Все могло обернуться гораздо хуже. Например, если бы он сошел с ума. Вряд ли, конечно, но он допускал такую возможность. В этот раз Волдеморт пытал лично, наслаждаясь воплями дежурных Контейнера, которые допустили провал. Досталось и всем остальным, пусть и не в полной мере. Во всяком случае, Круциатус для Драко длился всего полторы минуты — безделица, и говорить не о чем.
Хорошо, что разговоров и не требовалось. Когда он рухнул на кровать в Хижине, из последних сил сжимая правую кисть с сигнальной татуировкой, меньше всего ему хотелось вдаваться в объяснения.
О том, что Лавгуд прибыла, он догадался по миорелаксирующим чарам, прохладной волной прокатившихся от макушки до пальцев ног. Волглая от крови мантия прилипла к телу, и Малфой чувствовал, как Лавгуд ловко срезает ее ножом. От пыток кожа на его груди, руках и ногах полопалась, как переспелая кожура. Сквозь уплывающее сознание Драко слышал, как она шепчет обезболивающие и обеззараживающие заклинания.
В голове немного прояснилось, но отголоски боли прорывались сквозь лечебную магию. Малфой приподнялся на локтях, упираясь спиной в подушку. Несмотря на чары, спазмированные мышцы ныли, словно его неделю били трехтонным молотом.
«Как будто меня переехал асфальтоукладчик», — так, кажется, выразилась Грейнджер после встречи с Долоховым. Чем бы ни был этот асфальтоукладчик, звучало похоже на правду.
— Тебе надо поспать, — сказала Полумна, убирая палочку в карман зелено-розовой пижамы.
— Некогда.
Акцио Укрепляющий бальзам, — в горле першило, но сил на невербальные чары не было.
Из буфета вылетел бутылек и упал в подставленную ладонь. Драко сорвал пробку и сделал несколько щедрых глотков.
— Не злоупотребляй, иначе перестанет действовать.
— Спасибо, Лавгуд. Дальше я сам.
— У тебя были множественные разрывы кожного покрова, четыре сломанных ребра, одно из которых чуть не проткнуло легкое. И это не считая отбитых почек и сильного кровоизлияния в брюшину, с которым пришлось повозиться. Я залатала внутренние повреждения и самые неприятные внешние, но сейчас ты должен выпить Костероста и поспать хотя бы часов шесть.
— Акцио Костерост.
Скривившись от мерзкого вкуса, Драко опрокинул еще один бутылек. Затем спустил ноги с кровати и попробовал встать. Мышцы напоминали кисель, но кое-как держали. Через час должно стать полегче.
Он доковылял до буфета (просто чтобы проверить, получится ли) и достал из чаши на полке очередную бусину.
— Держи, тебе пора. С остальным я разберусь сам, — протянул Драко портключ, с трудом вернувшись к кровати.
Лавгуд взяла бусину, но исчезать не спешила и смотрела на него с вежливой улыбкой.
— Что?
— Шесть часов сна, Драко.
— Некогда, — отрезал он, открывая шкаф, чтобы выбрать новую одежду.
— Я знаю, — безмятежно сказала Полумна, — поэтому наложила сферу Глубокого сна всего на три, но это лучше, чем ничего. Ложись в кровать, а то упадешь.
Но этих слов он уже не слышал. Веки внезапно налились свинцом, и блаженная темнота накрыла его с головой.
Драко проснулся поздним вечером, как и обещала Лавгуд, ровно через три часа. Он лежал в кровати, заботливо укрытый пледом, и, как не хотелось это признавать, благодаря этому сну чувствовал он себя значительно лучше. Тошнота от Костероста почти прошла, а боль в ногах и груди потеряла обжигающую остроту и ушла на задний план.
Он поднялся на ноги, разминая затекшие мышцы. Нужно было торопиться — Волдеморт потребовал ускорить сбор материала. От схемы с портключами решили отказаться, слишком много рисков. Камины — гораздо проще и быстрее, хотя их легче отследить. Джемма Фарли раздобыла им трех каминных техников из Министерства. Теперь дело за Империусом.
Контейнер в Рочестере, где Драко несколько недель назад купил дом, должен заработать самое позднее послезавтра. А это значит, его нужно кем-то наполнить. Но сначала он обязан разобраться с еще одним делом. Драко быстро оделся и аппарировал к Грейнджер.
На кухне горел свет — неприятный, тусклый, как будто бы ненастоящий. Магическое освещение казалось ему куда живее. Гоменум Ревелио доложил, что Грейнджер наверху, в спальне. Малфой слышал, как она ворочается на кровати.
Драко вернулся в кухню, надеясь, что у нее есть кофе, но, кроме батареи алюминиевых банок с красными быками и подсохшего чая в стеклянной банке, ничего не нашлось. Он уже собирался открыть газировку, когда с верхнего шкафа на столешницу прыгнул роскошный рыжий кот. А может, полуниззл, судя по богатырским размерам. Драко уселся на стул и поманил зверя. Тот, мигнув желтыми глазищами, с достоинством подошел к нему и грациозно запрыгнул на колени.
— Ну и ну! — слова полились сами собой, как всегда, когда жизнь сталкивала его с животными. — Что за красавец почтил меня своим вниманием? Подскажите, сударь, какими заклинаниями вы пользуетесь, чтобы иметь такую замечательную шерсть? Поделитесь ноу-хау, мир должен знать об этом открытии.
Драко почесал пушистые щеки и уши, погладил бока и спину. Кот вытянулся во всю длину, открывая светлый живот. Крупные лапы мягко переступали в воздухе, то выпуская, то втягивая когти.
— А что это за лапки? Какие симпатичные. И животик тоже. Как и ушки, видит Мерлин, давно не видел таких отличных ушек. Не уверен, сэр, что это законно, но будьте уверены, от меня власти ничего не узнают о вашем превышении всех допустимых мер пушистости.
Кот был
очаровательным.
Драко скорее почувствовал, чем услышал присутствие Грейнджер. Она явно переминалась с ноги на ногу возле двери на кухню.
— Заходи уже, Грейнджер.
Она вошла, изо всех сил пытаясь храбриться, но краем глаза Драко видел, как девушка шарит по карманам кардигана в поисках волшебной палочки. Кот еще лежал на коленях, но Малфой чувствовал, как тот напрягся.
— Что ты тут делаешь?
Рыжий красавец окончательно разочаровался в новом знакомом и, утробно мявкнув, спрыгнул с коленей. Драко посмотрел на Грейнджер в упор и, не желая отвечать на очевидное, сказал:
— Люблю кошек. Они красиво двигаются, — сказал он, вставая. Кошки чудесные, но шерсть на штанах просто
несносна. — Будешь чай?
Видит Мерлин, он пытался быть вежливым.
— Ты предлагаешь мне чай в моем же собственном доме? — в ее голосе явно сквозила насмешка.
— Почему бы и нет, — Малфой поставил чайник, достал кружки, повернул круглую ручку на магловской плите и с удовольствием отметил, что огонь загорелся с первой попытки. Странное желто-голубое пламя распределялось вокруг источника равномерно, как симметричный цветок. Смотреть на это было приятно.
— Что ты здесь делаешь? — снова спросила Грейнджер.
«Желаю выяснить, как именно вы собираетесь наломать дров у Селвина, и попытаться хоть немного минимизировать ущерб», — мелькнула мысль, и Драко почти ее озвучил, но в последний момент передумал.
— Вы согласились на проект в поместье Селвина, — вместо этого сказал он.
Грейнджер непонимающе уставилась на него. Не то чтобы Малфой предполагал, будто они откажутся. Гриффиндорцы, и в особенности
эта гриффиндорка, в жизни не откажутся от самоубийственной миссии во имя спасения мира. Но будучи всегда честным самим с собой, в глубине души Малфой немного опасался, что, когда дело дойдет до решения, Орден не станет рисковать своими драгоценными учеными.
Чайник наконец завыл, и Драко разлил кипяток по кружкам. Было что-то странное в поведении Грейнджер.
— Согласились, — односложно ответила она, усаживаясь на стул.
Ну да, какой вопрос, такой и ответ. А чего еще он ждал?
— У тебя уже есть план действий? — попытался повернуть разговор в нужное русло Драко.
— Даже если и есть, неужели ты думаешь, что я буду посвящать в наши планы тебя?
«А куда ты денешься, интересно?»
— Я думаю, что если вы не планируете коллективное самоубийство, то ты расскажешь мне все, что знаешь. Без моей помощи вы из поместья не выберетесь.
— А с твоей выберемся? — с неуместным сарказмом поинтересовалась Грейнджер.
— Скорее всего, — Драко почувствовал глухое раздражение. Почему он должен клещами вытягивать информацию из нее? Это ведь в их интересах — получить максимум сведений. Он тихо выдохнул, успокаиваясь, и, стараясь звучать нейтрально, проговорил: — Так что не упрямься, будь хорошей девочкой и расскажи, что вы там напридумывали в своем птичьем загончике.
Грейнджер молчала, вперив в него свои темные глазищи. В тусклом свете лампы они казались двумя черными провалами. В чем дело? Они ведь вроде нашли общий язык. Может, она уже в курсе ситуации в Суонси? Тогда почему не орет и не бросается в него высокопарными сентенциями о ценности человеческой жизни? Пауза затягивалась.
— Ладно, Грейнджер. Спрашивай, — сдался Малфой. Если для нормального взаимодействия нужно расставить все точки над «i», пусть будет так.
— О чем?
«О том, давно ли я отдавал на обслуживание свою метлу и любил ли мой дедуля Абраксас йоркширский пудинг».
— О том, что ты весь вечер хотела меня спросить, — это бессмысленный обмен репликами начинал уже порядком раздражать.
— Ты убил Билли Уолша?
Ну разумеется, в чем еще может быть дело! Конечно, ее пылкое гриффиндорское сердце обливается кровью за невинного аврора, убитого злобным Пожирателем. Драко готов был поставить половину своего хранилища в банке Неаполя на то, что она уже успела накрутить себя до умопомрачения.
— Возможно. Как ты можешь догадаться, у нас не было возможности представиться друг другу.
— Почему? — она не сводила с него горящих глаз, и от этого едва зажившие ребра как будто бы начинали ныть сильней. Драко не хотелось думать, почему это так его беспокоило. Для таких раздумий наверняка найдется время позже, когда он будет посвободнее. Может, через пару лет?
— Потому что во время боя как-то не до этого, — терпеливо, будто ребенку, ответил он. Еще немного, этот тягостный разговор закончится, и они смогут наконец перейти к важному.
— Почему ты его убил, если ты на нашей стороне?! — Грейнджер явно не собиралась сдаваться, пока не получит объяснения.
Мерлин, до чего с ней трудно! Неужели не очевидно, что он не будет убивать авроров без веской причины? Почему он обязан оправдываться перед этой женщиной, если она уже приняла на веру все то, что он ей сказал?
Без сигареты не обойтись. Малфой курил редко, табачный дым плохо влиял на легкие и снижал выносливость. Но раз в пару недель он позволял себе несколько затяжек, и сегодня явно тот день, когда можно потрафить вредным привычкам.
Он поджег сигарету и задумчиво посмотрел на Грейнджер. Сейчас нужно тщательно подбирать слова: чем убедительнее он будет, тем меньше подобных ситуаций возникнет в будущем. У него нет ни малейшего желания спорить с этой женщиной каждый раз, когда она впадает в морализаторство.
— Ладно. Давай кое-что проясним, Грейнджер: я уже достаточно продемонстрировал свою лояльность, и мне казалось, что ты четко уяснила, что я никогда и ничего не делаю просто так. Я убил аврора, потому что в противном случае моя легенда была бы раскрыта. Это было бы весьма несвоевременно, так что я поступил так, как считал нужным. Буду признателен, если в дальнейшем ты избавишь меня от своих подростковых сомнений и просто будешь делать то, что я говорю. Впредь я не намерен отчитываться перед тобой о каких-либо своих поступках.
Он чеканил слова медленно, чтобы смысл каждой фразы отпечатался в лихорадочном мозгу Грейнджер. У них не будет времени на взаимные реверансы: «О нет, Малфой, ты безжалостный убийца» — «Успокойся, Грейнджер, я просто делал то, что необходимо».
— Неужели не было других вариантов?
— Если я так сделал, значит, не было, — Драко не понимал, есть ли в мире факт
очевиднее?
— Ты убил человека, Малфой. Тебя что, это вообще не беспокоит?
Если сейчас она не прекратит, он за себя не ручается.
— Лес рубят — щепки летят. Это война, Грейнджер, а тот парень был аврором и знал, что по статистике только трое из четырех доживают до своего пятидесятилетия. Ему не повезло, так бывает.
— Не пытайся казаться хуже, чем ты есть.
Что это у нее в тоне? Жалость? Гриффиндорская пай-девочка нашла очередного страждущего, который нуждается в подтирании соплей? Жалеют увечных, а к ним Малфой себя никогда не относил. Жалость унижает, так как предполагается, будто ее объект не может самостоятельно справиться с дерьмом, в котором оказался.
— А ты не приписывай мне добродетелей, которых у меня нет, — процедил он. — Если ты думаешь, что я до конца своих дней буду терзаться, что загубил бедного юного аврора, то спешу тебя разочаровать: это не так. Мне плевать. Эта ситуация
уже находится вне зоны моего интереса. Был бой, кто-то погиб, а кто-то остался жив. И все на этом.
Он докурил сигарету и бросил окурок в бледный чай, к которому так и не притронулся. Уголек всхлипнул и погас, бумага размокла и неаккуратно расползлась по всей чашке. Драко на автомате наколдовал невербальный Экскуро, убирая мусор с глаз долой.
— Полагаю, я удовлетворил твое любопытство, и теперь мы можем вернуться к важным вещам. Так как вы планируете эвакуироваться из поместья Селвина?
Кажется, до Грейнджер дошла мысль, что пора остановиться. Во всяком случае, на вопрос она ответила почти нормально.
— Аварийные портключи, поддержка Ордена. Если нужно, они разнесут дом по камешкам и вытащат нас.
— Понятно.
Драко подошел к окну. Оно выходило на соседние дома и темный парк с чернеющими вдали башнями какого-то заброшенного промышленного здания. Улица была довольно узкой, а дома шли сплошной стеной. Неплохое место для обороны, но скверное для побега.
Малфой оторвался от созерцания (даже при таких слабых вводных он нашел как минимум четыре способа незаметно скрыться из этого дома) и повернулся к Грейнджер.
— В доме Гойлов есть опасный артефакт — проклятая серебряная ваза. Отправь анонимку в Отдел тайн и сообщи Поттеру, чтобы авроры провели обыск вместе с невыразимцами. Гойл-старший — архитектор, именно он пятнадцать лет назад занимался перестройкой поместья Селвина. Все планы, включая расположение охранных амулетов и системы защитных заклинаний, хранятся в кабинете Гилберта Гойла. Не забудь сказать Поттеру, чтобы он скопировал бумаги, а не конфисковал. Не уверен, что ему самому хватит на это смекалки, — произнес он, пытаясь звучать мягко и убедительно.
— Почему ты сам этого не сделаешь? — спросила Гермиона.
В голове, почему-то голосом квиддичного комментатора Луиса Бейна, прозвучало:
«Только посмотрите на это! Полумна Лавгуд с треском проигрывает Гермионе Грейнджер в звании самого раздражающего собеседника во Вселенной! Невероятно, новый рекорд фиксируется прямо на ваших глазах!». Драко выдохнул сквозь зубы, заземляясь и очищая сознание от липких наслоений бессмысленного гнева.
— Кажется, мы уже обсудили этот момент. Если я сказал, что к Гойлам надо отправить Отдел тайн и Аврорат, значит,
так нужно. Не вынуждай меня усомниться в твоих интеллектуальных способностях, на уроках в Хогвартсе ты вроде бы понимала все с первого раза, — сказал он.
Грейнджер выглядела так, будто он ударил ее по лицу. По ее щекам и шее медленно и неравномерно расползалась краснота. Интересно, как бы она отреагировала, если бы он схватил ее за плечи и как следует встряхнул? Драко почти чувствовал жар ее кожи под пальцами, наверняка он ощущался бы даже сквозь плотную ткань ее свитера. Что бы она сделала, если бы он до хруста в тонких костях сжал ее маленькое тело? Попыталась бы нокаутировать его Петрификусом?
Грейнджер с ее бесконечными вопросами вызывала в нем смешанные чувства. Ее бессмысленное морализаторство, пустые переживания о незначительных вещах, ослиное упрямство — все это бесило до колик и напоминало захламленную комнату, в которой кто-то разбросал вещи по полу.
С другой стороны, он не мог не оценить ее острый ум, блестящий магический потенциал, самоубийственную храбрость, наконец. Было в ней еще что-то, что он не мог сформулировать даже для себя. Некий внутренний стержень из закаленной стали — прочный, но эластичный. Такой не сломается даже под чудовищным давлением, согнется, но устоит. Это подкупало — как и все, что мы находим в других людях похожего на нас.
— Иди к черту, Малфой, и прекрати разговаривать со мной как с маленькой девочкой, — тихо, но со злостью выпалила она. Впрочем, чем дальше — тем громче: — Давай-ка я тоже кое-что проясню: я расспрашиваю о причинах твоих поступков, потому что так нужно мне. Я не могу блуждать в потемках, мне нужно видеть общую картину. И уж ты, засранец, выходящий из себя, если что-то стоит не по линеечке, должен понимать, как же бесят пробелы в причинно-следственных связях, — Грейнджер почти кричала, тыча пальцем ему в грудь.
Она стояла посреди кухни, прямо под абажуром. Желтый свет заливал ее лицо, золотыми искрами отражался в глазах, и Драко невольно подошел поближе, чтобы лучше разглядеть. Пальцы покалывало: магический фон сгустился, и шрамы, скрытые под татуировками, реагировали привычной болью, впитывая остатки волшебства, разлитого в воздухе.
Это отрезвляло.
Планы поместья — это хорошо, но он должен выяснить еще кое-что. Малфой отошел подальше, так, чтобы растрепанные волосы Грейнджер не задевали его плеча, и спросил:
— Как твой Инсуэррорис? Получилось сработать без палочки?
Простой вопрос будто бы ударил ее под дых. От едкой злости не осталось и следа, и она устало опустилась на ближайший стул. Выглядела Грейнджер так, будто без подготовки пробежала горный марафон.
— Нет. Иногда выходит невербально, и то не всякий раз. Но без палочки я как инвалид, без руки или глаз, — не поднимая взгляда, ответила она.
— Почему? Магия ведь твоя, и направлена она тоже только на тебя. Для ментального волшебства этого достаточно.
— Я ее не чувствую, — голос звучал глухо.
Поразительно. Как можно не заметить этой мощной силы, которая буквально рвется из нее наружу? Драко ощущал ее магию отчетливо, будто Грейнджер сидела под десятком диагностических заклинаний. Это было что-то бурное, на первый взгляд хаотичное, но при более пристальном внимании — четко структурированное. Ее магия была колкой, щиплющей язык, бодрящей и сладкой, точь-в-точь как странная газировка, которую Грейнджер употребляла в промышленных масштабах.
Но с тем, что она не чувствовала этого сама, нужно было что-то делать. Без понимания природы собственного волшебства о беспалочковой ментальной магии стоило забыть. Впрочем, у Малфоя были свои соображения на этот счет.
— Пойдем, — он выхватил из кармана ее кардигана палочку, взял Грейнджер за руку и, пока она не опомнилась и не начала спорить, потащил на улицу. Мокрый снег, темнота и ледяной воздух — идеально. Не тридцати восьми градусный мороз, но тоже сойдет.
Они шли к темному парку, который он приметил неподалеку. Старые деревья медленно качались на ветру, навевая неприятные воспоминания. Дойдя до забора, Малфой открыл проход в металлической сетке, и они двинулись дальше. Грейнджер тихо ругалась где-то позади, но руку из его хватки не вырывала.
Парк казался заброшенным. Ни фонарей, ни дорожек, только мокрая грязь под тонким слоем свежевыпавшего снега. Драко неумолимо продирался вперед, подальше от теплых огней соседней улицы. Ему требовались тишина, темнота и полная оторванность от реальности. А еще Грейнджер должна была по-настоящему замерзнуть.
Наконец он увидел подходящую поляну. Дойдя до середины, он остановился и повернулся к Грейнджер.
— Малфой! Куда ты меня притащил? Что мы тут делаем?
Та выглядела жалко. Мокрые волосы облепили лоб и лихорадочно горящие щеки. Ресницы и брови густо обсыпал снег, отчего казалось, что она в одночасье поседела. Шерстяной кардиган, в котором она ходила дома, набряк от воды и висел тряпкой.
— Закрой глаза, Грейнджер. Пожалуйста, не спорь и просто закрой глаза.
И тут произошло чудо, сродни деяниям Мерлина или волшебству Морганы. Ни сказав ни слова, ни вступая в перепалку, без единого вопроса она закрыла глаза и замерла.
— Впусти в себя холод, — тихо сказал Драко. — Ощути его и прими, будто драгоценный дар. Награда за все, что ты когда-либо делала. Полюби этот ледяной дождь, насладись стылым ветром и мокрым снегом. Ты можешь себе это позволить, потому что внутри тебя — магия.
Грейнджер сотрясала крупная дрожь. Сейчас все зависело от того, сможет ли она абстрагироваться от внешней среды и сосредоточиться на своей внутренней силе. Это сложно, но с концентрацией у нее не должно быть проблем, иначе ей вряд ли удавались бы сложные заклинания.
Шли минуты. Она стояла посреди темной поляны, освещаемая только отраженными от туч огнями города. Снег укрыл Грейнджер с головы до ног и уже не таял на плечах и макушке. Если у нее не получится в ближайшее время, то эксперимент, скорее всего, приведет к обморожению и серьезной простуде. И тут Малфой почувствовал жжение в пальцах.
Магический фон задрожал.
Вокруг Гермионы неуверенно, но с каждым мгновением все быстрей закручивался воздух, реагируя на волшебство. Снежинки таяли и испарялись, даже не коснувшись ее головы, а бледное лицо будто подсветили теплым прожектором. Правда, никаких других источников света рядом не было.
Здесь была только Грейнджер.
Малфой впервые видел со стороны, как волшебник заново открывает собственную магию. Он и не представлял, как же это красиво.
До сегодняшнего дня он знал об этом только на собственном опыте. Первый раз это произошло в лавке Олливандера, когда его выбрала палочка. Второй раз — в зимнем финском лесу, где они год прожили с Дмитрием, пока тот готовил Драко к Котловану. Как и Грейнджер, у Малфоя не сразу получился беспалочковый Инсуэррорис. «Хочешь жить — умей вертеться, дорогуша», — сказал Дмитрий и, похлопав Драко по голому плечу, удалился в чащу. Он всегда знал толк в мотивации.
— А теперь попробуй произнести заклинание, — скорее выдохнул, чем произнес Малфой. Меньше всего ему хотелось нарушить ее концентрацию и испортить момент. Мягкий свет внутри девушки становился ярче, окрашивая теплым золотом снег на поляне. Но по тому, как дрогнули ее ресницы, Драко понял, что она его услышала.
Он проскользнул к ней в голову, внимательно отслеживая все эмоциональные отклики. Но дни Гермионы Грейнджер казались абсолютно пустыми. Какие-то долгие препирательства с коллегами, длинные отчеты, многочасовые бдения в библиотеке. Да и там она изучала исключительно унылые книги вроде «Магической бухгалтерии для умников и умниц» и сводки законодательных инициатив Министерства за первую половину восемнадцатого века. Самым интересным переживанием было то, как Грейнджер ежилась под страстным взглядом немолодой библиотекарши.
Малфой цеплялся за малейшие ментальные заусенцы, но голова Гермионы была абсолютно прозрачной. Он
знал, что она что-то скрывает, не могла не скрывать. Но даже с его способностями к легилименции он не видел, что именно скрыто. Выдохнув, Малфой вышел из ее сознания, чувствуя, как откуда-то из солнечного сплетения поднимается волна эйфории.
У них получилось. Это было рискованно — ставка на Грейнджер. Слишком много допущений в плане: если она согласится, если она научится, если она справится
достаточно быстро. У него имелся запасной план, но тот был куда хуже и потенциально приводил куда к большему количеству жертв. И тем не менее они смогли.
Если им не повезет и Темный Лорд все-таки решит проверить сознание исследователей, он в жизни не найдет никакого компромата. Не то чтобы Драко недооценивал силу Тома Реддла. Наоборот, Малфой был уверен, что Волдеморт преподнесет еще массу неприятных сюрпризов, в уме и изворотливости ему не отказать. А от магии, постоянно окружающей Темного Лорда — липкой, смрадной и странно притягательной, — руки жгло без перерыва, будто он засунул пальцы в кипящий котел. Он не хотел к ней прикасаться, но его тело забирало слитое в воздух волшебство, не спрашивая. Так что после каждой встречи с Волдемортом Драко выблевывал желудок, а потом с легкостью держал накопленными силами четыре Империуса одновременно.
— У меня получилось, — в глазах Грейнджер все еще виднелся отблеск ее магии. Она сияла, не замечая холода и порывистого ветра.
— Да, — кивнул Драко, улыбаясь уголком рта и сам того не замечая. Как же ему
нравилось это восхитительное ощущение, которое можно получить только от хорошо сделанной работы.
— Малфой, — немного помолчав, сказала Грейнджер, отбрасывая назад тяжелые от растаявшего снега волосы.
— Что?
— Покажи, как
ты закрываешь свои мысли.
«А почему бы и нет?» — мелькнула шальная, непрошеная мысль. —
«Это может быть весело». И не давая шанса сомнениям, он шагнул вперед и протянул ей волшебную палочку.
Она забрала древко, задев его ледяными пальцами. От этого касания ладонь как будто слегка онемела. Малфой опустил руку, несколько раз незаметно сжал и разжал кисть, возвращая чувствительность, и закрыл сознание невербальным Инсуэррорисом.
— Легилименс, — тихо произнесла Грейнджер, направив на него палочку. И впервые за долгое, долгое время Драко ощутил чужое присутствие в своей голове. Он чувствовал ее растерянность и жадное любопытство — ментальная магия всегда работала в две стороны, особенно если легилимент неопытный. Он видел, как она мечется по его сознанию, не зная, за что ухватиться и что посмотреть в первую очередь. Как бы ни начался этот вечер, благодаря Грейнджер в итоге он оказался не самым плохим в его жизни. Если ей так хочется узнать о его жизни — вперед. Ему есть, что показать.
Странно, но Драко
хотелось, чтобы этот сеанс легилименции доставил ей удовольствие. Поделиться чем-то светлым, доказывающим, что жалость — это последнее, в чем он нуждается. Эта жизнь его устраивала.
О том, откуда у него вообще есть желание что-то доказывать Грейнджер, Малфой решил подумать позже.
Он вел ее узкой тропой детских воспоминаний, окуная в самые счастливые моменты своего прошлого. Беззаботные игры с эльфами, готовыми поддержать любую шалость, не допустив при этом ничего, что могло навредить маленькому хозяину. Каникулы после третьего курса, которые они провели на Ривьере — последнее лето перед началом конца. Вечеринки в слизеринской гостиной вместе с парнями из Дурмстранга. Идеально сваренные зелья в подземельях Снейпа. Ухмыльнувшись про себя, Малфой скользнул в июнь пятого курса. Экзамены сданы, до отъезда в Мэнор еще несколько дней, и после дружеской тренировки по квиддичу они с Пэнс уединяются под трибунами.
«Она точно мне даст», — билось тогда в голове лихорадочное.
Так и случилось. Под трибунами пахло нагретой землей и деревом, а сквозь щели проглядывало жаркое летнее солнце. Даже слишком жаркое для середины июня. Пэнс обнимает его за шею и цепляется ноготками за плечи, нашептывает что-то на ухо, касаясь влажными мягкими губами. Через несколько секунд ее рука уже у него в штанах, поглаживает быстро твердеющий член.
Наверное, ему хотелось намеренно смутить Грейнджер, хотя особого смущения он не заметил. С тем же исследовательским интересом, что и раньше, она наблюдала, как Малфой задирал мантию Паркинсон и спускал до колен ее нижнее белье. Не ощутил он и стыда в момент, когда входил в податливое тело Пэнси, одной рукой поглаживая ее грудь под кружевным бюстгальтером, а второй — прижимая к деревянным трибунам.
Это было хорошим воспоминанием. Вот только солнце немилосердно слепило глаза, и лицо никак не закрыть от этого яркого света. Такого же, как…
…И они оказались в Котловане. Вечная поляна, застывшая во времени, как невнимательный путник в зыбучих песках. Вот-вот из кустов выйдет Преподаватель или Второй Ученик, нужно собраться, сгруппироваться, закрыться и приготовиться. Иначе смерть, смерть, смерть, и тело его истлеет на этой сухой траве, как будто ничего и не было.
Внезапный переход ошеломил Малфоя. На несколько секунд он и сам поверил, что вновь оказался на зачарованном острове, вырванном из потока времени. Острове, где он провел пять долгих, почти бесконечных лет, не зная, сможет ли вернуться назад.
Но он смог. И во внешнем мире с момента, когда он пересек холодное озеро Ермакъярви на утлой лодчонке и высадился на пустынный берег, прошло только сорок четыре дня.
Сегодня двадцать второе декабря две тысячи пятого года. Он покинул Котлован почти четыре года назад и больше никогда туда не вернется.
— Хватит, — Драко легко вытолкнул Грейнджер из сознания, злясь на самого себя. Реальность обрушилась на них ледяным молотом, выколачивая из сознания густое марево воспоминаний. Как ему вообще пришло в голову согласиться на сеанс легилименции с этой чужой, назойливой, неприятной женщиной?
«Не такой уж и неприятной», — стукнуло в голове непрошеное, любезно подбрасывая фантомное ощущение ее тонкого запястья у него в руке. Все еще в ярости из-за собственной глупости, он схватил ее за предплечье и перенес обратно домой. В комнате было душно.
— Скажи Поттеру про Гойлов. Это важно, — пробормотал Малфой и аппарировал. У него не было ни малейшего желания терпеть очередную бомбардировку вопросами или выслушивать комментарии относительно своих воспоминаний. С него достаточно.
С каминными техниками Драко провозился куда дольше, чем рассчитывал. Они работали круглосуточно, но спецы Джеммы Фарли были из разных бригад. Один работал в ночь, так что выловить его и наложить Империус не составило труда.
Второй отдыхал дома, но, как выяснилось, жил он в каком-то дешевом общежитии. И пришлось накладывать Обливиэйт еще на четырех его соседей, один из которых оказался достаточно шустрым, чтобы успеть аппарировать. Так что следующие два часа Малфой потратил на то, чтобы отыскать сбежавшего и подправить ему воспоминания. К счастью, тот был быстрым, но не особенно умным, так что спрятался у племянника в Бромли, а не заныкался под выдуманным именем в каком-нибудь клоповнике.
Третьего техника Малфой нашел в «Дырявом котле». Тот заливался дешевым пивом в компании таких же выпивох. Этот был помоложе предыдущих двух, но Фарли утверждала, что его допуска к каминной сети достаточно для целей Совета Крови. Драко дождался, пока парнишка выйдет отлить, и, пока тот нетвердыми руками пытался расстегнуть ширинку, наложил на него Империус. Неотложное было сделано, а инструкции зачарованные техники получат завтра в Рочестере от Розье.
В пятом часу ночи Малфой аппарировал в Хижину и, не раздеваясь, рухнул на кровать. День получился тяжелый даже для его тренированного организма. Каждая мышца отзывалась ноющей болью — действие Укрепляющего бальзама закончилось, и измученное тело требовало отдыха.
Но сон не шел.
Из всех потрясений этого богатого на события дня (включая мучительные полторы минуты под палочкой Волдеморта) больше всего его беспокоил эпизод на поляне. Малфой не мог припомнить случая за последние восемь лет, когда так глупо и бессмысленно поддавался эмоциям. Какая муха его укусила? Какого дракла он согласился на добровольный сеанс легилименции? Очевидно, он был уверен в своем умении закрывать разум, но, выходит, это умение он переоценил.
А что, если он в целом недостаточно объективен? Что, если самонадеянный волшебник из примера, который он приводил на первом уроке, — это он сам? Вопросов было много, и ни один из них ему не нравился. И это он еще не дошел до мысленной папки «Подумать позже», которая с легкой руки Грейнджер толстела не по дням, а по часам. Вопрос с брешью в ментальной защите нужно было решать. Если он попадет под каток чар Волдеморта и тот вытащит что-то из его головы — им всем конец.
Ему нужны сильный легилимент и полноценная переэкзаменовка. К сожалению, Малфой прекрасно знал, где такого специалиста искать. И это ему очень и очень не нравилось.
***
Утром Малфой проснулся совершенно разбитым. Пяти часов сна было явно недостаточно, но он, не обращая внимания на ломоту в суставах, пробежал вокруг Хижины ежедневные семь километров. Кое-как прикончив завтрак (Миппи строго наблюдала, как он запихивал в себя омлет с фасолью и жареными грибами), он отправил эльфийку в Хогвартс и задумчиво встал перед открытыми дверцами платяного шкафа.
Там, куда он собирался, в это время года
очень холодно.
Немного подумав, Драко натянул термобелье, штаны с шерстяным начесом и теплый свитер, вытащил из гардероба плотную мантию на меху и огромную лохматую шапку.
Малфой
ненавидел шапки.
Он с неудовольствием осмотрел себя в зеркале, разгладил складки на мантии, подошел к письменному столу и открыл верхний ящик. Убрал бумаги, нажал на небольшую выемку и обнажил второе дно. Внутри, на бумажном конверте, лежала гладкая, будто отполированная тысячами ладоней, костяная игрушка в виде рыбы.
«Не скажу, что буду рад видеть тебя в любое время, но раз уж ты оказался достаточно упрямым, чтобы выжить, выходит, не чужие мы теперь друг другу люди», — привычным насмешливым тоном сказал Дмитрий, когда они прощались. —
«Держи, мальчишка. Думаю, предупреждение, чтобы ты не злоупотреблял моим временем, будет излишним», — И протянул Драко костяную рыбешку. —
«Без этой штуковины даже не думай ко мне соваться, сдохнешь на подлете, а я только по весне замечу. По вони».
Первым порывом Малфой едва не выбросил безделушку в ближайший сугроб. Но к тому времени он был уже достаточно опытным, чтобы понимать — никогда не знаешь, как все может обернуться. Все двенадцать километров, которые отделяли владения Дмитрия от ближайшего города с непроизносимым названием Кемиярви, он клялся себе, что ноги его больше не будет в этом захолустье.
«Надежда — глупое чувство, парень».
Малфой помедлил еще несколько мгновений и, решившись, схватился за костяную рыбку. Рывок портключа он почти не ощутил, в отличие от густого мороза, обрушившегося на его отвыкшие от низких температур щеки.
Он оказался посреди густого леса, по пояс в снегу. Небо едва светлело среди темно-зеленых сосновых крон — полярной ночи как таковой здесь не было, но в конце декабря солнце появлялось буквально на пару часов. Малфой попытался аппарировать поближе к дому, но ничего не получилось. Помянув всех известных ему мерзких тварей, включая помесь нунду и соплохвоста, Драко, поплелся сквозь сугробы. Если здесь висит щит, значит, дом где-то недалеко.
Через два часа, хорошенько поплутав по лесу, Малфой наконец вышел на опушку. У деревянного забора, окружавшего маленький дом, выкрашенный голубой краской, стоял невысокий, щуплый волшебник в драном тулупе. Дмитрий курил самокрутку и насмешливо щурил глаза, разглядывая вымокшего и заиндевевшего гостя.
— Ты долгонько продержался, парень! Я ждал тебя еще в октябре, — сказал мужчина, щелчком отправляя окурок в жестяную банку, прикрученную к калитке.
«А ведь уже начал забывать, какой у тебя чудовищный акцент».
— Я был немного занят, — буркнул Малфой, подходя к забору.
— Знаю, слышал о вашей заварушке, даже до нашей глуши новости дошли, — хмыкнул Дмитрий. — Чего явился-то?
«Очень, конечно, интересно, какие именно новости до тебя дошли и кто их источник», — подумал Малфой. Не стоило обманываться мнимой оторванностью этого дворика от цивилизации. Лидер Воронова Крыла заправлял всеми делами и распределял задания между наемниками, годами не покидая Финляндию.
«Кто надо меня найдет, а кто не надо — не найдет, упокой господь его глупую грешную душу».
Драко всегда удивлялся, зачем этот человек так старательно косит под деревенского мужичка из глубинки. Маскировка? Вряд ли, иначе он куда серьезнее играл бы свою роль. Любой, кто пообщался с ним дольше десяти минут, прекрасно видел, что этот человек не тот, за кого себя выдает. Да и от кого ему скрываться-то? Причуда? Тоже сомнительно. Любая личина надоедает со временем, тем более такая примитивная.
— На экзамен, — в тон ему ответил Малфой.
— Не поздновато ли? — ехидно поинтересовался мужчина, ссыпая табак на бумажку и ловко сворачивая вторую самокрутку.
— Как уж получилось.
— А как получилось-то? Рассказывай, не томи, порадуй старика.
На кого-кого, а на старика Дмитрий был похож меньше всего. Скорее, он выглядел как бессмертный деревенский алкоголик — из тех, что годами маринуют себя в плохо очищенном самогоне, но из всех болезней к ним цепляется разве что затяжной кашель курильщика. Черная вязаная шапочка, кое-где траченная молью. Видавший виды засаленный тулуп. Худое лицо неопределенного возраста — то ли сорок, то ли шестьдесят. Тонкие, бескровные губы и внимательные серо-голубые глаза в красных прожилках.
Малфой уселся на перевернутое ведро, которое валялось поблизости. Снег во дворе был утоптан, крыльцо почищено, и даже щепки возле дровника лежали редко, будто перед его приходом кто-то прибрался. Дмитрий привалился к плетню, с интересом ожидая его ответа.
— В общем, есть один человек, легилимент, очень неопытный. Я даже не уверен, что она когда-либо пользовалась этим заклинанием всерьез, — начал Малфой, осторожно подбирая слова. — Вчера она попыталась прочитать мои воспоминания, и сначала все шло как обычно. Я легко вел ее нужными тропами. Но потом она зацепилась за одну деталь, я на секунду потерял контроль, и она смогла увидеть то, что я не хотел показывать.
— И теперь ты переживаешь, что разучился работать Инсуэррорисом и злой Том узнает твои маленькие тайны, — заключил Дмитрий после небольшой паузы, когда понял, что продолжения не будет.
Драко поджал губы, но ничего не ответил.
— А кто такая «она»? Что за цепкая легилиментша?
— Это имеет значение?
— Все имеет значение, — философски ответил пожилой волшебник. — Хотел бы я тебе сказать: «Не переживай, парень, это случайность, ты чертовски сильный окклюмент, и никто тебе не страшен». Но в нашем деле гарантий не бывает. Как, в общем-то, и случайностей.
«Ну а чего ты ожидал?»
— Можешь меня проверить? — спросил Драко.
— Да ради бога, парень, — пожал плечами его собеседник.
Он подошел поближе и присел на корточки перед Малфоем. Глубоко затянувшись, Дмитрий выдохнул дым прямо ему в лицо, а тлеющий конец самокрутки приложил прямо к тыльной стороне ладони Драко. От неожиданности тот зашипел и почти пропустил момент, когда Дмитрий прикоснулся прохладным кончиком палочки к его виску.
— Легилименс, — почти промурлыкал он.
Второй раз за двенадцать часов в голове Драко Малфоя кто-то хозяйничал. Однако это вторжение разительно отличалось от предыдущего. Присутствие Дмитрия давило, как гидравлический пресс — медленно и неотвратимо. Волшебник не скользил по воспоминаниям, а сминал их, как папиросную бумагу.
Методично, внимательно, он просматривал день за днем, без сомнения подмечая любые нестыковки в легенде, которую Малфой редактировал на ходу. Но несмотря на свинцовую тяжесть и въедливость оппонента, Драко удавалось держать воспоминания под контролем. Во всяком случае, воображаемая папка «Подумать об этом позже», содержимое которой Малфою очень хотелось сохранить в тайне, пока оставалась за пределами внимания Дмитрия.
Отмотав на четыре года назад, ровно к тому дню, когда Драко последний раз видел этот дом и этот двор, волшебник наконец ослабил давление. Чувствуя, как неприятно липнет к спине промокший от пота свитер, Малфой с трудом сфокусировался на лице напротив. Светло-голубые, как будто бы застиранные, глаза Дмитрия лучились безмятежностью.
— Ну как? — хриплым голосом спросил Драко.
— Это ты мне скажи, парень. Ты в курсе своих грязных секретиков, не я. Мне своих хватает, — волшебник поднялся на ноги и достал из кармана очередную бумажку для самодельной сигареты.
— Вроде все в порядке, — неуверенно ответил Малфой, с трудом собираясь с мыслями.
Ментальное вторжение Дмитрия не причиняло боли, как легилименция Волдеморта, но высасывало силы и опустошало. Неприятно было осознавать, что за четыре года, что они не виделись, в этом плане ничего не изменилось.
— Ну вот и славненько. Успокоился?
— Я и не волновался, — отрезал Драко, тоже поднимаясь на ноги. — Так что это было тогда? Почему девчонка затащила меня в Котлован, хотя я совершенно не планировал делиться с ней этой частью своей биографии?
— А пес его знает, — ответил Дмитрий. — Может, нравишься ты ей очень. Или она тебе. Или все одновременно. А может, наоборот, не нравится никто и никому, но тебе захотелось поплакаться кому-то в жилетку о своем тяжелом прошлом. И тут как раз нашелся благодарный зритель.
— Никому я не хотел плакаться, — рассвирепел Малфой. Что за бред он несет?
— Да как скажешь, родной, — согласился волшебник. — Тогда прекращай задавать вопросы, ответы на которые ты не хочешь услышать, и проваливай.
На этих словах он неторопливо развернулся и, не оборачиваясь, зашагал в сторону дома. Аудиенция окончена. Малфой знал, что звать и расспрашивать дальше не только бесполезно, но и чревато парой сломанных пальцев, к которым Дмитрий испытывал необъяснимую слабость.
Драко поплотнее запахнул меховую мантию и побрел прочь, за пределы антиаппарационного купола. Идти было скучно, так что всю дорогу он ради развлечения искал бреши в защите, но не получил ровным счетом никаких результатов, кроме глухой головной боли, добавившейся к пульсирующему сигаретному ожогу на руке.
Спустя полтора часа, когда короткий северный день почти закончился, он вышел к шоссе и почувствовал, как слабеет давление магического щита. Отсюда можно было аппарировать к международному камину в Рованиеми.
***
— Малфой! Ты не очень-то спешил, — покровительственно хлопнул его по плечу Розье, когда Драко вошел в дом, который купил в Рочестере несколько недель назад.
— Задержали кое-какие дела по приказу Темного Лорда, — откликнулся Малфой, оглядываясь по сторонам. Внешне здание не изменилось, но внутри все было по-другому: стены снесли, и освободившееся пространство заставили грубыми трехэтажными нарами. Сейчас они были пустыми, но уже завтра в Контейнере появятся первые постояльцы.
— Ну да, конечно. Секретные планы, о которых никому нельзя рассказывать, даже самым верным последователям.
— У тебя есть какие-то сомнения насчет решений Темного Лорда? — поднял одну бровь Драко.
— Никаких сомнений. Просто удивляюсь, почему он отправляет инспектировать Контейнер какого-то юнца, — в голосе Розье слышались пренебрежение и даже намек на обиду.
Драко всегда поражался, как старая гвардия Пожирателей
обожает своего жуткого хозяина. Они были как дети деспотичного отца — все время пытались доказать, что достойны его любви. Том Реддл мучил, калечил, убивал своих последователей, но их преданность только крепла. Вот и этот пожилой, представительный волшебник говорил о Темном Лорде с придыханием, будто третьекурсница о солисте «Ведуний».
— Если ты так удивлен, почему бы тебе не расспросить господина? Уверен, он с удовольствием поделится с тобой причинами своих решений, — равнодушно ответил Малфой.
На этот выпад Розье отвечать не решился.
Драко прошелся вдоль стен, проверяя, нет ли нарушений в лей-линиях дома. Несколькими взмахами палочки отметил бреши в антиаппарационном куполе и обновил Репелло Инмикум. Он работал методично, тщательно отслеживая любые возможные пробелы в защитных чарах. Темный Лорд ясно дал понять, что безопасность этого Контейнера — ответственность Малфоя. Это значит, что в случае провала его ждет та же участь, что и коменданта дома в Суонси.
С одной стороны, отлично, что Реддл ему доверяет. А с другой — Малфой не сможет дать никакой информации Ордену об этом Контейнере, не раскрывая себя. И чем дольше все это продлится, тем больше волшебников сгорят в горниле непомерной жажды силы Волдеморта. Драко поморщился. Даже мысленно ему было трудно называть Темного Лорда по имени.
— Ну что? — спросил Розье. — Все в порядке?
— Теперь да, — ответил Драко, убирая волшебную палочку в кобуру. С обязательными делами было покончено, и он направился к выходу. Он собирался перед Рождеством успеть проверить одну догадку насчет крестража и заодно заехать в Дом к Астории и Дуайту.
— Кстати, Малфой. Тебя хотел видеть Кеннет Нотт, — услышал уже на пороге Малфой. — Сказал, дело срочное и ты в курсе.
Драко не был в курсе. И это ему не нравилось.
— Я понял.
И Малфой вышел из дома, ругаясь про себя на Нотта-старшего, так не вовремя вспомнившего о своей мнимой услуге.
***
— Мистер Драко Малфой, — объявил дряхлый домовик в шелковой тоге.
В парадной гостиной поместья Ноттов было жарко натоплено. Кеннет сидел в высоком ушастом кресле, неторопливо потягивая огневиски. Граненый бокал с янтарной жидкостью маслянисто поблескивал в свете камина.
Малфой вошел в комнату и остановился в нескольких шагах от хозяина дома. Кеннет не спешил начать разговор, затягивая довольно-таки невежливую паузу. Наконец он приветливо улыбнулся и гостеприимным жестом указал на кресло напротив.
— Драко, дорогой, как приятно, что ты нашел время заглянуть к старику на огонек, — сказал Нотт. — Присаживайся. Что будешь? Вино, виски? Может быть, какой-нибудь коктейль, как это модно у вас, у молодежи? Я не ценитель, но мой Клэпп великолепно чувствует пропорции.
Упомянутый домовик с непроницаемым выражением на длинноносом лице стоял рядом, ожидая указаний. В его левом ухе сверкнула круглая серьга из красноватого золота.
— Кофе, пожалуйста.
— Ну разумеется. Клэпп, приготовь кофе для мистера Малфоя. Черный, без сахара?
Драко кивнул, и домовик, низко поклонившись, с негромким хлопком исчез.
— Как дела, Драко? — спросил Нотт, повернув голову к гостю. Его лицо выражало искреннее участие, будто Малфой — его родной племянник, потерянный во младенчестве, но по счастливой случайности вернувшийся в отчий дом. Впрочем, какое-то родство между ними было. Кажется, дедуля Абраксас приходился троюродным кузеном отцу Нотта.
— Все в порядке, спасибо, — вежливо ответил Драко. На столике, инкрустированном яшмой и агатом, стоявшем возле кресла, появилась фарфоровая чашка с кофе.
— Вот и славно, вот и хорошо. Темный Лорд бывает суров со своими верными слугами, но это не мудрено — на нас лежит огромная ответственность, и мы не имеем права не оправдать доверия нашего господина. Как кофе? Вкусный? Право слово, я не разделяю твоей страсти к этому напитку, но уверен, Клэпп может идеально приготовить что угодно.
— Благодарю, кофе превосходный.
Малфой понятия не имел, какой он на вкус. Что-то есть или пить в этом доме решится только непроходимый идиот.
— Прекрасно, — покивал хозяин поместья и отхлебнул огневиски из своего стакана. В комнате повисла пауза, прерываемая только уютным треском поленьев в камине. Нотт смаковал свой напиток, Драко делал вид, что пьет свой, незаметно испаряя жидкость из чашки невербальным Экскуро.
— Я слышал, что Проект господина в поместье Селвина выходит на этап реализации, — нарушил молчание Кеннет.
— Боюсь, что не могу комментировать это, мистер Нотт. Информация о Проекте строго засекречена, и я отчитываюсь о нем непосредственно перед Темным Лордом.
— Конечно-конечно, — поднял вверх ладони Нотт. — Я и не хочу выпытывать подробности, мне это совершенно ни к чему. Сведения, которыми я обладаю, поведал мне сам господин, и я не собираюсь узнавать ничего сверх того, что мне уже известно.
Драко поставил на столик опустевшую чашку и вопросительно поднял бровь.
— Ах молодость-молодость, — растроганно пропел Нотт, но его живые, синие глаза оставались холодными. — Все на бегу, в спешке, только бы успеть. Не цените простых радостей вкусного напитка и приятной беседы. Какой сорт огневиски тебе нравится больше всего, Драко?
Малфой терпеть не мог огневиски, да и вообще был равнодушен к алкоголю.
— Огденский, — ответил он.
— Мерлин, это же массовая штамповка, ширпотреб без вкуса и аромата! Дорого, но абсолютно банально. Слышал бы это Люциус, вот уж кто был настоящим ценителем. Мне порой его так не хватает. А ты скучаешь по отцу, Драко?
«Да ты, должно быть, издеваешься!»
— Боюсь, у меня нет на это времени.
— Отцы и дети, вечная проблема, — печально сказал Кеннет. — Мне это знакомо. Это трагедия, когда превратности судьбы разделяют родителей и их чад. Но куда ужаснее, когда сыновья сами, по своей воле, предают семью и отказываются от людей, подаривших им жизнь.
Драко молча слушал разглагольствования Нотта-старшего, в глубине души догадываясь, к чему тот ведет.
— Представляю, как гордились бы тобой Люциус и Нарцисса. Да к чему сослагательное наклонение, они совершенно точно были счастливы и безмерно горды, когда Темный Лорд призвал тебя на службу. Ведь что может быть почетнее, чем представить нашему господину верного последователя?
Нотт сокрушенно вздохнул и продолжил:
— Я же, к моему глубокому огорчению, лишен такой чести. Может быть, уважая память моей добрейшей покойной супруги, я был чересчур мягок с Тео? Или просто слишком мало уделял времени его воспитанию? До истинных причин теперь уже и не докопаться. И как бы мне не хотелось бы это признавать, но из песни слов не выкинешь. Мой сын — предатель крови. И только его кровь сможет смыть позор с нашего рода.
Драко наклонил голову, внимательно слушая. Сейчас будет приказ, витиевато завуалированный под просьбу.
— Мне нужен мой сын, Малфой. И ты приведешь мне его, как только Теодор исчерпает свою полезность для Темного Лорда.
