a crooked flower crown and a nosy merman

Стебельки цветов, уже вовсю цветущих, сплетались между собой, образовывая далеко не самые ровные ряды из благоухающих соцветий. Неловкими движениями пальцев он пытался поправить некоторые из них, но они упорно отказывались поддаваться симметрии.  “В природе отсутствует абсолютная симметрия,” — пронеслось в голове. Не весть как запомнившийся отрывок из учебника естественных наук, до безумия скучного местами.  Сейчас, пытаясь вплести цветы в венок, он пришел к выводу, что природа не просто не принимает симметрию — она активно ей противится, даже в смерти. Иначе как еще объяснить, что срезанные пару часов назад цветы с непередаваемым упорством не сдавались упорядоченности?  (Ну или дело просто в том, что он так и не научился толком плести венки, сколько сестра ему не показывала, как это делается.) (Но признавать ему это совсем не хотелось.) Работа была почти доведена до конца. Оставалось вплести еще несколько цветов и завязать. Но глядя на результат его трудов, все ошибки и неровности, ему хотелось выбросить венок в воду, и пусть плывет на все четыре стороны. Сестра определенно заслуживала лучшего подарка.  — Выглядит очень мило. — вдруг раздался голос из ниоткуда.  Цзян Чэн вздрогнул, от неожиданности уронив венок в воду. Его взгляд рассеянно озирался по сторонам в поисках того, кто так грубо нарушил его покой.  — В воде. — неизвестный голос насмешливо сообщил.  Он со всей осторожностью подвинулся ближе к краю пирса и опасливо опустил взгляд вниз. Оливковые глаза, горевшие нескрываемым любопытством, изогнувшиеся в насмешливой улыбке губы, волосы, сливающиеся с водой, покачивающиеся в такт небольшим волнам и словно дающие им начало. Это …существо посмотрело на Цзян Чэна в ответ, а он подпрыгнул на месте от изумления и захлопнул рот рукой, чтобы приглушить удивленный выкрик, вырвавшийся у него против воли.  Существо, так и не сводя с него взгляда, склонило голову набок в недоумении, тем самым обнажая ряд жабр на шее, после чего рассмеялось, и его звонкий смех, разливаясь эхом по испещренной легкими волнами водной глади, окружил его со всех сторон.    — Какой ты забавный! — воскликнуло создание и подплыло чуть ближе, пытаясь выловить что-то из под настила пирса. — Это твое, кажется?  И его рука подняла из воды выроненный им венок. Выроненный и уже забытый на фоне охватившего его шока от встречи с представителем русалочьего народа. Русалочьего народа, о существовании которого в округе Юньмэна только слухи ходили.  Цзян Чэн уже непроизвольно потянулся за венком, но тут же испуганно дернулся назад. Раз уж слухи о их существовании оказались правдивыми, то может и остальные поверья о них окажутся таковыми. Ему, конечно, многие аспекты своей жизни не нравились, но оказаться утянутым на дно все же не хотелось.  — Ты чего какой дерганный? — спросил русал, неловко посмеиваясь, подплыл еще ближе и закинул руки на край пирса, все еще сжимая венок в одной из них.  — Не тронь меня! — Цзян Чэн крикнул, резко попятившись назад. — Эм… хорошо? — тот вопросительно приподнял бровь. — Я и не собирался в общем-то. Просто хотел тебе венок вернуть…  Он перевел взгляд на изрядно пострадавший от падения в воду венок. Цзян Чэн тем временем пытался отдышаться, не сводя глаз с потенциальной угрозы.  А эта самая угроза вдруг подняла венок за один конец, приподняла над настилом, с любопытством его осматривая, и, словно не замечая паники Цзян Чэна, спросила:  — У тебя очень красиво получилось. Ты его плел для кого-то особенного? — и он перевел взгляд обратно на него. Цзян Чэн стиснул зубы и попытался придать себе максимально невозмутимый вид, но толку от этого? Можно подумать, это не он пару минут назад поддался очевидной панике, как только русал протянул к нему руки. Так что ломать комедию и изображать из себя саму стойкость толку мало, но вот гордость поступить иначе не позволит.  Русал, находясь в поисках причины игнорирования его вопросов, внимательно изучал взглядом выражение лица Цзян Чэна, являвшееся воплощением невозмутимости в данный момент, но вот пальцы его рук все еще подрагивали остаточной паникой. Взгляд русала соскользнул на них, и Цзян Чэн моментально прижал их к деревянному настилу (лучше уж обзавестись занозами, чем пойти ко дну), но было уже поздно: тот успел увидеть эту дрожь, после чего его лицо озарило осознание.  — Ты что меня боишься!? — возмущенно вырвалось у него. — Неужели все люди такие трусливые… Опасность опасностью, но обвинения в трусости Цзян Чэн не переносил и терпеть не собирался. — Это элементарное соблюдение безопасности! — он, не удержавшись, крикнул в ответ с не меньшим возмущением. — Еще не хватало, чтобы ты меня на дно утащил!  Тот, нахмурившись, что-то раздраженно промычал себе под нос, после чего вдруг рассмеялся. Цзян Чэн в очередной раз вздрогнул от неожиданности: не такой реакции он ожидал.  — Ой не могу… На дно… утащить… — раздавались обрывки фраз среди громогласного смеха. — Не зря… не зря дагэ говорил… что люди с мозгом… особо не дружат.  Цзян Чэн, задетый оскорблением людского интеллекта, выкрикнул возмущенное “Хэй!”, которое тут же потонуло в раскатистом смехе и потому осталось проигнорированным. Русал же настолько сильно смеялся, что его руки соскользнули с края пирса, и он плюхнулся обратно в воду, сквозь поверхность которой было слышно, как его хохот постепенно сходит на нет. Успокоившись, тот вновь вынырнул, улегся локтями на настил и уставился на все еще ошарашенного происходящим Цзян Чэна самодовольным взглядом.  — Ты что серьезно в это веришь? — русал насмешливо спросил. — Что я тебя на дно утащить хочу?  Противиться такому пристальному вниманию оказалось совсем не легко, и, в конце концов, сломавшись под его ожидающим взглядом,  он поспешно принялся отвечать:  — Но… в округе ведь все так говорят… — Цзян Чэн в тот момент и сам не понимал почему его объяснения звучат скорее как оправдания. — Даже сестра и ее подруги нам рассказывали…  — Мне дагэ тоже про людей много чего говорит, но я же не спешу всему верить. — и русал закатил глаза. — Хотя, встреча с тобой наводит меня на мыслишки, что некоторые его предположения не так уж и далеки от правды… — он не упустил возможность поддразнить собеседника.  — И что же это там от правды не далеко? — Цзян Чэн огрызнулся в ответ.  — Ну как минимум сказочки о людской узколобости и трусости, кажется, не такие уж и сказочки.  — Эй! Ничего я не трус!  — Значит, с утверждением об узколобости спорить не станешь? — и русал самодовольно улыбнулся.  — Ах ты…  — Ладно-ладно, успокойся. — тот, посмеиваясь, поднял руки в примирительном жесте. — Говоришь, не трус и не узколобый, но вот верится как-то слабовато. Вот незадача… — русал задумчиво протянул. — Но может быть ты сможешь доказать обратное?  Внутри все кричало о том, что это провокация, что не стоит на нее поддаваться. Но… — Ну и как ты себе это представляешь? — спросил Цзян Чэн, превозмогая внутренний протест.  — Ммм, как насчет того, чтобы начать со знакомства? — хитрая подначивающая улыбка украсила лицо его собеседника. — Можешь звать меня Хуайсан. — он представился и протянул Цзян Чэну руку.  Он опустил на нее взгляд, и в глаза ему тут же бросились редкие серебристые чешуйки и перепонки, располагающиеся между пальцами. Он чуть было не сморщился от легкого отвращения, но ему вообще-то нужно было доказать, что он не являлся узколобым трусом, а потому, кое-как преодолев себя, он все же пожал скользкую сырую руку Хуайсана в ответ.  — Цзян Чэн. — и тоже представился.  — Вот видишь. Не так уж это и сложно. — лицо Хуайсана расплылось в победной улыбке, отдающей толикой хитрости.  Цзян Чэн лишь согласно промычал в ответ.  Хуайсан вдруг вынырнул из воды и запрыгнул на настил, усаживаясь на краю пирса. На краю, но достаточно близко к Цзян Чэну, чтобы у него на мгновение дыхание сбилось. Сбилось и не восстановилось — стоило Цзян Чэну осмотреть его нового знакомого повнимательнее — переливавшаяся радугой в остатках солнечного света чешуя хвоста, влажные волосы, обрамлявшие тонкую шею и изящные плечи, стекающие по бледной коже капли воды… Хуайсан вдруг изогнулся в спине и закинул голову назад, подставляясь солнцу — смоль волос шелковой вуалью скользнула вниз, и покрытое влагой тело сверкнуло золотом в свете заката. Цзян Чэн, чувствуя разливающееся по щекам тепло, вынудил себя оторвать взгляд от него и поспешно опустил глаза, чтобы еще чего интересного и захватывающего дух не рассмотреть. А то мало ли, может быть так русалки себе жертв и находят: среди простых смертных, завороженных до потери разума.  И все же, потеря этой картины из виду сопровождается непроизвольно возникшим сожалением. Он впивается взглядом в до сих пор лежащий на темной древесине настила венок. В качестве компенсации. Не соразмерной потере компенсации, но все же компенсации.  Пару мгновений спустя уже чуть поникшие цветы накрывает ладонь Хуайсана. — Ну так для кого ты плел венок? — он вдруг спросил, поглаживая пальцами ещё влажные лепестки. — Это подарок для сестры. — буркнул Цзян Чэн в ответ. — По крайней мере, должен был быть. Теперь он безнадежно испорчен.  — А мне нравится. У нас таких красивых растений не водится, только на поверхности.  — Многие цветы растут у самого берега. Думаю, собрать их не составит труда.  — Это слишком рискованно. — Что-то не похоже, чтобы тебя это волновало. — Цзян Чэн отметил. — Особого страха перед нахождением на поверхности за тобой не заметно.  — Ну… на поверхности находиться я действительно не боюсь. — Хуайсан согласился. — Я боюсь того, что может произойти, если дагэ об этом узнает. Он же мне хвост открутит. Ну или, если повезет, просто бросит в какую-нибудь пещеру под стражу и не выпустит следующие пару месяцев. — он печально усмехнулся.  Цзян Чэн лишь согласно хмыкнул, не зная что еще сказать. Да и что тут говорить-то? Он и в знакомых повседневных ситуациях не то чтобы слишком разговорчивый, а тут…   А тут он находился в компании русала, что в принципе уже не являлось распространенным для людей опытом, да русал ко всему прочему еще и разговаривать с ним пытался. То, что Цзян Чэн в данный момент был охвачен высшей степенью замешательства, само собой разумелось. Он опасливо приподнял взгляд на своего компаньона, который, как оказалось, тем временем все так же рассматривал этот уже опостылевший венок с легким налетом тоски в глазах.  Затем раздался голос: — Если хочешь… — голос, в котором Цзян Чэн не сразу узнал свой собственный. — Если хочешь, можешь забрать себе.  — Правда? — Хуайсан вдруг перевел полный надежды взгляд на него.  — Да. — Цзян Чэн, видя реакцию русала, довольно кивнул. — Только сначала доделаю. Я ведь так и не закончил его, потому что кое-кто меня врасплох застал. — он не удержался от того, чтобы немного Хуайсана упрекнуть, на что тот лишь рассмеялся.  — Ай-ай, как нехорошо с моей стороны. Приношу свои извинения.   Цзян Чэн лишь закатил глаза на его наигранное сожаление, после чего потянулся за недостающими цветами, разбросанными у него за спиной, и принялся вплетать их в венок. Он пытался сосредоточиться, правда пытался, но… под излишне любопытным взглядом Хуайсана работа шла из рук вон плохо: ряд выходил еще более неровным чем до этого. С каждым криво вплетенным цветком он чувствовал, как его щеки все больше краснеют от неловкости, а пальцы все сильнее начинают подрагивать. Когда венок наконец был закончен, его дрожащие руки смогли завязать ленточку на нем только с третьей попытки. Хуайсан и звука не проронил, глядя на постигшие его неудачи, но судя по то и дело тяжелеющему и учащающемуся дыханию, он едва сдерживался от смеха.  — В… вот. Готово. — голос Цзян Чэна к тому моменту дрожал не меньше чем его руки, протягивающие венок Хуайсану. — Можешь забирать.  — Не наденешь его на меня? Он хотел бы отказать, начать спорить привычным ему образом, так же как спорил с братом чуть ли не каждый день. Но это была настолько безобидная просьба, и Хуайсан смотрел на него с таким предвкушением…  У него не то что язык не повернулся отказать, у него и согласие в горле комом застряло. Единственное, что ему оставалось — просто уже надеть этот злосчастный венок ему на голову. До сих пор подрагивающими руками, касаясь его влажных волос, так не оставляя попыток скрыть все оставленные им в процессе работы ошибки… Наконец Цзян Чэн, оказавшись относительно довольным результатом, убрал руки, а Хуайсан тут же бросился к воде, пытаясь рассмотреть в ней свое отражение. — Ай, солнце ведь уже село… Ничего не видно толком. — тот моментально принялся жаловаться. — Мне ведь идет? — и он вновь повернулся к Цзян Чэну.    “Идет” это мягко сказано. Контрастирующие с его темными волосами светлые цветы увенчали его голову со всем изяществом присущей природе легкой асимметрии. Только Цзян Чэн открыл рот, чтобы выпалить эту мысль самым беспорядочным и сбивающим с толку образом… — Стоп… Солнце ведь уже село! — Хуайсан вдруг воскликнул. — Дагэ скоро домой вернется, если уже не вернулся. — его лицо исказилось самой настоящей паникой.  — Все в по…  Его вопрос оказался оборван поцелуем в щеку. Невесомым, не оставившим после себя ничего кроме легкого ощущения прохлады. Слова в очередной раз застряли в горле, а румянец, до этого украшавший щеки, вспыхнул по всему лицу.  — Мне пора. Спасибо большое за венок, но мне пора. — сказал Хуайсан, уже изрядно подуспокоившийся. — Приходи сюда в это же время завтра, хорошо? Я бы хотел еще с тобой увидеться… — и он смущенно отвел взгляд в сторону.  Его мысли, беспорядочно мечущиеся в голове, в эту же секунду пришли в порядок лишь для того, чтобы выразить согласие, со всем возможным энтузиазмом. Но еще до того, как у него вырвалось воодушевленное “Да, конечно!”, он услышал плеск воды, и Хуайсан исчез из его поля зрения, скрывшись под темной водной гладью.