда подтверждаешь мнение о том, что ты грязная дыра, когда и сам чувствуешь себя грязной дырой, но вот эти ёбаные слёзы будто крик собственного тела, которое помойкой быть отказывается. Очеловечивают. Только больнее делают и мешаются на подбородке с кровью и слюной. Всё хорошо. Он не должен ни за что отвечать, потому что он всё ещё там. Глотает отвратительную человеческую кровь, истекая собственной. А чуть позже девочка отдаст это видео и его репутация будет разрушена ещё сильнее. Но это не повредит его образу. Это только обострит его популярность и пусть менеджер бьётся в истерике и горстями глотает валидол, это будет охуенным бустом в их карьере.       Лёше наконец удаётся вырваться из хватки дьяволиц. Только глазом успел моргнуть, как от «колы» опьянел, а потом очнулся здесь в небольшой комнате в компании нескольких девушек и вообще показалось бы, что оказался в удушающе сладком раю, не будь "игроком другой команды" и этого факта они, наверное не учли. Облепили, сняли с него маску, заползли ногтями к нему под рубашку (Шар знает как не нашли...), расцеловали, и только спустя какое-то время этого бредово-розового хаоса удалось найти в ослабевших конечностях силы. Сколько раз за время работы на Кая его уже накачивали теми или иными веществами? Он ковыляет ко входу; наплевав на то, что с рубашки оторвана пуговица, а пиджак и вовсе утерян где-то среди тел адских суккубов; распахивает дверь, но выйти ему не даёт и заталкивает с той стороны ещё одна девушка в розовом (это у них униформа такая что ли?). — Куда ты, котик? Я же только пришла. - Ласково говорит она и, обвивая его руками завлекает обратно. Она что, не почувствовала? Она его, кажется, тоже очень старше и другие на его месте обзавидовались бы, но всё, что его волнует сейчас это Кай. Его маленький, тупой начальник, ощущение которого снова внутри будто моргает, как в тот раз и сейчас это самое важное обстоятельство в его жизни, так что он и мыслить чётко не может. Снова исчез, снова Лёша вот-вот его потеряет, снова этот ужас, от которого воздух в горле застывает и не вдохнуть. Ингалятор остался где-то в пиджаке среди длинных ног, но он скорее в муравейник сунет руку, чем туда. Женщина обвивает его руками, как лианами благоухающего монстра-растения. — Нет, всё, хватит. Что вам нужно? — Повеселиться, котик. — Чего ты такой душнила? Мы просто дурачимся. — Мне нужно найти Кая. — Твой Кай трахается сразу с двумя парнями. Я сама видела. — Он не гей, вы врёте. — Фу-у, какой там запашок... - Она демонстративно зажимает нос, а другая, обхватив Лёшу руками за талию, тянет назад. Неважно, что там на самом деле в аду, но для него ад будет примерно таким. Его скорбная боль в горле, слабость отупляющая и отнимающая воздух, волнение, не чувство, но уверенность в том, что он нуждается в нём и он зовёт его, но невозможность вырваться, невозможность до него дотянуться, только попытки тянуться туда, вслед за этим тоскливым ощущением. Ад это бессилие. Ад это его такое слабое и больное тело. Он сам свой собственный ад. Может, жизнь это и есть ад? — Неважно, я должен… Что-то… — Дай своему начальнику немного свободы. — Ты совсем его задушил. А сегодня между прочим праздник. — Синяя ночь! Это святая ночь! Ты ведь сам верующий. — Не даёшь взрослому мужчине немного поразвлечься. — Дайте пройти! - Строго говорит Лёша женщине напротив, заградившей ему проход, потому что ужас греет в сердце страшную уверенность. — Если уйдёшь, я тебя укушу. - Улыбается она. Обнажает клыки и по телу снова пробегает холодок. У Кая всегда такая пугающая, но пошлая, сладкая улыбка, а эта будто и не улыбка вовсе. Словно женщина чуть-чуть вынула меч из ножен, чтобы показать лезвие которым, в случае чего, ему могут отсечь одну из частей тела на своё усмотрение. Точно как мама, пройдясь по итак бритвенно острому лезвию специальным камнем ухмылялась, точно змея, и спрашивала ласково у засмотревшегося сына "Нравится?" — П-простите. - Заикается он и, закрыв глаза, будто чтобы не видеть того, что делает, быстро и сильно бьёт её кулаком точно в солнечное сплетение, так что с хрипом выдохнув из лёгких весь воздух, женщина кашляет и падает, а Лёша, перешагнув, спешит отсюда вслед за дрожащим ощущением Кая.