***
Парой часов ранее.
Он целуется опасно, как лизать бритву. Кусается, зубами царапается, ногтями впивается, но полностью отдаётся, в спине прогибается и иногда так подрагивает и дышит, будто рушится на минуту его опасность и в эту минуту он становится таким беззащитным, что в Лёше ищет защиты, слегка стонет и от удовольствия хрипит, будто мурлычет. Отдаётся в тело вибрациями. Они лежат сплавленные, как две макаронины и в мокром от пота и спермы, маленьком мире, где, кажется, не остаётся места ни на что другое, кроме этого тёмного, тягучего удовольствия просто находиться рядом. Обжигать вампирскую кожу касаниями, пытаться его, как лёд растаять. Так мучительно комфортно здесь находиться, что жутко. Кажется Кай уже сдох и теперь его рвёт на кусочки чёрное вороньё, раздирают от того, как непривычно, незаслуженно приятно быть здесь. Слушать, как у него стучит сердце и как он дышит. — Хозяин, я должен вас... Прощения у вас попросить. — М? - Мычит он и хочется рот ему заткнуть. Он так устал. От всего этого уже так устал. Надоели уже все и всё в этом мире, хочется просто растечься по пацану слизью и больше никуда отсюда не выходить. Сдохнуть тут от голода с ним в обнимку, как они уже почти сутки лежат и дохнут, но ему, видимо, нужно всё-таки расковырять эти недосказанности. — За родителей, за сестру и за то что я сделал тоже... Будет самонадеянно с моей стороны просить вас о прощении, но прошу, хоть разозлитесь. Прогоните меня с позором. Я заслужил. — У меня другие планы, - шепчет, прижимаясь к нему щекой. Кажется, на нём от жара его тела теперь ожог останется. Не понимает что ли? Не нужны Каю никакие извинения и оправдания, ничего не нужно. Нужно, чтоб он вот здесь был и позволял себя трогать. — Я не заслуживаю сейчас с вами рядом... — Да не гундось ты. - Он этого болтуна сжимает покрепче и от того самому себе неприятен. Он никогда не будет доверять ему, никогда не будет рядом с ним в безопасности и поэтому так страшно от того, как сильно привязался и как сильно нуждается теперь в нём. Он ведь сам себе обещал не привязываться, он ведь знает, как с этой иглы больно слезать, а сам взял и повёлся. Никогда он так явственно не ощущал одиночество проведённых десяти лет так остро. как сейчас. Утрата ощущается так отчётливо, когда есть что терять. Кажется, у него больше нет ресурсов на то, чтоб снова кого-то потерять. — Я такое же чудовище как они. — Понятия не имеешь о чём говоришь. Это было моим решением. — Не понял. — Я хотел чтоб ты это сделал. Мне нужно было снова увидеть охотника и понять, что я достаточно силён, чтоб спастись сам. Понял? — Мы ведь... ну... не только дрались, - говорит от чего-то чувствуя неловкость произносить слово «секс». — Я переспал с тобой потому что всё лучшее детям. - Он утыкается носом ему в волосы и закрывает глаза. Раньше с Вишну так делал, когда тот был щенком. Пахнет... не понятно чем. Голова кружится. Так горько и сладко, опасно и уютно. - Вырвался бы, если б не хотел. — И всё равно я вас принудил. — В слове принудил ударение на второй слог. — Поправляет и продолжает дышать его запахом чая. Хочется его весь в себя втянуть. — Давай не будем про твои взрослые умные штуки разговаривать, ты же знаешь у меня IQ 3,5, я сейчас думаю головкой. — Только не нужно ненавидеть меня, ладно? Лучше прогоните, только не нужно. Простите... Я повёл себя как мужло. — Блин... Ты дал мне достаточно других поводов считать тебя мужлом. - Кай усмехается и прижимается к нему крепче, чтоб успокоить. - Порно с вампирами? Как тебе не стыдно? — Значит вы всё-таки видели? — Трудно не заметить, когда оно в папке под названием «личное». Лёша не по словам поэтому хочется как-то передать что чувствует, а как не знает поэтому он в него просто носом утыкается и по коже скользит, трогает, нюхает и никак не может насытиться. Просто не верится, что он наконец разрешил вот так с ним рядом находиться. Хозяин был все время близко, но только теперь, когда стал вот так близко, его стало казаться так мало, недостаточно. Воспитательница пугала, что если будет общаться с братьями, спутается с дурной компанией и сам станет испорченным. Трудно внутри себя это нащупать, но если сравнить, он здорово испортился за это время. Каким он уже стал плохим для него, но всё ещё, кажется недостаточно. Однажды, когда кролик сбежал со стола Кирилла, Лёша его у выхода поймал и сломал тому лапу чтобы начальник за ним, ковыляющим сам поохотился, потому что ему так вкуснее. Мерзкий, чудовищный поступок, который Лёша совершил так легко и буднично, будто комара прихлопнуть. Просто чтобы посмотреть, как хозяин красиво улыбается. — Знаете. Я сейчас... Совсем не понимаю что происходит. — А зачем тебе понимать? - Он скользит по его лицу и закрывает этому ребёнку ладонью глаза. — Я ведь давно понял, что что-то не так с моими родителями, просто верить не хотел. — Ну что ж... Прошу прощения тех отцов, чьих совратил я пиздюков... — Не дурачьтесь. Я же столько лет всё думал о тех вампирах, которые их убили. Как это было. Я думал о том, какой вы и что чувствовали, когда это сделали. Радовались ли. — Я не радовался. Я тогда вообще ничего не чувствовал. У меня будто кроме голоса всё выкачали. Тело парализовало и мозги отключились. Я бы тогда не смог защититься, даже если бы на меня ребёнок напал. Понял, что голос это моё последнее оружие. Знаешь, слышать от тебя, что мой голос тебе нравится очень странно в этом контексте, я ведь им... - Он замолкает и с удовольствием чувствует дыханье из его носа на своём мизинце. — Я столько думал, что там было. Представлял себе чудовище, но это ведь мы чудовища. — Какое из тебя чудовище? Комнатное... — Я так боюсь вас снова ранить. Я же против воли вас тогда в библиотеке кхм… взял. — Не ты взял, а тебе дали. Я тебе специально сказал про сестру. Я ничего ей не сделал иначе Эльза бы обиделась. Да и слишком просто это. Кай дышит этим запахом и старается не уснуть. Стало всё легче и легче засыпать с появлением этого мальчишки и теперь это происходит совершенно независимо от собственного желания, будто организм требует платы за десяток лет бессонницы. Этот пацан даже не представляет как сильно он заблуждается во всём, но так мило щебечет у него над ухом о каких-то своих правильных правильностях. — Я сейчас реально, как огурчик солёный или это потому что ты рядом? — Можно мне?.. - Спрашивает он сонно потому что эта его дурная, смешливая и ленивая атмосфера в себя засасывает, как гравитация в свободном падении. Если к нему, то Лёша готов на самое дно пасть. — Ебанулся? Соль сильнее гречки раз в шестнадцать, это только взрослым дядям. Он в целом и не планировал, просто рискнул проверить. Будь Кай таким чудовищем, как его малюют, он всех бы здесь давно подсадил. Но зачем вещества, когда можно чувствовать затылком, как он дышит и вот это давящее чувство уюта, от которого даже дышать тяжело. Когда он прекратил наконец ускользать и отталкивать, когда наконец не страшно, что убьёт. Так безопасно, что сами собой снова рождаются воспоминания в голове. — Знаете, мне недавно снился сон. Какой-то очень долгий. Кирилл смаргивает и прислушивается внимательнее от того, как сонно звучит голос, будто мальчик так глубоко в себе закопался, что сейчас будет склизкое, горячее от крови вынимать и выкладывать из себя подсознание. — Я спал внутри сна и, кажется, это было так долго, сколько я за всю жизнь не спал. — Он выдыхает и говорит тихо, почти шёпотом, будто во сне бормочет. Я не помнил ничего о том, что случилось до сих пор. Не было конкретных воспоминаний. А потом будто стал вспоминать то, чего никогда не помнил. Всё слишком сумбурно, как будто помехи на линии... Там было много людей. Кай не отвечает, просто находится рядом, давая ощущать своё присутствие. — И я видел вас снова и снова. Встречал в других странах и именах. Мужчины, женщины, дети, что-то между, но каждый раз это были вы, а я вас каждый раз находил. Их лица были разными, но всегда вы были тем, кого я знаю. Каждый новый, как отдельный сон и все они вместе в одной точке. — Он вздрагивает и тянется утереть от крови нос, но Кай уже прижимает к нему край одеяла. Это может быть побочка или передозировка, а может его отпускает, но мальчишка продолжает говорить. — Воспоминания, которых я не знаю. Мне больно вспоминать всё, что происходило. Я встречал вас снова и снова и делал... разное... Иногда страшные вещи... — Такие уж страшные? — Откуда вы?.. Я вас убивал и похищал. Издевался. Я терял свой мобильник... но каждый раз влюблялся стоило только услышать вас. С первого звука. — Зачем тогда, ты издевался? - Спрашивает шёпотом глядя в темноту внутренней стороны век. Не станет же рассказывать, что пил его пару раз, когда тот спал, потому что мальчишка дёргался и нужно было узнать, что он видит. — Я думал ничего больше не могу. Не заставлю вас со мной рядом… — Ты сам не был рядом. Ты постоянно уходил наверх. - Говорит, прижимаясь к его уху губами. Однажды он обязательно снова заставит его напиться и всё рассказать. — Вы сделали что-то плохое. — Бормочет и не замечает, как кровь начинает сочиться теперь ещё и из ушей. — А потом я увидел, что случилось в ту ночь. Всё, даже то, чего я не видел. Чужая память. Ваша память. Вы подумали, что я собака. Я понимал, что говорит ваша мама, я слышал, что вы думали, а потом я снова от вас ушёл. — Я успел тебя потрогать. - Он опускает руку вниз и берёт его большую шероховатую ладонь. Там кончиком пальца на ощупь отыскивает маленький шрамик, ожог поверх которого давно зажил. Гладит его пальцем и поверить не может. Оставил свою отметину на его теле на всю остававшуюся жизнь. Будто сам остался рядом и, даже в детском доме, ни на секунду не отпускал его руки. — У вас тоже есть? — Есть. - Говорит так же медленно и сонно, а глаза слипаются. Кажется, если уснёт сейчас, прямо в сознание к нему провалится. Показывает на своём запястье маленький шрамик от того, как Лёша ударил его по руке, когда Кирилл надевал на наго кепку. Это было первое прикосновение. — Простите, что ушёл. — Ты пообещал вернуться. - Отвечает и с болью выдыхает. Отец, дети, разработки, реп. Хуйня. Кирилл остался жить, потому что ждал. Его ждал. — Я тогда не смог. Мне очень жаль, что ушёл так надолго — Ты ушёл за сестрой, но теперь ты доказал, что я тебе тоже дорог. - Осторожно он скользит кончиком ногтя по глубокому порезу на его лице. Так жалко, что такое красивое личико теперь испорчено, но как жжётся внутри гордость за то, что это ради него он подставился под удар. — Столько всего произошло за эти десять лет. Я не думаю, что был нужен кому либо кроме мамы, а теперь и она бы во мне разочаровалась за то, каким я стал. — Мне были нужны всегда. — Он поворачивается на другой бок и смотрит Кириллу в лицо, а тот вздрагивает от того, как жутко пацан с этими кровавыми слезами выглядит. Так жутко, что хуй твердеет. — Зачем вы притворялись слабым? — Знал, что тебе нравится всё маленькое и беззащитное. Думал так ты точно не убьёшь меня нахуй, когда узнаешь, что это я твою мать закончил. — Но ведь вы сильнее меня. — Если противник не готовится, легче атаковать его исподтишка, как крыса. - Улыбается он. — Почему вы бросили курить? — Потому что у тебя астма. - Он закатывает глаза. Какой любопытный, прямо под кожу лезет. — Я доставил вам столько проблем, зачем вы меня терпели? — Не представляешь, как мне нужна была твоя пятая ригидная. — Почему? Кай снова закрывает глаза и делает глубокий вдох. С ним рядом так приятно, будто нет больше ни жизни смерти. Башка и тело почти отключены, он функционирует только на страхе того, что если уснёт, мальчишка куда-нибудь исчезнет. Есть только этот момент и ощущение под пальцем метки, которую он всё гладит. Мне страшно тебе поддаваться. Броня ранит меня когда будет разрушена, но так хотелось, чтобы ты сломал. Чтобы оказаться в этом самом моменте. Это не бабочки в животе то вороны клюющие печень. Стоило жить ради этого. Ради чувства, как ты ломаешь меня. — Обещай, что не расскажешь своему ебучему дяде Игорю то, что я сейчас скажу. — Откуда вы?.. Обещаю. - Он поворачивается и утыкается ему носом в грудь. Что бы хозяин ни потребовал сейчас, он сделает всё, что угодно. — Несколько лет назад я бросил хирургию, потому что в медицинское пошёл не для того, чтобы оперировать на сердцах. Я нашёл инвесторов и нескольких головастых ребят для того, чтобы изобрести то, за что меня посадили бы быстрее, чем я успел предложить взятку. Это разработка была бы страшнее ядерки и Лета... — Кай Всеволодович извините за... - успевает только пробурчать какая-то тварь, постучав в приоткрытую дверь, прежде, чем Кай едва не вырывает её из проёма только не с мясом и, хотя полностью голый, возвышается над этим секретарём так грозно и могущественно, что у того и мысли не возникает пялиться. Судя по виду, ресурсы его разума всецело брошены на то, чтоб от страха не обмочиться. — Почему ты ещё не уволен, червяк, блядский? "В два смычка меня расписал с друзьями" пиздабол? — Извините. — Хуй нюхните. Кто тебе разрешил отвлекать меня? — Ваш отец просил вас прийти к нему. — Буду позже. — Он сказал прямо сейчас. - Виновато повторяет секретарь, но где-то находит в себе какие-то силёнки, чтобы сказать это твёрдо. Наблюдающему из кокона одеял и подушек Лёше даже смешно от этой сцены — настолько очевидно теперь, что Кай никогда не стал бы спать с этим слабаком, но на этой мысли себя быстро ловит, потому что он и сам не лучше. Недовольно Кай отправляется к лестнице в том виде, в каком и был, но его помощник подрывается и успевает набросить ему на плечи халат, чтоб его глупый начальник не светил "фамильными драгоценностями" перед всем домом. Возле лестницы на второй вампир замирает и оборачивается, чтобы снова наклониться и быстро поцеловать пацана в конопатый нос. — Скажи, мой щеночек, - спрашивает, глядя в голубые глазки, — ты веришь мне? Лёша от этого вопроса даже вздрагивает. Странно, что он спрашивает и вспоминается, как не так давно сам задал такой же вопрос и теперь несёт ответственность за двоих, но в этот момент почему-то снова задумывается. И вспоминает как встретил его. Не тогда, когда они были младше, а в тот день когда, увидел его на вечеринке. Когда понял, что не встречал никого хуже, чем этот человек и ничего хуже, чем его тексты не слышал, но привязался почти против воли, потому что кажется Кирилл знает про мир вокруг, и про самого Лёшу что-то, чего не знает никто. Нечто дурное и тёмное, но неотвратимое, как дикая природа. — Верю.***
И так он оказывается в дверях кабинета Всеволода Егоровича и, хрустнув шеей глядит на того с презрением. Вынул из под тёплого одеяла, мудак, сейчас опять какую-нибудь херню спизданёт. Копается в своих бумажках (зачем бумажки в шестьдесят четвёртом веке, если есть компьютеры и зеттабайты данных?) и на сына даже не смотрит, но отчего-то уверен, что если поднимет голову зрелище его не порадует. — Чё звал? — Сам не знаешь? — Не знаю. — Сегодня приедет невеста. - Отвечает и слова кажутся громче от того, как замерло и затихло всё снаружи. Паркет не скрипит под ногами, трубы в ванне не гудят и где-то там на нулевом даже прислуга, кажется, не копошится. А в нос тонкой струйкой сочится звеняще химический аромат. Пробивается из под ковра керосиновыми поганками. Всё застыло в ожидании. — Бать, завязывай. - Произносит он, едва не срыгнув от отвращения перед мыслью о том, чтобы снова спать с ними. Чтоб после, никак не сходящего с кожи жара касаний того пиздюка, кто-либо другой касался его тела. Отец поднимает, наконец, взгляд и, как и ожидал, морщится, потому что нужно быть идиотом, чтобы не понять, чем сын только что занимался. — Одёрни халат, смотреть противно. — Чё, не нравится, весь в тебя. — Как шлюха выглядишь. — Ну да. Мой хуй, как легенда, переходит из уст в уста. — Оденься прилично и иди встречай, она будет через час. — Даже не подумаю. — Всё-таки снюхался со своим малолеткой, да? — Спрашивает он, сняв и отложив очки таким внушительным жестом, что даже охранники из-за спины Кирилла решают разойтись. — Понравилось жопу подставлять? — Мне просто надоело. Я устал. Вот эти твои игры в бога меня заебали. Страгацких начитался? Ты сам-то хоть понимаешь зачем это всё? — Поучи отца ебаться! Я с тобой это даже обсуждать не буду, не дорос ещё. — Поди дорос, раз ты меня, как быка осеменителя используешь? — Детей плодить много ума не надо. Вырастешь поймёшь, а пока делай, что говорят. — Ни хрена не сделаю. Пошёл в жопу. Я больше ни к одной девке по твоей указке не прикоснусь. Хоть наследства лишай, хоть выгоняй, а, нет... погоди. Это даже не твой дом. — Значит так. - Он медленно поднимается из-за стола и смотрит сыну в глаза, так, будто сейчас снимет ремень и отхлестает его до кровавых соплей, но тот даже не вздрагивает. — Я достаточно наслушался про твои блядки, достаточно терпел в доме ваши пидорские брачные игрища, но с меня хватит. — Он нажимает на своём телефоне на кнопку, хотя непонятно зачем это нужно, если секретарь за дверью. — Послушай меня Семён, свяжись с Мариной и, чтобы завтра детей в этом доме не было. — Каких детей? - Доносится из динамика, а Кай прикусывает изнутри губу. — Этого пидорка с его сестрой, чтоб ноги больше в моём доме не было. Мы, оказывается, змею на груди пригрели. Кай старается не замечать собственного стучащего сердца и нащупывает в кармане халата пачку сигарет со вложенной внутрь зажигалкой. Пальцы от этих привычных, почти механических движений даже вздрагивают, потому что курить он бросил уже довольно давно, но волнение от ожидания никотина в лёгких ещё сохранилось. Он потирает клыками друг о друга, будто бьёт кремнём. — Сегодня же Марина найдёт тебе нового помощника, помощницу или вообще кого хочешь, но чтоб держала тебя в ежовых рукавицах. Даже не слушая его, Кирилл вкладывает сигарету в рот и со сладкой дрожью затягивается. Даже голова кружится от этого чувства. Как будто всю жизнь только и живёшь сдавленный невидимыми тисками, но только этот горьковатый дым помогает их ослабить. Мальчишка защитил его от сестры. Он получил за него этот шрам через всё лицо, испортив его себе на всю жизнь. Он предан настолько, насколько вообще может иметь смысл это слово и теперь Кирилл не позволит кому-либо и чему-либо его отнять. — Сегодня, отец, никто из этого дома не уедет. - Он оборачивается и жестом подзывает к себе папиного охранника по имени Владимир. Тяжёлой походкой тот подходит к Каю и сразу же получает в лицо густое облако дыма, так что закашливается, но это не мешает ему услышать чёткие инструкции, и от неожиданности того, какими они кажутся нерушимыми, и абсолютными, тут же развернуться, и спешно зашагать в другую сторону коридора. — Что ты сделал? — Спрашивает отец, глядя на его сигарету с недоверием. — Присядь, папенька. - Советует Кай и, пройдя в его кабинет, закрывает дверь у себя за спиной. — Ты сам понимаешь, что сейчас говоришь? — Понимаю. Наконец, прекрасно понимаю... Я больше не позволю тебе вести себя как дерьмо. Знаешь, отец, я что угодно готов был терпеть, но пацана не позволю забрать. — Потуши сигарету. — Аха-ха, ты уже понял меня, да? — Спрашивает он и от тревоги на отцовском лице растягивается в улыбке. — Ты же за этим всё вот это сделал, да? Ждал этого дня? — Он стучит босой ногой по полу и снова затягивается. — Нет, ну, это же против природы, это же лучше секса, а... — Что ты делаешь? - Спрашивает Всеволод Егорович и всё-таки садится обратно в своё кресло. Он тянется за ящиком в столе рукой, которую усилием заставляет не дрожать, но Кай быстро шагает к нему через весь кабинет и, нагнувшись вперёд, смотрит в его лицо так ясно, что руки у него даже не двигаются. — Уже восемь лет делаю, па, знаешь? О, Шар, я так боялся каждый ёбаный день, что ты раскроешь меня и узнаешь обо всём! Я в каждом нападении видел твоих людей, которые пришли наконец по мою душу. Думал, ты заметил давно и всё уже узнал! Боже, это просто «сердце обличитель» какой-то. Я делал это всё у тебя под носом и ждал когда ты вызовешь меня, но ты ничего не знал. — Я за тем и хотел твоего ублюдка припахать следить за тобой, чтоб вот этой тупой херни ты мне не устроил. Ты же в жизни ничего не смыслишь... — Ты значит Дед Понос, а я твой снегурóчек, бать. Не думал, почему от тебя уходят твои партнёры, и почему некоторые, те, что должны были убить себя по моей указке, вдруг оказываются живы только с другими именами и фамилиями? Почему тебя все бросают, отец, один за другим? — Говори, что ты сделал, - цедит он холодно, но впервые на памяти Кирилла выглядит таким уязвимым, что хочется злодейски смеяться. Как он нервничает, какой он беспомощный. Вот такой же точно, как мальчишка, который почти одиннадцать лет назад в слезах упрашивал его не бросать. — Я был так сильно обижен на тебя, папенька, за то что бросил меня тогда, когда нужен был больше всего. Даже не меня. Нас с мамой вместе. Мне нужно было как-то развлекаться, да? — Он ухмыляется сам себе. Я сейчас такая сука, что хочу сам себе отсосать. — Так что я договорился с парой твоих тупых стариков из совета директоров и кое-что мы перетёрли. Отец не отвечает и молча буравит его взглядом, а сам на глазах сжимается, потому что не удаётся сдерживать своей паники. — По началу мне не поверили и только двое согласились работать со мной, но каждый год всё больше и больше. Новые инвесторы, новые специалисты, новые данные и разработки. Мой штаб теперь даже больше твоего и почти все твои, так называемые, друзья, теперь работают со мной вместе. Как же ты не заметил? И как же удобно, что мы ещё и семья с некоторыми из них, твоими стараниями, отец. - Кай от радости не может успокоиться и голос повышает для себя даже незаметно. — Что вы разрабатываете? - Спрашивает Всеволод делано спокойным голосом, а в этом ламповом освещении кажется даже побледневшим. — Сперва я просто хотел сделать что-то с чёртовыми вампирскими рефлексами. Знаешь, это настоящее наказание быть вампиром. Со всеми этими кровожадными желаниями, которые испытываю каждый раз, когда от меня пытаются убежать, когда мне нравится делать страшно таким, как ты. Я хотел убить в себе желание быть чудовищем, которым являюсь. Мы разрабатывали подавитель человеческого страха и влияния вампиров и учитывали всё, от возраста до группы крови. И блять, ни хрена у нас не получалось, будто эти рефлексы и есть чёртова человеческая сущность. У вас в крови бояться нас, но тут дедушка, (в доме которого, ты сейчас находишься, и не забывай, что он не твой), рассказал, что в мире ещё остались охотники. Мерзкие твари, до природы которых я тщетно пытался докопаться столько раз, пока брал образцы слюны с жвачки, волосы и да, даже сперму. - Он театрально утирает нижнюю губу подушечкой большого пальца, просто чтоб поугарать с того, как у отца будто татуировки на коже темнеют. — Алексей?.. — Точно, Алексей кс-кс-кс Максимович и его сестра. Дети тех ублюдков, которые убили нас с мамой. Меня тоже убили, потому что благодаря ним того Кирилла, который в тебе нуждался, не стало. Стал Кай, который с радостью разработал средство, потому что пятая ригидная содержит в себе следы Спутника. Ты можешь в это поверить? Они не слушаются гипноза, потому что в их крови есть частицы Сателлита. Радиация. Эти спутники спутника и есть его дети. Это же подтвердила моя дражайшая супруга. - Он говорит всё громче от того, как приятно наконец видеть испуг на его лице. — И что же это дало тебе? Ты сделал средство? Можешь теперь гипнотизировать охотников? — Это только побочный эффект. Я же даже не знал, что они существуют. Видишь ли, чтобы сделать так, чтоб мы не могли управлять людишками, нам нужно научиться управлять людишками. Забавно, да? И пятая ригидная была заключающим звеном в наших исследованиях. О, я не хотел использовать гипноз на мальчишке, я не хотел управлять никем, это противоречит тому, зачем я вообще всё это затеял. Я просто хотел стереть сраную метку. Я хотел избавиться от него. Пап, я ведь просил тебя его уволить! Нужно было слушаться меня. Но пацан взял и напал. Разумеется, он ни за что меня бы не убил, но я должен был действовать. Тебе не было интересно почему он вот уже почти месяц ходит и не замечает ничего? Видит это в зеркале, но не боится и даже к тебе с этой красотой не пришёл. - Он проводит пальцем по собственной шее, намекая на отцовское некогда перерезанное горло и его шрам от мамы. — Мне было абсолютно насрать. Что ты всем этим хочешь сказать поганец? — Не больший поганец чем, ты папенька. Потому что, как наебал тебя, я наебал вообще всех, кто со мной работал! Боже, они думали мы просто сделаем доброе дело и освободим особенно богатых людей от оков поклонения вампирам, — он от жестокого умиления делает знак сердечка кончиками пальцев, — но я же не зря себе нанял лучших блядских учителей, пока тебя не было в России. Я научился «убивать». Если бы ты не оставил меня, я бы твою организацию не сгноил. — Что ты имеешь ввиду? — Пока другие учёные ищут средство, чтобы всех спасти, я нашёл средство, чтобы уничтожить целый вид. — Он улыбается, глядя на то как папа над столом сутулится и понимает, что выстрелом решить уже ничего не сможет. — Я убью всех до единого вампиров... — Кай почти кричит от своей радости. — Ты же понимаешь, что от этого ты не сможешь откупиться! Тебя даже сажать не станут, сразу передадут в ООН. — Боже, ты что ещё не понял? Я не буду убивать людей. Я уничтожу геном. Все летучие мыши, делающие розовым молоко и рождающиеся зубастыми, будут просто людьми. Вот такими же жалкими тварями, как ты, отец. Но это ещё не все сюрпризы... — Он затягивается ещё и понимает, что от сигареты уже почти ничего не осталось. Винит себя за срыв, но этот был самым приятным в его жизни. — Знаешь, что поможет мне со всем этим? Ты видел фреску, которую написал Герр Густав? Знаешь почему ангелов летников... — Срок два... - бормочет отец одними губами. — Сорок два Каевича и Каевны. Сорок два маленьких вампирчика породил тот, кого ты называл тупым. — Говорит он ещё громче, так громко что едва окна не дрожат. — То, с помощью чего ты хотел увеличить популяцию вампиров, её же уничтожит. Моя разработка! Моя тупая разработка! Моё чёртово детище! — Он повторяет, и от нервов, и радости, топает по полу ногой на каждой фразе, будто сдерживает хохот. — А теперь глубоко вдохни, отец... Я узнал, что может убить тебя. И ты, — он снова стучит по полу ногой и хохочет, — ты до этого тоже догадался. — Послушай. — Внимательно, - кивает он не сводя глаз с его рук, чтоб папа не попытался выхватить пистолет. — Я всегда гордился тобой. Ты всегда был похож на свою мать и, уверен, она была бы счастлива увидеть то, каким взрослым ты стал. — Очень трогательно, но Das ist mir egal. Мама говорила я должен верить в бога, но я теперь сам себе бог и в самого себя я теперь верю! Ненавидел себя, стыдился, ты помогал, но ебать, я просто охуенен! — Я заставлял тебя делать детей, чтобы ты не был один, чтоб у тебя была семья. — А ты сам не хотел быть моей семьёй? — Ты ведь знаешь. Что я всегда тебя любил. - Он глядит на сына и кажется впервые за всю жизнь видит, какой он на самом деле мужественный и сильный. — Нет, не знаю. Ты ведь не говорил. — Сам не знаешь? — Откуда? Я не телепат! Важно озвучивать чувства, а ты что озвучивал? Что я петух. — Любовь это дело, а не слова. — Слова тоже важны. — Это тебе, как бабе, нужно только языком трепать. — Дело в том, что на самом деле ты не любил меня никогда. Ты любил маму и часть мамы во мне, но мамы больше нет, а я есть. А тебя больше не будет. И я останусь. И мелкий останется. Я буду с ним рядом, а ты пап, с того света на нас погляди и поплюйся. Он наконец бросает свою сигарету на пол и ей не требуется и секунды, чтоб на неуютно-сером ковролине вспыхнуло. Сначала маленьким розоватым бутоном, но за мгновения начало раздаваться лепестками во все стороны синтетического ворса, подхватывая по пути и плавя ртутью кожу на креслах, и папины бумажки на столе, потягивая стебли к брючинам на его ногах, от страха становящимся деревянными, не позволяющими ему на них сбежать из западни, которую за спиной у себя с улыбкой захлопывает Кай. Но бежать бессмысленно, новые и новые цветы с шипением вспыхивают, и распускаются из обугленной почвы новыми соцветиями, а останки химического ковролина устремляются вверх невидимым, маслянистым, горьким газом. Десятки литров керосина, оставленного рыдающей Свечницей, и спрятанного теперь здесь под пол отцом самолично, в очевидной и понятной надежде однажды на самом деле прекратить это всё. Прекратить эти страдания и воспоминания об Эрике, глядящие на него с фотографии каждой внучки и внука. Убить себя руками сына, чтоб вспыхнул пол рассветным заревом и загореться вместе с ним, метаясь в бессмысленном желании спастись из пламени в зарешеченные окна, в запертую снаружи сыном дверь, в вентиляцию. Куда угодно от пламени, которое не будет погашено системой пожаротушения, которой не было предусмотрено в доме со свечным освещением. Зато предусмотрено мгновенное реагирование 01, внука начальника, которой зовут Зенков Валерий Каевич, а значит взятку возьмут с радостью, как только предложат.***
Всей прислуге казалось всё рухнет, когда не стало Всеволода Егоровича. Этот конец полыхал так ядовито и дымно, но так недолго. Всем казалось держится всё только на нём и, если его не станет, всему придёт конец, но вышедший в шлейфе аромата дыма, и улыбающийся Кай уже знал, что делать, будто давно планировал. Будто ничего и не случилось говорил, раздавал указания, пока дом и останки его отца тушили. Будто и не он получасом назад, выскочив из кабинета, рыдал, уткнувшись лбом в древесину мербау. Ничего не было задето, сгорел только его кабинет и часть вестибюля на третьем этаже, а дело просто замяли, будто ничего и не было. Не было ничего там и отца там никакого не было. Вот только ему, помощнику в делах не разбирающемуся так и казалось, что всё плохое кончено и теперь будет хорошо и спокойно, но началось самое тяжёлое время и для Алексея и для его начальника, потому что тот снова пропал. Нет, не ушёл и не запретил к себе приближаться, просто целиком погрузился в работу и больше не ездил на тусовки, не собирал вечеринки, даже не бухал, и принимал не больше, чем нужно для поддержания своей жизнедеятельности. Говорил с Лёшей очень немного, больше давал поручения или делал звонки. Так на Алексея легла обязанность договориться с полицией, со слов начальства «ведь у тебя там есть свои люди», чтобы Юри перевели в психиатрическую лечебницу и его возможные бредни о каких-то там разработках общественность не приняла на веру, контроль лечения Вишну и наконец на него в кооперативе с Мариной легла задача по восстановлению дома после пожара. Но звонками, договорами, транзакциями и встречами Лёшины обязанности не ограничились, потому что он всё ещё должен был ездить с Каем вместе на встречи с советом директоров и делать вид, что он его секретарь, чтоб быть готовым в любой момент нажать на кнопку на ноутбуке, потому что хоть и доверял, Кирилл проверял своих напарников по бизнесу и всегда был готов к удару в спину. Тем более часть его партнёров решила, что на него теперь легче будет надавить, когда мафии за ним не осталось. Но он был хуже мафии, у него была куплена прокуратура, внучку начальницы которой зовут Раневская Изольда Каевна. И хоть на Лёшу по большему счёту внимания он не обращал, он продолжал изредка проявлять микроскопически знаки внимания, чтоб тот в его компании расслабиться уж точно не смог. Целовал, если едут в машине или клал руку на колено под столом для заседаний прямо при всей этой куче серьёзных тёток и дядек. Всё, чтоб Лёша не беспокоился так об ещё одной и очень важной задаче — организация похорон. Он понятия не имел о том где теперь искать секретаря "господина Севы", потому что тот сбежал сразу, едва защиты не стало. Тем более юноша не знал, кого пригласить и что вообще нравилось Всеволоду Егоровичу, потому, вспомнив его наколки с куполами, организовал православное отпевание с последующей кремацией, а присутствовали только кто-то из слуг, несколько таких же жутковатых бывших зэков и нотариус. Новый год начинался со смертью Деда Мороза и самое воодушевляющее для Кирилла было то, что никто из них, даже самые близкие подчинённые в лаборатории не знали что разрабатывают под его началом две талантливые коллеги с ними рядом. Он ждал этого буквально, как праздника, потому что именно под Новый Год всё, наконец, должно было разрешиться.***
Они едут и даже немного радуются. У всех как-то приподнялось настроение, убитое похоронами и несколькими днями сверлений и вони краски по всем дому, а теперь общая на всех маленькая радость у Лёши в руках виляет хвостом и суетится от ожидания увидеть хозяина. Он уже скинул всем дома фотографии Вишну и его больничного листа, так что в целом настроение такое, будто камень упал с души. В машине с, как обычно в отсутствие начальства, болтливыми близнецами, юноша едет и радостно и отважно ему, но всё-таки немного грустно. Над головой слышно птиц. Перелётные. Так непривычно слышать их - обычно они облетают поместье и визг только подчёркивает общую, гудящую холодным ветром тишину. Наступила и уже замела зима. Пора. Вишну здоров, полон сил и хотя вид при чужих как мог сохранял царственно надменный, увидев Кая заскулил. Спрыгнул из Лёшиных рук и застучал наманикюренными ноготками в его сторону. Эхо зазвучало холодными волнами, то отражаясь от стен, то ударяясь в уши. — Ой... - Выдыхает Лёша, увидев начальника издалека и медленно идя по душной, хотя и просторной церкви в его сторону. Сто лет не был в православной церкви. Тут кругом свечи и, отражающие золотыми рамами свет, иконы, глядят на него, неуместного здесь сателла. Ароматы в его охотничьем носу смешиваются в почти удушливую смесь и где-то до самого потолка поднимается монотонное чтение молитв. Могло бы быть торжественно. Так грандиозна, как целое воскресенье выглядит в ночи эта громадная церковь и так же она внутри великолепна. А Лёше это всё безразлично. Не потому что иноверец, а потому что начальник сегодня одет иначе и оглядывается на него. Хочется на месте застыть, так непривычно он выглядит. Даже на встречи он так не одевался, как сегодня — строгий чёрный костюм, белая рубашка, галстук и волосы не как обычно убранные назад, а уложенные в какую-то непривычную представительную причёску. Алексей даже заговорить не решается. Что, если это герр Густав вернулся, думает он издалека, но, подойдя ближе, видит, что это его Кай. Замазал татуировку на лице и вынул из ушей серьги. На фоне фрески такой красивый, что умереть можно, хотя и выглядит лет на пять старше. — Вы чего? - Спрашивает тихо, чтоб эхом не перебивать песнопения. — Чё? — Ухмыляется хозяин с реакции. Наконец-то пиздюк перестал пред ним скрывать свои эмоции и смотрит на него, как положено, восхищённо и в ужасе. — Хочешь в церкви поебаться?.. — О, Спутник, почему вы такой идиот? - Вздыхает Лёша тяжело, снова убеждаясь, что этот дурак и правда его Кирилл. Он и представить не мог, что Хозяин может вот так выглядеть. — Дурачусь. Весь день хожу в этом костюме, как пидор какой-то. Даже грибочек свой замазал. А ты почему шрам свой уебанский не замазал? — Зачем вы его надели?.. - Спрашивает он, как бы пропустив мимо ушей вопрос, потому что прекрасно знает, как на Кая этот шрам на его лице действует. — Не нравлюсь? Я даже не принял, только просечки выпил. — Выглядит странно. Ну, то есть, нет, нравитесь. — Не нравлюсь? - Он улыбается, как улыбался бы огонь. Об него хочется обжечь руку. — Нравитесь, просто очень непривычно. — Алексей вынимает из кармана телефон, в котором залипал по пути сюда и где открыта обложка свежего выпуска Vogue с ним, Эльзой и Лизой в их красивых нарядах. — Вы даже тогда оделись не так, а тут такое... — Было одно важное дело. Видишь, даже днём поехал. — Что за дело? — Вишенка! — Сюсюкает он и роется носом в шерсти своей собаки отросшей, но всё ещё коротковатой в том месте, где стараниями современной медицины уже затянулись раны. — Любовь моя, папа так скучал. — Не ожидал, что вообще когда либо увижу вас в церкви. — Сегодня мамин день рождения, поэтому я пришёл... Ну, типа... Триста сорок один год. — Мы ведь соединили ваших родителей в общем сосуде в склепе. — Да, но это не то. Ей вот эта церковь очень нравилась. — Ну, здесь очень красиво. Ведь это ваш дедушка написал? - Спрашивает Лёша и рассматривает изображение на стене. Очень большое. Как он так быстро успел? Они совсем не кажутся страшными, какими должны казаться летники. Они здесь искомая суть идеологии, которая когда-то была церковно одобряемой. Когда-то очень давно, ещё до его рождения, когда охотники и люди сплотились, они хотели находить и наказывать только тех вампиров, что ради крови убивают людей. В отличие от тех, первых охотников, что убивали всех без разбору пятых, летники работали только там, где полиция оказывалась бессильна. Начиналось хорошо, а теперь и слово охотник чуть ли не ругательство, как «учёный» или «исследователь». Удивительно, как эту церковь за летнюю символику не снесли. — Знаешь, дедушка сказал, ничего не помнит о том, почему написал это, но мне кажется он просто скрывал от нас правду. Эльза как раз пишет в своём исследовании на эту тему. — Есть какие-то подвижки? — Есть. Существует мнение, что в мире появятся ангелы, которые избавят его от скверны. Звучит, как сказка о втором пришествии. — Уже третьем. Православные верят, что он снова приходил пару десятков лет назад... — Да, я слышал где-то о ней. Смешная история. Она и Далай-лама и Христос и кто-то даже полагал, что Калки. — Глупо спрашивать вас, знаю, но вы никогда не думали о том, что это может быть правдой? Всё это?.. Боги, рай, тот свет. - Он не осмеливается добавить при вампире «а может даже летники», но нетрудно догадаться. — Не думаю, я теперь знаю. — В каком смысле? - Лёша поднимает на него глаза в каком-то недоумении и пытается понять что за атмосфера такая у них сложилась. — Я тебе пока не расскажу, потому что ты мне не поверишь, но мне очень надо... Скажи ещё раз. — Что сказать? — То, что обычно говоришь. — Вы мне дороги. — Ага. Точно. — Очень дороги. - Говорит тише и поворачивается, чтоб на него ещё раз посмотреть и ещё кое-что сказать, потому что это волшебное настроение, запах, звуки, тепло, всё это убаюкивает и погружает в транс, но Кай его одёргивает. Нельзя такое в церкви, но если это плохо, то Алексей хочет быть плохим. — Это почти конец, малыш. — Почему? — Однажды одна глупая женщина сказала мне, что ты придёшь. Я думал она просто верунья и никого никогда не ждал, но ты пришёл. — Я ведь обещал, что вернусь. Спутник всегда следует за Луной. — Я рад, что мы всё-таки встретились и не поубивали друг друга. - Произносит Кай тихо и мягко толкает его кулаком в плечо. — Лиза вам этого бы точно не простила. — Точно. Скоро Новый год. Хочешь провести его с семьёй? Или ты уже большой мальчик? — Что ж. — Лёша вдыхает этот пряный аромат свечей и в этом тепле, и волшебстве понимает. Как бы ни было тяжело, пришло время прощаться. — Однажды я вырасту и мы сможем жить сами. И вы, хозяин, обязательно сможете добиться успеха в вашей разработке. Невероятно, что вы сумели побороть такое страшное событие и стать сильнее благодаря этому. — Благодаря твоей маме в том числе. — Я уверен, у вас всё получится. — Он улыбается, кажется, впервые за долгое время так по настоящему. Светло и тепло, как обжигающее солнце — И, возможно, вы всё-таки сумеете полюбить ваших детей. Вы нужны им. — Что вы с сестрой планируете делать теперь? — Игорь хотел, чтобы мы пошли в полицию, а я пока не уверен хочу ли этого. Вернусь домой, закончу школу и будет видно. Ребята меня заждались... Подарите моей старшей сестре ваш старый микрофон? — Ты можешь рассчитывать на отличное рекомендательное письмо от имени моего отца. И, конечно. За отсос любой вопрос. — Большое спасибо, но не надейтесь, что я отмажу вас от тюрьмы в случае чего. — Конечно, - усмехается Кай. — Но я должен благодарить вас не только за это. С вами я тоже во многом изменился. Этот мир так пугал, но ничего страшнее чем то, что я уже пережил, кажется, уже не будет. — Точно. — Так мало времени прошло, а показалось, как целая вечность. — Хоть они уедут не сегодня, но кажется именно сегодня и именно здесь они должны были красиво и торжественно закончить. — Надеюсь, встречу вас снова. — Удачи тебе, мелкий. Лёша кивает воодушевлённо и отправляется вдоль по коридору, залитому светом свечей и удивляется тому, какое всё здесь на самом деле красивое. Как и всё вокруг Кая. Немного жаль будет покидать этого человека и его дом, но сейчас он чувствует себя по настоящему взрослым и готовым к чему угодно. Удивительный мир оказался слишком бóльшим, чем их огромный детский дом. Мир "докторок"- наркоманок, Дедов морозов, нэко-психопатов, ведьмочек, бабочек, летучих мышей, духовных грешников, бездушных духовников, блудниц и блудников. Настоящий ад. Разминка перед раем, светящим ему из высоких окон церкви.***
А потом чудовище хватает сзади и вгрызается в уже прошедший укус у него на шее и прокусывает так, глубоко и больно, что колени подкашиваются. — Неужели ты поверил, маленькая сучка, что я когда-нибудь отпущу тебя от себя? — Что... - хрипит Лёша обессиленно и глядит перед собой опустевшим взглядом. — Знаешь, почему ты чувствуешь себя зомби, мой сладкий? — Спрашивает он не на ухо, а внутри его слуховых каналов, не прекращая при этом пить его через шею, и боль крови, покидающей тело, такая болезненная и здесь, в святом месте охотников такая неправильная, ощущается удовлетворением. Почему так приятно его кормить, что пальцы в ботинках поджимаются? До сих пор начальник даже не пытался попробовать его снова. Ноги его уже не держат, но Кай, продолжает держать его за плечи и под молитвы на неизвестном языке высасывать из него жизнь. — Месяц назад в библиотеке я убил тебя... Я не хотел, ведь я просил тебя остановиться. Знал, что так и будет, знал, что не сдержусь и закончу Зов. Я ведь говорил тебе убегать, но ты не послушался! Поэтому ты умер. — Как... - выдыхает снова, чувствуя как горячие слёзы текут по лицу. Больше сказать не получается. — Я даже похоронил тебя. Давай, засранец, ты всё помнишь. Ты видел прошлые фракталы. - Кай даже закрывает глаза от удовольствия, потому что от тревоги его кровь становится такой горячей и живой, что глотка горит огнём, как от Макаллан . — Н-нет... - бормочет со слезами на глазах и теперь отпускает то, что не отпускало до сих пор. Растворяется дымом серебристая дымка уже привычного оцепенения, с болью встают на места разнузданные воспоминания. Напрягаются мускулы и до сих пор настолько привычный, что даже незаметный звон в ушах прекращается. Как он лежал в гробу в подвале и видел двух Каев. Как спускалась в свою могилу летучая мышь, как Кай ставил капельницы, как Алексей видел собственное рождение в крови и муках, как смотрел в зеркало и видел шрам от того, как Кирилл схватил стекло и воткнул своему душителю в висок, чтоб уже опоённый его кровью и пришедший за его зовом Лёша умер. А потом снова очнулся. Цветочное брюшко лопается надрывается и исторгается липкой розовой массой острых челюстей, сучащих непереваренных лап, усиков и оторванных блестящих крыльев. Его цветок уже стольких поглотил... Он даже Лизу прогнал в другую страну, чтоб она не вмешалась. Он всё заранее спланировал, а ведь сестра пыталась заставить его очнуться. Как он мог полюбить того, кого встретил в той красной комнате с кровью матери на руках? Как он мог поверить в свою безопасность рядом с тем, от кого Игорь велел убегать? — Ты не просто мой Званый теперь, солнышко. Ведь ты видел галлюцинации, правда? — Он продолжает звучать в голове своим чудесным голосом и так больно пить прямо из шеи, на глазах у всех этих прекрасных летников. — Ты наказал меня своим существованием, наказал этими десятью годами, сломал то, что тебя так боялось и не заметил, как оно затянуло тебя в свою тьму. Теперь ты мой и больше шанса сбежать я не дам. Благодаря тебе, маленький охотник, с вампирами будет покончено. Ты один сделал то, чего не могло Лето и все охотники вместе взятые. Ты станешь их мессией, мучеником. Один за всех этих тварей расплатишься своей душой. Я никогда тебя не отпущу. Не позволю быть счастливым без меня.