В коридоре вновь послышались шаги, и заскрипел засов, запирающий внешнюю дверь. Драко обернулся к Грейнджер. Та так и сидела на кровати, завернувшись в одеяло. Ее глаза поблескивали в темноте, отражая свет его волшебной палочки. Малфой буквально кожей чувствовал, как от страха и ярости вокруг нее густеет воздух.
— Иди к ней, — Драко подобрал с пола белье и брюки и торопливо оделся. — Иди к ней, а с остальным я разберусь.
— Что ты будешь делать? — спросила она, спуская ноги с кровати и подбирая валяющуюся неподалеку одежду. Ее голос звучал хрипло, но твердо. — Ты убьешь его?
— О нет. Это было бы слишком недальновидно, — Драко застегнул пуговицы на рукавах рубашки и повернулся к Грейнджер. — Недальновидно и
слишком скучно.
— Что это значит? — она натянула на плечи халат и скрестила руки на груди.
«Ну разумеется. Сговорчивость Грейнджер — разовая акция, которая заканчивается сразу за пределами постели, кто бы сомневался».
Малфой подошел ближе и расцепил ее пальцы, судорожно комкающие ткань. Грейнджер смотрела на него снизу вверх, и больше всего на свете ему хотелось прижать ее к груди и почувствовать под ладонью нежный атлас кожи. Но сначала нужно было разобраться с ублюдком наверху.
— Драко, что ты будешь делать?
— Скажем так, следующие полгода Селвину
очень не понравятся.
Малфой ждал дальнейших расспросов, но она только растянула губы в хищной ухмылке. Грейнджер протянула руку и ухватила его за шею, заставляя наклониться.
— Я хочу, чтобы он подавился своей кровью, — сказала она, щекоча ухо дыханием. — Ты ведь сможешь так сделать?
Драко отстранился и заглянул в ее глаза. В них плескалась холодная чернота, так отличающаяся от обычного тепло-карего оттенка ее радужки. Похоже, и у Грейнджер была своя темная сторона. И Драко — последний человек, который будет осуждать ее за это.
— Да, Грейнджер. Смогу.
Спальня Селвина запиралась, смешно сказать, Алохоморой. Драко пинком открыл дверь и увидел Титуса, который уже улегся в постель.
— Левикорпус!
Заклинанием он выдернул Селвина, голого и бессмысленного, из-под одеяла и подвесил под потолком вниз головой. Его член (внушительных, надо сказать, размеров) свесился вниз, жалкий и сморщенный. Селвин безвольно болтался под ледяным прицелом малфоевского взгляда.
— Ты что творишь? — взвизгнул он.
— Я ведь предупреждал тебя, Титус, не лезь в мои дела, — широким шагом Драко пересек комнату и уселся в кресло у камина.
— Малфой! Отпусти меня!
Драко устроился поудобнее и оглядел висящее тело. Селвин покраснел от прилившей крови, аристократические черты лица расплылись, отчего оно напоминало перезревший томат.
— Если бы ты знал, Тит, до чего я не люблю идиотов, — вздохнул Малфой. — От тебя требовалось так немного — всего лишь не мешать. Казалось бы, живи, радуйся, трахай русалок или кого ты там еще ебешь, своего домового эльфа? Не важно. Но нет, тебе понадобилась Вейн. Неужели она настолько несговорчивая, что тебе пришлось стирать ей память?
— Я не хотел, чтобы кто-нибудь об этом узнал! — взвизгнул Селвин.
— Кто-нибудь — это я?
— Отпусти меня немедленно!
— О нет, Тит. Боюсь, это невозможно. Твои действия могут плохо сказаться на моей карьере. Темному Лорду очень не понравится то, что чистокровная волшебница, работающая над его проектом, оказалась в подобном положении. И проблема здесь вовсе не в том, что ты забыл спросить ее разрешения сунуть свой пенис в ее вагину. Такие мелочи господина не беспокоят. Твоя главная беда, Тит, в том, что своей бездарной магией ты едва не превратил умнейшую волшебницу в пускающую слюни идиотку. Как ты думаешь, насколько нам удалось продвинуться в наших исследованиях за последние пару недель?
Селвин молчал, яростно надувая щеки и вращая глазами.
— Я спросил тебя, Титус: как ты считаешь, насколько успешной была работа Вейн в те недели, когда ты ночами стирал ей память?
— Я не знаю! — заорал Селвин. — Не знаю, Малфой!
— Вот именно. Дам тебе небольшой совет: не знаешь — не лезь. Можешь выбить эту сентенцию на фамильном гербе, в назидание потомкам. Если они, конечно, у тебя будут, — и Малфой больно щелкнул Селвина по яйцам, отчего тот жалобно вскрикнул.
— Немедленно меня освободи! Чего ты хочешь? Денег? — Титус говорил глухо, и его лицо, все сильнее наливающееся кровью, принимало уже синюшный оттенок.
— Ты точно идиот, — вздохнул Драко. — Единственное, чего я хочу, — это через две недели презентовать нашему господину действующий способ магической очистки от радионуклидов. И благодаря тебе этот срок придется сдвинуть, поскольку Ромильда Вейн, ключевой специалист, совершенно не в себе. Так что нет, Тит, мне не нужны деньги. Мне нужен ты.
Малфой встал с кресла и подошел ближе, вглядываясь в карие глаза Селвина.
— Завтра ты наденешь свою лучшую мантию и отправишься со мной в Малфой Мэнор. Там ты получишь аудиенцию у Темного Лорда, где и объяснишь, по какой причине он не получит то, что хочет, в нужные сроки. И Мерлин свидетель, мне жаль, если ты будешь недостаточно убедителен и красноречив. Ты меня понял?
Селвин что-то промычал, и Малфой бросил в него Режущее, отчего на бледной груди расцвели розовые полосы, быстро заполнившиеся кровью. Через мгновение она закапала на пол, пачкая роскошный ковер.
— Я не слышу. Ты. Меня. Понял?
— Да!
Драко взмахнул палочкой, и Селвин с надрывным стоном рухнул на пол. С ужасом оглядываясь на Малфоя, он отполз к противоположной стене.
— Мы не закончили.
Драко подошел ближе и сел на корточки возле съежившегося Селвина.
— Некоторые вещи гораздо лучше запоминаются со временем. Думаю, полугода будет достаточно, — и он прижал к виску Титуса волшебную палочку.
Ментальная магия — очень тонкая материя. Некоторые ее аспекты практически невозможно объяснить, только пережить. Именно поэтому ментоловушку могут сотворить только те, кто когда-то испытал ее на собственном опыте. Со стороны это выглядит так, будто человек за чем-то внимательно наблюдает. Но на самом деле внутри себя он проживает дни, месяцы, годы — тот срок, который пожелает легилимент.
Все, что происходит с несчастным, повинуется воле заклинателя. Он может создать в сознании противника рай, погрузить в бесконечную негу, раз за разом напоминая о самых счастливых моментах. А может низвергнуть в пучину страданий, и, честно говоря, так происходит гораздо чаще. Дмитрий любил сводить с ума своих противников, заставляя их заново проживать свою собственную жизнь.
Иногда он отматывал ее назад, день за днем, акцентируя внимание на событиях, которые и привели к самой чудовищной ошибке человека — встрече с Дмитрием. Он препарировал память, внедряя в нее лишние элементы, пугающие или просто бессмысленные, отчего противник постепенно сходил с ума.
Но гораздо чаще Дмитрий начинал с самого рождения. Люди не помнят, как они появляются на свет, и как показала практика — оно и к лучшему. Нет ничего страшнее, чем в полном сознании вновь пройти родовые пути и выбраться, облепленным кровью и слизью, из тела страдающей матери.
Дмитрий всегда творчески подходил к ментоловушкам. Как он однажды рассказывал Драко, если бы он не стал волшебником, то писал бы ужасы — так его завораживала природа человеческого страха.
— Кто-то боится смерти. Кто-то боли. Некоторые приходят в оцепенение от отвращения, а другие — от собственного бессилия или неизвестности. Многогранный и цельный одновременно, страх, как ничто, раскрывает сущность, — говорил он, когда они долгими зимними вечерами упражнялись в ментальной магии. — Знаешь, почему я не убил тебя, парень?
— Потому что я очень красивый? — буркнул Драко. У него болела голова от многочасовой окклюменции. В последнее время Дмитрий взял моду врываться в его сознание в любой неожиданный момент, проверяя, как ученик держит щиты. И каждый раз, когда ему это удавалось, Драко ждала тяжелая пульсирующая боль в висках, которая терзала его часами.
— Смешно. Даю тебе еще попытку.
Малфою не хотелось гадать. Ему хотелось упасть на кушетку и проспать как минимум сутки, но он знал, что Дмитрий не отстанет, пока не получит правильный ответ. А за неправильный, вероятнее всего, его ждет ночевка на морозе, в брошенной медвежьей берлоге. Впрочем, подобная перспектива уже не казалась ему такой уж безрадостной. Вряд ли старикан полезет в сырую нору ночью, так что, возможно, Драко удалось бы выспаться…
Малфой тряхнул головой и собрался. Не стоит недооценивать этого маньяка. Дмитрий прекрасно видел его состояние, а значит, будет продолжать давить, пока не получит желаемое. Поэтому стоило воспользоваться единственной попыткой с умом.
Драко встал со стула и подошел к очагу, где жарко горело пламя. В хижине всегда было натоплено — старый волшебник не переносил промозглости в доме, при том, что мороз на улице не доставлял ему видимого дискомфорта. Подбросив пару поленьев, Малфой повернулся к учителю и принялся рассуждать:
— Если думать напрямую, то, скорее всего, дело в жажде независимости. Я не боюсь смерти, скорее меня пугает отсутствие свободы выбора…
Ему нужно было потянуть время, отвлечь учителя, чтобы незаметно проскользнуть в его голову и выяснить правильный ответ. Это единственный способ, поскольку сам Малфой понятия не имел, почему Дмитрий бросил препарировать его разум спустя всего лишь три года повторной жизни. Драко был уверен, что еще несколько месяцев и от его мозгов осталась бы вонючая лужица.
Дмитрий слушал внимательно, и Малфой, продолжая разглагольствовать о свободе воли, окунулся в выцветшие глаза и увидел свое собственное лицо, залитое слезами. Отражение в зеркале в туалете на пятом этаже Хогвартса. Том самом, где он жаловался на жизнь Плаксе Миртл.
Жалкое, жалкое зрелище.
Драко кружил среди десятка не менее стыдных картинок: вот он рыдает в Выручай-комнате; а вот старательно отводит глаза от Нагайны, с аппетитом пожирающей Чарити Бэббидж; тут он дрожащим голосом заявляет, что не знает, Поттер это или нет, а здесь — застыл соляным столбом, сдерживая желание заткнуть уши и не слышать истошных воплей Грейнджер, которая извивается на полу в гостиной Мэнора.
Выскользнув из головы учителя, Малфой споткнулся на полуслове. Это что же, его не убили из жалости? Бред. Дмитрия можно назвать каким угодно, но только не милосердным. Драко не был уверен, что тот вообще знает, как это слово будет по-английски. Так в чем же дело?
А что, если…
— Ты не убил меня, потому что больше всего я боюсь оказаться жалким?
— А ты неплох, — Дмитрий хмыкнул и отпил из кружки какого-то горячего варева, которое употреблял литрами. — Иди уже спать, парень. И не думай, что я не заметил, как ты копался у меня в голове. Ты натоптал там, как рота красноармейцев.
Это было давно.
А сейчас Драко смотрел в темные глаза Титуса Селвина и видел в них скучнейшую из разновидностей ужаса — страх боли и смерти. Полгода. Достаточно, чтобы накрепко запомнить урок, но остаться в своем уме.
Малфой запер его в дне, когда Селвин убил своего отца. Яд тентакулы, неоригинально, но действенно. Сто восемьдесят раз двадцатисемилетний Титус просыпался в своей комнате с мрачной решимостью и холодным ознобом: сегодня он избавится от старика.
Артемис Селвин слишком многого хотел от сына — изматывающие тренировки, пространные рассуждения о чистоте крови и падении нравов, которые предполагалось с почтительным видом выслушивать. Скудное денежное довольствие — жалкие четыреста галлеонов в месяц, ну что на это можно купить?
Но хуже всего, конечно, постоянный контроль. Тит обязан был ночевать только в поместье, отчитываться о каждом своем шаге и под угрозой лишения наследства работать на скучнейшей должности в Департаменте магического транспорта, поскольку это позволяло снабжать Темного Лорда нужной информацией.
План Титуса был прост — заглянуть в лабораторию отца, где тот экспериментировал с какими-то хитрыми зельями, и заменить один из безобидных реактивов на сок ядовитой тентакулы. В качестве отвлекающего маневра — длинная и путаная история о перемещениях главы Аврората Цербера Ланграма, за которым велась неустанная слежка. Дальше — дело техники. Достаточно одного вдоха возле фиала с ядом, чтобы парализовать легкие. Артемис Селвин должен был трагично скончаться за пару минут.
Так и произошло — в реальной жизни. Но не в иллюзорном мире, который Драко создал в сознании Селвина. Каждый день убийство заканчивалось ровно так, как боялся Титус, — неудачно. Артемис узнавал, что в покушении виноват его собственный сын. Драко не пришлось ничего придумывать — все возможные последствия провала Селвин-младший десятки раз прокрутил в голове перед роковым днем.
День за днем он подменял фиал, и каждый раз его отец это замечал. Титуса пытали Круциатусом, запирали в темнице, лишив зрения, слуха, обоняния и осязания. Нередко Артемис топил собственного сына в кислоте, вливал в горло раскаленный яд или отдавал на растерзание диким оборотням Сивого. Он пробовал снова и снова, искал выход, придумывал иные способы покончить с отцом, но любая его попытка с треском проваливалась. Титус снова просыпался в своей спальне и принимался за планирование.
Малфой с любопытством исследователя наблюдал за происходящим, поражаясь богатой фантазии Титуса. Неужели тот и в самом деле верил, что его отец сделает с ним все то, что он навоображал? С одной стороны, зная бескомпромиссную требовательность чистокровных отцов и вспоминая отношение Кеннета Нотта к предательству сына, это было возможно. С другой стороны, кастрация? Перерезанная глотка? То ли у Титуса слишком богатое воображение, то ли Артемис Селвин был настоящим садистом, успешно скрывающим свое истинное лицо.
Драко презирал Люциуса, с его закостенелой верой в доктрину крови и неумением видеть перспективы. Может быть, даже немного его боялся, особенно в подростковом возрасте, до того, как в их жизни появился некто, о ком стоило переживать гораздо больше. Но ему даже в голову не приходило, что отец может его убить. Отругать, облить ледяным презрением, лишить карманных денег, отправить под домашний арест, возможно, даже ударить. Но пытки? Чудовищные в своей жестокости убийства? Нет.
Прошло не больше четверти часа, когда Малфой убрал кончик палочки с виска Селвина и выпустил его из ментоловушки. Титус был мертвенно-бледен, из носа текла кровь, смешиваясь со слюной, капающей из уголка рта. Его била мелкая дрожь, но взгляд постепенно становился осмысленнее.
— Что ты сделал? — невнятно спросил он. Трясущейся рукой Селвин попытался стереть кровь с лица, но только сильнее все размазал. Казалось, он уже не замечал своей наготы и болезненных порезов на груди.
— Какая разница? — ответил Малфой, вставая. — Главное, чтобы это не повторилось снова, верно? В следующий раз, если он состоится, будет гораздо хуже. Поверь, сегодня я был с тобой почти нежен.
Чеканным шагом Драко пересек комнату и обернулся на пороге.
— Будь готов к полудню. И Мерлин тебе помоги, если ты решишь сбежать, — и он вышел из комнаты, оставив голого, всхлипывающего Селвина одного.
Грейнджер сидела у кровати Вейн и читала какую-то книгу. Услышав стук двери, она испуганно вскочила, но, увидев Малфоя, заметно расслабилась.
— Ромильда спит. Я дала ей зелье Сна без сновидений, и пока это лучшее, что можно сделать. Я просканировала ее память… — она замялась, подбирая слова, и нехотя продолжила: — Селвин не стирал воспоминания, а блокировал их. И изменения в поведении Ромильды, скорее всего, из-за магического конфликта скрытых и стертых эпизодов.
— То есть блок можно убрать?
— Да.
— И это решит проблему с ее неадекватными реакциями и дезориентацией?
— Скорее всего.
— Но тогда Вейн будет помнить все, что делал с ней Селвин, — медленно проговорил Малфой.
Она судорожно вздохнула и с несчастным видом кивнула.
— И что ты будешь делать? — Малфой знал ответ на свой вопрос еще до того, как задал его. Грейнджер выглядела раздавленной, но в ее глазах горела решимость.
— Верну ей воспоминания, — прошептала она.
— Вейн сильная, она справится. И она имеет право знать, что с ней происходило, — Драко подошел ближе. Ему хотелось как-то подбодрить Грейнджер, дать ей понять, что он поддерживает это решение, но ничего не приходило в голову. Он нелепо топтался возле кровати, не зная, куда деть руки.
— Я это понимаю, — Грейнджер бросила книгу на матрас и обняла его за пояс, пряча лицо у него на груди. Драко осторожно положил ладони ей на плечи, чувствуя под пальцами трепетное тепло. Ее голова упиралась ему в подбородок, и, повинуясь какому-то странному порыву, Драко поцеловал ее в макушку. Волосы Грейнджер пахли свечным дымом и фруктовым шампунем.
— Селвин, — ее голос звучал глухо, и даже сквозь рубашку Драко почувствовал жар ее дыхания. Гермиона запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. — Что мне сказать Ромильде насчет него?
— Что она больше никогда его не увидит.
— Ты убил его?
— Нет. Но завтра мы отправимся к Темному Лорду, где Титус расскажет, кто виноват в проблемах лаборатории. Это даст нам еще немного времени.
— А что ты сделал
сегодня? — в ее голосе послышалась мстительность.
И предвкушение.
— Запер на полгода в худшем дне его жизни, — его рука сама скользнула в ее кудри. Он слегка сжал волосы на затылке Грейнджер, преодолевая желание запрокинуть ее голову и провести языком по шее.
Он обязательно так сделает. Но потом.
— Это как? — не поняла она и слегка отстранилась. Впрочем, ее правая ладонь была уже
под его рубашкой и легонько поглаживала поясницу. — Как в «Дне сурка», что ли?
— При чем тут сурок? — удивился Малфой.
— Ну, фильм такой есть. Про репортера, который каждое утро просыпался в одном и том же дне. И ничего не менялось, только он помнил, что проживает одинаковые события уже тысячи раз, — объяснила Грейнджер.
«Вот оно что. Выходит, у маглов тоже есть ментальные ловушки».
— Да, что-то вроде этого. Только Селвина каждый раз мучительно убивал его же собственный отец.
— Зачем? — округлила она глаза.
— Затем, что Титус сам пытался его убить. В реальности ему это удалось, а в ментальной ловушке, где я его запер, Артемис Селвин узнает о планах сына и каждый раз мстит ему. Довольно жестоко.
«Очень жестоко».
В тусклом свете магических огоньков зрачки Грейнджер почти поглотили темную радужку. Она нахмурилась, о чем-то задумавшись. Драко почти буквально видел, как в ее голове крутятся шестеренки.
— Ну давай уже, спрашивай, — не выдержал он и слегка приподнял ее за подбородок.
Она замялась, не решаясь озвучить свои мысли. Неужели Грейнджер его боялась? Боялась, что он выйдет из себя и что-то ей сделает? Схватит за горло, как тогда в хижине? От последнего воспоминания член слегка дернулся, и Драко усилием воли заставил себя подумать о чем-нибудь другом.
Через восемь часов его ждет
крайне неприятная встреча.
— Дмитрий сделал с тобой то же самое? — осторожно, будто ступая по тонкому льду, спросила она. Грейнджер изо всех сил старалась выглядеть непринужденно, но получалось у нее плохо. Она волновалась. Почему? Боялась ответа на свой вопрос или боялась
его самого?
Малфой вздохнул.
— Нет. Он не заставлял Люциуса убивать меня.
— Я не об этом, — мотнула она головой. — Он запер тебя в одном дне? Или ты проживал свою жизнь?
— Второе.
— Ты не хочешь говорить об этом?
«Проницательность — твое второе имя, Грейнджер».
— Не хочу.
— Но когда-нибудь ты расскажешь мне об этом, — это прозвучало скорее утверждением, чем вопросом. Малфой не стал отвечать и просто пожал плечами, надеясь, что это выглядит достаточно убедительно.
— Мне нужна твоя помощь, — сменил он тему и с неохотой отпустил ее. Пришлось даже сделать пару шагов назад, чтобы теплое тело Грейнджер не отвлекало от дела. Если он хотел пережить грядущую встречу с Темным Лордом, нужно подготовиться. — Я должен показать хоть что-то существенное, чтобы доказать эффективность лаборатории. Иначе подставлять Селвина будет бессмысленно: Волдеморт не станет разбираться, он просто убьет всех.
— Радиоактивная пыль, — сразу ответила Грейнджер. — Сколько у нас времени? Если мы возьмем что-то однородное, думаю, я смогу рассчитать формулу для заклинания. Ты покажешь Волдеморту, что мы уже научились убирать радиацию, но нужны дальнейшие исследования и эксперименты, чтобы создать универсальное заклинание. Думаю, этого будет достаточно.
Больше никакого смущения или растерянности в глазах. Нет, она уже просчитывала варианты, оценивала риски и предлагала действующее решение, забыв обо всех волнениях и даже о мерно вздыхающей Вейн, которая спала в шаге от нее.
Грейнджер была прекрасна.
— Тогда встретимся в лаборатории через четверть часа, — заключил Малфой и вышел из комнаты.
Быстро приняв душ, он спустился обратно в подвал и обнаружил Грейнджер, которая уже разложила на столе свой ноутбук и кипы бумаг.
— На компьютере считать будет быстрее. Сначала нужно немного математики и алгоритмов, и только потом будем переносить все на нумерологические матрицы, — объяснила она.
— Я не очень хорош в математике, — признался Малфой. Быть мертвым грузом не хотелось, но Грейнджер только усмехнулась.
— Догадываюсь. Как у тебя с нумерологией?
— Выше ожидаемого на СОВ.
— Сойдет, — ответила она. — Считай пока на черновую количество переменных в составном заклинании перемещения. А я займусь подсчетом субатомных частиц и зеркальным алгоритмом. Надеюсь, справлюсь. Если нет — придется будить Тео. Потом соединим, что у нас получилось.
— Для какого вещества?
— Возьмем йод-131. Думаю, с бета-распадом будет попроще, и для демонстрации сгодится. Счетчик Гейгера верещит от него не хуже, чем от америция-241.
Некоторое время они сосредоточенно работали. Малфой высчитывал переменные, из которых будет состоять будущее заклинание. Дело шло медленно — ему приходилось по несколько раз проверять каждый параметр, опыта все-таки было маловато. К тому же следовало учитывать, что будущее заклинание должно само высчитывать количество неправильных ядер в атомах, то есть оценивать объем вещества, которое подвергается очистке. Это добавляло сложности, поэтому через два часа голова Драко трещала, как после сеанса легилименции от Темного Лорда.
— Не понимаю, — простонала Грейнджер. Она откинулась на спинку стула и с силой потерла виски. — Не работает! Я сделала все как нужно, расчеты точно верные, но нумерологический алгоритм все равно выдает какую-то ахинею.
Драко уже открыл было рот, чтобы попросить посмотреть, но сдержался. Он все равно ни дракла не поймет в ее расчетах, так чего позориться? Вместо этого он кивнул, встал и молча вышел из лаборатории. Если для того, чтобы выжить, ему нужен Нотт — так тому и быть.
Нотт спал, отбросив одеяло и подушку, бледный, почти призрачный в свете магического ночника. Длинные ноги и руки свешивались с узкой койки. Без особых церемоний Драко вылил на него струю воды из палочки.
— Грейнджер нужна помощь с расчетами, — сказал он, когда Нотт перестал отплевываться и ругаться.
— А до утра это не подождет?
— Нет, — Малфой взмахнул древком, и в Нотта прилетела его одежда, которая была кучей свалена на дне шкафа. — Одевайся, у нас мало времени, — и Драко вышел из комнаты.
Грейнджер сидела в той же позе, что он ее и оставил. Напряженная спина, закрытые глаза, густая тень от ресниц на бледных щеках. Драко подошел ближе и положил ладони ей на плечи, слегка массируя затвердевшие мышцы. От прикосновения она дернулась, будто от электрического тока.
— Не надо. Я в порядке.
— Врешь, — и он провел кончиками пальцев от линии роста волос до выемки между шеей и плечом, наблюдая, как ее кожа покрывается мурашками. — Ты коришь себя за то, что не справилась с расчетами сама и придется снова стирать память Нотту, — Драко наклонился ниже и, касаясь губами мочки ее уха, прошептал: — А еще боишься, что он увидит нас вместе.
Грейнджер вздрогнула и резко развернулась к нему.
— Прекрати додумывать за меня! С чего вообще ты взял… — но ее гневную отповедь прервал звук открывающейся двери.
«С чего ты вообще взял… Взял что? Что мы вместе? Что придется стирать память Нотту?» — раздраженно подумал Малфой.
— Гермиона? Что тут у вас случилось? Что за срочность? — послышался сонный голос Нотта.
— Тео! — она вскочила со стула и подбежала к Нотту. — Прости, что пришлось тебя разбудить, но нам к утру нужно доделать заклинание, которое превратит йод-131 в обычный.
— Так, вроде, мы и так этим занимаемся последние полтора месяца, — заметил Нотт.
— Да, конечно, — смутилась Грейнджер. — В общем, мы тут с Малфоем кое-что придумали и хотели бы протестировать, но у меня не сходятся параметры в нумерологическом алгоритме для создания единого заклинания.
— Так и что вы придумали? — поднял бровь Нотт, игнорируя бумаги, которые протянула ему Грейнджер.
Та быстро объяснила ему про принцип атомарного конструктора, и с каждым словом выражение лица Нотта становилось все более и более задумчивым.
— Почему йод-131? Может, попробуем что-то потяжелее? Чтобы сразу понять, работает или нет. И к чему такая спешка? Давай завтра разберемся вместе с Ромильдой.
— Нужно сейчас и именно йод. Пожалуйста, Тео. — Малфою было тошно смотреть, как она его упрашивает. Неужели это так сложно: взять и сесть за работу без лишних вопросов? — Вот мои расчеты, посмотри, где я допустила ошибку? — и Грейнджер снова протянула Нотту свои заметки. Тот быстро пробежал глазами текст и сразу ткнул пальцем в какую-то строчку.
— Ты забыла сменить полярность расходящегося потока, — Нотт достал палочку, и уже через мгновение вокруг него закружили золотистые нумерологические символы. — Вот здесь тройная аппликата, которая расходится на двенадцать потоков.
Грейнджер глубокомысленно кивнула, нырнула в облако золотистых искр, и в четыре руки они с Ноттом принялись крутить и переставлять символы, значение которых Драко понимал очень отдаленно.
Через три с половиной часа у них была рабочая версия заклинания. Все это время Малфой просидел, разбираясь с переменными и готовя структуру будущих чар. Впрочем, с тем же успехом он мог пойти спать — как оказалось, все расчеты уже провел Нотт. Драко изо всех сил старался не обращать внимания на обрывки фраз, которыми перебрасывались эти двое. Они понимали друг друга с полуслова: стоило Нотту произнести что-то вроде «Сюда Гаусс» — Грейнджер кивала и бросала золотистый луч в какой-то малозаметный символ.
Это было необходимо. И это бесило до зубовного скрежета. А еще это ее «С чего ты вообще взял…»? Неужели это так сложно договорить мысль, а не обрывать ее на полуслове?
Наконец, не обращая внимания на Драко, корпевшего над уже бесполезными переменными, Нотт с Грейнджер облачились в защитные костюмы и уединились в изолирующей камере. Через три минуты оттуда выбежала сияющая Грейнджер.
— Работает! — и она сунула Драко под нос стеклянный пузырек и счетчик Гейгера. Дозиметр успокаивающе мигал зеленым экраном и медленно попискивал, сообщая, что уровень излучения вокруг соответствует безопасной норме.
Работает.
Драко ощутил, как внутри распадается плотный узел. Сам того не замечая, последние часы он провел в чудовищном напряжении — как и всегда, когда приходилось рассчитывать на кого-то, кроме себя. Малфой знал, что сам сделает все как надо. Сама идея зависимости от успеха других людей вызывала у него стойкое отторжение.
Но все обошлось. Грейнджер и Нотт сделали невозможное и за несколько часов состряпали работающее заклинание. И сейчас она, сверкая глазами, смотрела ему в лицо, ожидая реакции. Драко хотел поцеловать ее, но в проеме изолированной камеры маячил Нотт, а в голове билось растерянное: «С чего ты вообще взял…». Поэтому он сказал только:
— Покажи мне формулу и движение.
Она показала.
Драко повторил несколько раз и, доведя до совершенства движение, направился к выходу из лаборатории. На пороге он обернулся и произнес:
— Если я не вернусь к вечеру — уходите. Я оставлю особняк открытым.
***
В Малфой Мэноре было оживленно. Мебель в многочисленных гостиных и чайных комнатах освободили от тяжелых чехлов, по коридорам сновали деловитые волшебники с незапоминающимися лицами. В лучах зимнего солнца, пробивающегося сквозь витражи, плясала пыль, а из подвальных кухонь доносились запахи какой-то еды.
«Интересно, нужна ли Темному Лорду обычная пища? Или ему хватает человеческих душ?» — подумал Драко, шагая сквозь анфиладу комнат. За ним плелся Селвин, бледный и растерянный, с металлическим ящиком в трясущихся руках. Судя по серым губам и узким зрачкам, Титус неплохо приложился к Серым кристаллам. Драко не мог не признать, что, учитывая все обстоятельства, это было не таким уж и плохим решением.
Наконец они остановились возле высоких дверей, ведущих в столовую. Драко коротко постучал по дубовому косяку, и через мгновение резная створка с мягким шорохом отворилась.
За последние месяцы парадная столовая сильно преобразилась. Углы избавили от паутины, обновили штукатурку, а хрусталь на люстре разбрасывал вокруг ледяные искры. Большой стол, за которым Драко провел бесчисленные часы званых обедов и ужинов, отодвинули к стене. Сейчас он был завален книгами — древние фолианты, современные издания и даже тонкие брошюрки несомненно магловской печати. Камин в северной стене жарко пылал, не в силах, впрочем, разогнать могильный холод темной магии, пропитавшей стены.
Волдеморт был один. Он стоял возле окна, задумчиво оглядывая окрестности, не обращая внимания на вошедших. Драко сделал несколько шагов и остановился на почтительном расстоянии, склонившись в глубоком поклоне. Селвин сделал то же самое.
— Драко, Титус, — высокий холодный голос пробирал до костей.
— Мой Лорд, — проговорил Малфой, не поднимая взгляда.
— Могу ли я ожидать, что твое появление означает решение маленькой проблемы, которую я тебе поручил?
— Почти, мой Лорд. Я пришел, чтобы продемонстрировать вам первые успехи лаборатории.
Все вокруг воспринималось четким и контрастным, а чувства болезненно обострились — как и всегда, в крайнем интеллектуальном и эмоциональном напряжении (а только в таком состоянии и можно общаться с Волдемортом). Он слышал, как между стен копошатся мыши, ощущал все оттенки запахов в столовой — пыль, дым, горячая смола, неизменный ладан, жареное мясо. Но ярче всего он чувствовал тяжесть концентрированной магии Волдеморта. Она отдавалась в пальцы тянущей болью, напоминающей зубную. Драко с трудом сдерживался, чтобы не встряхнуть кистями, чтобы хоть как-то облегчить жжение в фалангах.
— Что ж, не будем медлить, — Темный Лорд сделал приглашающий жест. — Покажите, чего вам удалось добиться.
Драко указал Селвину на стол, и тот торопливо поставил на полированную поверхность свинцовый ящик. Волдеморт подошел ближе, бесстрастно разглядывая контейнер.
— Господин, излучение этого вещества может повредить клетки вашего тела. Кратковременное воздействие не опасно, но стоит оградить себя изолирующими чарами. Мы выявили, что при сильном магическом импульсе они отлично задерживают бета-излучение.
Волдеморт ничего не ответил, и только по резкой боли, прокатившейся от кончиков ногтей до костяшек, Драко понял, что тот окружил себя защитной сферой. Внешне же магия Темного Лорда никак не проявилась.
— Господин? — изобразил неведение Драко, застыв возле контейнера.
— Действуй, юный Малфой. Вас уже закрывает защитная сфера.
— Благодарю вас, мой Лорд, — наклонил голову Драко и взмахнул палочкой: — Алохомора!
Крышка распахнулась, и Драко извлек стеклянный пузырек, наполненный темным порошком.
— Это радиоактивный изотоп вещества йод, — Драко достал из кармана счетчик Гейгера и провел им над пузырьком. Устройство истошно заверещало. — Особенно он опасен, если поступает в организм с водой или пищей. От отравления этим веществом заболели и погибли тысячи маглов, когда двадцать лет назад по их же собственному недосмотру взорвалась Чернобыльская атомная электростанция. Это…
— Я знаю, что это такое. Продолжай.
— Две недели назад нам удалось создать работающее заклинание, которое превращает радиоактивный йод в его безопасную версию. То есть вещество становится не более вредным, чем пыль под вашими ногами. Как видите, сейчас магловское устройство регистрирует уровень опасности. Но после того, как я произнесу заклинание, оно покажет полное отсутствие радиации.
Драко старался говорить простыми, понятными фразами, но его не отпускало ощущение, что Волдеморт знает о ядерной физике куда больше, чем показывает. Это нервировало.
Он отложил счетчик Гейгера и взмахнул палочкой, сосредоточившись на точном исполнении словесной и физической формулы заклинания.
—
Иммерсионем ин инфинитум паруитатем!
На первый взгляд ничего не произошло. Темный порошок в прозрачном фиале остался недвижим, однако противный писк дозиметра утих. Драко осторожно взял прибор и провел им над пузырьком. Экран горел спокойным зеленым светом, сообщая, что в округе нет ни намека на радиацию.
В столовой, отражаясь от каменных стен и сводчатого потолка, раздались редкие хлопки. Волдеморт аплодировал, лениво ударяя одной ладонью по другой.
— Что ж, это было не особенно зрелищно, но эффективно, — он подошел ближе и взял из рук Малфоя пузырек. — Магия — сила. Она играет с физическими законами и подчиняет воле человека хаотичную мощь природы. Все во вселенной покорится могуществу волшебства.
— Да, мой Лорд, — склонили головы Малфой и Селвин.
— У меня только один вопрос, Драко, — вкрадчиво проговорил Волдеморт. — Это заклинание очищает
любое радиоактивное вещество?
«Время пришло», — подумал Драко.
— Нет, господин. Эти чары работают только для йода-131. Для другого вида загрязнения они бесполезны. Универсальное заклинание сейчас находится в разработке. Если бы не проблемы с ключевой сотрудницей, мы были бы гораздо ближе к финалу.
— И какого рода проблемы? — ласково прошелестел Волдеморт.
Драко незаметно пихнул в спину Селвина, и тот, побледнев как полотно, вышел вперед.
— Провалы в памяти, мой Лорд! Оказывается, эта предательница крови плохо реагирует на Обливиэйт, и только спустя три недели мы поняли, что это влияет на ее работоспособность, — сказал он, слегка заикаясь.
— Обливиэйт? — голос Волдеморта как будто стал еще выше. Драко почувствовал, как поднимаются волоски на руках.
— Да, господин, — опустил взгляд Титус. — Эта девка была очень несговорчивой, поэтому пришлось действовать так. Иначе ее воспоминания мешали бы ей качественно работать.
«Мерлин, до чего жалко он звучит», — подумалось Драко. Он стоял, удерживая на лице маску вежливого подобострастия, но внутри был собран, как сжатая пружина. Дальше могло произойти что угодно.
Волдеморт мог убить Селвина и отпустить Драко. Вероятность такого развития событий сорок процентов. Не так уж и плохо.
Мог запытать их обоих до смерти. Или до безумия. Вероятность — один к трем.
Мог проявить снисходительность, все-таки у Титуса хорошие связи, он полезен в определенных кругах. Да и Драко пока не исчерпал свою эффективность — универсальное заклятие все еще не готово. Крайне маловероятно, не больше десяти процентов.
Мог отправить их в Контейнер и взять на себя руководство лабораторией. Что ж, в таком случае Драко дорого продаст свою жизнь, и хорошо, если Грейнджер и остальные успеют покинуть особняк. На такой сценарий Малфой поставил бы с соотношением один к пяти. Звучало немного, но учитывая, что речь идет о его жизни, хотелось бы шансы попрочнее.
Волдеморт не сделал ничего из этого.
Он расхохотался. Высокий, пронзительный смех разрезал пыльный воздух, болезненно резонируя в черепной коробке.
— Тит, — выдохнул наконец Темный Лорд, отсмеявшись. — Ты трахал грязнокровку и стирал ей память, потому что боялся, что из-за этого она будет хуже работать?
— Да, — слегка заикаясь, ответил Селвин. От него воняло потом и паникой.
— Великая магическая сила, неужели ты настолько плох в плотских утехах? — снова расхохотался Волдеморт. — Что же ты там с ней такое вытворял? Иди сюда, посмотрю, — и он вытянул руку, подзывая к себе Селвина бледным длинным пальцем. Тот, изо всех сил стараясь сохранять достоинство, подошел на подгибающихся ногах к Темному Лорду. — Легилименс, — ласково произнес Волдеморт, и глаза Селвина закатились.
Драко так и остался стоять поодаль. Он как будто видел себя со стороны— до того повысился вокруг градус безумия. Тем временем Темный Лорд опустил палочку и небрежно оттолкнул Селвина. В алых глазах плескалась задумчивость.
— Так это даже была не грязнокровка, — протянул он. Драко был уверен, что эта реплика не подразумевала ответа, но Селвин все-таки прохрипел:
— От них воняет, мой Лорд. Я предпочитаю как минимум полукровок.
Волдеморт неопределенно хмыкнул.
— Интересная ситуация, Драко, — Волдеморт повернулся к Малфою. — У тебя под носом теряет разум полезный сотрудник. Но ты выясняешь причины сбоя только через три недели, хотя проблемы стали очевидны сразу. Как так вышло?
— Проблема стала критической только последние несколько дней, — не моргнув глазом, соврал Малфой.
— Круцио! — лениво произнес Темный Лорд, и мир Драко взорвался.
Белая, слепящая боль пожирала каждую клетку его тела. Она обманчиво затихала на кончиках пальцев рук и ног, чтобы с новой силой прокатиться безумной волной, не пропустив ни одной косточки, ни одного сухожилия. К такой боли нельзя привыкнуть, невозможно притерпеться, она уничтожает любые барьеры, превращая тебя в кусок страдающего мяса. Не важно, сколько времени это длится — каждая секунда растягивается до бесконечности, сводя с ума.
Это закончилось так же быстро, как и началось. Драко с хрипом протолкнул в легкие воздух, ощущая едва ли не эйфорию от отсутствия боли. Разорванные мышцы, сломанные ребра и, кажется, ключица, ссадины на руках и ногах — все это не имело никакого сравнения с океаном мук, из которого он только что вынырнул.
— Ты несешь
полную ответственность за Проект, Драко. И меня очень удивляет твоя избирательная слепота к проблемам, которые возникают в процессе исследований, — голос Волдеморта доносился откуда-то издалека. Возможно, с другой планеты.
Драко лежал на холодных плитах, чувствуя, как под ворот мантии затекает рвота, и перед его внутренним взором стояло узкое лицо с несимметричными веснушками и огромными темными глазами.
«С чего ты вообще взял… Взял что?»
— Возможно, я поручил тебе слишком много и ты запутался в приоритетах, — продолжал Волдеморт. Его шаги отдавались в позвоночнике, значит, он где-то близко. Драко не хотел открывать глаза.
«С чего ты вообще взял, будто я боюсь, что Нотт увидит нас вместе? Пусть будет так».
— Так вот. — Малфоя обдало приторной сладостью ладана. — Я помогу тебе, Драко. Приоритет у тебя такой: нет ничего важнее Проекта, — и Волдеморт с силой наступил ему на пальцы, плюща суставы тяжелой подошвой ботинка.
«Похоже, сегодня я не умру».
— Титус! — негромко позвал Темный Лорд, прошелестев мимо распластанного на полу Малфоя.
— Да, мой Лорд? — страх и подобострастие, и Драко не смог бы точно определить, чего в этом голосе было больше.
— Сопроводи юного Малфоя к его рабочему месту.
Драко почувствовал, как его тянут за плечи, пытаясь поднять с каменных плит. Он открыл глаза и, собрав остатки сил, неловко встал на ноги. Рубашка липла к телу, и мокрой она была в основном от крови, а не от пота и блевотины. Селвин с некоторой брезгливостью попробовал было поддержать Драко за локоть, но он вырвал руку и, с трудом поклонившись, поковылял к выходу.
— Драко, — настиг его у порога холодный голос. — Через три недели я жду универсальное заклинание. И не утруждай себя поездками в Мэнор. Я сам приду к вам.
Они аппарировали к центральным воротам Селвин-хауса, и первое, что попытался сделать Титус, — разоружить Драко. Сделать это ему не удалось, но на краткую вспышку магии ушли все остатки сил. Малфой оставил обездвиженного Селвина лежать прямо на снегу и поплелся к дому, мечтая добраться до аптечки и выпить все запасы Укрепляющего зелья, которые у него имелись.
«Еще немного. Еще совсем чуть-чуть. Всего пара шагов. Хорошо, не пара, больше, но у меня вполне есть силы, чтобы сделать еще один шаг».
Перед глазами вертелись противные мушки, голова кружилась — явный признак большой потери крови. Парадный вход маячил где-то впереди, в недостижимой дали, и каждый шаг отдавался дурнотой и болью во всем теле.
Драко преодолел примерно половину пути, когда рядом с ним раздался резкий хлопок. На дорожке материализовался домовик Хэппи и, не говоря ни слова, схватил Малфоя за локоть. Еще один хлопок, выворачивающая наизнанку воронка аппарации — и Драко рухнул на кровать в своей спальне в Селвин-Хаусе.
— Хэппи позовет мисс Гермиону, — тоном, не терпящим возражений, проворчал эльф. Драко не успел и рта раскрыть, как тот исчез.
«На минутку. Я закрою глаза только на минутку, а потом найду зелье».
И Драко провалился в беспамятство.
***
— Мне не нравится, как он дышит. Слышишь хрипы?
— У тебя осталось еще Крововосполняющее?
— Нет, я использовала все без остатка.
— А если начнутся судороги?
— Да с чего бы им начаться? Он просто спит!
— Он без сознания! А вдруг начнет задыхаться?
Голоса сливались, растягивались и искажались. В голове грохотал молот, а на языке чувствовался металлический привкус. Драко открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.
— Малфой?
— Где моя палочка? — попытался спросить он, но из горла посыпался только сухой хрип.
— Что?
Лицо защекотали длинные волосы, а в ноздри ударил резкий запах химии.
— Где моя палочка?
Со второй попытки получилось лучше.
— Вот она.
И в руку ткнулось знакомое древко. Драко сжал рукоятку и ощутил живительное тепло, проникающее сквозь пальцы.
— Как ты себя чувствуешь?
Он снова открыл глаза, предусмотрительно сощурившись. В спальне, освещенной свечами, стояли Грейнджер, Вейн и Нотт, все с перепуганными лицами. За окном было темно. Сколько прошло времени?
— Что Селвин? — Драко помнил, что оставил его, обездвиженного, в снегу у ворот. Непонятно, сколько прошло времени, возможно, чары уже выветрились… Скорее всего, выветрились! И если Драко хоть что-то понимал в людях, Селвин уже триста раз успел бы воспользоваться его бессознательным состоянием. Возможно ли, что его защитила Грейнджер?
— Не знаю… Я не видела его, — Грейнджер села на кровать и взяла его за руку. Драко вздрогнул от боли в сломанных пальцах, но ничего не сказал. — Хэппи!
С оглушительным треском посреди комнаты появился домовик. Его сморщенное лицо не выражало никаких эмоций. Эльф с достоинством поклонился Грейнджер и спросил:
— Что бы хотела мисс Гермиона?
— Э-э, Хэппи, — растерялась Грейнджер. — А где мистер Селвин?
— Хозяин Титус в своей спальне. Хэппи обязан защищать жизнь господина, поэтому запер его в самом безопасном месте.
— Запер? То есть он не может покинуть спальню?
— Нет, мисс Гермиона, не может. Хозяин Титус может попытаться убить мастера Драко, и это с большой вероятностью приведет к смерти хозяина Титуса. Поэтому Хэппи перенес господина в его спальню и запер двери и окна, чтобы тот не мог навредить себе. Хэппи хороший домовой эльф, он заботится о своем хозяине.
— Но я был без сознания… — или Драко сошел с ума, или у него на глазах семейный домовик напрямую предает своего хозяина. Тошнотворная боль и слабость не добавляли ясности мыслей, но он должен был разобраться. — Как я мог навредить твоему хозяину, если все это время провалялся в отключке?
— Хэппи не мог знать наверняка, — невозмутимо ответил эльф. Его ухо, украшенное серьгой-кольцом, мелко подрагивало, но голос был тверд. — Мастер Драко мог очнуться в любой момент и навредить хозяину Титусу. Хэппи обязан защищать его жизнь любой ценой.
Казуистика. Больше всего это напоминало юридическую казуистику, когда с помощью искажения трактовок и пробелов в законах находились лазейки, позволяющие эти законы обойти. Но зачем это Хэппи? Домовые эльфы бесконечно преданы семье, которой служат. Они не ищут лазейки в приказах, а выполняют их.
Иногда ценой своей собственной жизни.
— Хэппи, ты замечательный домовой эльф, — серьезно сказала Грейнджер. Она слезла с кровати и села на корточки, вглядываясь в круглые глаза домовика. — Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями, ведь Драко действительно мог навредить твоему хозяину. Драко очень-очень опасный волшебник.
«Что она делает?»
Уши домовика перестали дрожать.
— Хэппи знает об этом, мисс Гермиона. Ему рассказывала об этом Миппи.
— Ты знаешь Миппи? — изумление было настолько велико, что Драко, позабыв о колкой боли в ребрах, резко поднялся с кровати.
— Хэппи знаком с Миппи, — с достоинством ответил эльф. — И находит ее примерным домовым эльфом, который очень заботится о своем хозяине, мастере Драко.
«Так же, как ты заботишься о Селвине?» — подумалось Драко, но вслух он сказал другое:
— И где вы познакомились?
— Хэппи не может сказать.
Ну да. А приказать ему Драко не мог — верным он был эльфом или нет, но хозяином все равно считался Селвин. Ладно. Всегда можно спросить саму Миппи, и Драко обязательно это сделает.
— Нужно ли что-то еще мисс Гермионе? — домовик снова повернулся к Грейнджер.
— Спасибо, Хэппи, — ласково ответила она. — Если только у тебя найдется еще Укрепляющего бальзама и Костероста.
— Почему ты всегда обращаешься к Грейнджер? — не выдержал Малфой. Это выглядело дико — она была здесь единственной маглорожденной, но, несмотря на присутствие наследников Ноттов и Малфоев, отпрысков самых чистокровных семей, эльф обращался за указаниями именно к ней. Это шло вразрез со всеми существующими обычаями. Домовики относились к статусу крови едва ли не с большим пиететом, чем сами носители этой крови. Так было всегда.
— Хэппи принесет Костерост, — поклонился эльф Грейнджер, щелкнул пальцами и протянул ей крошечный бутылек. Только после этого он соизволил ответить Драко: — Хэппи, как и каждый хороший домовик, выполнит любую просьбу мисс Гермионы, если эта просьба не противоречит приказу его хозяина. Домовые эльфы верны своим семьям.
И, снова поклонившись, он аппарировал.
— Что ты сделала, Гермиона? Одарила их всех пожизненным запасом эскимо? — слабым голосом поинтересовалась Вейн. Она выглядела бледной, но глаза на осунувшемся лице горели решимостью. Кажется, ей уже вернули заблокированные воспоминания.
— Нет, — растерянно хихикнула Грейнджер. — Я связала эльфам Хогвартса кучу шапок, но им это не понравилось… Во всяком случае, до сих пор какой-то особой почтительности от домовиков я не замечала, — на этом моменте она осеклась и замолчала.
Сделав в памяти заметку расспросить ее об этом позднее, Малфой спустил ноги с кровати, прикидывая, получится ли встать. Кажется, ноги держали — дрожали, но функцию свою выполняли исправно.
— Куда это ты собрался?
— У меня есть дела.
— Ага, наверное, на повестке дня у тебя сдохнуть поскорее, — хмыкнула Вейн. — Ты себя вообще видел?
Малфой повернулся к Грейнджер и поднял бровь.
— Я им рассказала, — тихо ответила на невысказанный вопрос она. Голос звучал немного виновато. — И не надо на меня так смотреть!
— Как?
— Как будто я тебя подвела!
— Простите, а что у вас за переглядки? Я что-то еще не знаю? — вклинилась Вейн. Нотт со скептическим видом подпирал стену, скрестив руки на груди.
— Хороший вопрос, Грейнджер, — закашлялся Малфой. — Она что-то еще не знает?
— Для умирающего ты задаешь слишком много вопросов, — отрезала она.
— А кто сказал, что я умираю? — Драко встал наконец с кровати и сделал несколько шагов по спальне. Очень болели грудь и сломанные пальцы, а в боку кололо, но в целом Укрепляющий бальзам, который в него, судя по всему, вливали в промышленных масштабах, сделал свое дело. Сейчас он выпьет еще немного Костероста и будет как новенький.
И разберется, наконец, с Селвином.
Драко снова закашлялся, и на грудь густым алым потоком хлынула кровь. В сумраке меркнущего сознания он успел сказать только:
— Сигнальная татуировка.
И свет погас.
***
— Мне кажется, стоит пересмотреть условия нашего договора.
Боли не было. Единственное, что ощущал Драко, — сокрушительная слабость. Веки казались неподъемными, но чисто из упрямства он открыл глаза. Перед ним расплывалось бледное лицо Лавгуд. На фоне — медово-деревянные стены Хижины. Как он здесь оказался?
— Рольф нашел очень симпатичный дом в Йоркшире. Два этажа, три спальни — я говорила, что мы планируем двух детей? Ни одного наргла в подвале, это, кстати, редкость для старых домов, и заповедник Йоркшир-Дейлс недалеко, там очень интересная фауна.
— Вы уже планируете детей? — это Грейнджер.
— Да, я сейчас на пике фертильности. Думаю, будут близнецы.
— Что произошло? — в горле саднило, будто он проглотил пинту битого стекла.
— Очень неприятное внутреннее кровотечение. Твое ребро прокололо легкое, — объяснила Лавгуд. Предметы вокруг наконец обрели некоторую четкость, и Драко разглядел Грейнджер, которая вольготно расположилась в кресле у камина. — Я все почистила, срастила кости и убрала большую часть гематом. В следующий раз вызывай, пожалуйста, меня
сразу. Коктейль из Укрепляющего бальзама и Костероста — не философский камень.
— Прости, — снова Грейнджер.
— О нет, Гермиона, ты все сделала правильно, тут вопросы к Драко. Кстати, ты сама когда планируешь рожать?
— Э-э-э, как-то сейчас не до этого. Да и о детях я не думала.
— Подумай. Твоя матка просто в восхитительном тонусе, я такие вещи чувствую. Да и дети у вас получатся отличные, старому роду пойдет на пользу свежая кровь.
Выдав эту потрясающую в своей абсурдности сентенцию, Лавгуд погладила его по голове и отошла.
— Ладно, мне пора, сегодня еще дежурство. Драко, шестьсот галлеонов с марта?
— Хорошо, — это единственное, что он смог выдавить.
Лавгуд кивнула, по-хозяйски запустила руку в вазу с бусинами, вытащила портключ и исчезла.
— Грейнджер?
— Малфой?
— Как я здесь оказался?
— Я вызвала Лавгуд, и она перенесла нас сюда.
«И как это возможно?» — он подумает об этом позже.
— Почему ты не осталась в Селвин-хаусе?
— За Титусом следят Тео и Ромильда.
— Я спросил не об этом.
Сил не было совсем. От этого внутренняя потребность контролировать ситуацию засасывала в непродуктивную тревогу, но и на нее энергии не осталось. Драко закрыл глаза.
— Тебе нужно поспать. Полумна сказала, это обязательно.
Покрывало рядом зашуршало, и к Драко прижалось маленькое и теплое. Грейнджер погладила его по щеке и прошептала:
— Все будет хорошо. Я рядом.
И Драко, почему-то сразу поверив, уснул.
В следующий раз он проснулся от резкого хлопка. Не было ни боли, ни слабости, только пружинистая энергия где-то в солнечном сплетении. Грейнджер спала рядом, закинув на него тонкую ногу, а за окном занимался рассвет. Кое-как проморгавшись, он увидел сморщенную физиономию Кикимера.
— Мастер Драко, вам сообщение от мисс Астории, — и домовик протянул письмо и фиал с золотистой жидкостью. Низко поклонившись, Кикимер исчез.
Осторожно, стараясь не потревожить спящую Гермиону, Драко встал с кровати и развернул конверт.
«Дорогой Драко!
По всем законам эпистолярного жанра (которые тебе, несомненно, знакомы так же, как и мне, — наши гувернеры наверняка обучались в одной академии) сейчас я должна поблагодарить тебя за предыдущие письма (которых ты мне не писал, но личное посещение в общем-то тоже сойдет), поинтересоваться погодой там, где ты обретаешься, а также твоим здоровьем и здоровьем твоих близких. Боюсь, ты мне об этом все равно не расскажешь, поэтому перехожу к следующей части: зима в Белграде очаровательна и не идет ни в какое сравнение с нью-йоркской (не говоря уже о лондонской). Дуайт в полном порядке, выращивает какую-то редкую зелень и выглядит абсолютно счастливым, чего не скажешь обо мне.
Как ты знаешь, я выписываю все возможные газеты и журналы из Британии (кстати, ты слышал про «Зов сирены»? У них недавно вышло интервью со мной, но это не важно — первый номер просто потрясающий!), и, насколько я понимаю, политическая ситуация на родине в последнее время резко обострилась. Я не знаю, какое ты имеешь ко всему этому отношение, но уверена: что бы ты ни делал, ты делаешь правильно.
Ты был прав. Если бы мы остались в США, мой отец уже давным-давно нашел нас, и спасибо тебе за то, что настоял на переезде, хотя я и сняла с тебя всю ответственность за свою безопасность. Я понимаю, что иногда со мной непросто, и эта настойчивость, пускай я и спорила до последнего, оказалась оправданной. А еще я понимаю, что ты не обязан был на всем этом настаивать и я так и не сказала тебе спасибо.
Так вот, Драко. Спасибо. Спасибо, что я могу не беспокоиться за наши с Дуайтом жизни. Пускай Белград и деревня, но это безопасная деревня. Сейчас я осознаю (и ценю!) это как никогда.
Недавно я выполняла большой заказ на Феликс Фелицис для южноафриканских волшебников. Не знаю, что уж у них такое происходит (я предпочитаю не задавать лишних вопросов — за то меня и ценят), но они заплатили за недельный котел, и у меня, совершенно случайно, образовались излишки в размере шести часов.
Опять же, Драко, я не знаю, чем ты занимаешься. Но что бы ты ни делал, немного удачи тебе не повредит.
С любовью и благодарностью,
Астория Миллер-Гринграсс».
Дочитав письмо, Драко посмотрел на фиал из толстого стекла, внутри которого переливалась золотая жидкость. Последний крестраж, ритуал с дементорами — сколько всего он может узнать за шесть часов? Он сжал и разжал пальцы, прислушиваясь к ощущениям. Не давая себе усомниться, он опрокинул в горло Феликс, чувствуя на небе маслянистую сладость.
— Драко? — теплая, разморенная сном Грейнджер выглядела восхитительно. Но Феликс был неумолим.
— Мне нужно на площадь Гриммо.
