***
— Палочки нужно будет вернуть, — сказал Драко, когда они поднялись из подземной лаборатории. — Нет никакого практического смысла отбирать их на ночь. Он не собирался подчиняться идиотскому правилу Селвина и снова забирать их в конце рабочего дня. Малфой был вынужден это сделать, поскольку любые междоусобные споры при исследователях выглядели бы подозрительно, однако сейчас этот вопрос следовало решить. И заодно напомнить владельцу поместья, кто на самом деле руководит проектом. — Безопасность, Малфой, — поднял палец вверх Селвин. — У меня нет ни малейшего желания, чтобы ночью под ногами копошились вооруженные грязнокровки и предатели крови. — Если ты забыл, Титус, за безопасность отвечаю здесь я, — обманчиво беззаботным тоном ответил Драко. — Подвал изолирован, не беспокойся. — А я и не беспокоюсь. Ты видел их лица? «Вы не имеете права», «Это неприемлемо», — передразнил Селвин. — Пускай привыкают обходиться без магии и знают свое место. Когда Темный Лорд придет к власти, никто этим выродкам колдовать не позволит. Как Драко и предполагал, идея отбирать палочки привлекла Титуса возможностью хорошенько унизить новоприбывших. — Разумеется, — согласился Малфой. — Но в данный момент эти выродки полезны Темному Лорду, и чем усерднее они будут работать, тем скорее наступит день, когда наш мир наконец от них избавится. А работать сверхурочно без палочек они вряд ли смогут. — Понимаю, — сокрушенно вздохнул Селвин. — Но допустить бесконтрольных предателей крови в своем доме я не могу. — А тебе не надо ничего допускать. Тебе надо просто не отсвечивать. Поэтому будь любезен, Тит, завали ебало и не мешай мне делать свою работу. Селвин оторопело обернулся к Драко. — Прошу прощения? — процедил он. — Прощаю, — великодушно ответил Малфой. — Если по какому-то недомыслию тебе показалось, что ты здесь главный, спешу развеять иллюзию. Ты, дорогой мой приятель, не решаешь ровным счетом ничего. За результаты отвечаю я, а ты — статист, досадная декорация или, раз уж мы вынуждены пользоваться твои гостеприимством, лендлорд. Селвин сунул руку в карман и попытался выхватить палочку, но запутался в ткани. Драко терпеливо наблюдал за этой возней и, когда кончик древка почти уперся ему в нос, иронически поднял бровь. — Ты серьезно? — Не смей разговаривать со мной в таком тоне, — сквозь зубы выдохнул Селвин. — А то что? Напустишь на меня чесотку? Нажалуешься Темному Лорду? — протянул Малфой, двумя пальцами отодвигая палочку от своего лица. — Позволь напомнить, что среди нас двоих в Ближний круг вхожу я. Так что на твоем месте я бы не пытался обратиться к господину напрямую. Драко обошел Титуса и направился к выходу из холла. Ему не понадобилось даже оглядываться, чтобы почувствовать, как этот недоумок запускает в него какое-то хилое проклятие. Малфой сделал шаг в сторону, пропустив лиловую вспышку мимо себя, и лениво разоружил Селвина невербальным Экспеллиармусом. — Не лезь, Титус. Иначе палочку на ночь забирать придется у тебя, — Драко повертел в руках темное древко и точным броском отправил его обратно Селвину. — А будешь мне мешать — я тебя убью. Оставив ошарашенного Селвина в холле, Малфой развернулся и вышел к лестнице, ведущей к спальням на втором этаже. Спал Драко отвратительно. Всю ночь его мучили неприятные сны, в которых он снова возвращался в Котлован и должен был не просто выжить в мясорубке с Преподавателем и Первым учеником, но и защитить кого-то за своей спиной. Драко не мог повернуться и выяснить, кто же это, противники не давали ему ни единого шанса отвлечься. Единственное, что он знал, — этот кто-то совершенно беспомощен. И стоит ему потерять концентрацию хоть на секунду — произойдет что-то непоправимое. Сон был поверхностный, прерывистый и не давал отдыха. Малфоя не беспокоили незнакомая кровать или слишком теплое одеяло — при необходимости он мог спать и в снегу, и на горячем песке, и на полу в глинобитной хижине. Нет, главная причина его муторных кошмаров лежала сейчас двумя этажами ниже, в каморке без окон. И хорошо, если лежала она там одна. В шестом часу утра Малфой бросил попытки уснуть нормально и, наскоро одевшись, спустился в столовую выпить кофе и подготовиться к первому рабочему дню. Он долго инструктировал хмурого Хэппи насчет времени заварки и правильных пропорций воды и кофе и в итоге получил вполне приличную чашку. Отхлебывая горячий напиток, Драко раскрыл учебник по физике и углубился в чтение. Ему понравилась эта наука. В физических законах, четко сформулированных и описанных формулами, таилась призрачная красота симметрии. Одно плавно проистекает из другого, не нарушая ни логических, ни причинно-следственных связей. Каждый элемент системы — от крошечного атома до планетарной системы — стремился к равновесию, и это постоянство, выраженное холодной бескомпромиссностью чисел, дарило странное удовлетворение. Не все в учебнике было ему понятно. Кое-где не хватало математической базы — все-таки магловская алгебра сильно отличалась от волшебной арифмантики. Иногда приходилось продираться сквозь незнакомые термины, и на одну главу приходилось тратить целый вечер, блуждая по страницам «Оксфордского словаря» и выясняя, что такое электронно-лучевая трубка или рентгеновский аппарат. Некоторые факты немного пугали и заставляли задуматься о том, как все это может быть связано с магией. Например, релятивистский эффект: оказывается, если что-то движется со скоростью, близкой к скорости света, время на этом объекте идет совсем не так, как для наблюдателя. Узнав об этом, Драко долго думал, имеет ли отношение эта релятивистская механика к особенностям Котлована. Знания Малфоя были хаотичными и отрывочными, но тем не менее он сформировал для себя достаточно четкое понимание о будущем предмете исследований Лаборатории. Вряд ли он действительно сможет им помочь, но и ходить китайским болванчиком, не понимая, что происходит и над чем они работают, не собирался. Драко терпеть не мог что-то не понимать. Часы пробили семь. Малфой захлопнул учебник и поднялся на ноги. Пора на пробежку, а потом в лабораторию. Рабочий день начнется совсем скоро. Внутри зрело знакомое предвкушение — то же, что он испытывал с каждым заданием Воронова крыла. Драко представлялась шахматная доска, на которой хаотично расставлены фигуры. А сбор информации, разработка стратегии, подготовка этот хаос упорядочивали, позволяя скомпоновать позиции, которые принесут нужный ему результат тогда, когда эта игра наконец начнется. Какие-то фигуры расставлял он сам, какие-то — помещались на доску другими участниками или случайными обстоятельствами, и Драко приходилось оперативно корректировать свои планы. И сейчас он чувствовал, что все пешки, слоны и ферзи уже заняли свои места и готовы сделать свой первый ход. Привычная нагрузка дарила радость мышцам, а холодный ветер остужал голову и рассеивал смутные мороки ночных кошмаров. Малфой бежал сквозь голый лес, окружавший поместье Селвина, и с кристальной ясностью — той, что случается только ранним утром — осознал, что его интерес по отношению к Грейнджер выходит из-под контроля. Ему было не просто любопытно. Хотя и это тоже — Грейнджер раз за разом обманывала его ожидания, реагируя на те или иные ситуации совсем не так, как он предполагал. Ему вспомнился их разговор на ее кухне, когда она расспрашивала об убитом авроре. Вместо презрения или даже ненависти Драко получил порцию отборной жалости. «Не пытайся казаться хуже, чем ты есть», — так, кажется, она сказала? Как будто ему недостаточно быть просто самим собой, чтобы оправдать ее худшие ожидания. Грейнджер ему не доверяла. Она и правда думала, что Драко сотрет ей память после того, как Долохов пытал ее Круциатусом. Но при этом она пускала его в свою голову, соглашалась на самоубийственный план и, судя по всему, проводила собственное расследование, пытаясь узнать что-то о его прошлом. А еще задавала вопросы. Много вопросов. Ей просто любопытно — так она сказала. Трудно вспомнить, когда кто-то интересовался им просто так, не преследуя собственные, далеко идущие цели. Отец всегда эгоистично видел в нем только продолжение самого себя, а потом, когда все стало плохо, Драко стал для него единственной надеждой выжить. Мать… Нарцисса любила его, но к его делам в целом была равнодушна. Одноклассников привлекали влияние и богатство его семьи. Анна, Милош и Джузеппе в целом не отличались любопытством, их (да и Драко тоже) беспокоила жизнь здесь и сейчас. Разве что Дмитрий проявил некоторое внимание к его скромной персоне, но его привлекли его способности к легилименции и возможности, которые они открывали. Но проблема была не только в любопытстве по отношению к Грейнджер. Больше всего Драко беспокоило физическое влечение. Грейнджер одновременно раздражала и привлекала его. Ему нравилось наблюдать, как под давлением эмоций в этих темных глазах загорались злые золотые искры. Нравились ее тонкие щиколотки и запястья, беззащитная шея и несимметричные веснушки на щеках. Ему нравилось, как аккуратно она держит палочку и как поджимает губы в моменты сосредоточенности. Ему нравилась ее магия — звонкая, обманчиво хаотичная и при этом беспощадно эффективная. Пожалуй, стоило признать — ему нравилась Грейнджер. И что самое неприятное, Драко недостаточно просто получать удовольствие от созерцания, как, например, это было с Асторией. Нет, Малфой хотел обладать этим телом. Присвоить его, сделать этот хаос своим. Несмотря на почти бессонную ночь, Драко легко и быстро пробежал свои обычные семь миль. Быстро приняв душ и приведя себя в порядок, в девятом часу утра он с тремя палочками в руках спустился в подземелье. В лаборатории горел свет, и оттуда слышались какие-то глухие механические звуки. Драко потянул дверь на себя и нос к носу столкнулся с Ромильдой Вейн. — О, а вот и наш тюремщик, — язвительно протянула она, отходя в сторону. — Палочку так отдадите или мне написать заявление с полным перечнем заклинаний, которые я планирую использовать в течение дня? — Обойдемся без бумажек, — сказал Малфой. — Забирай свое сокровище, мы с коллегой Титусом вчера еще раз обсудили правила и пришли к выводу, что лишать вас палочек нецелесообразно. — Нецелесообразно! Удивительно, что вам для этого надо было что-то обсуждать, — пробурчала Вейн. — А мне, между прочим, пришлось укладывать волосы руками, — она ткнула пальцем в свою небрежную косу. — Это как, по-вашему? — Развитие мелкой моторики благоприятно влияет на умственное развитие, — невозмутимо ответил Драко. — Где Грейнджер и Нотт? Но Вейн уже не слушала. Она сосредоточенно колдовала над свинцовым ящиком, окутывая его, судя по всему, изолирующими чарами. Драко вышел из лаборатории и поднялся на два пролета к жилым помещениям. Дальняя дверь была приоткрыта, и оттуда доносились негромкие голоса. Неслышно ступая, Малфой приблизился. — Я хочу уехать, — куцый тенорок, явно Нотт. — Тео… — Тихий перестук каблуков. — Ты нужен нам здесь. Ты представляешь, какой объем расчетов нам предстоит? Одни мы не справимся. — Тогда уедем все вместе. — Шорох одежды. — Маглы же как-то справлялись с радиацией все это время, разберутся и потом. У меня плохое предчувствие насчет всего этого, Гермиона. Очень, очень плохое! — Все будет хорошо, — она говорила почти шепотом, но Малфой отчетливо слышал каждое слово. Казалось, он слышал даже дыхание, которое срывалось с ее губ. — Ты не можешь знать этого наверняка. Снова стук каблуков по каменному полу, на этот раз — раздражающе громкий. И деликатная поступь Грейнджер. — Я не знаю. — Драко явственно представил, как она заглядывает в глаза этому полудурку. Точно так же, как делала это в своих воспоминаниях, на которые Малфой сполна насмотрелся. — Но я верю, что благодаря нашей работе этот мир станет лучше и безопасней. И да, ради этого нам придется потерпеть некоторые неудобства. Но, Тео, это того стоит! Малфой никогда не слышал, чтобы она говорила так — мягко, убедительно, терпеливо. Она заботливо уговаривала взрослого, самостоятельного мужчину просто выполнить свою работу. Ту, на которую он уже согласился. Недолго думая, Драко толкнул дверь и вошел в комнату. Грейнджер и Нотт стояли у кровати. Он обнимал ее за талию, а ладони Грейнджер лежали на его плечах. Впрочем, услышав стук двери, она быстро отодвинулась в сторону, скрестив руки на груди. Жалкое зрелище. — Малфой? — возможно, ему показалось, что в голосе Грейнджер послышалось смущение. — Грейнджер. Нотт, — он протянул два древка, светлое и темно-ореховое. — Очень любезно с твоей стороны, Малфой, — с издевкой сказал Нотт, забирая палочку. — Мне нужно где-нибудь расписываться? «Да что у них за страсти по бюрократии?» — подумал Драко. — Распишись у себя на лбу, — буркнул он в ответ. — Мы договорились с Селвином, ваши палочки остаются у вас, и уж будьте любезны теперь вы и не заставляйте меня пожалеть об этом решении. Не дожидаясь ответа от Грейнджер (и не глядя в ее сторону), Малфой вышел из комнаты.
***
Это были странные дни, одновременно похожие и непохожие друг на друга. Гермиона просыпалась в половине восьмого утра, чтобы ровно в восемь сидеть за длинным столом в лаборатории и поглощать скудный завтрак, сервированный невозмутимым Хэппи. Овсянка на воде, полупрозрачный чай, вялое яблоко или финик — их стандартная пища, к которой они тем не менее быстро привыкли. Впрочем, через неделю выяснилось, что, если вслух сообщить кому-то из коллег что-нибудь вроде «Эх, сейчас бы блинчиков с заварным кремом», желаемое блюдо появится к следующему приему пищи и будет неизменно сопровождаться удвоенным ворчанием Хэппи насчет строгих правил, принятых в Селвин-хаусе. В качестве эксперимента Гермиона однажды заказала банку энергетика, но в ответ получила только стакан холодного кофе с газированным тоником. На удивление, это оказалось не так плохо, как выглядело. После завтрака они принимались за работу. Исследование начали с серии экспериментов. Ромильда гоняла по ускорителю заряженные частицы и пыталась удалить их оттуда заклинанием. Результаты пока приводили в замешательство: от Эванеско приборы показывали то пустоту в трубе, то сходили с ума, демонстрируя на экране компьютера какую-то белиберду. Экскуро же вообще никак не влиял на эксперимент, частицы как носились по кольцу, так и продолжали это делать, не обращая внимания ни на невербальные, ни на высказанные вслух заклинания. Правда, экран компьютера и видимая часть трубы ускорителя стали очень чистыми — ни пылинки, ни пятнышка. Драко и Гермиона, одетые в полную радиационную защиту, колдовали над радиоактивными элементами, пытаясь выяснить, пропускают ли Щитовые чары бета- и гамма-излучение. Эксперименты тоже вызывали вопросы: так кобальт-60 и йод-131 отлично изолировались магией. Ни один дозиметр не пискнул, стоило наложить на открытый ящик чары. А вот цезий-137 даже под двойной изоляцией нещадно фонил, хотя и меньше, чем вообще без волшебства. Гермиона предполагала, что реакция на чары зависит от периода полураспада. Малфой обещал достать титан-44, чтобы проверить ее догадку, но это требовало времени. Впрочем, даже эти небольшие открытия были ценны: на сто процентов Щитовые чары не изолировали, но в сочетании с магловскими свинцовыми накидками и костюмами радиационной защиты они заметно снижали пагубное влияние гамма-излучения на организм. Тео держался особняком. Этап объемных расчетов еще не наступил, так что большую часть времени он экспериментировал с трансфигурацией радиоактивного песка, которого в лаборатории было с избытком. Целыми днями Нотт превращал его то в кубки, то в животных, то в цветы, то в предметы мебели. Удивительное дело, но трансфигурированные объекты полностью теряли радиационный фон: дозиметр молчал и на серебряный кубок, и на деревянный стул, и на черную орхидею. Однако стоило предмету вернуться в исходное состояние песка, как приборы снова начинали истошно верещать, сообщая о высокой активности гамма-излучения. Иногда Нотт помогал Ромильде или Гермионе, демонстративно игнорируя Малфоя, на что тот не менее демонстративно не обращал внимания. Как-то вечером Грейнджер попыталась выяснить, что между ними произошло, однако Тео только пожимал плечами и отшучивался, что не любит альбиносов. По вечерам ребята собирались за большим столом и подводили итоги прошедшего дня: сверяли логи экспериментов, выдвигали гипотезы, предлагали идеи и обсуждали выводы. Из-за того, что результаты идентичных опытов часто отличались, с каждым новым у исследователей появлялось все больше вопросов. — Я не понимаю, — простонала Ромильда, разглядывая свитки с дневными экспериментами Тео. — Почему Эванеско влияет на радиационный фон, Экскуро действует через раз, а трансфигурация убирает излучение, как будто его и не было? Кстати, может, попробовать превратить песок в воздух? — Попробую, — согласился Нотт. Он записал идею на клочке бумаги и щелчком отправил его в полет по лаборатории, в компанию еще как минимум десяти его собратьев, которые лениво плавали под потолком. Гермиона украдкой посмотрела на Малфоя и едва не фыркнула, заметив на его лице явное неодобрение. — Что у вас с изоляцией, Гермиона? — повернулась к ней Ромильда. — Все по-прежнему. Пытаемся укутать цезий-137 в Щитовые так, чтобы ни электрон не проскользнул, но пока что он все равно фонит. Мы пробовали двойной щит, это слегка ослабило излучение, но коэффициент нестабильный — иногда получается снизить излучение в два раза, а иногда только в полтора. — Скорее всего, дело в непостоянном магическом усилии, — неожиданно сказал Малфой, отделяясь от стены и усаживаясь на соседний от Гермионы стул. — Что ты имеешь в виду? — подняла брови Ромильда. — Эффективность заклинания зависит не только от точности его исполнения, но и от силы волшебника. Поэтому чья-то защита пробивается простейшими чарами ватных ног, а чья-то держит даже Круциатус. — Ты хочешь сказать, что мы просто вливаем в Щитовые недостаточно магии? — спросила Гермиона. — Что-то вроде этого. Главное мы уже выяснили — волшебство в принципе способно задерживать альфа-, бета- и даже гамма-излучение. Основную закономерность тоже выявили: чем больше период полураспада, тем хуже работает магия. — Что, кстати, очень странно, — вставила Гермиона. — В магловской физике это вообще не так работает, период полураспада не влияет на интенсивность излучения. — Как скажешь. Так вот, я предлагаю попробовать с совместными Щитовыми. Каждый из нас вольет в чары максимум магии, всю, сколько может. Если это изолирует цезий, я думаю, по этой части мы закончим уже внятным и доказуемым результатом — достаточно сильные Щитовые перекрывают радиацию. — Давайте попробуем, — кивнула Ромильда. — Тео, внеси, пожалуйста, в завтрашний план. Малфой обычно покидал лабораторию сразу перед ужином. Завтракал и обедал он тоже отдельно, но его долговязая фигура появлялась в подземельях буквально через минуту, как с большого стола исчезали остатки трапезы. Удивительно, как быстро они сработались — если в первый день Гермиона чувствовала себя скованно в его компании, стараясь лишний раз не обращаться к Малфою и делать все самой, то уже к концу недели они работали слаженно и сосредоточенно, перебрасываясь легкими «передай свинцовый фартук» или «открываю крышку контейнера». Грейнджер нравился его скрупулезный подход к исследованию: методичность и аккуратность в опытах, четкие и своевременные записи хода экспериментов, грамотная и внимательная аналитика. Он не упускал ни единой детали, подмечая малейшие странности и нестыковки в показаниях, и въедливо докапывался до их причин. Он вел себя вежливо и отстраненно, даже наедине с Гермионой ни единым жестом или словом не намекая на тайную подоплеку их дела. Только изредка, обычно в самом конце рабочего дня, Гермиона ловила на себе его пристальный взгляд, значение которого так и не смогла расшифровать. В один из дней — кажется, это была вторая среда с момента их прибытия, так как утром исследователи получили ответы на свои письма — она попробовала завести с ним беседу на отвлеченную тему и спросила его о том, что он читает. Это была неуклюжая попытка выяснить, смогут ли они пообщаться иносказательно, намеками, поскольку Грейнджер ужасно хотелось выяснить, продвинулся ли Малфой в своих поисках источника силы Волдеморта. Но любые вопросы, не связанные с их работой, этот раздражающий человек просто игнорировал, переводя разговор на исследование. Конечно, Гермиона прекрасно понимала причины такой отстраненности. Но с удивлением она поймала себя на желании просто поговорить с Малфоем. До сих пор их редкое общение отличалось болезненной искренностью, и сейчас, взаимодействуя с ним каждый день, Гермиона чувствовала в ней неясную потребность. Не раз она прикусывала язык на уже почти заданном вопросе, как-нибудь вроде «А ты не знаешь, почему твоя Миппи носит золотую сережку в ухе» или, заметив необычный жест палочкой, «Это в Котловане тебя научили таким Щитовым чарам?». Ей хотелось обсудить с Малфоем свои страхи насчет грядущего Обливиэйта для ребят. Пока что результаты подтасовывать не требовалось, но она была настороже и очень боялась упустить момент или подчистить память недостаточно аккуратно. И Малфой был единственный, с кем она могла бы об этом поговорить. Но, разумеется, в лаборатории это было невозможно, а выбраться из дома на прогулку им удалось только к середине второй недели их затворничества. Селвин не особенно досаждал исследователям своим присутствием, но раз в два-три дня в подземелья заглядывал и задавал дурацкие вопросы, ответы на которые даже не слушал. Он по-прежнему играл роль радушного хозяина, который больше всего на свете печется о безопасности, однако сквозь маску дружелюбия все чаще проглядывало его истинное лицо. И это лицо, вспыхивающее жадностью при виде Ромильды, очень и очень беспокоило Гермиону. Тем не менее именно Ромильде удалось уговорить Селвина разрешить им гулять по территории поместья. — Моему мозгу требуется свежий воздух! — говорила она, эмоционально жестикулируя. — Если уж нам нельзя уезжать, так давайте мы тут побродим, поглядим на деревья. У вас же тут имеются деревья? — бесцеремонно ткнула она пальцем в Титуса. Тот сально ухмыльнулся и ответил: — На территории поместья свой лес и есть даже озеро. Буду счастлив составить вам компанию для моциона. — Это, кхм, здорово, но совершенно необязательно, — слегка стушевалась Ромильда. — Ну хотя бы экскурсию, — подмигнул Селвин. — А потом я не буду вас беспокоить. Полтора часа прогулок после обеда вас устроит? — Устроит, — сдалась Вейн. Днем они отправились на экскурсию. Селвин, придерживая Ромильду за локоть, увел ее вперед, о чем-то увлеченно рассказывая. Тео и Гермиона шли за ними, разглядывая окрестности. Территория поместья была огромной. Им потребовалось не меньше четверти часа, чтобы дойти до южной границы владений. Там они уткнулись в изящную чугунную изгородь, за которой открывался заливной луг, а чуть дальше темной полоской на горизонте виднелся лес. Некоторое время они шли вдоль ограждения, чутко ступая по ломкой зимней траве, припорошенной снегом. — Эту рощу посадил мой прапрадед, — ветер донес до Гермионы самодовольный голос Селвина. — Каждое дерево символизирует одного из наших предков, и с тех пор появление каждого ребенка в нашей семье сопряжено с новой посадкой. Видишь ту ольху? Ее высадили в день моего рождения. Из ветки этого дерева сделана моя палочка. — Довольно мещанская традиция, не находишь? — она не слышала, как рядом с ними оказался Малфой. Он шел, засунув руки в карманы мантии, неслышно ступая по тропинке. На его слегка отросших волосах посверкивали снежинки, а кончик носа покраснел от холода. Почему-то это немудрящая деталь вызвала у нее болезненный спазм внизу живота. — Что ты имеешь в виду? — спросила Гермиона. — Высаживать дерево на рождение ребенка — традиция для лишенных воображения, — повторил Малфой. — Ну уж получше, чем мумифицировать головы домовиков и вешать их на стену, — сказал Тео. — Или что там вы с ними делаете? — Мы ничего не делаем, — пожал плечами Малфой. — Это фишка Блэков. На это Тео только хмыкнул. — А у твоей семьи есть какие-то традиции? — повернулась к Нотту Гермиона. — Устраивать государственные перевороты считается? — криво усмехнулся Тео. — Хотя… Это, пожалуй, уже точно прерогатива Малфоев. — Не буду спорить, — миролюбиво ответил Малфой. Гермиона с подозрением покосилась на него, но тот выглядел совершенно невозмутимым. Гермиона наслаждалась морозным воздухом, чувствуя, как от порывов стылого ветра проясняется голова. Малфой шел слева от нее, слегка задевая плечом рукав ее пуховой куртки и распугивая синиц и белок своим каменным выражением лица. Тео шагал справа от Гермионы, сжимая левой рукой палочку в кармане и глядя прямо перед собой. Пройдя сквозь прозрачную рощицу, они оказались у круглого озера, в центре которого виднелась небольшая проталина. Ромильда и Селвин дожидались их на пологом берегу. — В озере живут русалки, — неожиданно сказал Малфой, внимательно вглядываясь в незамерзшую гладь озера. — Совершенно верно, — с энтузиазмом подтвердил Селвин. — Хотите познакомиться? — Можно обойтись и без этого, — запротестовала Ромильда, но Титус уже издал замысловатый свист, и через мгновение на поверхности показалась зеленоволосая голова молодой русалки. Ее острые черты лица исказились при виде Селвина, но почти сразу бескровные губы растянулись в закрытой улыбке. — Здравствуй, Танита, — торжественно возвестил Селвин. — Позволь представить тебе моих гостей: мистера Нотта, мистера Малфоя, мисс Вейн и мисс Грейнджер. Коллеги, это Танита, владычица небольшой колонии тритонов, обитающей в этом озере. При упоминании своего имени русалка едва заметно дернулась, однако выражение ее пугающего лица не изменилось. Она слегка приподнялась над водой, обнажая белесые, покрытые мелкой чешуей груди, и мелодично пропела, слегка глотая согласные: — Тритоны приветствуют волшебников. Исследователи нестройно поздоровались, и русалка перевела взгляд опалесцирующих глаз на Селвина. — Мой народ спрашивает, когда ожидать пищу. — Тогда, когда я сочту это необходимым, — сказал Селвин, не прекращая заразительно улыбаться. — Вчера погибли трое мальков, — сообщила Танита. Голос звучал равнодушно, но Гермиона заметила, как на этих словах побелели и затрепетали жабры на ее шее. — Если у моего народа не будет пищи, к концу луны погибнет вся кладка. — Это большая трагедия, — согласился Селвин. — Суровая зима выдалась в этом году. Но тебе известны условия нашего договора. — Тритоны чтят договор. — А ты — не очень-то, — подмигнул ей Селвин и, мгновенно потеряв интерес к русалке, обернулся к Ромильде и остальным: — Думаю, пора возвращаться в дом, вы же не хотите пропустить ужин? И он первым направился к тропинке, ведущей к поместью, серые стены которого проглядывали вдалеке между голых деревьев. — Что за договор? — громко спросила Гермиона, пока они пробирались сквозь рощу. Ноги проваливались в кроличьи норы, а ветки хлестали по лицу, но она догнала Селвина и зашагала рядом с ним. Присутствие Малфоя за своей спиной она скорее почувствовала, чем услышала. Двигался он по-прежнему бесшумно. — Боюсь, это не вашего ума дело, мисс Грейнджер, — преувеличенно сокрушенно вздохнул Селвин. — Эта давняя история касается только меня и озерного народа. — Они голодают! — Да, как и тысячи других тритонов по всему миру зимой. В дикой природе выживают только сильнейшие из потомства. В противном случае все наши водоемы оккупировали бы миллионы тритонов, которые пожрали бы всю пресноводную живность. Вы же ученая, дорогая, вам должен быть известен термин «естественный отбор». Гермиона и раньше находила Селвина достаточно неприятным, но одной этой приторной фразой он скатился в ее внутреннем рейтинге на уровень Долорес Амбридж. — Танита сказала, что если им не помочь, то к концу месяца погибнут все их дети! — Гермиона сама не заметила, как повысила голос. — Они живут на вашей территории, вы обязаны о них заботиться! — Я обязан?! — деланно удивился Селвин. — Вовсе нет. Действительно, по доброте душевной я иногда подкармливал этих зверушек, благо некоторые из них довольно забавны. Но я не несу за них ни малейшей ответственности, их благополучие или даже выживание не моя забота. — Тритоны — разумные существа, а не животные! Они создали уникальную культуру, — рявкнула Гермиона. — И вы можете им помочь, вам это ничего не стоит. — Ну, если считать культурой остроги из заточенных рыбьих костей, то, наверное, создали, — почесал подбородок Селвин. — Но я все же склонен считать культурой это, — он достал палочку и демонстративно покрутил ее в руках. — Малфой! — Гермиона оглянулась, ловя взгляд серых глаз. Он шел позади, ловко перепрыгивая через кочки и прогалины. — Не молчи, скажи ты ему! Тритонам же не много надо, — взмолилась она. К этому моменту они уже подошли к парадному входу в поместье. Селвин уже схватился за ручку, но обернулся и с любопытством посмотрел на Малфоя. — И что же, по-твоему, я должен сказать? — вкрадчиво поинтересовался Малфой, приближаясь. — Может быть, в какой-то момент я подал сигнал, что мне не все равно? Сомневаюсь. Он остановился на пороге с равнодушным видом. — Хозяин этого имения уже сообщил тебе, что колония находится вне зоны его ответственности. А в зоне уже твоей ответственности — работа, которая ждет тебя в лаборатории. Вот и займись ею. И едва не задев Гермиону плечом, он зашел в дом. Селвин присвистнул. — Не берите в голову, дорогая, — проворковал он. — Видите, даже Драко считает, что не стоит беспокоиться. К тому же он прав, ваша работа гораздо важней, настоятельно рекомендую вернуться к ней как можно скорее. А вот и ваши коллеги! Пойдемте, я провожу вас в лабораторию. Когда за Селвином закрылась дверь, Гермиона в ярости ударила ладонью по столу. Мразь! Лживая, тошнотворная мразь. Десятки разумных существ гибнут у него под носом, а он и пальцем не пошевелит, чтобы им помочь. И что у них за договор с предводительницей тритонов? — Ничего себе прогулочка, — Тео сел рядом и положил палочку на стол. Гермиона невидяще уставилась на древко, и в голове внезапно забрезжила идея. Это безумие, но попробовать стоило. — Так хочется морской капусты… — протянула Гермиона. — И чего-нибудь рыбного, фосфора мне, что ли, не хватает. Тео поднял брови, но тут же на его лице мелькнуло понимание. — Да, обожаю речную форель, особенно сырую, да побольше. Чтоб здоровенная такая, жирная рыбина. — Вы что, белены объелись? — спросила Ромильда, переводя взгляд с Гермионы на Тео и обратно. — Какая сырая рыба, вы о чем? — А ты, Ромильда, разве не хочешь к тыквенному пирогу салат из речных водорослей? — с нажимом спросила Гермиона. — Ну помнишь, нам в Хогвартсе как-то такой делали. — Что за… Ах да, салат! Да, слушай, отличный салат, и правда было бы здорово его отведать, — дошло наконец до Вейн. Жестами она указала на дверь и подняла брови. На это Гермиона красноречиво постучала по волшебной палочке, а потом ткнула в Тео. А того уже не было видно за дымкой диагностирующих заклинаний. В том, что у Нотта получится взломать запирающие чары на внешней двери, ведущей в подземелья, Гермиона ни на секунду не сомневалась. Такие задачки он щелкал как орехи, за пару часов разбираясь даже с запутанными случаями. Теперь все зависело от того, прислушается ли эльф Хэппи к их странным гастрономическим пожеланиям. Ровно в семь на столе появились три тарелки с густым мясным рагу и три чайные пары. Ребята уже успели разочарованно переглянуться, когда в лаборатории с громким треском объявился старый домовик с увесистым ящиком. — Хэппи приготовил ужин для молодых мисс и господина, — прошамкал он, аккуратно ставя свою поклажу на пол. — Хэппи счастлив, что они придерживаются правил, принятых в Селвин-хаусе, ведь иначе хозяин Титус был бы очень огорчен. Хозяин Титус ненавидит, когда в холле срабатывают Воющие чары, — на этих словах эльф мотнул ушами и испарился. Гермиона отодвинула крышку ящика и обнаружила внутри по меньшей мере десять крупных форелей и несколько банок с консервированной морской капустой. Неизвестно, сколько тритонов живет в озере и насколько им хватит этой провизии, но в любом случае это лучше, чем ничего. Грейнджер плотно прикрыла крышку и, уменьшив ящик, положила его в свою расшитую бисером сумочку. Тео, который уже вовсю поглощал рагу, пододвинул к ней клочок пергамента. «Я расшифровал запирающие, это модифицированный Коллопортус. Очень свежий подход, интересно, кто это зачаровывал. Предлагаю идти ночью». Гермиона сунула в рот ложку и, прожевав кусок жесткого мяса, написала в ответ: «Пойду только я, с Воющими разберусь сама». Остаток вечера Гермиона провела как на иголках. Она пыталась читать, но ни одна из позаимствованных библиотечных книг так и не смогла удержать ее внимание. Тео развлекался с новым шифром, а Ромильда что-то сосредоточенно писала в длиннющем свитке. Несмотря на то, что она вполне привыкла к магловским приборам и способам ввода информации, печатать на ноутбуке она все равно не любила, собирая вокруг себя стопки исписанных мелким почерком пергаментов и бумаг. Когда часы пробили половину первого, Гермиона решительно поднялась на ноги. — Пойду спать, — заявила она. — Вы как, еще поработаете? — Да, мне надо покрутить еще парочку уравнений, — пробормотала Ромильда, но под взглядом Тео и Гермионы встрепенулась. — А ты уже… — Да, мне кажется, самое время. Тео противно скрипнул стулом, вставая. — Да, время уже позднее, — до того наигранно сказал он, что Гермиона едва не прыснула. — Чур, я первый в ванную. — Ни за что, — фыркнула Гермиона. Стараясь не шуметь, они поднялись до внешней двери. Достав палочку, Тео сосредоточенно нахмурился и принялся совершать какие-то замысловатые пассы. Через несколько минут замок на двери щелкнул, и створка мягко приоткрылась. — Я быстро, дождись меня, — шепнула Гермиона и, наложив на себя невербальную дезиллюминацию, выскользнула наружу, крепко сжимая в руке палочку. В коридоре было темно и холодно. Кажется, эту часть дома не отапливали, так что Гермиона зябко ежилась, пока шла, стараясь неслышно ступать по каменному полу. Несмотря на все ее старания, шаги гулко отражались от стен, и Гермиона невольно морщилась на каждый звук. Дойдя до конца широкого коридора, она остановилась на пороге холла. Витражные окна тихонько звенели от шквального ветра, разыгравшегося снаружи. Только сейчас Гермиона заметила, что на стеклах были изображены сюжеты из жизни Мерлина. Следовало избавиться от Воющих чар. Озлобленный Селвин (почему-то Гермионе представлялось, что вечерами он разгуливает в набивном персидском халате с кистями) — последний человек, которого она хотела бы сейчас видеть. Просканировав пространство, она обнаружила Воющие в холле и сигнальные чары на входе. Два коротких Инфините — и путь был свободен. Она пересекла пустое пространство и уже взялась за ручку двери, как чьи-то руки обхватили ее за плечи, останавливая. — Очень плохая идея, Грейнджер, — прозвучало у самого уха. Она резко развернулась, вырываясь из захвата, и уткнулась носом прямо в грудь Драко Малфоя. — Что ты здесь делаешь? — прошипела она, отстраняясь. — Не даю тебе натворить глупостей, надо полагать, — выражение его лица было привычно-нейтральным, но в глазах плясали веселые искорки. — От тебя воняет рыбой, ты в курсе? — В курсе, — буркнула Гермиона. — Чудесная осведомленность. Тогда, возможно, ты знаешь и о скрытне, которого выпускают по ночам бродить по территории? — Скрытне? — в ужасе переспросила Гермиона. — Именно. У Титуса есть свой любительский бестиарий, а в нем — небольшой, но очень озлобленный и голодный скрытень. Как ты могла заметить, существа, попавшие в зависимость от Селвина, в плане поиска еды предоставлены сами себе. Скрытни были редкими и очень опасными ночными фантомами, которые обитали в лесу и с удовольствием питались как крупными хищниками, так и человекоподобными существами. Идеальные маскировщики, они сливались с окружающей средой, оставаясь незамеченными для своих жертв до самого момента нападения. Обнаружить и убить скрытня мог только опытный охотник, специализирующийся на метаморфах. У Гермионы же не было шансов. — И что теперь делать? — она беспомощно покосилась на свою сумку, внутри которой болтался уменьшенный ящик с рыбой. Глаза Малфоя азартно сверкнули в лунном свете, пробившемся сквозь витраж. — Быть очень внимательными, Грейнджер. И он открыл входную дверь, впуская в холл ледяной январь. — Как ты узнал, что я пойду сегодня наружу? — спросила Гермиона, едва поспевая за Малфоем. Они уже отдалились от дома на приличное расстояние, и с каждым шагом, приближающим их к роще, ее спутник как будто наливался злой, кипучей энергией. Он был собран и сгруппирован, как сжатая пружина. Расширенные зрачки метались от дерева к дереву с едва ли человеческой скоростью, ноздри подрагивали, будто он к чему-то принюхивался. — Я не знал. — Тогда как ты здесь оказался? — Тихо! — он поднял ладонь и остановился, прислушиваясь к звукам ночного леса. Гермиона замерла, напрягая слух, но не заметила ничего, кроме ветра, шумевшего в голых кронах дубов и тополей. Малфой опустил руку и медленно повернулся вправо, обшаривая взглядом опушку, с которой начиналась роща. Мгновение — и в его пальцах появилась волшебная палочка, Гермиона даже не успела увидеть движение, с которым он ее выхватил. — Он здесь, — сказал Малфой, — возле старой ольхи с раздвоенным стволом. — Ты его видишь? — прошептала Гермиона, подходя ближе. — Нет. Чувствую. Значит так, Грейнджер, — повернулся к ней Малфой, — скрытни нападают со спины: обхватывают жертву лапами и перегрызают горло. Если целей несколько, то сначала они убивают все, что может представлять для них опасность, и только потом принимаются за трапезу. Лучший момент для атаки — когда он отвлечется на охотничий прыжок. Так что действуем так: ты идешь вперед. Как только дойдешь до того ежевичного куста, бросаешь Колорум в сторону рощи и сразу же падаешь на живот и откатываешься в сторону. Сразу же, не медли. — То есть я наживка? — Я бы сказал — разведывательный отряд, но, если тебе больше нравится быть наживкой, дело твое, — хмыкнул Малфой. Гермиона не уставала удивляться переменам, произошедшим с его лицом. Куда делся этот отстраненный байронический герой? Сейчас Малфой напоминал гончую, с трудом сдерживающуюся, чтобы не броситься в погоню. — Ты же просто наслаждаешься происходящим, — не удержалась она. — Люблю понятные задачи. Тебе все ясно? Куст, Колорум и сразу вниз и в сторону. Все остальное я сделаю сам. — Хорошо, — неуверенно сказала Гермиона. — Ну так иди, — шикнул на нее Малфой. — Он уже насторожился, у нас мало времени. Странное дело, но Гермионе совсем не было страшно. В темноте все окружающее казалось плоским, лишенным живого объема, нереальным. Ситуация в целом выглядела сюрреалистично: зимней ночью она крадется сквозь рощу, чтобы подкормить колонию тритонов, которых морит голодом Пожиратель смерти. Так что роль приманки для скрытня была как будто продолжением этого абсурдного сна. За пару шагов от куста Гермиона сосредоточилась. Куст — заклинание — упасть — откатиться. Звучит несложно. — Колорум! — И метрах в пяти от нее вспыхнула оранжевым фигура с несоразмерно большой головой и длинными передними лапами. Больше разглядеть Гермиона не успела, так как проворно плюхнулась на живот и упала прямо в колючую ежевику. «Нужно откатиться» — билось в голове лихорадочно, но шипастые ветки держали крепко, цепляясь за волосы и шерстяное пальто. А в следующее мгновение она почувствовала, как что-то ледяное хватает ее за шею, вытягивая из ежевичного плена. Гермиона забилась, пытаясь вырваться из лап ночного фантома, но все было тщетно. — Замри! — услышала она ровный, привычно бесстрастный голос Малфоя. — Грейнджер, не двигайся, просто замри. Она послушно обвисла в лапах скрытня, которые уже почти вытащили ее из кустов, и в следующее мгновение морозное давление исчезло. Гермиона подняла голову и увидела, как Малфой обматывает какой-то черной, туманной плетью оранжевую полупрозрачную фигуру скрытня. Тот бился у его ног, царапая мерзлую землю, но путы держали крепко. — Скажи, Грейнджер, что непонятного во фразе «откатиться в сторону»? — рявкнул Малфой, продолжая опутывать тварь магическими нитями. — Может быть, мне следует в разговорах с тобой использовать более простую лексику? — Отвали, Малфой, — огрызнулась Гермиона, с трудом поднимаясь на ноги. Она повела плечами, чувствуя, как сквозь разодранное шипами и когтями пальто проникает мороз. — Я не виновата, что ты велел падать прямо в кусты, как, по-твоему, я могла быстро из них выбраться? — ткнула она в виновника своего фиаско. — Как насчет того, чтобы падать не в кусты? — выгнул бровь Малфой и демонстративно оглядел свободную прогалину рядом. — Я еле успел снять тварь с твоей спины. — Ну уж извини, ты сам соорудил из меня приманку! И вообще, не кричи на меня. — Кто ж знал, что ты не в состоянии следовать простейшим инструкциям. — Что ты будешь с ним делать? — она кивнула на спеленатого скрытня, с которого уже начали спадать окрашивающие чары, и он постепенно начинал сливаться с землей. — Полежит здесь, пока мы ходим к озеру. А утром я верну его в бестиарий, — пожал плечами Малфой. — А он не выберется? — опасливо поинтересовалась Гермиона, разглядывая черные нити. — Нет, конечно, — фыркнул он. — Пойдем, Грейнджер. Путь расчищен. Ветер, пробирающий до костей, выстудил чувство ирреальности, преследовавшее Гермиону. Наоборот, она остро воспринимала окружающую действительность, подмечая малейшие детали. Белка, перепрыгнувшая с ветки на ветку. Хруст гравия под их ботинками. Молочное зарево на горизонте — в полусотне миль от них сверкал ночной подсветкой Лондон. Малфой шел рядом пружинистым, экономным шагом. Казалось, с такой же энергией он мог пройти еще не один десяток миль. Он был одет в дорогую зимнюю мантию, отороченную мехом и украшенную серебристой вышивкой на рукавах. На коротких серебристых волосах блестели капельки растаявших снежинок. — Так что ты делал в холле ночью? Раз ты не знал, что я буду там, — спросила она, перепрыгивая корягу, упавшую на тропинку. — Полагаю, то же самое, что и ты, — улыбнулся он. Краем глаза Гермиона заметила, как дернулась его рука, будто бы он хотел поддержать ее за локоть, но передумал. — Ты собирался на озеро? Кормить русалок? — Что бы ни говорил Селвин, а тритоны при всем желании не смогут заполонить все водоемы, — ответил Малфой. — Водяной народ на грани вымирания, особенно здесь, в Британии. Осталось слишком мало мест, где они могут жить. — И ты их пожалел? — усомнилась Гермиона. — А как же твоя хваленая прагматичность? Какую выгоду ты планируешь от этого получить? — Такого ты обо мне мнения? Считаешь, что я не могу помочь кому-то просто по доброте душевной? Искренне и бескорыстно? — притворно возмутился Малфой, но в уголке его рта пряталась ухмылка. — А ты действительно хочешь им помочь искренне и бескорыстно? — Ну разумеется. И тот факт, что мне будет обязана жизнью целая колония тритонов, тут совершенно ни при чем. Ты знала, что водяной народ из разных озер и рек могут между собой общаться? — Знала, конечно, об этом рассказывала профессор Граббли-Дерг на пятом курсе. — Хорошая была преподавательница. Очень компетентная, безопасность и дисциплина у нее на уроках была на высоте, в отличие от… — Хагрид отличный преподаватель! — возмутилась Гермиона. — О да, особенно мне понравился семестр с соплохвостами. И флоббер-черви были очаровательные, я назвал своего Уизли. Очень было грустно, когда тот сдох после рождественских каникул… — Только не начинай, Малфой. — А что я? Просто констатирую факты, ничего больше. — Вот и констатируй их куда-нибудь в сторонку. — Может, у меня приступ ностальгии? — продолжал ерничать Малфой. — Тогда у меня сейчас будет приступ неконтролируемого тремора рук с аномально большой амплитудой. — И что это должно означать? — То, что тебе прилетит по бритой башке! И я тут буду ни при чем, это все тремор. Так, тихо (и с заметным удовольствием) переругиваясь по дороге, они без приключений добрались до озера. Выйдя на берег, Малфой свистнул. Через несколько минут гладкая поверхность забурлила, и в полынье показалась русалка. — Что вам нужно? — нежный, певучий голос резко контрастировал с ее чуждой, даже слегка пугающей внешностью. Огромные глаза фосфоресцировали, придавая лицу потусторонний вид. — Мы принесли еду, — ответила Гермиона, вытаскивая из сумки уменьшенный ящик и возвращая его в первоначальный вид. Она достала рыбу и морскую капусту и осторожно подошла к кромке льда. Русалка следила за ней немигающим взглядом. — Что вы хотите? — спросила она наконец, когда Гермиона выложила провизию возле полыньи и поспешно отошла на берег. — Ничего, — растерялась Гермиона. — Вы сказали, что голодаете. Мы принесли еду. — Это не все, есть еще, — добавил Малфой, приближаясь к Таните. В руках у него оказался большой промасленный пакет. Он аккуратно разложил форели (Гермиона заметила, как он подвинул те, что принесла она, расположив рыбные тушки на одинаковом расстоянии друг от друга) и обратился к русалке: — Мы ничего от вас не хотим. Это просто помощь. Русалка медленно переводила взгляд с Гермионы на Малфоя и обратно. Над озером повисла пауза. — Волшебники не помогают озерному народу. Что вам нужно? — Да ничего нам не нужно! — воскликнула Гермиона. Растеряв смущение (и некоторый страх перед этой жутковатой, по правде говоря, тритонихой), она вернулась к полынье и встала плечом к плечу с Малфоем. — Селвин сказал, что у вас какой-то договор. И в чем бы он ни заключался, ни одно живое существо не должно голодать. Мы принесли немного рыбы и морской капусты, не знаю, насколько вам этого хватит, но это лучше, чем ничего. Если я смогу, то попробую принести еще, позже. Просто примите еду и накормите свой народ. Она говорила сбивчиво, пытаясь строить самые простые фразы, — неизвестно, насколько хорошо владела русалка английским. Говорила она без акцента (если не обращать внимания на небольшое пришепетывание), но это еще ничего не значило — у тритонов идеальный слух, они прекрасно воспроизводили любую речь. Русалка молча слушала, слегка наклонив маленькую голову, увенчанную замысловатой прической из кос и ракушек. Когда Гермиона выдохлась, Танита медленно поднесла руку к ближайшей форели и обхватила ее тонкими белыми пальцами. Так же медленно, будто бы она все еще в воде, русалка поднесла тушку к плоскому носу и глубоко вдохнула. Узкие щели ноздрей затрепетали. — Договор с волшебником Селвином, — произнесла она наконец. — Озерный народ чтит договоры. И я выполняю его условия, чтобы мои дети, мои братья и сестры могли жить и процветать. Но уже три луны волшебник Селвин не приходит за платой. А когда нет платы, то нет и еды. — В чем заключается договор вашего народа с Селвином? — дрожащим голосом спросила Гермиона. Что-то внутри подсказывало, что она не хочет знать ответ на этот вопрос. Танита приблизилась к краю полыньи и поманила Гермиону пальцем, чтобы та наклонилась ниже. Когда их лица оказались на одном уровне, она отрывисто, почти по-человечески сказала: — Волшебник Селвин позволяет озерному народу жить на его территории. Волшебник Селвин дает зимой озерному народу пищу. Я, мать озерного народа, доставляю волшебнику Селвину удовольствие, — и русалка широко улыбнулась, обнажая пустые десны. У нее не было зубов. Ни одного.***
— Я убью его в собственной постели, — прошипела Гермиона. Внутри кипела ярость, а перед глазами стояло зеленоватое лицо с магнетическим взглядом и изуродованным ртом. — Придушу голыми руками, но сначала кастрирую. — Тоже голыми руками? — поинтересовался Малфой. Они шли сквозь рощу, возвращаясь в поместье. Гермиону слегка потряхивало, и она то и дело оступалась на рыхлом снегу. Когда она чуть не сломала лодыжку, зацепившись за валежник, Малфой удержал ее за локоть и больше не отпускал, твердой рукой ведя по извилистой дорожке. Даже сквозь толстую ткань пальто Гермиона чувствовала его стальную хватку. Впрочем, вырываться у нее не было никакого желания. Ноги и правда держали неважно. — А хоть бы и голыми! — воскликнула она. — Или ты думаешь, я с ним не справлюсь? — Уверен, что таких, как Селвин, ты ешь на завтрак, — неожиданно устало ответил Малфой. — Ты думаешь, я шучу? — Я думаю, что ты убийственно серьезна. Но, как бы то ни было, Селвина трогать нельзя, по крайней мере сейчас. Он публичное лицо, и его смерть или исчезновение вызовет слишком много неудобных и преждевременных вопросов. — Этот больной ублюдок годами насилует русалку, — Гермиона резко остановилась и повернулась к Малфою. — Он вырвал ей все зубы только для того, чтобы ему было приятней пихать свой член ей в рот! Малфой повернулся к ней и отпустил локоть, но фантомное ощущение его пальцев никуда не пропало. Он стоял близко. Так близко, что Гермиона могла разглядеть затейливый узор его серой радужки. Внезапно ей перестало хватать воздуха. — Да, Грейнджер, я это знаю. Как знаю и то, что у Роули есть ручная стая вампиров-людоедов, которыми он регулярно травит маглов. Макнейр обожает стегать плетью проституток, сдирая до мяса им кожу на спине. А Фенрир Сивый буквально ест детей, — Малфой говорил очень тихо, пристально глядя ей в глаза. — С Макнейром мы обсуждали преимущества и недостатки шлюх из Восточной Европы. А для Роули я зачаровывал серебряный амулет, чтобы его не погрызли его же питомцы. Малфой положил ладони ей на плечи и слегка сжал. Что это? Жест поддержки? Попытка успокоить? Если последнее, то получалось плохо — с каждым его словом Гермионе становилось все муторнее. — Мы не можем это изменить, пока Темный Лорд у власти. Если я выйду из себя и сломаю шею Макнейру, когда он в очередной раз будет хвастаться, как визжала та сучка, это не останется незамеченным. Если я нашпигую Сивого серебряными пулями, это вызовет много вопросов. Если ты убьешь Селвина, все, чего мы достигли сейчас, пойдет насмарку. Наша главная цель — Том Реддл, хотя я согласен, что об этом легко забыть, когда сталкиваешься с его последователями. — Но ведь можно сделать хоть что-то! — умоляюще сказала Гермиона. — Как ты можешь просто смотреть на все это? — Могу и не только смотрю, но иногда и участвую, — сказал Малфой, притягивая ее ближе, почти прижимая Гермиону к груди. Его правая ладонь поднялась с ее плеча, и, путаясь в шарфе, Малфой прикоснулся к ее лицу и скользнул пальцами в волосы у виска. Гермиона замерла, чувствуя, как кровь шумит в ушах. — Я смеюсь над омерзительными шутками Яксли. Лгу, подкупаю чиновников, угрожаю невинным людям и убиваю неугодных Темному Лорду. Но кто сказал, что я ничего не делаю? — большим пальцем Малфой стер слезу, которая предательски спускалась по ее щеке. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Его лицо было так близко, что она щекой чувствовала горячее дыхание. Левой рукой он обнял ее за талию и, слегка наклонив голову, прошептал на ухо, касаясь мочки губами: — Серебряный амулет, который я зачаровал для Роули, имеет один небольшой изъян, о котором я забыл его предупредить, — недолговечность. Не пройдет и пары месяцев, как Роули разорвут горло ланкаширские вампиры, те самые, которых он так терпеливо тренировал. Не исключаю и того, что рано или поздно Макнейр наткнется на суккуба, и его найдут досуха выпитым в собственной игровой комнате. А Селвин… Когда придет время, хочешь, я отдам его русалке? От его вкрадчивого, шелестящего голоса от затылка по всему телу волнами расползались мурашки. Гермиона вцепилась в его мантию, не понимая, что делает — отталкивает ли, пытаясь увеличить расстояние между ними, или, наоборот, удерживает, не мешая ему сокращать дистанцию до убийственно-незначительной. — Или я могу отдать его тебе, и ты сделаешь с ним все, что захочешь, — продолжал шептать Малфой, скользя от ее мочки к скуле и останавливаясь где-то в уголке губ. — Но ты не убийца, Грейнджер. Ты можешь быть жесткой, наверное, даже жестокой, но ты не убийца. Стоя обеими ногами на земле, Гермиона чувствовала, будто на самом деле она летит на проклятой, неуправляемой метле где-то в густом переплетении линий высоковольтных передач. Одно неловкое движение, и она запутается в проводах, повиснет в сотнях футов над землей, раз за разом пропуская сквозь тело тысячи вольт. Одно неловкое движение, и станет слишком поздно, и Гермиона замерла, не решаясь ни отстраниться, ни повернуть голову навстречу к нему. Малфой поцеловал ее сам. Не торопясь, как будто бы давая возможность остановить его, он коснулся ее губ своими. Но Гермиона не хотела его останавливать. Это было странно, это было неуместно, это было несвоевременно, но она ответила на поцелуй, ощущая на его языке соль собственных слез. Его губы были горячими, как будто он и не бродил два часа на морозе. Он был требователен и нежен, вжимаясь в ее рот и осторожно касаясь кромки зубов. Гермиона почувствовала, как ладонь Малфоя нашла в пальто прореху от когтей ночного фантома, и вот его пальцы проникли под тонкую ткань блузки, поглаживая кожу на пояснице. Его левая рука скользнула на ее затылок, нежно сжимая голову у основания шеи и путаясь в длинных кудрях. Она цеплялась за его плечи, с трудом стоя на ватных ногах. Это действительно было похоже на полет. Но не на метле или фестрале, когда единственное, чего ей хотелось, — это закрыть глаза и считать минуты до момента, пока все закончится. Нет, этот поцелуй был сродни полету во сне, когда ты усилием воли поднимаешь тело в воздух, восторгаясь чистым удовольствием от сброшенной гравитации. Без страха и с толикой сомнения в реальности происходящего. Туманный взгляд, за которым почти не видно узорчатой стали. Синхронный стон, когда его зубы сомкнулись на мочке ее уха. Никакой боли, только жар и дрожь в коленях. Рваный выдох, когда Гермиона прикусила его нижнюю губу. Желание и противоречие. Нет, только желание. Они целовались, изучая, чутко отслеживая реакции друг друга. Она обнимала его за шею, чувствуя под пальцами биение пульса. В какой-то момент Гермиона поняла, что прижата спиной к стволу дерева, и она не помнила, как это произошло. Она вообще потеряла значение слова «понимание», а может быть, и значение всех слов во вселенной, кроме «не останавливайся». Не останавливайся, Драко. Возможно, Гермиона произнесла это вслух, потому что в следующее мгновение теплый шарф исчез, и ее разгоряченное горло остудил порыв январского ветра. Малфой исступленно целовал ее шею, спускаясь ниже, к плечам и ключицам, а она могла только стонать в ответ, вжимаясь бедрами в его живот, проклиная зиму и десятки слоев одежды между ними. Они горели, и только Мерлину известно, как от этого огня не заполыхала роща и не выкипело озеро. Разумеется, далекий вопль, прорезавший ночной воздух, услышал только Малфой. Он вздрогнул и, оторвавшись от ее истерзанных губ, развернулся, закрывая Гермиону спиной. — Что такое? — задыхаясь, спросила она. — Кажется, скрытень очнулся, и ему очень не понравилось быть связанным, — спокойно ответил он. — Пойдем. Нужно возвращаться. Он протянул ей руку, и Гермиона, не давая себе времени усомниться, схватилась за его ладонь. Малфой шел быстро. Вскоре они оказались возле плененного скрытня. Тот валялся там же, где они его оставили. Противно выл, крутился и извивался, пытаясь избавиться от пут. Не останавливаясь, Малфой наложил на тварь Силенцио, и уже через несколько минут они вернулись в поместье. В холле по-прежнему было темно и гулко. — Кстати, Грейнджер. Где ты раздобыла рыбу? — спросил Малфой, когда они уже подошли к двери, ведущей в подземелья. — У меня свои источники, — ответила Гермиона, отбрасывая мокрые от снега волосы назад. Малфой проводил это движение долгим взглядом. — Мне, кхм, пора идти, — промялмила она, с каждой секундой чувствуя себя все более неуютно. — Тео дожидается моего возвращения, он ведь должен запечатать дверь, чтобы Селвин ничего не заподозрил, ну, ты понимаешь, — совсем запуталась в словах она. — Я понимаю, — холодно произнес Малфой. — Ну, я пошла? — неестественно высоким голосом спросила она. «Да что с тобой такое, Гермиона?!» — Не смею задерживать, — и он издевательски-галантным жестом постучал палочкой по двери. Та мягко приоткрылась, обнажая темное нутро подземелья. Не зная, что еще сказать, Гермиона смущенно улыбнулась и, пряча глаза, вошла внутрь. Тео дожидался ее на первом лестничном пролете. Он сидел на ступеньках, подложив под себя подушку, и что-то увлеченно читал. Услышав шаги Гермионы, он поднял голову и взволнованно спросил: — Как все прошло? Тебя долго не было. — Не сейчас, Тео! — бросила Гермиона, торопливо спускаясь к жилым помещениям. Больше всего на свете ей сейчас хотелось побыть одной. Попытаться переварить произошедшее. — Гермиона! — Я сказала — не сейчас! — крикнула она, закрывая дверь своей комнаты. Оставшись наконец в одиночестве, Гермиона в изнеможении прижалась спиной к стене и сползла вниз, на пол. Период полураспада урана-233 — сто тысяч лет. Период полураспада Гермионы Грейнджер — один поцелуй с Драко Малфоем.