***
Лариса, разумеется, поначалу даже и мечтать не смела, что Петр Иванович сделает ей предложение руки и сердца. Их история была, если вдуматься, стара, как мир, и так же банальна. Она — простая актриса, пределом мечтаний которой было получить наконец дебют и главную роль, он — состоятельный помещик и меценат, в летах и, конечно же, женатый. Отслужив ко времени встречи с Петром Червинским четыре года в театре, Лариса перебивалась маленькими ролями в стиле: «Барыня, кушать подано!». Директор театра, стоит сказать, делал ей весьма недвусмысленные намеки, что, дескать, мадемуазель Яхонтовой стоит только глазом моргнуть, и он вмиг найдет ей влиятельного покровителя, а там уж — все к ее ногам, если так можно выразиться. А ежели Лариса Викторовна смилуется над бедным его сердцем, которое давно уж томится без любви и ласки, то у нее и вовсе не останется конкуренток. Лариса с негодованием отвергла оба предложения, прямо заявив, что она не куртизанка там какая-нибудь, а актриса императорского театра. — Ох, и дурочка ж ты еще! — хмыкнула на то прима, мадам Канатоходова. — Без этого так и будешь в кордебалете плясать до старости. Точнее, до того момента, когда увянет твоя красота, а случится это быстро, уж поверь мне! Так что, не ломайся почем зря, милая, подумай над словами нашего директора. — Подумаю! — отмахнулась от нее Лариса. Ей прекрасно было известно, что сама Алевтина Прохоровна много лет состояла фавориткой самого Киевского вице-губернатора, и в молодости блистала даже на столичной сцене. А потом она надоела своему любовнику, он женился на молодой и богатой женщине, а отставленная актриса вынуждена была перебраться в Нежин. Спасло ее только то, что директор местного театра приходился ей кузеном, иначе она разве что билетершей могла бы заделаться. Подобной судьбы, разумеется, Лариса себе не желала и нисколько ей, в отличие от многих, не завидовала. Кроме того, она была в ту пору влюблена в молодого суфлера. Тот и сам мечтал сделаться актером, но увы, у милейшего Андрэ Верховенского не было даже и проблеска таланта. Он уверял Ларису, что без ума от нее, но просить ее руки не торопился. Напротив, он уверял, что они проживут и без венчания, им, дескать, и без того будет неплохо. Сначала ему надобно скопить денег, а уж потом — честным пирком да за свадебку. На это мадам Канатоходова (она вообще привечала Ларису и относилась к ней почти с материнской нежностью) сказала, что не стоит слушать этакие бредни: — Он тебе просто лапшу вешает, Ларочка! Алевтина Прохоровна оказалась права: вскоре Андрэ заявил, что ему надоело ждать благосклонности Ларисы, и… женился на какой-то богатой вдовушке. Лариса всплакнула, конечно, поскольку ей было, чего уж греха таить, обидно, что человек, который вчера клялся в вечной любви, променял ее на богатое приданое. Даром, что невеста была старше него на добрый десяток лет и вовсе не блистала красотой. После же, хорошенько все обдумав, Лариса махнула рукой на неверного поклонника, видно, бог отнес от негодяя, решила она. Затем Лариса сердечно поблагодарила Алевтину Прохоровну, все-таки во многом благодаря ее наставлениям, она не успела наделать глупостей. Впрочем, вскоре в ее жизни случился Петр Иванович Червинский, и тут уж она не раздумывала ни минуты и бросилась в столь внезапно вспыхнувшую страсть, точно в омут с головой. Петр Иванович не любил театр, и на спектакль, где Лариса играла пусть не главную, но все же весьма заметную и выигрышную для актрисы роль, попал случайно, поддался на уговоры жены и ее знакомых. Вышел он из театра ревностным поклонником таланта мадемуазель Яхонтовой, и вскоре чуть не весь город с упоением обсуждал адюльтер пана Червинского. Лариса никак не могла остаться равнодушной к такому пылкому обожателю: он приезжал к ней на спектакли чуть не каждый день, дарил ей охапки цветов даже зимой, чем приводил в восторг всю труппу. Петр Иванович стал помогать театру, ссужая весьма внушительные суммы, чем растрогал господина директора до слез. Но Лариса полюбила его вовсе не за это. Прежде всего ее влекла в нем сила и решительность, если уж Петр Иванович говорил что-то, обещал сделать, то слово его твердое — можно не сомневаться: выполнит, чего бы ему ни стоило. Помнится, покойный батюшка Ларисы говорил когда-то, что именно верность слову и отличает настоящего мужчину и благородного человека. А еще, как ни странно, Петр Иванович оказался очень одиноким и ранимым человеком. Да, у него была семья, но там к нему относились как к строгому хозяину, главе семейства, а не как к обычному человеку, которому, как и всякому, нужна ласка и забота. Лариса тоже жила совсем одна, и в целом свете у нее не было ни единой родной души. Конечно, ее терзали муки совести, она ведь как-никак начала жить во грехе с женатым мужчиной. Но Лариса отмахивалась от мрачных мыслей, утешаясь тем, что любит Петра Ивановича по-настоящему, и им так хорошо вдвоем, что до всего остального попросту нет никакого дела. Супруга Петра Ивановича, прознав про «шалости» мужа, начала писать Ларисе письма с угрозами. Анна Львовна требовала «оставить ее дорогого супруга в покое», в противном же случае она угрожала «расправиться с соперницей самым жестоким образом». Мадам Кататоходова по-прежнему поддерживала Ларису. Именно она уговорила написать пани Червинской весьма хлесткий ответ, что, мол, пустые угрозы никоим образом не испортят ни самой Ларисе, ни Петру Ивановичу настроение. А если госпожа Червинская и ее приятельницы не уймутся, то Алевтина Прохоровна, в очередной раз посоветовав Ларисе бороться за свою любовь, дала обещание поговорить с остальными актерами и актрисами, дабы те, нарядившись и загримировавшись в чертей да русалок, явились в Червинку и устроили тамошним обитателям райскую жизнь. Пускай среди актерской братии и существовала вражда за первые роли, но ежели что, они стояли друг за дружку горой. Лариса готова была уже принять это предложение, хотя оно и выглядело глупым ребячеством, но Петр Иванович, как видно, надавил на супругу, и она перестала досаждать Ларисе. Ну, а потом Петр Иванович овдовел, и спустя положенный срок, они с Ларисой наконец-то смогли обвенчаться. Она была счастлива, даже несмотря на то, что невестка мужа, жена его сына, Наталья Александровна Дорошенко, только и делала, что кривилась, точно от зубной боли, при виде Ларисы. Право слово, это ужасно смешно: Натали, видите ли, кичится своим благородным происхождением, и ей не по душе, что новоиспеченная родственница — всего лишь какая-то там «третьесортная актерка». Между прочим, отец Ларисы был потомственным дворянином. А прежний государь император, покойный ныне Александр Павлович, пожаловал ему графский титул. Случилось это в 1814 году после того, как войска императора вошли в Париж. Отец Ларисы был одним из многих воинов, отличившихся в войне 1812 года и во время Заграничного Похода. В 1815 году Виктор Яхонтов вышел в отставку, женился в третий раз (первые две жены его скончались задолго до того) и осел в своем поместье. Молодая жена подарила ему троих детей, в дополнение к уже имевшимся пяти дочерям от предыдущих браков. Старшая девочка, к несчастью, скончалась, когда ей было всего два года, а вскоре после этого печального события бог даровал безутешным родителям долгожданного сына и наследника — Костеньку. А еще через три года у отставного штаб-майора Яхонтова родилась младшая дочь Лариса. Появилась она на свет в ту пору, когда у многих ровесников ее батюшки уже были вполне взрослые внуки, и наверное поэтому он надышаться не мог на свою «милую ягодку». В раннем детстве у Ларисы было все: лучшие наряды и игрушки, воспитатели и гувернантки, нежные и любящие родители и обожаемый старший брат и лучший друг. Но когда ей сравнялось десять, все вдруг рухнуло, точно карточный домик. Сначала погиб Костенька: на охоте его понесла лошадь, он упал, сильно ударился и сломал шею. Мать не вынесла горя и скончалась от удара прямо в день похорон. Отец, который к тому времени был уже очень стар и слаб, запил, и все полетело под откос. За три года имение полностью пришло в упадок, и кредиторы говорили, что не отправляют Виктора Яхонтова в долговую яму исключительно благодаря его славному военному прошлому. К моменту его смерти от состояния практически ничего не осталось, завещание он оставить не успел, старшие дочери поделили между собой те жалкие крохи, что удалось сохранить, а Лариса и вовсе осталась ни и с чем. Одна из сестер забрала ее к себе, устроила в пансион, а после попыталась было найти ей жениха. Лариса отказалась наотрез и заявила, что не желает выходить за купца, которого сосватала сестрица. Та обозлилась, а после взяла да и выгнала ее из дому. Лариса забрала свои накопления (то немногое, что досталось ей от матушки) и уехала в Нежин. Там она поступила в театр, поскольку это было неплохая возможность жить самостоятельно и ни от кого не зависеть. Так что Наталья Александровна зря выказывает ей свою спесь. Лариса, впрочем, и сама была не робкого десятка и не позволяла этой женщине унижать себя. Больше того, она сумела поставить ее на место. Пусть не воображает, что раз она молодая хозяйка Червинки, то может обращаться с Ларисой как с ничтожеством. Подумать только, Натали считает себя утонченной и воспитанной дамой, а сама обставила комнаты совершенно жуткой, старомодной мебелью, а уж про портьеры и говорить не приходится. Это же просто-напросто неприлично вешать этакие тряпки в гостиной. Придут, к примеру, гости, ведь к Петру Ивановичу многие ездят, увидят они сей кошмар и что скажут? У пана Червинского не дом благопристойный, а сарай. Неужели у Натали глаз нет?! Петр Иванович поддерживал Ларису, говорил, что она — истинная хозяйка Червинки, но и Григорий Петрович внушал то же своей супруге. Что же касается его самого, то он, к счастью, держал, что называется, нейтралитет, хотя поначалу тоже выказывал Ларисе свое неудовольствие. Но так или иначе, им с супругой придется смириться. Петр Иванович имеет право жить так, как хочет, а Лариса будет с ним. А еще совсем скоро у них с Петром Ивановичем родится ребенок. Лариса буквально на днях удостоверилась: это правда, да и врач подтвердил. Петр Иванович страшно обрадовался и сказал, что это лучший подарок, который Лариса могла бы ему преподнести. Словом, они с мужем счастливы, а значит, никто и ничто не смогут оному счастью помешать. Уж Лариса позаботится об этом, можно не сомневаться.***
Лариса доела куриную ножку, вытерла губы салфеткой, налила себе морсу из графина, отпила несколько глотков, а после зевнула и направилась обратно в спальню. Вот теперь ей захотелось спать. — Лариса, ты… Что с тобой? Почему ты встала? — встретил ее в дверях встревоженный Петр Иванович. — Тебе плохо? После того, как муж узнал о ее беременности, он постоянно беспокоится о ее самочувствии. — Нет, что ты, прости, дорогой! — Лариса приблизилась к нему, поцеловала в губы и крепко прижалась к его груди. — Ты спал, а мне вдруг неожиданно захотелось перекусить. — Надо же, — усмехнулся он. — Наверное, это наш сынок так проголодался. — А может быть, дочка будет, — пожала плечами Лариса. — Что ж, дочка так дочка, — улыбнувшись, кивнул Петр Иванович. — Один сын у меня уже есть… Послал же господь непутёвого! — пробормотал он себе под нос. — Ой, Петенька, давай не будем на ночь глядя говорить о том, что доставляет тебе неприятности. — Ты права! — он обнял ее за плечи. — Лучше идем-ка обратно в кровать, ты никак продрогла. — Пойдем, время и в самом деле позднее, пора спать.***
За завтраком Петр с умилением смотрел, как Лариса с аппетитом уплетает блинчики с лимонным конфитюром, и улыбался. Она такая славная! Он не уставал благодарить бога за то, что послал ему на склоне лет утешение: любовь к этой очаровательной и бесконечно прекрасной женщине. Наверное, стоило прожить столько лет и наделать в жизни кучу ошибок, набить, образно выражаясь, столько шишек, чтобы потом встретить ее и понять: нет ничего дороже их совместного счастья. Она стала для него не просто пылкой любовницей, но и верной подругой и прекрасной женой. Конечно же, в этой бочке меда нашлась и ложка дёгтя, а именно — сыночек Гришенька и его женушка. Вот уж не ожидал Петр от дочери своего лучшего друга такого отвратительного поведения. Может, это общество Гришки так на нее повлияло, ведь она всегда казалась такой кроткой, почтительной и воспитанной. А тут вдруг точно с ума спрыгнула: начала придираться к Ларисе, отпускать всякие мерзкие намеки, мол, как Петр мог жениться второй раз. Их с Гришкой спросить забыл! Видимо, он должен был, смиренно склонив голову, попросить у сына благословения на повторный брак. Совсем уже страх потеряли оба: и сынок, и его милейшая Натали. Лариса, впрочем, в долгу не оставалась и при случае могла отпустить шпильку в адрес Натальи Александровны. Правда, потом она без конца вздыхала и сетовала, как ей тяжело, надо бы жить дружно с родственниками, да вот — не выходит. Петру надоела эта, если так можно выразиться, мышиная возня и он принял решение уехать. Пусть Григорий поживет один, поучится вести хозяйство, а там, глядишь, заведет свое собственное. С тех пор, как они приехали в Париж и обосновались здесь, Лариса стала меньше нервничать, больше никто не расстраивал ее глупыми ссорами и замечаниями. Спокойная обстановка явно пошла его жене на пользу и вот — результат. Летом у них, даст бог, родится ребенок. И Петр сделает все возможное и невозможное, чтобы он вырос не таким разгильдяем, как Гришка. — Месье, вам принесли корреспонденцию! — лакей поклонился ему и протянул серебряный поднос с письмами и газетами. — Благодарю! — сухо отозвался Петр и мигом помрачнел, потому что письма были от управляющего и от Александра Дорошенко. — Из Червинки? — спросила Лариса, отпив глоток теплого молока. — Да, — рассеянно отозвался Петр. — Странно, — прибавил он, — Яшка ж вроде не так давно отчитывался, не случилось бы там чего… Петр вздохнул и углубился в чтение. Яков писал, что весь оброк выплачен в срок, согласно прежним условиям, как Петр Иванович и приказывали. Эта новость обрадовала, слава богу, что дела идут хорошо. Далее Яков сообщил, что, к сожалению, доход в уходящем году не так уж высок оказался, потому как «Григорий Петрович несколько поистратились». А в заключение прибавил, что «на прошлой неделе пришло из банка письмецо», в котором пану Червинскому предписано уплатить долг: оказалось, что Гришка заложил дом (вот поганец!), чтобы достать денег. И куда он их тратит-то?! Опять играть начал, чего уж там, к гадалке не ходи. Помнится, когда он служил в Петербурге, умудрился просадить прорву денег на карты и непотребных девок. Петр уж и спокойно Григория убеждал за ум взяться, и ругал, и порол даже, но толку было чуть. И ведь после возвращения из армии Гришка обещал вести себя как подобает взрослому и умному человеку, а мотовство и распутство оставить в прошлом. Но, видно, горбатого могила исправит. Что ж, придется, отправить сыночку очередную весточку, сделать ему суровое внушение, как видно, те слова, что Петр в прошлый раз ему написал, до Гришкиного ума (при условии, что он у него есть вообще) не дошли. По-хорошему он, судя по всему, не понимает. Послание же Александра Васильевича и вовсе расстроило и разозлило Петра донельзя: Досточтимый Петр Иванович, дорогой мой сват! Приветствую Вас, надеясь, что у дела Ваши идут превосходно. К сожалению, не могу порадовать Вас, Петр Иванович, и сказать, что у детей наших мир да лад. Наташенька моя на днях приехала ко мне в слезах, сославшись на сильную мигрень и плохое самочувствие из-за тягости ее. Но так уж вышло, что совершенно случайно довелось мне услышать беседу ее с Николя. Брату она пожаловалась, что муж (за что купил, Петр Иванович, за то и продаю) изменяет ей. Николя тут же вспылил, заявил, что вызовет Григория на дуэль, но Натали отговорила, хвала Господу! Сказала, что все равно любит супруга своего и сделает все, чтобы сохранить брак. Сами понимаете, дело то весьма деликатное. Я никак не могу вмешиваться, обнаружив тем самым, что узнал нечто, для ушей моих не предназначавшееся. Но речь идет о счастье моей дочери, поэтому-то я посчитал своим долгом сообщить обо всем Вам. Кроме того, Наташенька ведь вот-вот станет матерью, и о внуке нашем будущем и его благополучии мы также думать обязаны. Уповаю на то, что Вы сможете найти подход к сыну, и вместе мы поможем нашим детям, поддержим их, не дадим наделать глупостей. С наилучшими пожеланиями, остаюсь навеки друг и родственник Ваш, Александр Дорошенко. — Вот же мерзавец! — Петр отодвинул от себя чашку и при этом чуть было не расплескал кофе на скатерть. — Ой! — Лариса вздрогнула от неожиданности и выронила булочку, которую только что заботливо намазала сливочным маслом и собиралась передать мужу. — Что такое, Петр Иванович, неужто плохие новости? — Гришка совсем рехнулся, — Петр стукнул по столу кулаком. — Подарочек мне к празднику, изволь видеть! Александр Васильевич жалуется, что дочь его из-за этого сукина сына покой потеряла. Якобы он какую-то девку завел себе на стороне! Нет бы о доходах радел, как хозяину и пристало, да о будущем наследнике заботился, а он… Вот уж верно: нет ума — считай, калека. — Полно, Петенька, — Лариса протянула руку и накрыла его ладонь своей, — может, это только слухи. Наталья Александровна излишне впечатлительна. — Не знаю, не знаю, — пробормотал он. — Ну, он у меня допрыгается, паразит! Нынче же напишу ему, чтобы прекратил заниматься непотребством! А если не послушает… Не договорив, Петр с грохотом отодвинул стул, и бросился вон из столовой. Лариса, сочувственно вздохнула, поднялась и пошла следом.