Ты — это вечный взрыв

Позавтракать с Поттером и найти в лесу древний мифический артефакт. Сразиться с бывшим министром магии и получить частицу его магической силы. Не умереть от руки Волдеморта. Не захлебнуться в ледяной луже. Аппарировать с двумя бессознательными телами в Харидж, куда теперь переселились Уизли вместе с Лабораторией. Почти сразу же, пока Пожиратели не опомнились, метнуться с Поттером и Булстроуд в Рочестер, чтобы спасти почти сотню человек из Контейнера. Причем крайне изящным способом, за что, удивительное дело, стоило благодарить Поттера. Многовато событий для одного дня, пускай это и День святого Валентина. Как бы то ни было, не умереть — это достаточный повод, чтобы выкурить сигарету. Драко уселся на ступеньки крыльца, кем-то заботливо очищенные от снега. Своей пачки у него не было, но наверняка у кого-то найдется что-нибудь табакосодержащее. — Акцио сигареты! Ожидаемо, через минуту к нему в руки спланировала пачка дешевых магловских сигарет. Драко тяжело вздохнул, но достал одну из них, поджег и затянулся. Он и сам не понимал, зачем вечером вернулся c Поттером в дом-штаб, а не аппарировал в Хижину, отсыпаться и приводить себя в порядок. За весь этот сумасшедший день у него не было ни минуты, чтобы переодеться, и закопченная, прожженная в нескольких местах мантия выводила его из себя. И тем не менее он здесь. Морозит задницу, тратит одну из двух разрешенных себе сигарет в месяц на это дешевое недоразумение и пялится в темноту. В голове было пусто, как в только что вырытой могиле. Дверь за спиной заскрипела, открываясь, но он не стал оборачиваться. — Не знала, что ты куришь. Вейн уселась рядом, глядя в темный лес, виднеющийся за оградой двора. — Редко. У Драко не было ни сил, ни желания поддерживать разговор, но Вейн это не смущало. — Гарри сказал, что вы украли у Сам-Знаешь-Кого дом с привидениями. — Я его владелец по документам, так что формально это не кража, — педантично уточнил Драко. — Но да. Полагаю, Темный Лорд расценит это как ограбление. — Как вам это удалось? — Думаю, Поттер тебе рассказал. — Рассказал. Но я хочу узнать твою версию. — Мы аппарировали в Рочестер, Булстроуд вырубила охранников, а потом Поттер стал Хранителем этого дома, так что у Темного Лорда доступа теперь нет. — Да уж, у Гарри получилось куда интереснее, — разочарованно протянула Вейн. — Ну, хотя бы не надо тела таскать, пускай там полежат, пока мы будем родственников искать. А то домов на такую кучу народа не напасешься. Драко промолчал. — Ты толкнул Тео под проклятие, — сказала Вейн. В ее голосе не было осуждения, только глубокая печаль. — Да. — Неужели не было другого выхода? — Либо Нотт, либо Грейнджер. Непроизнесенное «Я выбрал Грейнджер» повисло пыльной паутиной в воздухе. Вейн вздохнула, закрыла глаза и тихо сказала: — Я не скажу Гермионе. — И не надо. Я скажу ей сам. Завтра. Драко испарил выкуренную до фильтра сигарету и направился к ограде, за которой заканчивался антиаппарационный купол. — Малфой! — окликнула его Вейн, когда Драко уже открыл калитку. — Что? — Мне кажется, ты нужен ей сейчас.

***

Гномы строили снежную крепость. Солнце уже зашло, и в темноте было плохо видно, может быть, они просто рыли ходы под твердым настом. Рон сказал, вчера была оттепель. Странное дело, Уизли переселились в этот дом чуть больше месяца назад, а двор уже кишит садовыми гномами. «Может, это тоже часть родовой магии Пруэттов?» — отстраненно подумала Гермиона, отворачиваясь от окна и крепче заворачиваясь в плед. В комнате было темно и пусто, гостевые спальни в Оукфилде — так Рон назвал дом — еще не успели толком привести в порядок. Кровать, шкаф, старомодный рукомойник и вычурная дубовая тумба, странно смотревшаяся в этой спартанской обстановке. Гермиона сидела на подоконнике, рядом остывал чай и укоризненно белела нетронутая вазочка с печеньем. Гермиона раскрошила парочку, но так ничего и не съела — желудок будто усох, скукожился, отвергая любую пищу. В голове теснилась мешанина мыслей и образов, но ни на чем не удавалось сосредоточиться. Лиловатые внутренности умирающего домовика. Винки? Добби был прав? Три рейла с шелковыми халатами в гардеробной, отделанной розовым деревом. Билл и Тео, заколдовавшие Барби, Кена и Терезу и устроившие с ними безумное чаепитие. Зеленая вспышка за спиной, звук рухнувшего тела и обжигающий холод воды. Зеленоватая муть, сквозь которую виднелись прямые полосы тускнеющего дневного света. Этот свет чуть больше восьми минут назад излучило Солнце. По принципу наименьшего пути Ферма, каждый фотон выбирает кратчайший путь до пункта своего назначения. Какой в этом смысл? Белые руки с тонкими, четырехсуставными пальцами. Режущая боль в легких, илистая вода вместо рвоты, дикий озноб. «Нотт мертв, Грейнджер». Ветер, мокрая одежда липнет к телу, аппарация, снова аппарация. Гермиона подтянула ноги к груди и отхлебнула холодный чай. По горлу неожиданно прокатилась обжигающая волна. Кажется, кто-то щедро плеснул туда рома. Опрокинув в себя остатки, она закрыла глаза, чувствуя, как голову заволакивает алкогольным туманом. Тео умер, его больше нет. Эта мысль казалась лишенной всякого смысла. Ни скорби, ни печали, только опустошение. Может быть, все это придет после? Даже горю требуется время. Гермиона попыталась вспомнить о нем что-то, что пробьет эту стену отчуждения, но в голову лезла какая-то чушь. Штабик, который они построили в Лаборатории, натянув на стулья и столы полиэтиленовые скатерти и рабочие халаты. Ромильда, которая целый месяц называла Тео Нео, а он всего лишь однажды явился на работу в черных очках. Тео и Билл, изображающие танец Хью Гранта из «Реальной любви», и вино, которое пошло носом от смеха — боже, как же все они напились тогда в кинотеатре. Колпак в форме рычащего льва, который Артур нахлобучил на голову Тео на позапрошлогоднее Рождество. Вид был идиотский. И у колпака, и у Тео. Учебник по современной арифмантике, который Гермиона взяла почитать, но так и не вернула. Клетчатые рубашки из фланели. Кривоватая ухмылка и вечно обветренные губы. Тео умер, его больше нет. Круговерть воспоминаний прервал стук в дверь. — Гермиона? — послышался голос Джинни. Не дожидаясь ответа, подруга зашла в комнату, держа в руках еще одну кружку с чаем и стеклянный пузырек. — Я тут, — запоздало отозвалась Гермиона. Она спрыгнула с подоконника, поморщившись от резкой боли в спине. Похоже, она просидела без движения несколько часов. — Тут еще чай и немного Бодроперцового зелья, — сообщила Джинни, устраиваясь на кровати. — Спасибо, — отозвалась Гермиона, забирая обе емкости и тупо разглядывая их в руках. Что нужно пить сначала? Зелье? Но тогда чай покажется невкусным. Может, тогда сначала чай? Но тогда нечем будет запить противную жидкость. Отчаявшись найти решение, она поставила все на тумбу и устало уселась обратно на подоконник. — Как ты? — тихо спросила Джинни, поняв, что первой Гермиона не заговорит. — Не знаю. — Что-нибудь болит? — Все в порядке, Джин, я в норме, — отмахнулась Гермиона. — Выпью твоего волшебного зелья и буду как новенькая. А где Ромильда? — Забаррикадировалась в спальне Сьюзен и спит, — хмыкнула Джинни. — Все-таки у нее возмутительно крепкая психика, — с досадой сказала Гермиона. — Тео… — Джинни взяла ее за руку и переплела пальцы. — Мне так жаль, Гермиона. Мне так жаль. — Да. Слышать о Тео из чужих уст было неприятно. Как будто, если кто-то другой говорил о его смерти, она становилась более реальной. — Ты расскажешь, как это произошло? Джинни незаметно пододвинула чай поближе к подруге. — Так мы ведь уже все объяснили, — неохотно ответила Гермиона. — Точнее, вы вывалились на крыльцо в обледенелой одежде, бормоча что-то о Темном Лорде, урагане, Тео и русалках, — протянула Джинни. — А потом Малфой, не высушив толком шмотки и ничего не объяснив, — в голосе Джинни послышались знакомые неодобрительные нотки Молли, — утащил куда-то Гарри и Миллс. — Куда? — Гермиона ощутила слабый укол беспокойства. Мысли были вялыми, тягучими. Она тряхнула головой, чтобы хоть чуточку прийти в себя. — Не знаю, они не сказали. И очень спешили. Малфой сорвал свое прикрытие. Какие срочные дела у него могут быть, если он больше не в стане Пожирателей? Контейнеры. Что, если тогда, в библиотеке миссис Забини, он точно знал, где находятся все эти дома? Но не мог сказать, так как это дискредитировало бы его прикрытие? Даже с той операцией в Суонси аврорам пришлось прочесывать город, ведь Малфой ни словом ни обмолвился о местонахождении похищенных волшебников. А сейчас терять уже нечего. И они отправились на штурм базы Волдеморта? Втроем?! — Гермиона! — прервала ее горячечные мысли Джинни. — Что случилось? — Кажется, я знаю, куда они отправились, — слабым голосом ответила она. Но почему они не позвали никого на подмогу? Потому что Драко надеялся попасть туда до Волдеморта. — Куда? О чем ты говоришь? — заволновалась Джинни. — Ничего, — мотнула головой Гермиона и откинулась спиной на оконное стекло. Сознание снова начал заволакивать дурнотный туман апатии. — Драко разберется. Джинни окатила ее долгим, проницательным взглядом, но дальше расспрашивать не стала. — Может, поспишь немного? — мягко предложила она. — Вряд ли у меня получится уснуть, — слабо улыбнулась Гермиона. — Я в норме, Джин, не волнуйся. — Ты уже это говорила. — Да, точно… — рассеянно согласилась Гермиона. — А что ты спрашивала до этого? — Что с вами произошло? — в карих глазах Джинни плескалась жалость. Путаясь в словах, перепрыгивая с одного события на другое, но Гермиона рассказала обо всем, что случилось за последние недели. Удивительное дело, но было в этой исповеди что-то утешающее. Как будто с каждым словом из нее выплескивался гной, наподобие сока бубонтюбера — неприятный, но дающий болезненное удовлетворение. И тем не менее о своих непростых отношениях с Драко она решила умолчать. Не то чтобы Гермиона боялась осуждения, скорее эта история казалась лишней, не относящейся к делу. Ей не хотелось завязнуть в подробностях, мучительно пытаясь сформулировать, как же она относится к Малфою. А Джинни потребует подробностей и посочнее. Скорее Волдеморт устроится волонтером в детский хоспис, чем Джин спустит эту тему на тормозах. Когда Гермиона дошла до части, где Драко выпил Феликс и аппарировал с многозначительным упоминанием площади Гриммо, Джинни сдавленно хихикнула. — Ну, тут белобрысый тебе не соврал. Он и правда явился к нам с утра пораньше, сожрал полпротивня запеканки и утащил Гарри в Хогвартс — уничтожать диадему Кандиды Когтевран, которая оказалась крестражем. Гермиона подавилась чаем. — Чего? — Выяснилось, что последний крестраж — это знаменитая диадема. Ее припрятала Елена, дочь Кандиды. А Том втерся к ней в доверие, превратил артефакт в крестраж и заныкал его в Выручай-комнате! — С ума сойти, — закашлялась Гермиона, безуспешно пытаясь избавиться от алкогольного чая в легких. — Это еще что. Через пару часов Гарри вернулся сюда и притащил еще и Воскрешающий камень, который Малфой откопал на полянке в Запретном лесу. И над этим камнем, как африканская шаманка, уже восьмой час камлает Сьюзен — они с Биллом выясняют, как эта штуковина отгоняет дементоров и вообще работает. Слушать Джинни было еще легче, чем рассказывать самой. Гермиона сосредоточила все внимание на эпической истории с уничтоженным крестражем, неудавшимся арестом Гарри и разрушенным домом на площади Гриммо. Неужели все это произошло в один день? И пока они с Ромильдой заговаривали зубы Пожирателям, Гарри сражался с собственным заместителем в Атриуме Министерства? — Ладно, я тебя совсем заговорила, — спохватилась Джинни. — Так что ты делала, когда исчез Малфой? Остаток истории много времени не занял. — Тритоны действительно не сразу покидают колонию. Нас окутали сетью, внутри которой мы кое-как могли дышать, и отконвоировали на полмили к югу, где заканчивался антиаппарационный купол. Драко вытащил меня и Ромильду из воды, а потом перенес сюда. Вот и все, — закончила Гермиона. Джинни так и сидела на кровати, пальцем вырисовывая на покрывале узоры. — Ты видела, как он погиб? — спросила она. — Нет. Только зеленую вспышку за моей спиной, а в следующее мгновение я была уже под водой, — покачала головой Гермиона. — Ты же не винишь себя? Хороший вопрос. Да, винила — за то, что втравила Тео в эту историю. За то, что при виде полумертвого Малфоя поддалась эмоциям и рассказала обо всем ребятам, вместо того чтобы в очередной раз стереть им память. За то, что все пошло наперекосяк. Тем не менее эгоистичный внутренний голосок (который говорил с отчетливой интонацией Драко Малфоя) продолжал твердить, что все они были предупреждены об опасности. И что в смерти Тео виноват только убивший его Пожиратель. — Нет, не виню, — ответила наконец Гермиона. Ей не хотелось многословных утешений, которые Джинни была готова на нее обрушить. Та ничего не сказала, только поднялась с кровати, подошла к подоконнику и крепко обняла завернутую в плед Гермиону. — Попробуй поспать, ладно? — спросила она. — Хочешь еще что-нибудь выпить? Гермиона хотела. Жидкость в початой бутылке Огденского, которую Джинни извлекла откуда-то из закромов («Только не говори Джорджу, что у меня тут есть выпивка»), опускалась медленно, но верно. Гермиона планировала выпить ровно столько, чтобы вырубиться. Зелье Сна без сновидений для такой цели подошло бы куда лучше, но — опять же из-за Джорджа — Уизли его в доме не держали. Гермиона еще немного поговорила с Джин, стараясь касаться только отвлеченных тем, — все серьезное негласно отложили на завтра. Впрочем, учитывая беременность рыжей, предметов для обсуждения им хватало — как минимум нужно было выбрать самое идиотское имя для будущего наследника Поттеров. — Карлотта! Или Женевьева! Да, второе идеально — Женевьева Поттер, дочь Джиневры, — хихикала Джинни. — Ты уверена, что будет девочка? — подняла бровь Гермиона. — С моим везением, я уверена, что будет гребаная тройня, — вздохнула Джинни и ткнула себя в живот. — Видишь, как раздуло? А ведь я всего на десятой неделе. Серьезно, если родятся всего два близнеца, я станцую краковяк. — Хотела бы я на это посмотреть, — фыркнула Гермиона. В голове приятно шумело, а руки и ноги наконец согрелись. Она прищурилась, фокусируясь на слегка размытой Джинни. Лицо подруги округлилось, стало мягче. Только сейчас Гермиона увидела, что, когда Джин смеется, в уголках глаз собираются небольшие морщинки, которые хоть и едва, но заметны на коже. Интересно, у нее тоже есть морщины? Она ведь старше Джин на два года. Наверняка есть! Гермиона встала с кровати и, слегка покачиваясь, добрела до шкафа, в котором среди пустых полок одиноко лежала ее расшитая бисером сумочка. Где-то у нее было зеркальце… — Ты чего? — всполошилась Джинни. — Хочу посмотреть, есть ли у меня морщины, — заявила Гермиона, нашаривая в глубинах пятого измерения хоть что-то похожее на пудреницу. У нее же есть пудреница? — Какие морщины, тебе только двадцать шесть! — фыркнула Джинни, растягиваясь на покрывале. — К тому же у тебя отличная наследственность, я видела твою маму, она выглядит отлично! А ведь она магл, а маглы стареют куда быстрее, чем мы… — грустно закончила она. — Ну а я наполовину магл. По магловским меркам женщина в двадцать шесть лет уже считается старородящей! — Гермиона, не придумывай, никакая ты не старородящая и нет у тебя никаких морщин. Твоя кожа гладкая и свежая, как попка одного из моих будущих младенцев. Сама выберешь, который из них тебе больше понравится. Хотя вряд ли на попе будут веснушки. Ну то есть, у тебя на щеках они смотрятся отлично, а вот коричневые пятнышки на детской заднице будут однозначным поводом навестить семейного целителя. Ну или сменить подгузник… — Сейчас, погоди, зеркальце было где-то тут, — бормотала Гермиона, все еще роясь в сумке. — А вот оно! Черт… В руках у нее была небольшая пудреница, слишком тяжелая для такой маленькой вещицы. С тихим щелчком серебристая крышка открылась, и на волю вырвались светящиеся символы, в ожидании повиснув в воздухе и бросая на стены золотистые отсветы. Пудра внутри давно рассыпалась. А из коробочки Тео сделал арифмантический калькулятор, чтобы Гермиона могла сама рассчитывать асинхронные алгоритмы. Через несколько мгновений значки погасли. В руках у Гермионы была просто старая упаковка из-под косметики. — Что это было? — осторожно спросила Джинни. — Ничего, — устало ответила Гермиона. Из нее как будто вынули все кости, и на секунду ей показалось, что она вот-вот упадет. — Знаешь, что-то я и правда утомилась. Давай я все-таки попробую уснуть. — Конечно! — Джинни так резво подскочила с кровати, как будто одеяло внезапно превратилось в ежа. — Ложись скорее, не буду мешать! Принести тебе воды? — Все в порядке, Джин, с водой я разберусь, — отмахнулась Гермиона. — Ухожу-ухожу! Спокойной ночи! — и Джинни торопливо вышла из комнаты. Гермиона погасила все магические огоньки, которые они развесили по спальне, разделась и легла на кровать. Трещины в потолке складывались в руны, древние настолько, что ни один специалист в мире не смог бы их расшифровать. Мысли вяло перекатывались в голове, затуманенные усталостью и алкоголем. Что делать дальше? Последний крестраж уничтожен, Лаборатория все-таки выполнила свою главную функцию и выгадала Ордену (или Малфою?) достаточно времени, чтобы разрушить последний осколок, связывающий Тома Реддла с бессмертием. Гермиона перевернулась на бок и подложила ладони под щеку. Кожа на руках была сухой и обветренной. Зачем они вообще что-то делали, если в итоге понадобился всего лишь пузырек зелья удачи? Выходит, теперь достаточно просто пальнуть в Волдеморта Убивающим проклятием и весь кошмар закончится? Вряд ли. Она невольно повела плечами, вспоминая мертвенный холод десятков дементоров, явившихся по зову своего хозяина. Могут ли они дать подобие бессмертия? Или темные твари служат только проводником силы? Как и всегда, вопросов оказалось куда больше, чем ответов, но Гермиона была слишком утомлена, чтобы искать решение всерьез. Она не знала, сколько пролежала, глядя в темноту и проваливаясь в беспокойный сон, длившийся, по ощущениям, несколько минут. В какой-то момент ей послышались какие-то звуки из другой части дома, но у нее не возникло даже мимолетного желания встать и проверить, что происходит. Время двигалось урывками, то замедляя, то ускоряя свой ход. Дверь заскрипела, и на пол легла узкая полоска света. Едва заметный, на грани слышимости скрип — и в комнату вернулась темнота. Звука шагов тоже не было, только легкое дуновение воздуха. Она смотрела прямо перед собой, поэтому увидела Малфоя только тогда, когда он приблизился к кровати вплотную. Не говоря ни слова, он разделся до белья. Аккуратно повесил мантию на плечики в шкафу, рубашку и брюки сложил на полки, а ботинки поставил ровно под стулом. Затем так же молча откинул покрывало и лег к ней в кровать. Гермиона слегка подвинулась, освобождая ему место, но Малфой только сильнее прижался, обнимая ее за талию со спины. Его нос щекотал ей шею. — Ты не ранен? — спросила Гермиона просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Нет. Она знала это и так. Чувствовала по тому, как он двигался, как спокойно поднималась и опускалась его грудная клетка в такт дыханию. — Куда ты исчез? — Мне жаль, что Нотт погиб. Они сказали это одновременно и одновременно же с неловкостью замолчали. Гермиона развернулась к нему лицом. Повинуясь внезапному порыву, она провела пальцем по шраму на его скуле. Малфой слегка повернул голову, прижимаясь щекой к ее ладони. В полумраке его глаза казались черными. — Я был ответственен за безопасность одного из домов, где лежали заготовки для Темного Лорда. Мы успели в последнюю минуту — как только Поттер стал Хранителем, во двор аппарировал отряд Пожирателей, но особняк они уже не видели. — А что будет с людьми? — Не знаю. — Наверное, Гарри откроет доступ туда целителям, — задумчиво сказала Гермиона. — Наверное, — без интереса отозвался Малфой. — Что произошло у озера? Откуда взялся ураган? Почему перестали действовать заклятия? Это Волдеморт устроил? — Гермиона поерзала, устраиваясь поудобнее в кольце рук Малфоя. Впервые за этот долгий вечер она наконец-то согрелась. От его тела шло ровное тепло, которое окутывало с макушки до ног. — Нет, это был не Темный Лорд, — покачал он головой. — Это был я. — Что ты сделал? — внутри, несмотря на усталость и алкогольную дымку, загорелся привычный огонек любопытства. Малфой тяжело вздохнул. Судя по всему, отвечать ему очень не хотелось. Немного помедлив, собираясь с словами, он все-таки сказал: — Татуировки у меня на пальцах… Это не совсем усилители магического контура. Точнее, совсем не они. Просто маскировка. — А на самом деле?.. — не выдержала Гермиона повисшей паузы. — На самом деле это дар Котлована, — обреченно сообщил Малфой с таким видом, будто это что-то должно было ей объяснить. — Что это значит? Малфой завозился в кровати, явно оттягивая ответ. Гермиона провела ладонью по его груди, удивляясь, до чего же у него гладкая кожа. — Каждый, кто покидает Котлован живым, получает от него дар. Это может быть что угодно — совершенная память, умение влиять на настроение людей, метаморфизм. — И тебе досталась способность устраивать волшебный ураган? — Мне досталась способность ощущать и собирать магию, разлитую в воздухе. А также выпускать ее наружу, если мне это требуется. А когда в пространстве бушует чистая, стихийная магия, заклинания не работают. Я об этом не знал. Если честно, я впервые это сделал. Это было невероятно. Волшебники не аккумулируют магию, это можно сделать только с помощью неодушевленного предмета, артефакта. У Гермионы закружилась голова от вороха великолепных возможностей для исследований. — Наверное, потому что сердцевина палочки не понимает, чью магию проводить, — задумчиво произнесла Гермиона. — А как ты все это ощущаешь? И зачем нужна маскировка? — поинтересовалась она, завороженно глядя на его пальцы, густо покрытые чернилами. Гермиона протянула руку и коснулась фаланги, чувствуя под выпуклой татуировкой что-то еще. Шрам? — В основном болью, — хмыкнул Драко. — А маскировка нужна, чтобы скрыть характерные шрамы из Котлована. Ну и усилители магического контура — это хороший ответ на любые вопросы, если они вдруг у кого-то возникнут. — То есть, когда кто-то рядом колдует, тебе больно? — К этому привыкаешь, — он пожал плечами. — А можно отказаться от дара? — А можно прекратить быть всезнайкой? — он иронично поднял одну бровь. — Нельзя, — с достоинством ответила Гермиона. — Нести свет знаний в мир — моя священная обязанность. Малфой хмыкнул. — Вот именно. Дар теперь часть меня, и поверь, боль — небольшая плата за то, чтобы ощущать оттенки магии. Это как… осязание или слух. Если отобрать, то окажешься калекой. В голове у Гермионы теснились десятки вопросов, и она все не могла ухватиться за один конкретный. Ей хотелось расспросить подробнее о Котловане, раз уж Малфой проявил такую несвойственную ему откровенность, узнать, как именно работает его дар. Но вместо этого она поцеловала его в сжатые губы, заставляя их расслабиться, впустить ее — и в прямом, и в переносном смысле. Малфой ответил на поцелуй. Он скользнул языком по нижней губе, сжал в горсти волосы на затылке, прикусил мочку уха — все как и должно быть. И одновременно с этим — чудовищно неправильно. Гермионе казалось, что она целуется с невероятно привлекательным и пугающе человекоподобным роботом. Она не понимала, что не так, однако всем телом ощущала механическую отстраненность Малфоя. — Драко. Он поднял на нее темный взгляд. Только искорки невесть откуда взявшегося отраженного света разбивали густую черноту его расширенных зрачков. — Что случилось? — Я толкнул Нотта под Убивающее. Гермиона почувствовала, будто ее ударили под дых. Она слегка отодвинулась, чтобы лучше видеть лицо Малфоя, и он сразу же расцепил руки, выпуская ее из объятий. Более того, через мгновение он уже сидел на кровати, не касаясь ни дюйма ее кожи. Косой лунный луч, пробившийся сквозь занавески, серебрил его плечи. — Почему? — вырвалось горестное. — Почему ты это сделал? — Иначе проклятие попало бы в тебя. Он смотрел прямо перед собой, как всегда пряча эмоции за уже подзабытой известковой маской. Ровный холодный тон, нейтральное выражение лица, прямая осанка. — Неужели не было другого способа? Только сейчас в его глазах мелькнуло что-то, похожее на эмоцию. Злость? Раздражение? Ненависть? Гермиона не успела понять. Малфой повернул голову и медленно произнес: — Значит, такого ты обо мне мнения, Грейнджер? По-твоему, я всегда выбираю самую короткую и удобную дорожку? Он выдохнул сквозь зубы, плавным движением встал с кровати, распахнул шкаф и вытащил мантию. — Не уходи! — вырвалось у Гермионы. Малфой набросил одежду на голые плечи и повернулся к ней. — Я и не собирался. Он сунул руку в карман, достал помятую пачку и ловким движением выщелкнул сигарету. Открыл окно и, высунувшись почти по пояс, закурил. Ночной ветер раздувал занавески и резкий запах дешевого табака. Гермиона молчала. Малфой не выбирал простых путей. Он выбирал пути эффективные. Те, что приведут его к цели. Не глядя, Гермиона схватилась за бутылку огневиски, на дне еще что-то плескалось. Глотнув прямо из горла, она поперхнулась и закашлялась. — Это очень плохой алкоголь, — заметил Малфой, снова затягиваясь. Дым кружил вокруг него, напоминая неоформленного Патронуса. — Проблема для меня из будущего, — пробормотала Гермиона, допивая остатки. Виски отдавал металлическим привкусом. — Времени в привычном нам понимании не существует. Во всяком случае, с точки зрения теории петлевой квантовой гравитации. — А ты это откуда знаешь? — Гермиона с готовностью схватилась за другую тему, только бы не обсуждать снова то, что Малфой фактически убил Теодора Нотта. — Тебе хотел понравиться, — буркнул Малфой и щелчком испарил докуренную сигарету. — Я не желал Нотту смерти, — уже мягче добавил он, захлопнув окно и прислонившись к откосу. — Ты просто поступил эффективно, — прошептала Гермиона. Малфой наклонил голову, соглашаясь. — Ты стояла дальше. Я бы не успел вывести тебя из-под удара. И не смог бы заслонить собой. Возможно, стоило спросить: «А если бы было возможно, ты бы пожертвовал собой вместо Нотта?». Но это не важно. Она чувствовала себя чудовищем, потому что единственная мысль, которая билась в ее голове, — «Лучше он, чем ты». — Почему ты рассказал мне? Малфой поднял брови, удивляясь вопросу. — А ты бы предпочла остаться в неведении? «Да. Нет. Возможно». — Нет. Малфой снял мантию и вернул ее в шкаф, бегло, но внимательно проверив на наличие складок. А потом мягким кошачьим движением скользнул под одеяло и притянул к себе дрожащую Гермиону. — Тебе всегда нужна правда, Грейнджер. А мне нужна ты. Поэтому я всегда, слышишь, всегда честен с тобой, даже если это причинит тебе боль, — шептал он ей в ухо и гладил по волосам, путаясь в длинных кудрях. — Даже если после этого я больше не смогу находиться с тобой в одной комнате? — спросила она только из противоречия, поскольку, что бы он ни сказал, она не сможет от него отказаться. Малфой отравил ее кровь. Никогда и ни с кем она больше не сможет почувствовать себя настолько защищенной. Настолько исключительной. Настолько необходимой. И настолько зависимой. — Да, — он провел кончиком носа по ее виску, и от этого движения ее обсыпало мурашками. — Я хочу любить тебя, Грейнджер. Хочу, чтобы ты была моей — целиком и полностью, без остатка. И для этого нужна предельная откровенность, потому что я не готов отдавать свою жизнь женщине, которой я не могу рассказать все. Я не хочу скрывать что-либо, опасаясь, что для тебя это будет слишком. Я не хочу рассчитывать риски, юлить, притворяться, дозировать информацию, опасаясь, что правда выйдет наружу и разрушит все, что у нас есть. Только не с тобой. — Хорошо, — Гермиона закрыла глаза, собираясь с решимостью. — Что еще я должна знать? «Ничего не было, ничего мне не говори», — умоляла она про себя. — «Я не хочу этого знать, я должна, но не хочу. Я боюсь тебя потерять». — Я нашел место, где скрываются Кингсли Бруствер и его любовница, а потом сдал их Темному Лорду. Они мертвы. И умирали долго и мучительно. Внутренности скрутило, к горлу в который раз за сегодняшний, такой бесконечный день подкатила тошнота. Гермиона выскочила из постели и, рывком открыв окно, по пояс свесилась вниз. Спазм сдавил горло, и ее вырвало прямо на стену дома. Кое-как утерев лицо, она наколдовала кубок с водой и, прополоскав рот, жадно его опустошила. На языке все равно остался мерзкий вкус желчи. Что еще ей предстоит выяснить? Она не знала. Единственное, в чем Гермиона была уверена, — она верила Драко Малфою. Верила безоговорочно, что смерть Бруствера и красивой, смешливой Лиззи Абади была не напрасной. «Неужели не было других вариантов?» — вспомнился Гермионе их давний разговор на кухне в ее доме. Тем самым вечером, когда у нее впервые получилось наколдовать Инсуэррорис без палочки. — «Если я так сделал, значит, не было». Она боялась того, что происходило сейчас. Она боялась их будущего и ничуть не меньше боялась его прошлого. Но все это меркло перед животным, смертным ужасом жить любую другую жизнь — ту, в которой нет Драко. Гермиона повернулась к кровати. Малфой лежал неподвижно, наблюдая за ней немигающим взглядом. Испарив кубок, она решительно подошла к нему и взяла за руку, переплетя их пальцы. Его ладонь казалась огромной по сравнению с ее узкой кистью. — Мне жаль, что тебе пришлось это сделать, Драко. Мне так жаль. Гермиона прижимала его голову к груди и шептала, что все будет хорошо. Через несколько минут его дыхание замедлилось. Малфой спал, а через несколько минут уснула и она.