Дом опеки был построен во втором районе, чуть ли не на краю обрыва. Строители, имея скудные материалы и малое количество времени, смогли соорудить довольно тёплое здание для калек Города. Голубые крыши, много окон и просторное помещение давало надежду неработоспособным гражданам. Ведь теперь они не сидели на шеях своих родственников и не выглядели для себя же обузой в доме.
После введения тюрьмы в эксплуатацию, калеки начали учить детей в свободные от работы часы. Они обучали их грамоте, счёту и истории в весёлой форме. Конечно, некоторым детям постарше было не интересно подобное, ведь они желали наконец попасть в Дом Удовольствий, как и их отцы, однако дети всё равно ценили попытку калек их обучить.
В дальнейшем, из-за того что инвалидов стало около двадцати, они попросили Капитана соорудить им деревянные протезы, чтобы они помогали на кухнях готовить. К их счастью, Капитан выдал им деревянные протезы, приказав не быть обузой на столь важном объекте. Капитан не соорудил им стальные протезы, ведь тратить на них драгоценную сталь не было выгодно Городу. Никогда.
Однако, после принятия «Последнего закона» Города, Капитан запретил детям приближаться к дому опеки или к калекам, если нет необходимости. Капитан говорил так: «
Это отбросы Города. Такие люди потеряли самую важную черту человека — быть полезным обществу. На них тратится слишком много еды и угля, когда они практически ничем не помогают всем нам. Сохранить им жизнь — это наше великодушие.
Дети перестали приходить к калекам. Большинство из них поверили словам Капитана и их бригадиров, прилюдно оскорбляя и забрасывая снежками их еле идущие тела. Если инвалид упадёт, то они быстро убегают. Если же нет, то они продолжают кидать снежки. Или чем покрепче кинут.
Однако, ещё до «Последнего закона» это место стало оплотом для объединения «Новое начало». Калеки отдавали свои койки и слушали предводителя. Они либо кивали и что-то говорили, либо осуждающе потряхивали своими наспех сделанными протезами. Инвалиды были настроены на перемены, ведь им не хотелось быть на дне бочки.
В последние дни Города был построен ещё один дом опеки, но уже в третьем районе. Капитан приказал снести старое сооружение и переселить «бесполезных» людей в другое здание, однако инвалиды дали отпор и забаррикодировались внутри. Капитан не приказал штурмовать здание, ведь мятежников можно было наказать по-другому.
Капитан приказал забаррикадировать дом опеки снаружи, чтобы никто не смог выбраться. Затем было отключено отопление для здания, что обрекало калек на медленную и мучительную смерть, ведь у них не было лекарств или еды.
Через два дня Капитан приказал «открыть» здание. Трупы калек были расположены кругом, будто бы пытаясь сохранить частичку тепла через объятия. Внутри круга была записка: «
Бигбен снова бьёт. Мы это слышим. Однако это последний час. Твой последний час, ублюдок.
Трупы калек были скинуты не в снежную яму, а в пропасть на свист толпы. Многие дети радовались, однако лишь некоторые из них не понимали, почему их родителей считают отбросами общества. Чем они заслужили подобное? Однако быстрый взгляд Стражников в их сторону быстро прекращал подобные размышления, ведь дети начинали бояться.
Причина, по которой калеки не желали покидать свой общий дом, до сих пор неизвестна.
За 17 дней до падения Города
— Ты хорошо справился, Томас, — сказал Верлир, закрывая за собой дверь в допросную, — Капитан ничего не подозревает, я уверен.
Томас не хотел слушать Карла и решил просто идти дальше, к своей камере. Очевидно, что Капитан обо всём догадался, надавив на Томаса, а Карл просто пытается подбодрить.
Именно Карл остановил его тогда, когда Томас хотел совершить непоправимое. Видеть их обвиняющие лица… Томас просто не мог.
Получив тумаком по голове, Карл передал письмо от Генри тогда. Каким-то образом, хороших людей было немного в Страже, что обнадёживало и Томаса, и Генри. В письме он писал, что сдаваться ещё рано, ведь Капитан ещё держит людей в своих железных руках.
Генри предложил ему месть за всё, но поспешил его заверить, что убивать никого не нужно. Если объяснить всем людям, что Капитан является тираном и у всех есть надежда, то Капитанский режим падёт.
Наивный мальчишка думал, что всё ещё можно исправить? Томас не знал и не хотел об этом думать.
Уже нет смысла думать ради кого светлое будущее. Для детей или Стражников? Для человечества или животных?
Томас хотел разорвать Генри за подобные мысли, однако его предложение присоединиться ради свержения ублюдка заинтересовало Томаса. Генри знал изначально, что Томас согласится, и написал ему план действий.
По его словам, Капитан любит точность и законность. В его принципах нельзя убить человека, если нет свидетелей или достаточных аргументов. Генри предложил это использовать, ведь подозревал в письме, что Капитан не просто так держит Томаса при себе.
Генри написал ему слова, чтобы Томас только их говорил при допросе. Также расписал поведение, но только банальным словами «не показывай эмоции». Спасибо Генри за помощь… И за небольшую флягу самогона, чтобы Томас больше не видел никого в своей камере. «Чтобы выплакать всё и посмотреть в лица прошлого».
Однако…
Томас провалился в самый последний момент.
Когда Капитан предложил… Перера… Перерабо… Отправить их в компост… Томас сорвался.
Учитывая тот факт, что Капитан ещё тот интриган, он мог говорить правду. Конечно, Верлир говорил ему о новостях в Городе, но он никак не знал о намерениях Капитана. С самого начала Томасу казалось, что Капитан знает о всех его намерениях и мыслях. Томасу ни разу не удалось обмануть его. Расчётливый и внимательный взгляд Капитана говорил, что он победил изначально.
И наконец, Карл и Томас подошли к его камере. Верлир немного нахмурился, подбирая слова. Он быстро оглянулся по сторонам и начал доставать кое-что из своей куртки.
— Тебе Генри кое-что передал, чтобы ты не… Скис здесь, — Карл достал немного потрёпанную флягу с чем-то. На ней была небольшая записка аккуратным почерком, — он сказал, что вы человек с большой душой. Мне… Жаль, что случилось с твоими. Поверь, если бы Лили умерла бы, я бы сам дубу дал.
Попытка успокоить и подбодрить Томаса провалилась. Томас стал чуть более раздражённым и уставшим. Сколько таких слов он слышал от людей после смерти Сэми? Много, и все от равнодушных людей. Карл напомнил о них во всей красе.
— Ты не знаешь цены горя, Верлир, — ответил ему Томас приглушенным голосом.
— И знать не хочу. Я ж не ты, — с небольшой ноткой радости ответил Карл, — Я-то вою здесь хорошо, за своего принимают. Вы там, это, когда власть шатать будете, пригласите меня на полпути, ладно? Тогда я естественно вас поддержу. Зуб даю, я выживу в любой ситуации вместе с Лили.
Томас с небольшим отвращением посмотрел на Карла. Хоть он и неравнодушен к изменению ситуации в Городе, Карл не будет рисковать своим местом в тюрьме.
—
Я тоже так думал.
Томас закрыл дверь своей камеры. Карл немного не понял последние слова Томаса, если тюремщик вообще его слушал. Фляга до сих пор находилась в руках Томаса.
Теперь самый ужасный этап.
Одиночество
Томас быстрым шагом подошёл к стене, около которой он спал, и сел, уткнувшись головой в свои колени, чтобы больше не видеть наспех сделанные стены тюрьмы.
Томас хотел снова выпить. За дни в тюрьме алкоголь помогал ему лучше держаться. Однако этот чудо-напиток быстро приводил к привыканию и желанию новой дозы. Именно из-за него многие рабочие и даже инженеры часто пьянели. Некоторых особо пьяных даже в тюрьму сажали, чтобы отрезвились.
Понимая последствия алкоголя, Томас больше не мог пить. Да, в те моменты он чувствовал себя слабым и хотелось просто забыться, однако сейчас он окреп. Ему больше не нужно это, нет. Томас может побороть себя, встану на ноги самостоятельно. Как когда-то.
Записка на фляге сейчас не интересовала Томаса, ведь другая проблема у него стояла в одиночной и холодной камере. Доза самогона, выданная Капитаном, скоро закончится, и небольшое помутнение пропадет. Томасу нужно лишь поспешить уснуть или хотя бы не обращать внимания, сосредоточив свой мозг на струйках крови из рук. Томас всё переживёт…
.
.
.
— Ты действительно так думаешь, Томас? — спросил голос, который своим существованием приносил радость и боль. Голос, за который Томас сделал всё, чтобы его уберечь, уничижительно говорит с ним.
Томас проигнорировал. Сейчас ему нужно успокоиться. Не обращать внимания. Всё пройдёт, это временно. Нужно лишь держаться и не смотреть, не подавать признаки заинтересованности и просто игнорировать голос.
Главное не видеть её
Собеседница начала ходить по тесной камере, явно не предназначенный для двоих человек. «Одиночка», как говорили некоторые бывшие клиенты Томаса. Голос явно ожидал ответ, на что Томас не шевелится и затаил дыхание. В этот раз всё будет по-другому. Томас не совершит те же ошибки.
Шаги наконец прекратились, медленно остановившись. Казалось, что звук от шагов не отражается от стен камеры. У Томаса появилась сухость во рту, чему он был рад. Есть причина, по которой он может ничего не говорить.
— Томас, сухость не причина. Это всего лишь очередное твоё оправдание, — заметил голос, немного выплёвывая слова, словно они были слишком очевидны.
Томас ещё немного сжался, чтобы просто казаться меньше. Собеседник уйдёт. Это ведь произойдёт, да?
Собеседник больше не ходил по камере. Её голова была направлена в сторону сжавшегося в углу комнаты. Томас ощущал, что она не уйдёт, но надеялся до последнего, сдерживая слёзы.
Томас не мог сейчас плакать, показать слабину. Не в этой камере, где тебя все слышат. Не на своём рабочем месте, где тебя все видят. Не около них, ведь все знают о чём ты думаешь.
Никогда и не здесь. Всё держать. Всем плевать. Никто не поддержит. Генри? Точно нет, он не знает такого горя. Он не может знать какого это… Всё потерять.
— Ты никогда не говорил, что тебя тревожит. Ты нерушимая скала, о которую можно разбиться. Ты ведь этого хотел, да? — спросил голос, с щепоткой дружелюбной усмешки и с блюдом из раздражения, — Всё было разбито о тебя. Ты ничего не решал, откладывал всё. Ты заставил мальчишку решить свои проблемы.
Томас скрипел зубами, сдерживая эмоции. Нельзя срываться, она уйдёт и оставит его в одиночестве.
Её терпение закончилось
Внезапное ощущение холодных рук для Томаса стало неожиданностью. Она сжимала его волосы, вырывая. Но боли не было.
—
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! — существо больше не сдерживало себя. В её голосе читался гнев, сосредоточенный и обильный.
Всё меньше сил оставалось для Томаса держаться. Казалось, будто бы её прикосновение подавляло желание бороться.
Веки, руки, ноги и поза начали расслабляться из-за постоянного самоконтроля. Томас понимал, что больше нет смысла прятаться и не замечать. Уже во второй раз это проваливается.
Томас решил наконец увидеть её. Взглянуть и сказать, что он любит её. Хотя бы сейчас.
Томас медленно начал открывать веки, надеясь увидеть её лицо. Оно, в прошлый раз, было смертельно бледным. Но сейчас Томас готов. Ещё секунда и…
У Маргарет не было лица. Ни глаз, ни носа, ни бровей, ни кожи, ни черепа. Только огромная дыра вместо лица
Бездна
— Я… Я… — Томас не мог вымолвить заветных слов. Вся мотивация исчезла, остался только страх. Слёзы, наконец, навернулись, а вместе с ними и сопли текут. Томас не видел и шанса для прощения. Его больше нет, только расплата за свои ошибки до скончания времён. Но даже после смерти он не увидит их. Они будут наверху, пока он будет гнить.
Это существо не имело глаз, однако было невероятным, что оно смотрело на Томаса. Он… Не хотел в неё вглядываться, но какие-то силы держали его веки открытыми.
— Что такое, Томас? — спросило существо
Маргарет, раздражённо — У меня что-то на лице? Ведь это твоя работа, гордись.
Что-то начало давить на шею, однако руки существа были на голове Томаса.
Кислород начал заканчиваться. Томас не понимал что делать, пока его взгляд не усмотрел что-то на полу, похожее на…
Флягу
Томас увидел свой ключ к спасению. Да, Томас отступил в ненужный момент, однако это временно. Не сейчас. Главное оттолкнуть существо как можно дальше, всего лишь немного выпив самогона. Томас не пьяница, он может себя сдержать. Да и к тому же, самогон скоро исчезнет из его жизни. Это лишь временные трудности.
Томас оттолкнул существо, наконец избавившись от ощущения удушья. Его рука потянулась за заветной флягой.
—
ТОМАС, ХВАТИТ ИСКАТЬ ОПРАВДАНИЯ. ТЫ НЕ НАЙДЁШЬ ИХ ТАМ, — прокричало существо, начав тянуться, как змея, за Томасом.
Заветная пробка открыта и пока оно только тянется, Томас испивает, надеясь на решение своей проблемы. И…
Ничего не произошло
Томас недоумевает лишь одну секунду, пока кулак существа не бьёт его в грудь, заставляя ползать. Однако удар не был больным. Он лишь распространил жар по всему туловище. Для Томаса ощущение было не из приятных, однако не время было расслабляться.
—
ДУМАЛ, ЧТО ВСЁ СРАЗУ РЕШИТСЯ? ТОМАС, НЕ БУДЬ НАИВНЫМ ИДИОТОМ, —прокричало оно, пока рука существа не стала синей, как будто бы все нервы погибли.
Томас паниковал, ведь долгожданное забвение не наступило, а, значит, нужно самому его устроить. Просто вырубить себя, получив сильный удар по голове. Это единственное, что спасло Томаса.
Без сопротивления
Маргарет, Томас быстро ударился головой об пол. Мозг Томаса, отчаянно не желая вредить своему пользователю, приглушал боль. Однако Томас не собирался останавливаться, ведь сейчас стоит вопрос его выживания. Присутствие существа больше не ощущалось в комнате, однако Томас не был уверен в этом. Странное ощущение тепла начало расти в голове Томаса, пока небольшая струйка крови текла из его лба, где располагался незажатая с прошлого раза рана. Но Томас не хотел рисковать, ведь нужно было себя вырубить и как можно скорее.
Однако дверь неожиданно распахнулась, заполняя камеру звуками скрипа и тяжёлого удара об стену. На пороге стоял Карл
— Томас, какого хера?! Снова, что ли?! — спросил Карл, подбегая к явно нездоровому с точки зрения разума Томасу, чтобы остановить его.
Карл захватил руки Томаса за спину и, используя колено, выпрямил спину Томаса, причиняя неимоверную боль. Томас начал хрипеть, однако подобное не волновало Верлира.
— Ты хоть знаешь, как сложно изменять характеристику на человека, а? — причитал Верлир — ты хоть знаешь, каково это вытаскивать труп и тащить его куда-то? Мог бы блять не здесь подохнуть, а?! Ну ничего, завтра ты будешь неприятностью для других…
Верлир резко ударил Томаса в голову, что моментально вырубило последнего. Немного крови стекло с кулака Верлира, однако он этого не замечал, рассматривая лоб Томаса.
— Ну хоть кровь не идёт, а то в лазарет пришлось бы нести, — Верлир повнимательнее рассмотрел Томаса на наличие других травм, однако ничего не нашёл. Немного скривив своё грубое лицо, он продолжил свой монолог в пустоту, — Завтра он не будет моей проблемой. Подохнет где-нибудь подальше от меня…
Аккуратно уложив Томаса на пол и скрестив его руки, Верлир направился к двери и посмотрел в сторону вырубившегося.
— Спокойной, Томас. Моя смена окончена, я к Лили.
Аккуратно закрыв дверь без лишних скрипов, Карл ушёл, оставив бессознательного Томаса с окровавленной раной на холодном полу, где лежала записка от Генри:
Желаю вам здравия, мистер Гудрингс. Я должен сказать вам, что я всё равно не верю словам Капитана насчёт всей ситуации. Вы не могли этого сделать, даже не переубеждайте меня, как в прошлый раз вы мне писали.
Я пишу вам с болью в сердце, ведь пережить такое… Нелегко. Но вы не одиноки! Я тоже потерял, но своих родителей, которые отдали свою жизнь ради меня. Я хочу лишь сказать, что вы можете просто прийти ко мне и поговорить, хорошо? Мы можем это обсудить, не держите в себе такой груз.
Также я хочу вам сообщить, что после вашего освобождения не идите сразу ко всем нам. Нужно подождать лишь один день, чтобы мы смогли встретиться. Стража и осведомители не дремлют, но в них есть огромный раскол, что позволяет нам вести такую переписку. Нагромождение бумаг всё-таки.
Также я передаю вам флягу со спиртным. Эта фляга лишь искусит вас сначала, как я думаю, но вы от неё избавитесь! Чтобы мы все начали жить хорошо, нужно принять своё прошлое и идти дальше.
Я верю, что вы сильный человек, мистер Гудрингс. Эту флягу вы выкините, с отвращением сказав: «Я не буду этот дьявольский напиток пить!»
С наилучшими пожеланиями и верой в вас, Генри
