Босс моего отца

      Приборная панель мягко светится — Аякс попросил не включать свет в салоне — так романтичнее. Привычный супермаркет в конце дороги (культовый, на самом деле) сияет витринами и как обычно пустой парковкой.       Иронично, что внутри — та самая кассирша-блондинка. Аякс всей душой надеется, что она его не помнит. Судя по излишне заинтересованному взгляду — надежды не оправдались.       — Какой Вы любите? — Аякс берёт в руки увесистый бисквит, разглядывая его внутри.       — Я вообще к сладкому равнодушен, поэтому можешь выбрать любой.       — Тогда возьму не очень сладкий, — он выбирает какой-то ореховый и тут же хочет тащить его к кассе, но Чжунли его останавливает.       — Дата и состав, — он чуть хмурится, вычитывая мелкие буквы. Очки-то он носит только в офисе и дома, если нужно.       — Дайте я, — очередь хмуриться Аякса, но дата изготовления оказывается нормальной — свежий. — У меня дома только какой-то захудалый зелёный чай. Все в семье кроме детей пьют кофе, а я честным образом ворую их какао.       — Лучше купить сок, кофе и чай на ночь пить вредно, — он кладёт в корзину ещё и бутылку сока, не обращая внимания на «тц» Аякса. — Ты что-то ещё хочешь?       — Нет, у нас дома есть мандарины, так что хватит, — он обхватывает его предплечье, пытаясь быть ближе — плевать уже на ту блондинку, пусть думает, что хочет.       Расплачиваются они быстро, вернее, оплату на себя берёт Чжунли, и Аякс чувствует себя слишком хорошо, чтобы препираться; праздничный торт он аккуратно прижимает к себе и ставит на колени в машине, чтобы не дай бог уронить.       — Мы не взяли свечки, — вспоминает внезапно Аякс аж тогда, когда закрывает за ними двери на ключ. — А как же желание?       — Моё главное желание ты и так знаешь, — Чжунли хмыкает, наблюдая за тем, как румянец расползается по щекам Аякса. — И любое из других моих желаний мы могли бы исполнить.       — Да ты… — Аякс показательно фырчит, чтобы скрыть своё смущение. Он ставит чайник на плиту, разрезает торт, раскладывает по тарелкам — всё ради того, чтобы отвлечься от препарирующего взгляда Чжунли. — Что Вы так смотрите?       — Красивый ты у меня, — честно отвечают ему, вызывая новую волну румянца. Чжунли протягивает к нему руку, поманив ближе и заставив наклониться, чтобы поцеловать в губы — мягко, но требовательно и так, что Аякс тут же забывает о торте. — Вот и любуюсь.       Аякс с трудом заставляет себя вырваться из цепких рук, чтобы залить чай из противно свистящего чайника. Он уже несколько раз просил маму купить электрочайник и даже сам притащил такой, да только он так и остался пылиться в коробке — с обычного ведь вкуснее.       Выпечка оказывается и вправду неплохой — хвалит даже Чжунли, по его словам, «равнодушный к сладкому». Аякс в голове у себя уже выдумал отличный подкат на эту тему, и даже подумал, что Чжунли упустил просто прекрасную возможность им воспользоваться.       — Вкуснее только ты, — комментирует Чжунли, и Аякс на секунду паникует: его мысли только что прочитали? За этим тут же следует успокоение, потом — мысль, что он всё-таки немного недооценил своего мужчину. Просто тот не очень любит публичность, ровно, как и сам Аякс.       — Ещё скажите, что это не основной наш десерт, — бурчит он, откровенно смущаясь своих мыслей о всяких глупостях. Они просто празднуют День рождения! И Новый год! Никакой похабщины на кухне в одиннадцатом часу вечера.       — А ты хочешь, чтобы я сказал? — Чжунли выгибает бровь — скорее насмешливо, чем правда вопросительно. Эти маленькие подколы-издёвки выводят из себя, но так… греют.       — Мне, на самом-то деле, неважно, что Вы говорите. Я просто люблю Ваш голос и слушать его, — Аякс прячет смущение в чашке с чаем, и чувствует, как его под столом ласково гладят по коленке.       — Твои слова греют, — Чжунли приобнимает его за талию, укладывая голову ему на плечо. — Люблю тебя очень.       — И я Вас, — Аякс чувствует, как быстро колотится сердце, и оттого паникует, выдавая первое, что пришло в голову, — мандаринку Вам почистить?       — Да, давай.       Аякс справляется быстро — откладывает половинку для себя и решает, что будет отличной идеей покормить Чжунли с рук — отделяет дольку и подносит к его губам. Тот реагирует сразу — благодарно её принимает, проглатывая, и перехватывает руку Аякса. Чтобы чуть влажными от сока губами коснуться костяшек, кисти и подушечек пальцев, не отрывая взгляда от самого юноши.       По ощущениям, тот взрывается сверхновой. Он чуть несдержанно тянется вперёд, чтобы поцеловать Чжунли в губы — снова делят мягкий цитрус с языка на двоих, целуясь неспешно, но жадно.       — Доешь мандарин, милый, — шепчет Чжунли так интимно, что от контраста сказанного Аякс не сдерживает смешка. Мужчина искренне улыбается тоже.       Доедая дольки, Аякс обращает внимание на свой телефон. Половина двенадцатого; на экране светится короткое «С Новым годом!» от матери. У семьи сейчас только вечер — часовые пояса, и наверняка им сейчас хорошо вместе. Без него.       — Ты задумался, — Чжунли ласково гладит его большим пальцем по щеке, и Аякс кивает в подтверждение, но от касания не уходит. — Что-то тревожит тебя?       — Думаю о том, что… — он поджимает губы. — Это всё ощущается таким неправильным. То, что меня могут так любить, — Аякс не выдерживает зрительного контакта и отводит взгляд. — А другие не могут.       — В твоей жизни всегда будет место для тех, кто тебя ценит и любит.       Аякс кивает, склоняя голову к его груди.       — Я… Вы меня любите, а я не могу перестать сомневаться, — он словно физически не может говорить громко — шепчет, прижимаясь теснее. — И это не Ваша вина вовсе. Кажется, это всю жизнь со мной. Сомнения. Потому что… а как мне правда знать, что меня любят? — Аякс издаёт грустный смешок. — Я просто… словно хочу принадлежать кому-то без остатка. Только думаю, что останусь один — и появляется мысль, что я это не переживу.       Чжунли отвечает не сразу, давая время Аяксу подумать над сказанным или дополнить. Он мягко гладит его по спине, не отпуская.       — Сомневаться — нормально, — он тихо вздыхает, качая головой. — И это не так. Ты переживёшь всё — и даже больше. Дорогой, — Чжунли поднимает его лицо на себя за подбородок. Аякс сначала капризно противится, пытаясь уйти от прикосновения, но всё же сдаётся и виновато поднимает глаза. — Когда всю жизнь живёшь, не получая признания и любви одного из самых дорогих людей — потом кажется, словно тебе никогда не будет хватать внимания от других. Это нормально — чувствовать такое, нормально — просто быть собой и хотеть, чтобы тебя любили за это. Тебе никогда не нужно заслуживать чью-то любовь, потому что ты сам — по умолчанию самое дорогое, что только можешь иметь.       — Мы ведь не будем вместе, когда я уеду.       — Тогда давай воспользуемся временем, которое у нас есть?       Аякс кивает, судорожно выдыхая. Внутренности скручивает от неприятного волнения, переживаний и осознаний. Словно закрученная пружина, которая вот-вот выскочит.       Всплеск происходит в виде отчаянного поцелуя — Аякс больше прижимается губами к губам, чем правда целует. Чжунли гладит его по щеке, пытаясь забрать это тяжёлое напряжение — и его чуть отпускает. Отпускает — до солёных дорожек по щекам, и какого чёрта вообще он столько плачет из-за Чжунли — от всепоглощающей любви к этому человеку?       Поцелуй получается с привкусом слёз, и это нисколечко не смущает Чжунли: он успокаивающе шипит, убаюкивая Аякса в своих объятиях, целуя его скулы-щеки-губы-шею. У Аякса внутри, по ощущениям, словно дыра, которую он никак не может заполнить. И куда Чжунли несоизмеримо много вкладывает, что становится стыдно за свои эмоции, стыдно за своё поведение, стыдно за то, что эта дыра никак не хочет затянуться.       Затянется ли хоть когда-нибудь?       Голос Кэйи отрезвляет и возвращает в реальность чуть потерянного и сонного Аякса: немудрено, что в ночь перед экзаменом нужно не спать, а пытаться выучить то, что твой воспалённый мозг без сна воспринять уже не в состоянии. Как иначе, на четвёртом-то курсе.       — Ни пуха ни пера, — Кэйя улыбается ярко, давая Аяксу пятюню, и тот отвечает скорее машинально, чем осознанно. — Эй, проснись уже.       — Я не сплю, — перед глазами — обрывки снов, в которых он играл в какую-то недавно выпущенную мморпг, и это вот вообще не способствует стимуляции нужных отделов мозга, которые должны ему помочь на предстоящем экзамене.       На самом деле, всё плохо. Он завалит его, потому что это — не практика, где ты даже если чего не знаешь, можешь скатить на «работает — значит норм». И поэтому Аякс вспоминает все свои пропуски, все «неудовлетворительно», и думает, как бы вообще это всё пережить.       Преподаватель хороший, но что толку-то, если предмет — сплошной тотальный звиздец? И его хорошесть и всепростительность перед полными святой невинности аяксовыми голубыми глазами сейчас никак не поможет.       Спустя полтора часа Аякс выходит из аудитории абсолютно разбитым. Ощущение своего всецелого ничтожества душит, и даже уверения Кэйи, что это так кажется из-за волнения, не помогают.       Аякс стал учиться ещё хуже — это факт. В том числе и из-за подработки — тоже факт. Узнай это отец (а он узнает, и в первый же день прихода результата) — и его лишат этой подработки — очередной прекрасный факт.       Как, в самом деле, всё прекрасно. Единственное, что хоть как-то радует — это что после своей работы Чжунли приедет к нему, потому что дом Аякса всё ещё пустует до конца недели. Есть время и вместе побыть, и в очередной раз дичайше загнаться, конечно же.       Чжунли приезжает с пакетами в руках, и от них исходящий запах внезапно пробуждает в Аяксе зверя — предательски урчит живот, и до него доходит, что ел он только рано-утром, и то, бутерброд плюс какао. А такое его мужчина не поощряет.       На него смотрят осуждающе, но не говорят ничего — замученный Аякс ему безмерно за это благодарен. Иногда кажется, словно Чжунли воистину умеет читать его мысли, и Аякс ещё не решил, это отлично или же просто кошмарно.       — Что там? — он лезет в пакеты, выуживая оттуда коробочки с лапшой, фрукты и ещё готовой еды. — А зачем так много?       — Потому что твоя мама уехала и оставила тебя без еды, — Чжунли издаёт смешок, и Аякс показательно закатывает глаза.       — Я нормально ем! Вчера пиццу заказывал.       — А позавчера?       — Ну… Тоже пиццу. Хе-хе.       — Пожалуй, для своего собственного душевного спокойствия я не буду спрашивать, что ты ел ещё раньше.       Аякс хихикает, но благодарно целует Чжунли в щёку и прячет еду в холодильник, оставляя им только лапшу. Пересыпать её в тарелки нет смысла, потому что потом их ещё и придётся мыть, да и с ярких милых коробочек есть куда интереснее.       — Без понятия, как я буду жить один. Мама говорит, я умру от голода рядом с полным холодильником еды, — Аякс невесело усмехается, неумело ковыряя еду палочками — встать и взять вилку не позволяет уважение к Чжунли.       — Она очевидно преувеличивает, — тёплая ладонь мужчины касается его щеки, и Аякс привычно к ней ластится. — Люди — существа адаптивные. Ты ко всему привыкнешь, научишься готовить, станешь самостоятельным… Это не повод для насмешки.       Вздох вырывается сам собой — мысли об этом припечатывают, словно вырывая из происходящего, затмевая собой всё хорошее. Аякс качает головой, пытаясь прогнать это наваждение.       — Было бы здорово, если бы Вы меня могли научить готовить чуть больше. Мне понравилось делать что-то с Вами, — он склоняется к его груди, укладываясь головой. Еда отходит на второй план — аппетит как-то пропал, и Аякс честно не хочет мешать ему ужинать, но Чжунли откладывает палочки тоже и обнимает его.       — Мы можем этим заняться, пока есть время.       Пока есть время. Настроение вообще скатывается в ноль, и Аякс усилием воли заставляет себя поднять голову и заглянуть в чужое лицо.       — Чисто теоретически, — слова внутри отзываются колюще-режущей болью, но он продолжает, — могли бы мы быть вместе когда-нибудь… потом?       Глаза Чжунли темнеют, и Аякс сквозь пелену собственной боли видит в них тоску.       — Я не хочу, чтобы ты жил новой жизнью и постоянно оглядывался на старую, как это когда-то делал я.       Аякс улыбается — но совсем не счастливо. Он коротко выдыхает, понимающе кивая, но на деле — не понимая вообще ничего.       — Я ещё и экзамен завалил, — делится он, хмыкая. — Я ненавижу учёбу. Мне кажется, я вообще ничего не знаю и не хочу. Главное, это мне всё равно поможет поначалу на новом месте, но… Только я думаю, что мне придётся работать по профессии дальше, чем просто подрабатывать в какой-то захудалой конторке сисадмином — меня мутит.       — Экзамены и учёба — не самое главное в жизни, — Чжунли оставляет мягкий поцелуй у него на лбу. — Есть ли что-то, что тебе нравится?       — Я… — Аякс задумывается на секунду, и в голове полная пустота. Он настолько запутался во всём, что даже не может осознать элементарных вещей о себе самом. И как это сделать, когда приоритеты совсем другие? Хочется для начала просто выжить в этом аду. И только потом — искать хобби. Или искать себя самого. По кусочкам. — Нет.       — Ты обязательно найдёшь что-то, что будешь любить. Аякс, солнце, в первую очередь — думай о себе. Остальное придёт само.       Тот ещё молчит несколько пронзительных секунд, а потом слабо улыбается и поднимает взгляд на Чжунли — искренне, влюблённо.       — И почему Вы такой?       — Какой же? — Чжунли не сдерживает улыбки в ответ.       — Хороший. Просто… Я хочу верить Вам. Я помню, что Вы мне обещали, что всё обязательно будет хорошо.       — Будет, любовь моя. Я всегда держу свои обещания.