Ты — это вечный взрыв

Они говорили, время лечит. Рано или поздно станет легче. «Джордж, в это трудно поверить, но даже самые глубокие раны затягиваются, превращаются в рубцы. Да, ты никогда этого не забудешь, но боль станет терпимее. Ты сможешь жить дальше — иначе, сложнее, но ты справишься. Ты обязан справиться. У тебя есть семья. Возьми себя в руки. Тебе есть ради кого жить». Проблема в том, что это было одновременно и правдой, и ложью. Причем ложью самого гнусного пошиба — привлекательной, обманчиво похожей на истину. Ему действительно было ради кого жить. Другое дело, что он не хотел. Самым горячим желанием Джорджа Уизли вот уже две тысячи восемьсот двадцать дней было наглотаться магловских снотворных и лечь в кровать, застеленную свежим постельным бельем. Наверное, это так приятно — засыпать, окруженным запахом чистоты, в полной уверенности, что больше не проснешься. Когда ты полон сил, молод и невероятно привлекателен — впереди сверкает грудой галлеонов блестящее будущее — сложное, полное невероятных вызовов, интересное до мурашек на мошонке. А потом бац — и тебе отрубают руку, ногу и, скажем, вырывают почку, отрезают кусочек печени (или какой-то там еще важный ливер имеется?), выкалывают глаз и бросают на обочину жизни, покровительственно похлопав по искалеченному плечу: «Не переживай, Джорджи, все образуется. Просто дай времени залечить твои раны». Раны — да. А вот язвам свойственно гноиться годами, распространяя сепсис на весь организм, пока он, бедняга, не отправится в бездну. Джордж положил ноги на исцарапанную столешницу. Теперь для того, чтобы открыть ящик, ему нужно нехило так пошевелиться — а значит, с Мерлиновой помощью, он обойдется без Серых кристаллов еще один вечер. Лучший способ уговорить себя — «Я не буду употреблять сегодня». Работает каждый день. Почти. Не то чтобы он сильно беспокоился о своем здоровье — справедливости ради, состояние нервной системы, как и водного баланса, его не волновало. Но Сьюзен хотела провести завтра утром несколько экспериментов, и Джордж опрометчиво пообещал, что поможет. А с Боунс шутки плохи, это он уже выяснил. Чуть что — она вцепится в тебя, как больной соплохвост, и даже иммунитет к упрекам, выработанный годами жизни рядом с мамой, не поможет. Сьюзен Боунс умела проявить невероятную настойчивость. — Джордж? — тихий стук в дверь. — Открыто, — ответил он и надел лицо. Надеть лицо — это едва ли не самое важное, когда годами живешь, скрывая от окружающих, насколько тебе хреново. Можно сколько угодно повторять «Я в порядке», но, если у тебя хлебальник как у Плаксы Миртл, — пиши пропало. Тебя в жизни не оставят одного, по триста раз на дню будут спрашивать: «Как ты, Джордж?» и украдкой ныкать от тебя острые предметы. Поэтому прежде, чем дверь открылась, Джордж расслабил скулы, слегка приподнял уголки губ и насмешливо прищурился. Алгоритм, доведенный до автоматизма. Молли вплыла в комнату, источая запахи кухни. В ее руках громоздился поднос, заставленный тарелками и горшочками. Венчал все это великолепие пузатый, исходящий паром чайник. — Ты не был на ужине, — укоризненно сообщила она, ставя поднос на столик возле кровати. — Я не голоден, мам, — отозвался Джордж. — Поел в городе. Это было наглой ложью — он не ел с позавчерашнего дня, когда поддался-таки соблазну и провел несколько часов в сладком дурмане. Серые кристаллы начисто отбивали аппетит. Хотите похудеть — ищите барыгу, вариант беспроигрышный. — Все равно стоило спуститься, мы сейчас так мало времени проводим вместе, — заметила она. — И слава Мерлину, Рона мне хватает и на работе, — фыркнул Джордж. — Ты в последнее время какой-то тихий. Это из-за Анджелины, да? — голос матери буквально сочился жалостью, и ему пришлось приложить заметное усилие, чтобы не заорать «Да плевать мне на Анджелину! Плевать я хотел на все! Просто оставьте в меня покое, отпустите меня!» Вместо этого Джордж тяжело вздохнул и грустно произнес: — Я просто не могу поверить, что она это сделала. Мы столько лет вместе, я был уверен, что знаю ее! — Понимаю, милый, — мать подошла ближе и погладила его по спине. — Не переживай так. Люди часто оказываются совсем не такими, какими мы их считаем. «Воистину, мама». — Завтра должен заглянуть Гарри. Надеюсь, у него будут какие-нибудь новости из Министерства. Джинни говорила, что он уговаривает маглорожденных чиновников покинуть страну. — Не удивлюсь, если лучший результат его разведывательной работы — это неопровержимые доказательства, какого цвета панталоны у Кеннета Нотта и каких цыпочек из Лютного ему приводят ночами. — Джордж! «Пожалуй, это и правда было уже лишнее». — Ладно-ладно, извини. Гарри спасает мир и завтра сообщит нам, как окончательно ухайдакать змееголового. Мы быстренько смотаемся, перетрем Пожирателей и их папашу в фарш и отправимся праздновать победу еще до первого февраля. Джордж чувствовал, что перебарщивает — в глазах матери плескалось недоумение пополам с тревогой, но он ничего не мог с собой поделать. Серые кристаллы — отличная штука. Если бы они еще и не ухудшали состояние после того, как выветрится эффект, цены бы им не было. Молли покачала головой, но ничего не сказала и только снова погладила его по плечу. Джордж закрыл глаза, надеясь, что этого достаточно, чтобы она ушла, но нет. Она по-прежнему маячила за спиной, тревожная и заботливая. И раздражающая до зубовного скрежета. — Я немного устал, мам. Спасибо за ужин, пахнет умопомрачительно. — Поешь, Джордж. Мне кажется, ты похудел, — она сжала его плечо и, наконец, вышла из комнаты, бормоча про работу, которая их всех доконает. В спальне повисла благословенная тишина. Он открыл глаза и задумчиво посмотрел на поднос с едой. Жаркое и правда выглядело неплохо, но мысль о том, чтобы встать, открыть горшочек с мясом, наколоть его на вилку, положить в рот, сделать несколько жевательных движений и проглотить, отбила и без того слабое чувство голода. Сил не было совсем. Джордж понимал, что ему становится хуже. И дело даже не в дозе, которую он употребил позавчера, нет, его погружение в бездну бессилия началось гораздо раньше. Слава Мерлину, что Анджелина выкинула этот свой фортель и сдала Нору Пожирателям. Да, теперь Джорджу приходилось жить с матерью, но у него хотя бы было оправдание своему вечно скверному настроению. Да и отношения, справедливости ради, уже давно дышали на ладан. Трудно играть роль заботливого парня, когда тебе хочется умереть двадцать четыре на семь. Сейчас он хотя бы может закрыть дверь и остаться один. Когда Гарри и Гермиона объявили о том, что Волдеморт снова явил свое змеиное рыло миру, впервые за годы Джордж почувствовал воодушевление. Конкретный враг, напрямую повинный в смерти Фреда, стал отличной целью — далекой, недостижимой, но все же реально существующей. Желание отомстить прекрасно как минимум тем, что оно было желанием. Настоящим, непритворным. А Джордж уже и забыл, каково это — действительно хотеть чего-то, кроме как закрыть глаза и перестать существовать. Но шли дни, а потом месяцы, и вся эта мышиная возня, которая не приносила видимого результата, стала утомлять. А после новогоднего погрома в магазине в Косом переулке дела и вовсе покатились в бездну. «Всевозможные вредилки Уизли» работали теперь только на заказ, складских запасов хватало, а выпускать на рынок новые продукты было бессмысленно, так что Джордж оказался не у дел. Рон пытался включить его в управление, объяснял что-то про подписку и клиентскую лояльность, но Джордж пропускал это мимо ушей. Ему нравилось мастерить, придумывать, изобретать — это лучше всего отвлекало от сосущей пустоты внутри. А от расчетов скидок на распродажу и чтения производственных контрактов на него нападала неконтролируемая зевота. Больше месяца ежедневных уговоров: «Еще один день, Джордж. Потерпи денек, а завтра будет завтра. Ты же помнишь, как тебе плохо от кристаллов. Повремени, приятель. Ты отдохнешь не сегодня». Час шел за часом. Возня внизу постепенно прекратилась — все разошлись по кроватям. Дом, который прикупил Ронни, оказался куда лучше приспособленным для Ордена, чем тот, что оформил на себя Джордж. Честно говоря, он не особенно и выбирал — просто взял тот, что выглядел больше, а стоил дешевле. Там требовался ремонт, поэтому пока что его оставили про запас, а Лабораторию и всех, кому требовался ночлег, разместили тут. К сожалению, спальня нашлась и для него. Джордж взглянул на часы — половина первого. Медленно, стараясь не скрипеть ступенями, он спустился вниз и вышел на улицу. Дом стоял в лесу, посреди заказника Рабнесс — до ближайшего жилья было не меньше десяти миль. Джордж набросил на себя Согревающие чары и отправился в чащу. Через десять минут он добрел до небольшой поляны, посреди которой стоял раскидистый дуб. Его нижние ветви образовывали что-то вроде гамака, и если улечься на них (добавив немного Амортизирующих чар, разумеется), то можно долго и бездумно пялиться в ночное небо, и на какое-то время покажется, что все хорошо. — Кто здесь? — послышался приглушенный голос. Женский. Джордж остановился, вглядываясь в темноту. Темнота смотрела в ответ. — А кто здесь? — спросил он через некоторое время. — Джордж? — Сьюзен? Что ты здесь делаешь? С ветки свесились две ноги, обутые в теплые дутые сапоги. — Полагаю, то же самое, что и ты. Ищу немного уединения. — Э-э-э, ладно, не буду беспокоить, — с досадой ответил он. Путь назад, к дому, неожиданно показался долгим и муторным. — Тут есть еще место, — после небольшой паузы сказала Боунс. — С другой стороны дерева. Залезай, я не помешаю. Да катись оно все в бездну. Зря, что ли, он вышагивал по морозу? Джордж обошел дуб и посмотрел наверх. В паре метров выше действительно виднелась раздвоенная ветвь, на которой при должном умении можно устроиться. Он уперся ногами в узловатый ствол и с трудом подтянулся. Крона дерева зашаталась. — А ты не очень-то ловок, — услышал он насмешливый голос с другой стороны дуба. — Кто-то говорил, что не будет мешать, — буркнул Джордж, пытаясь улечься поудобнее. Маленький сучок впивался в поясницу, нагло игнорируя Амортизирующие чары. — Молчу-молчу. Джордж наконец устроился с относительным комфортом и, шумно выдохнув, запрокинул голову. В переплетении голых ветвей виднелись клочки пасмурного неба. Кое-где облака расходились, и можно было разглядеть круглый глаз луны. «Ты до смешного жалок, Джорджи». «А ты мертв, Фредди». «И то верно. Но это не отменяет того, что ты ведешь себя как маленькая, не в меру чувствительная девочка». Джордж почти услышал знакомый смешок, но вокруг была тишина, только ветер шатал высокие кроны деревьев. Так он и пялился в небо, пока оно не посерело в преддверии скорого рассвета. Со стороны Боунс не доносилось ни звука.

***

Эти странные встречи продолжались почти каждую ночь. Иногда Джордж приходил первым и успевал занять удобную ветку. Иногда его опережала Боунс, и в таком случае ему приходилось довольствоваться менее комфортной развилкой с другой стороны дуба. Это стало своеобразной игрой: кто кого? Он не пытался прийти раньше, чтобы занять место, но каждый раз заключал сам с собой пари, ставя воображаемый галлеон то на себя, то на Боунс. По настроению. Как-то раз, в первых числах февраля, она не появилась вовсе, и Джордж с удивлением почувствовал досаду. Они не разговаривали, большую часть времени игнорируя друг друга. Джордж не знал, почему Боунс вместо того, чтобы спокойно спать в теплой кровати, морозит задницу на февральском ветру. Но он бы соврал, если бы сказал, что его это интересует. В безмолвном уединении есть своя терапевтическая прелесть. И было бы глупо считать, что Джордж — единственный в своем роде страдающий от внутренних демонов. Днем, встречаясь в лаборатории, которую Билл и Артур организовали в амбаре возле дома, ни Джордж, ни Сьюзен не упоминали о своих ночных рандеву. Они общались исключительно на рабочие темы — Джордж помогал исследователям соорудить некий магический аккумулятор, а Сьюзен постоянно вносила какие-то мелкие поправки, которые, по правде говоря, раздражали невероятно. Впрочем, отлынивать Джордж и не думал — работа в лаборатории, несмотря на свою нудность и непонятность, позволяла хоть как-то занять долгие дни. Иногда он уставал шлифовать какую-то неведомую деталь настолько, что засыпал в своей постели без зелья и многочасовых бдений на морозе. Во сне он продолжал доводить загогулину до идеальной гладкости, и, справедливости ради, это был не худший сон в его жизни. Хотя и скучный до ломоты в челюсти. — Ты же понимаешь, что простой аккумуляции волшебства будет недостаточно? Антикрестраж должен быть на порядок сильнее любого магического импульса, — поинтересовалась Боунс у Билла в какой-то из первых дней февраля. Джордж насторожился. Он уже четыре дня, как сумасшедший, трансфигурировал десятки каких-то мелких деталей, и, если сейчас выяснится, что делал он это зря… Да ничего, в общем-то, не произойдет. Не годятся эти штуковины — будет делать другие, какая разница? Но все равно обидно потратить кучу времени на бесполезную работу. — Сью, мы уже месяц пытаемся пройти порог Гиббенса, и все без толку, — устало ответил Билл. — Нам нужно полностью поменять подход, но времени нет. Нужно хоть какое-то рабочее оружие против дементоров. Если мы уничтожим одного, то сможем экстраполировать решение на множество. Про порог Гиббенса Джордж уже знал. Среди высоколобых теоретиков магии это означало штуковину, которая гораздо сильнее, чем волшебник, ее создавший. Таких артефактов за всю историю магии было от силы штук десять, и как их делали — никто понятия не имел. В том числе и тот самый Гиббенс, по имени которого и назвали этот несчастный порог. Братец выглядел утомленным. Джорджу приятно было думать, что дело в десятке бомб-вонючек, которые он завернул в качестве рождественского подарка любимой племяннице Мари-Виктуар. Эм-Ви (мелочь требовала, чтобы ее называли исключительно так) наверняка нашла им применение. Может, закинула парочку в портфель Билла? Или в ящик с духами Флер? Хотя вряд ли, слишком прямолинейно для мелкой. Надо будет поинтересоваться при случае, что произошло. Как всегда, при мысли о племяннице в груди потеплело. Юркая восьмилетка с длинными волосами цвета розового золота выглядела чистым ангелочком. Кусачие очки Молли (которые цапали ее за нос только тогда, когда никто не видит), пукающие подушки (которые ловко маскировались под диванные), перетертая бумага, пропитанная натриевой селитрой* вместо Летучего пороха (фейерверк был что надо) — только Джордж (и, возможно, Флер) знали, что большинство проделок Тедди Люпина на самом деле придуманы и спланированы хитрой Мари-Виктуар. Однажды они даже стянули из запасов Гарри бутылек с Оборотным — и как только вскрыли ящик? — и превратили за ужином всех в розоволосых девчушек. Джордж хохотал как полоумный, разглядывая свои крошечные пальцы с покрытыми серебристым лаком ноготками. Боевая единица хаоса — так он называл их несовершеннолетний тандем. Тем временем ученая беседа продолжалась. — Я понимаю, что нужен рабочий прототип, но этого мало, — твердо ответила Сьюзен. Она сдула со лба отросшую русую челку и ткнула пальцем в пергамент. — Даже если мы убьем Раджеша, что, смею напомнить, нам до сих пор не удалось, это будет безумие — конструировать аккумулятор для каждой из этих тварей. Нам нужен свежий взгляд, мы протухли в этом исследовании, как сливочное пиво в Кабаньей голове. Джордж невольно хмыкнул, вспоминая кислый привкус пойла, которое Аберфорт наливал в своей забегаловке, храни Мерлин его мятежную душу. — Ты так говоришь, будто я об этом не знаю, — Билл-я-самый-уравновешенный-Уизли-на-планете выглядел изрядно раздраженным. — У нас нет ни Ромильды, ни Гермионы, и да, меня тоже бесит, что они отвечают на письма общими фразами. — Это странно, — протянула Сьюзен. — Ромильда обычно пишет даже слишком подробно. «А в этом что-то есть», — подумал Джордж. — «Пергамент, добавляющий подробностей в сухое письмо. Привет, у меня все в порядке — дорогая матушка, благодарю тебя за очаровательное письмо, я был счастлив узнать, что кузина Эмили в добром здравии. Погода у нас очаровательная, вчера мы выбрались на чудесную экскурсию по окрестностям…» — Я все собрал, — отец образовался в амбаре, как гоблин из табакерки. В руках он держал серый куб, по которому то и дело пробегали крошечные молнии. — Чует мое сердце, Раджешу это не понравится. — Ему ничего не нравится, кроме моих самых светлых воспоминаний, — буркнула Боунс. Она поежилась. — Кто пойдет к ублюдку сегодня? — Чур не я, — вздрогнул Джордж. К дементору, которого Булстроуд притащила им для экспериментов, они ходили по очереди. Никому не хотелось вручать отвратительной твари свои лучшие воспоминания в рождественской коробке с бантом. В начале января исследователи создавали коллективного Патронуса, который в теории должен был перенасытить дементора до смерти, но план не сработал. С тех пор они нарекли урода Раджешем (из-за балахона, неуловимо напоминающего индийское сари) и регулярно таскались к нему в обиталище, раз за разом пытаясь умертвить его новым способом. — Я схожу, — вздохнул Билл. — Активация по сжатию? — Нет, я тут рычажок приделал, — показал отец. Братец забрал кубик и, видно решив не откладывать неприятное, направился к металлическому шкафу в глубине амбара. — Систем апперио! — донеслось оттуда, и по коже тут же разбежались ледяные мурашки. Кажется, Раджеш проголодался. Папа и Боунс остались в стороне, наблюдая за фигурой Билла, перед которым уже появился дементор в лохмотьях. Короткая вспышка света, волна тепла, пробирающая от макушки до кончиков пальцев, и — ничего. — Где он? — прошептала Боунс. — Исчез, — так же шепотом ответил папа. — У нас получилось? — Судя по всему, да. — И что же, он совсем исчез? — усомнилась Боунс. — Может, какая-то частичная энергия осталась. Все-таки он неплохо нами закусил за последний месяц, — пожал плечами папа. Он выглядел крайне довольным. — Вы думаете, дементор где-то сохраняет то, что ест? — усомнилась Боунс. — Мне кажется, он все тратит на свое жизнеобеспечение. — А ты тоже все, что съедаешь, тратишь исключительно на жизнеобеспечение? — ехидно поинтересовался Джордж. — Отвянь, Джорджи. Дементоры не какают, — отмахнулась Боунс. «Джорджи». — Все какают, — авторитетно заявил Джордж. — И птички, и рыбки, и даже соплохвосты. Не вижу ни одной причины, почему бы этого не делать и дементорам! — А вот растения нет! — парировала Боунс. — Простите, что врываюсь в ваш научный диспут, — к ним подошел Билл, который все еще держал в руке потемневший куб. — Но мы буквально дышим продуктами жизнедеятельности растений. — Точно! — подхватил Джордж, победно глядя на Боунс. — Травка кушает солнышко, а потом испражняется кислородом. То есть мы живы исключительно благодаря фекалиям этих зеленых засранцев. Сьюзен гневно выдохнула через нос, но через секунду не выдержала и расхохоталась. — Ладно, — сказала она, отсмеявшись, — пойдемте, дорогие фитокопродышащие коллеги, отпразднуем успех. — Я припас шестнадцатилетнего Огденского специально для этого случая, — сказал Билл. — Возможно, стоило подождать годик до совершеннолетия… — пробормотал Джордж и получил тычок прямо под ребра. Через несколько дней выяснилось, что праздновать они принялись рановато. Магический аккумулятор оказался практически бесполезен против группы дементоров. Когда Булстроуд, отплевываясь и ругаясь, как пьяный боцман, притащила сундук с двумя тварями, от серого кубика те просто разлетелись в разные стороны. — Не понимаю, — бормотал Билл. — Мы залили в куб в два раза больше магии, чем в первый прототип. Потом в три, потом в четыре. Почему, если дементоров двое, это не работает? — Может, они как-то подпитывают друг друга? — предположила Боунс. — И нам надо кратно больше магической энергии? — Если это так, то против колонии тварей аккумулятор бесполезен. У нас и так ушло два дня и пять взрослых волшебников, чтобы наполнить его до трехкратной емкости. — Ну, ты же хотел хоть какое рабочее решение, — пожала плечами она. — Как минимум мы сможем создать несколько кубов для защиты тех, кто не умеет вызывать Патронус. А еще можно охотиться на дементоров и загонять их поодиночке! — на этой фразе глаза Боунс полыхнули азартом. — Нужно выяснить, насколько больше должно быть энергии. — Я не пойду больше к Миллс просить новых дементоров, — отрезала Боунс. — Договаривайся с ней сам. — Ладно, я напишу Перси, — сдался Билл. — Трус. — Не трус, а благоразумный человек. Им понадобилось пять дней, чтобы заполнить аккумулятор десятикратным объемом магии. По четыре часа в сутки каждый из обитателей дома вливал в серый куб свое волшебство. Джордж не очень понимал, как это работает, но выглядело все одновременно просто и утомительно: он создавал одного Патронуса за другим, наблюдая, как серебристая сорока раз за разом растворяется в серых гранях. Впрочем, были и плюсы: после таких экзерсисов единственное, что хотелось делать вечером, — это быстро запихать в себя мамину стряпню и рухнуть спать. Фиал с Серыми кристаллами валялся в ящике невостребованным, а дуб на поляне все эти ночи безраздельно принадлежал Боунс. Если она, конечно, сама туда приходила. Девятого февраля все собрались перед железным шкафом в дальнем углу амбара. Металлические стенки слегка подрагивали — то, что находилось внутри, очень хотело выйти наружу. — На счет три! — скомандовал Билл. Отец встал возле двери, сжимая в кулаке серый куб. Джордж заметил, как побелели костяшки его пальцев. — Раз! Папа расставил ноги чуть шире и поправил очки, криво сидящие на носу. — Два! Все вокруг подобрались, готовясь к потоку ледяной мерзости, причем в двойном размере, которая вот-вот польется из изолированного шкафа. — Три! — Систем апперио! Створка распахнулась, и из темноты выплыли две длинные фигуры в черных балахонах. Лоснящиеся, покрытые струпьями пальцы потянулись к отцу, который замер, глядя прямо в черноту под капюшоном одного из дементоров. — Артур, жми! Но амбар уже заволакивало туманом, и Джордж ощутил, как морозная рука сжимает и выкручивает его внутренности. Лицо — точь-в-точь как его собственное — уставилось на него мертвыми голубыми глазами. «Фред, нет! Нет, нет, пожалуйста, Фред, очнись!» «Джордж, его больше нет». «Нет! Он притворяется, он не умер, не умер, он не может быть мертв, это невозможно, хватит повторять глупости!» И внезапно все прекратилось. Не было ни вспышки, ни искр — два дементора просто перестали существовать. Все потерянно молчали. — Думаю, я не ошибусь, если предположу, что количество энергии, необходимое для уничтожения этих тварей, растет по экспоненте, — сказала наконец Боунс. — Что это значит? — спросил Джордж. Руки до сих пор слегка подрагивали, но голос был в порядке — хрипловатый, но фирменно-насмешливый. — Что, если мы хотим убить трех дементоров, нам нужно залить в куб в сто раз больше магии, чем для одного. — А для четырех? — уточнил папа. Он выглядел бледным, но решительным. — Примерно в тысячу, — упавшим голосом ответила Боунс. — Даже если сейчас у нас был избыток, порядок роста все равно экспоненциальный. Аккумулятор совершенно не годится для массовой травли. Нам нужно начинать все сначала. Мама честно пыталась всех подбодрить. Соорудила на ужин многослойную запеканку, раздала всем по кружке с глинтвейном, поддерживала натянутую застольную беседу, реагируя на каждую односложную фразу настолько эмоционально, что даже малыш Ронни заметил, что что-то не так. — А чего случилось? — с присущей ему деликатностью поинтересовался Рон. До этого момента он многословно отчитывался по продажам в четвертом квартале, сетуя на падение некоего среднего чека. Джордж не прислушивался, чувствуя, что снова погружается в привычную апатию. — Проблемы в лаборатории, — коротко ответила Боунс. Она вяло возила ложкой по тарелке, размазывая овощной соус. Запеканка лежала растерзанной, но непобежденной. — Что за проблемы? — не унимался Рон. — Если нужны деньги или какие-то ингредиенты, то вы скажите, я раздобуду! Джордж закатил глаза. — Не в этом дело, Рон, — ответил Билл. — Просто сегодня мы выяснили, что все это время двигались не в том направлении. — И вся наша работа совершенно бесполезна… — добавила Сьюзен. — Ну ладно уж, бесполезна, — вставил отец. Он сидел в кресле у камина, почти полностью скрывшись за разворотом «Ежедневного пророка». — Мы сделали штуковину, которая может убить дементора. Это не звучит как что-то бесполезное. — Серьезно?! — Рон подскочил, чуть не опрокинув на себя тарелку. — Уже есть прототип? Сколько времени понадобится на массовый выпуск? Папа, ты вообще представляешь, сколько за это можно выручить? — Угомонись, Ронни, — не выдержал Джордж. — Эта штука совершенно не годится для массового выпуска, она высасывает силы не хуже самого дементора. — Это если на двоих тварей, — задумчиво протянула Боунс. Она исподлобья посмотрела на Рона, что-то прикидывая. — А вот одиночный кубик делать не так долго. Как думаешь, Рон, за сколько можно продать такую одноразовую штуку? — Не меньше пятидесяти галлеонов, — тут же ответил братец. — Если не сотня. Сьюзен сдула челку со лба и, скрестив руки на груди, произнесла: — Допустим, мы можем сделать за месяц около тридцати штук. Получается, мы заработаем три тысячи галлеонов? — Легко. Все в ужасе от дементоров, уверен, что весь тираж раскупят еще на предзаказе, — уверенно заявил Рон. — Сьюзен, у нас нет возможности делать кубы. Мы должны двигаться дальше, — возразил Билл. — Возможно, я могу заниматься ими ночью, в свободное от работы время… — Ночью надо спать, — отрезал Билл. — Иначе голова ничего не соображает. — Ну да, ну да, — пробормотала Боунс, но спорить не стала. Этой ночью, впервые за всю неделю, Джордж мучился бессонницей. Час он провалялся в кровати, перекладывая подушку то одной, то другой стороной. Еще час — кружил вокруг стола, в ящике которого ждал своего триумфального возвращения в его жизнь фиал с наркотиком. В тысячный раз повторив про себя «Я не буду сегодня нюхать волшебные кристаллики, дарующие негу и спокойствие», что вышло, кстати, не очень-то убедительно, Джордж натянул мантию и спустился вниз. Чем дальше он будет от ящика стола — тем надежнее. Дом спал. С кухни доносился перестук посуды, намывающей саму себя, в камине в гостиной догорали угли. Джордж вышел на улицу, вдыхая стылый воздух. Он шел, мягко ступая по снегу, когда услышал из амбара глухой металлический звук. Из-под дверной щели виднелся свет. — Кто здесь? — он слегка приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Боунс сидела за столом, спиной к двери. Под низким потолком кружил серебристый бультерьер, повинуясь движениям палочки в руках девушки. — Ты все-таки решила немного подзаработать? — спросил Джордж, подходя ближе. — Уснуть все равно не получается, а так хоть проведу время с пользой, — ответила она, направляя светящегося зверя в куб, который стоял на столе. Пес растворился в серых гранях, разлетаясь на тонкие ветвистые молнии. Джордж пожал плечами и уже повернулся к выходу, как его догнала фраза, произнесенная с плохо скрываемой надеждой: — Не хочешь присоединиться? «А почему бы, собственно, и нет? Можно попробовать стравить сороку с бультерьером и выяснить, кто в мире Патронусов папочка. А что, идея! Переквалифицируюсь в организатора подпольных боев, главное — обзавестись узкими усиками, шляпой-цилиндром и тростью из красного дерева, иначе не солидно». Он уселся на стул поблизости, достал волшебную палочку, сосредоточился на своем единственном работающем воспоминании и произнес: — Экспекто Патронум! Через полчаса выяснилось, что Патронусы наотрез отказываются друг с другом воевать. Как бы ни крутил древком Джордж, его сорока только хлопала крыльями и порхала по комнате, разбрасывая серебристые искры, не обращая ни малейшего внимания на призрачную собаку поблизости. — Дракл бы тебя побрал, глупая птица, — буркнул он и отправил пернатую в куб. — Две сороки к счастью, одна — к печали, — невпопад сказала Боунс, разглядывая магический аккумулятор, где только что растворился Патронус. — Ты похож на него. — На кого? На Патронуса? — Ага. Хотя я бы сказала — на призрака. — Тогда почему я не летаю? — ехидно отозвался Джордж, но потроха в животе как-то незаметно скрутились в липкий комок. — Знаешь, почему я не могу спать? — не обратила Боунс внимания на его выпад. — Потому что во сне тебя преследуют бухгалтерские таблички? И ты боишься умереть во сне от скуки? — вяло отшутился Джордж. Но, честно говоря, ему было любопытно. Боунс выглядела более чем благополучно — если бы не их странные встречи под ветвями дуба, он бы в жизни не догадался, что с ней что-то не так. — К твоему сведению, таблички меня не пугают, а успокаивают, — фыркнула она, ничуть не обидевшись. — Мне нравится монотонная работа. Свежие идеи и оригинальные решения — не моя стезя. Но найти пропавший сикль, из-за которого не сходится годовой отчет, — это удовольствие почище оргазма. — Кажется, тебе не очень везло с парнями. — Почему? — удивилась она. — Если бы не везло, как я могла бы сравнивать? На это глубокомысленное замечание Джордж не нашелся что ответить. — Я не могу спать, потому что каждую ночь вижу, как Сам-Знаешь-Кто убивает мою тетю Эми, — Сьюзен говорила тихо и монотонно, разглядывая стол. — Она прислала мне Патронус прямо перед смертью. Велела слушать свое сердце и всегда поступать по справедливости, — Боунс замолкла, собираясь с мыслями, и продолжила: — Темный Лорд пришел к ней домой сам, потому что Пожиратели, которых он отправлял, не смогли ее победить. Тетя Эми была… Она была потрясающей. Никого и никогда не боялась, хотя они убили всю ее семью: дядю Эдгара, малышей Кэсси и Джона. — Может быть, поэтому она и не боялась, — неожиданно даже для себя ответил Джордж. — Когда теряешь все, о себе уже мало думаешь. — Она любила меня, — просто ответила Сьюзен. — Я отдаю себе отчет в том, что, возможно, она видела во мне свою Кэсси, но это не имеет значения. Это не мешало быть ей лучшей тетей на свете. Боунс закрыла глаза, взмахнула палочкой и воскликнула: — Экспекто Патронум! Очередной крысовидный пес вылетел из древка и весело закружился под потолком, бросая дрожащие отблески на стены амбара. Сьюзен задумчиво смотрела на него. — Ее Патронус тоже был собакой, только не бультерьером, а мастифом. В общем, — она повернулась к Джорджу, грустно улыбаясь, — когда я узнала, что Сам-Знаешь-Кто возродился, я почти перестала спать. Приходится выматывать себя до смерти, чтобы обойтись без кошмаров, да и то, это не всегда работает. — А зелье Сна без сновидений? — Боюсь зависимости, — покачала головой она. — Но это же не наркотик, а лекарство! — Все лекарства в той или иной степени наркотики. Я не хочу, чтобы мое безумие зависело от каких-то веществ. Пока справляюсь сама. С переменным успехом. А ты? — А я — нет, — вырвалось неожиданно. Джордж и сам не понимал, почему сказал правду. Но по какой-то причине ему казалось, что от Боунс он не дождется участливого похлопывания по плечу или формальных сожалений. В ней угадывался похожий надлом, некий дефект, мастерски скрытый от посторонних. Сьюзен подняла на него глаза, разглядывая что-то в его лице. — Ты хорошо маскируешься, — сказала она наконец. — Конечно. На самом деле я — тайный слизеринец, который шесть лет делал вид, что учится в Гриффиндоре, — ухмыльнулся Джордж. Шутка вышла вялая, ну да и ладно. Они забили Патронусами еще один куб, а потом Сьюзен взяла Джорджа за руку и отвела в свою спальню. Он кончил через пару минут. — Обычно я более долгоиграющий, — с некоторой неловкостью попытался оправдаться он, когда вспышка оргазма поблекла и вернула ему способность разговаривать. — Ой, да какая разница? — отмахнулась Боунс и забросила на него голую ногу. Светлая кожа белела в занимающимся за окном рассвете. — Не уходи, пожалуйста, пока я не усну. Он кивнул, обнял ее за плечи и, сам того не заметив, провалился в блаженную черноту сна. Несколько дней (и ночей) Джордж держался в равновесии. В светлое время суток и вечером они с Роном мастерили антидементоровые кубики, пока остальные исследователи копались в книгах и пытались нащупать новый путь. По ночам — занимался сексом с Боунс. К счастью, скорострельное фиаско оказалось разовой акцией, так что оправдываться за собственную подростковую несостоятельность больше не пришлось. В доме, естественно, все обо всем знали, но, хвала Мерлину, никак не комментировали происходящее. Возможно, за это стоило поблагодарить маму, которая глядела на рассудительную, спокойную Сьюзен с большим одобрением. Это она, конечно, зря. Они с Боунс не были любовниками в привычном значении этого слова. Их сблизила возможность сбросить в компании друг друга опостылевшую маску благополучия, отдохнуть от притворства «со мной все в порядке». Они знали, что с ними все как угодно, но не в порядке. И оба осознавали, что с этим ничего не поделаешь. Передышка и опустошение — вот фундамент, на котором выросли эти странные отношения. В полдень четырнадцатого февраля Джордж с непривычным аппетитом поглощал поздний завтрак. Отец изучал передовицы «Пророка», периодически хмыкая, а Билл и Сьюзен чертили что-то на куске пергамента между ними. Мать, устав задавать Джорджу наводящие вопросы вроде «Хороший день для сюрприза для кого-то особенного, верно?», убирала со стола, когда раздался хлопок аппарации и посреди столовой возник Гарри. Поттер выглядел еще более всклокоченным, чем обычно. Темная аврорская мантия висела мокрой тряпкой, а глаза за запотевшими стеклами очков горели лихорадочным блеском. — Гарри? — мама уронила грязные тарелки, и они с громким лязгом разлетелись по комнате. — Что-то случилось? — Случилось, — Поттер поднял руку и показал какую-то закопченную потемневшую корону. — Я уничтожил последний крестраж. И, Билл, — он повернулся к нему и бросил какую-то мелкую вещицу. Тот поймал ее тренированным жестом бывшего охотника и принялся недоуменно разглядывать. — Изучите эту штуковину. Сдается мне, это поможет разобраться с дементорами. — Гарри, что это такое? — спросила Боунс, забрав хреновину из рук Билла. Джордж пригляделся: на ее ладони лежал небольшой серый камешек, треснутый посередине. — Воскрешающий камень. Когда я шел на встречу с Волдемортом, эта штука без всяких Патронусов защитила меня от кучи дементоров. Я не знаю, как это работает, но, может, если вы хорошенько его изучите, то сможете повторить эффект… Но Джордж уже не слушал объяснения Поттера. Он жадно смотрел на камень в ладони Сьюзен.

***

— Вы должны его утихомирить, Джейн. Блейз уже подошел к двери в гостиную, но, услышав тихий, полный отчаяния голос, остановился. Утром четырнадцатого февраля он собирался позавтракать с матерью, которая только вчера ночью вернулась из Италии, но, кажется, оказался у гостиной слегка не вовремя. — О чем вы говорите, Тони? — переспросила мать. Она говорила глубоким, магнетическим тоном, который обычно приберегала для поклонников. Блейз скривился. Долохов. — Я говорю о том, что среди моих соратников ходят слухи, что ваш сын связан с Орденом Феникса. — И каким же образом, позвольте поинтересоваться? — Кое-кто оказался достаточно внимателен, чтобы отследить финансирование еженедельника «Зов Сирены». Первый номер был выпущен за деньги с корпоративного счета «Флориш и Блоттс». Блейз стиснул зубы. Вот была же мысль провести платеж наличными, так нет, пожалел галлеоны из хранилища. Идиот. Ну да кто ж знал, что все так быстро поменяется и за связь с замаскированно-оппозиционным модным журналом теперь можно лишиться не только магазина, но и здоровья? Парвати с Нового года сидела в конспиративной квартире, в которую им с трудом удалось впихнуть два печатных станка. За полтора месяца удалось выпустить только один номер — нельзя было привлекать внимание толпами сов, прилетающими за журналом. — И откуда же такая информация? Вряд ли гоблины Гринготтса так просто взяли и рассказали об этом вашим коллегам. — Это не важно. Как не имеет значения и то, правда это или нет. Слухи уже ходят, и это может навредить вашему сыну. — И вы сообщаете мне об этом, потому что?.. — Потому что это может навредить и вам. Шорох одежды, гулкий стук. Он на колени бухнулся, что ли? Блейз задержал дыхание. — Тони, мой Блейз не связан ни с какими орденами. Он увлекающаяся натура, этого у него не отнять, но политика… Поверьте, для него там слишком мало вина и красивых женщин. Блейз закатил глаза. Мама. — Джейн. Вы не понимаете — времена меняются. Сейчас достаточно малейших сомнений в лояльности, чтобы стать врагом. Я… Я не должен вам этого говорить, но… — Ах, дорогой Антонин. Мне не нужны чужие тайны, я и своих не помню, — легкий смешок с придыханием, и, хоть Блейз этого не видел, он был уверен, что она коснулась руки собеседника и заглянула ему в глаза. Сам того не зная, Долохов был опутан паутиной обаяния Забини с ног до головы. Сейчас бедный эмигрант выложит все как на духу. — Темный Лорд вернулся. Все в Министерстве вершится его волей. Теперь вы понимаете, почему так важно держаться, так сказать, в общем потоке… — от волнения акцент Долохова стал заметнее. Неосознанно Блейз сделал шаг назад. Сердце забилось быстрее. Они знали? Поттер, Грейнджер, все семейство Уизли — они знали?! А если они не знали, обязан ли он им сообщить? Блейз почувствовал, как вспотели ладони. Он вытер руки о штаны и приблизил ухо к двери. — Тони, — мать почти шептала, но он все равно отчетливо слышал каждое ее слово. — Я бесконечно ценю вашу откровенность. Но я обычная, ничем не примечательная волшебница, у которой не было и вряд ли когда-нибудь появятся связи с магло… с грязнокровками. Да, я итальянка, но мой магический род можно проследить до пятнадцатого столетия. Какую опасность для меня может представлять Темный Лорд? — Если рассуждать так — то никакой, разумеется. Господин бережет каждую каплю священной волшебной крови, — в голосе Долохова прорезалось слепое обожание. — Но любое сомнение, любое подозрение в предательстве — и я не смогу помочь вам, Джейн. Вы самая прекрасная, самая изумительная женщина, которую я когда-либо встречал. Мой долг — защитить вас, ведь по незнанию вы можете попасть в беду. Поэтому, ради Мерлина, отошлите сына за границу, он уже под подозрением. — Уверена, все будет хорошо, мой дорогой Тони, — сейчас, скорее всего, будут объятия и лобызания, и Блейз, невольно скривившись, отступил назад. Шаги, шорох одежды и невнятный вскрик. Блейз вытащил палочку, которую небрежно таскал в заднем кармане брюк, и подошел к двери. Он знал пару очень неприятных заклинаний. Так сказать, родовое ноу-хау Аккольти. Если этот обсыпанный перхотью старикан что-то сделает Джейн, ему несдобровать. — Что такое? — мать звучала тревожно. — Я нужен Господину, — раболепия в голосе Долохова хватило бы на средних размеров деревню домовых эльфов. — Мне пора. Джейн, пожалуйста, будьте осторожны. Блейз едва успел спрятаться за вазон в нише возле двери, когда створка распахнулась и из комнаты вылетел Долохов. Стуча каблуками по кафелю, тот удалился в сторону Каминного зала, а сам Блейз бочком протиснулся в гостиную. Мать сидела в кресле, задумчиво глядя в окно. — Ты все слышал? — поинтересовалась она, не оборачиваясь. — Кое-что, — уклончиво ответил Блейз, усаживаясь в кресло напротив. — Филли! Принеси пергамент и перо, будь добра, — произнесла в пустоту мать. Через мгновение перед ней явилась эльфийка с письменным набором в тонких ручках. — Кому ты пишешь? — спросил Блейз, глядя, как мать заполняет пергамент изящным убористым почерком. — Дону Алессио, — коротко сказала она, не отрываясь от своего дела. — И что это за дон? — Мой знакомый, он — хм — своего рода бизнесмен. Пару лет назад он любезно пригласил меня погостить в его поместье. Думаю, пришло время нам с тобой нанести ему визит. — И где находится это поместье? — поднял бровь Блейз. — В тридцати милях от Буэнос-Айреса. Блейз замолчал, лихорадочно соображая. Решение пришло внезапно. Он поднял глаза на мать и тихо сказал: — Надеюсь, в усадьбе дона Алессио достаточно спален. Парвати поедет со мной, здесь становится слишком опасно. Джейн коротко вздохнула, но спорить не стала. — Хорошо. Иди за ней, а на обратном пути будь хорошим мальчиком, загляни в Гринготтс и забери мое опаловое ожерелье. Учитывая растущий список гостей, мне понадобится что-то по-настоящему убийственное, чтобы привести нашего гостеприимного хозяина в благодушное настроение. — Ты о чем? — О своем декольте. Блейз закатил глаза и вышел из комнаты. Нужно было спешить. Он переместился камином в книжный магазин. Утреннее солнце еле пробивалось сквозь заколоченные окна, скупо освещая разбросанные по торговому залу книги. Некоторые стеллажи лежали на полу, другие — покосились, еле удерживая шаткое равновесие. На стене за стойкой продавца алела жирная надпись: «Смерть предателям магии». Стараясь особо не разглядывать следы погрома, Блейз пересек зал и вышел через заднюю дверь. В тупичке за магазином, заляпанным совиным и голубиным пометом, было пусто. Набросив капюшон, он быстрым шагом вышел в Косой переулок. На улице кипела жизнь. Магазины вовсю прихорашивались ко Дню святого Валентина: алые занавески, сердечки на витринах, розовые мыльные пузыри. И тем не менее улица сильно изменилась. На месте кафе-мороженого Флориана Фортескью оказался новый книжный, гоблинская аптека скалилась выбитыми стеклами, а магазин мадам Малкин щеголял новой вывеской: «Чистокровное одеяние: вход только для истинных волшебников». Блейз шагал быстро, но без спешки, чтобы не привлекать внимания. Поэтому когда он столкнулся с высокой фигурой в черной мантии, он только пробормотал извинения и двинулся дальше, но его остановили за локоть. — Блейз? — Драко? — Блейз поднял глаза и столкнулся с серым взглядом бывшего однокурсника. — Гуляешь? — тон Малфоя показался странным, но Блейз не обратил внимания. — Да, вышел вот за подарком. Моя дама сердца — женщина суровая, прибьет, если узнает, что я забыл про «самый важный праздник на планете», — нервно хихикнул Блейз, аккуратно выдирая рукав из пальцев Малфоя. Совершенно безуспешно, к слову сказать. — Не против, если я к тебе присоединюсь? — Драко еще крепче ухватил его за локоть и зашагал рядом. — Мне бы тоже… Ну, подарок раздобыть. — Правда? — природное любопытство взяло верх над осторожностью. — А кому? Я ее знаю? — Не уверен, — уклончиво ответил Малфой. — Точно знаю, — восхитился Блейз. — Иначе ты бы выразился куда точнее. Так… Это Ариана Пьюси? Делайла Фоули? О, или малышка Дафна Гринграсс, она как раз недавно пропала с радаров светской хроники — самый верный признак, что девица скоро выйдет замуж. Я угадал, да? Малфой многозначительно хмыкнул, но спорить не стал. Блейз нахмурился — кажется, и эта догадка неверна. — Ладно, отмалчивайся и дальше, интриган. Но если тебе и правда нужна помощь с выбором подарка, я должен что-то знать о твоей подруге, — попытался зайти с другой стороны он. — Эм-м, ладно, — Малфой задумчиво постучал пальцем по подбородку и выдал: — Ну, она любит читать. — Да ты, должно быть, шутишь! — Блейз вытаращил глаза на собеседника, который несколько неловко переминался с ноги на ногу. — Только не говори, что ты замутил с Грейнджер, мое сердце не выдержит такую сплетню, нет, положительно, меня сейчас разорвет! — Забини, дыши, — заботливо похлопал его по спине Малфой. Где-то на краю сознания у Блейза забрезжило странное ощущение чего-то неправильного — слишком уж поведение Малфоя отличалось от того, что он видел дома, когда тот пришел искать книги о дементорах. Но искра сомнения быстро угасла под цунами оглушительных новостей. Малфой и Грейнджер! Уму непостижимо! Парвати должна об этом узнать. Какое может быть интервью! Последний выпуск «Зова Сирены» раскупят за секунду, и ведь никакой политики, все шито-крыто! — Малфой, — вкрадчиво произнес Блейз, деловито разглядывая бывшего однокурсника. Мантия простоватая, но сидит неплохо — для колдографии сойдет. — Я, конечно, могу помочь подобрать подарок для мисс всезнайки, но у меня есть идея получше. Как насчет того, чтобы проконсультироваться с настоящим специалистом? Я как раз собирался идти к Парвати Патил, и уж кто-кто, а она прекрасно знает, что может понравиться Грейнджер. Можем пойти вместе! Главное — заманить его к Парвати. А уж та разговорит и старую метлу. — Правда? — с воодушевлением откликнулся Драко. — Мне нравится, идея просто блеск! Блейза снова кольнула неясная тревога, но его уже несло на волнах энтузиазма. — Тогда пойдем скорее, она, кхм, не афиширует сейчас место своего жительства, поэтому лучше бы нам с тобой не торчать посреди улицы. Они и впрямь начали привлекать внимание — все больше и больше прохожих останавливались взглядом на двух рослых фигурах возле магазина китайских зелий. — Раз так, то давай-ка отойдем сюда, — Малфой увлек его в какой-то закуток за мусорными баками и достал из кармана что-то полупрозрачное. — Это мантия-невидимка, — объяснил он, набрасывая на них обоих серебристую текучую ткань. — А теперь веди! Передвигаться вдвоем под длинной, но все-таки обычного размера мантией оказалось жутко неудобно. Но все же спустя полчаса и около пятидесяти проклятий разной степени пристойности от Блейза они оказались перед входом в неприметный палисадник. Забини достал палочку и отбил на ограде сложный ритм. Калитка со скрипом приоткрылась, и они зашли внутрь. Оказавшись в небольшом садике, Блейз вылез из-под порядком надоевшей мантии и подошел к двери. — Малфой, ты где? Можно уже не прятаться, тут все под охранными чарами. — Иду-иду, — Драко догнал его на крыльце и нерешительно остановился на пороге. Блейз подмигнул ему и открыл входную дверь. Из гостиной послышались тихие голоса. Один точно принадлежал Парвати, а вот второй, низкий и глубокий, показался ему незнакомым. — Блейз, это ты? — Это я! — крикнул Забини, заходя вместе с Малфоем в прихожую. — И мне, точнее, нам, нужна твоя помощь, птичка! — Чуть позже, дорогой. У меня интервью, не поверишь, с господином бывшим министром! — Я бы предпочел, мисс Патил, чтобы в статье вы называли меня просто Кингсли Бруствер. Ого! Кажется, последний номер «Сирены» уже нельзя сделать лучше, но умница Парвати захомутала еще одну крупную рыбу! Это будет бомба. Блейз был уже на пороге гостиной, когда ему в спину прилетел Петрификус Тоталус. Он рухнул на пол, чувствуя, как деревенеют руки и ноги. Следом послышались тихие шаги, и в следующую секунду его ослепила алая вспышка. — Простите, мистер Бруствер, — сказал Малфой, аккуратно переступая через обездвиженное тело. Краем глаза Блейз видел, что бывший министр и симпатичная темнокожая девушка замерли под прицелом волшебной палочки в руках Малфоя. — Но я должен передать вас своему Господину. Он закатал рукав мантии и коснулся черного рисунка на предплечье. С птичьим криком Парвати, которая стояла ближе всего к выходу, ринулась на порог, и запястье Блейза оплели холодные пальцы. А через мгновение его затянуло в спасительную воронку аппарации. Умница Парвати.