***
Без малого неделю тому назад, проснувшись поутру, Катерина почувствовала вдруг ужасную слабость. Ей хотелось спать, потому что ночью ее донимали кошмары, и она просыпалась чуть ли не каждые полчаса. Катерина послала соседского мальчонку в больницу, дабы тот передал доктору Лавроненко, что она сегодня не придет на работу. Через два часа посыльный вернулся и передал ей письмо с напутствием доктора Лавроненко не нервничать лишний раз и больше отдыхать, и пузырек с укрепляющими каплями. Она поблагодарила соседского мальчика, угостила его вчерашним пирогом с грибами, который привезла Павлина, после чего она позавтракала и легла обратно в кровать. Второй раз она проснулась уже за полдень, и на сей раз почувствовала себя вполне отдохнувшей. Катерина привела себя в порядок и велела Анфисе приготовить чаю и послать казачка в булочную за кренделем с маком; отчего-то ей так захотелось, прямо не было никакой возможности терпеть. Конечно, стоило бы отправить весточку Павлине, но к сожалению, после возвращения Петра Ивановича (в самом-то деле, не сиделось ему в Париже!) и она, и Григорий Петрович стали бывать у Катерины гораздо реже. Выпив чаю со свежим кренделем, Катерина заскучала, ей вдруг очень захотелось увидеть Григория Петровича. Она безумно соскучилась по нему! Ах, если бы он приехал к ней прямо сейчас, она обняла бы его, крепко-крепко поцеловала. А потом они сидели бы в гостиной, беседовали об их будущем мальчике. Григорий Петрович постоянно повторял, что у Катерины непременно родится мальчик. Дочка, как он выражался, у него уже есть, поэтому теперь надобно сыночка. Катерина, честно говоря, и сама мечтала о сыне. Она хотела назвать его Степаном, в честь своего отца, несмотря на то, что Павлина ворчала, мол, «много чести этому пьянице и беспутнику». Катерина же не верила, что ее отец в действительности был плохим человеком. Если уж ее матушка, добрая, чуткая и возвышенная натура (если опять-таки верить Павлине) полюбила его, то значит, было в нем что-то хорошее! Если бы он был жив, он непременно позаботился бы о своей доченьке, не дал бы ее в обиду. Стоит сказать, что Григорий Петрович всякий раз подчеркивал, что имя они выберут после того, как ребенок появится на свет, но лично он хотел бы назвать сына в свою честь. К тому же, Григорий Григорьевич звучит так красиво! Еще Катерина мечтала о том, как Григорий придет к ней однажды насовсем. Вот бы сбылась эта ее, самая заветная мечта. Ведь может же он развестись, почему бы и нет, правда? Ну, или хотя бы просто разъехаться с Натальей Александровной… И тогда уж Катерина с Григорием Петровичем стали бы жить вместе, а может быть, даже уехали за границу, как в свое время поступил Петр Иванович. Размышления Катерины прервал стук в дверь. Обрадованная, она кинулась открывать: — Я так ждала те… — воскликнула она, распахнув дверь, и тут же осеклась, потому что вместо Григория Петровича на пороге стоял Андрей Андреевич Жадан, собственной персоной. — Добрый день, уважаемая Катерина Степановна! — учтиво поклонился он. — А я, знаете ли, приехал в Нежин по торговым делам, заодно заехал в больницу. Я, честно вам признаться, — чуть понизив голос, проговорил он, — часто думал о вас. — Что же мы стоим в дверях, Андрей Андреевич? — улыбнулась Катерина. — Прошу, проходите! Она приказала Анфисе подать чаю в гостиную, а сама ушла к себе, дабы переодеться и радушно встретить гостя. Андрей Андреевич когда-то очень помог ей, и Катерина была ему за то очень благодарна. В конце концов кто знает, где бы она была, если бы не он. А ну, как пошла бы по дурной дорожке. — Угощайтесь! — предложила она Андрею Андреевичу чашку ароматного чая. — Благодарю вас, Катерина Степановна, — кивнул Жадан и отпил из своей чашки. — Скажу вам начистоту, я скучал по вам, беспокоился. Все думал, как вы здесь, совсем одна… Решил было навестить вас, но мне сказали там, что вы съехали. Я уже было забеспокоился, не случилось ли чего, не дай господи! А потом отправился в больницу, спросил у Михаила Михайловича, как у вас ладится с работой. Он-то мне и сообщил, что вы теперь живете здесь. — И только? — тихо спросила Катерина, опустив глаза. — Больше он вам ничего не рассказал? Андрей Андреевич вздохнул: — Ну, — чуть помедлив, произнес он, — Михаил Михайлович обмолвился, что вы… находитесь в несколько затруднительном положении. Насколько я понял, ваш избранник не живет с вами, так как как у него есть семья. Теперь настал черед Катерины вздыхать: — Ах, Андрей Андреевич, право слово, — смущаясь, проговорила она, — в жизни, к сожалению, не всегда все складывается так, как мы о том мечтаем, вот и я… Андрей Андреевич взял ее за руку и сердечно пожал ее в знак поддержки: — Прекрасно понимаю вас, — кивнул он. — Что же, выходит, тот человек женат? Катерина пожала плечами: — Наверное, сейчас это уже не имеет значения, — отозвалась она. — Я просто хочу сказать, Катерина Степановна, — улыбнулся Жадан, — что если вам вдруг понадобится помощь, вы можете на меня рассчитывать. Я остановился в Нежинской гостинице и задержусь здесь на пару месяцев. Так что, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь сразу! — Благодарю, Андрей Андреевич, вы очень добры! — сказала Катерина, пожимая руку ему в ответ. Они довольно мило беседовали, и Андрей Андреевич рассказал ей о том, что оказывается, доктор Михаил Михайлович Лавроненко однажды спас ему жизнь. Когда-то давно, когда Андрей Андреевич был простым крепаком, хозяин, разозлившись на него за какую-то незначительную провинность, велел высечь его. Он лично наблюдал, как управляющий наказывал Андрея, требуя, чтобы тот не жалел плетей «для нерадивого и ленивого работника». Когда на спине Андрея не осталось живого места, хозяин приказал окатить его холодной водой, да и бросить на скотном дворе. «Если оклемается, — усмехнулся он, — то нехай живет, а уж коли нет, то труп его собакам бросьте!» В тот самый день как раз случилось Михаилу Михайловичу приехать в дом к хозяину Андрея, а точнее — к его захворавшей дочери. Он увидел ужасные издевательства, коим подвергли бедного Андрея и, не выдержав, попросил хозяина продать ему несчастного крепака. Хозяин уступил его буквально даром, и Михаил Михайлович привез Андрея к себе домой, вылечил да и выписал ему вольную. Ну, а потом, когда Андрей разбогател, то не забыл своего спасителя, и теперь настал его черед помогать доктору Лавроненко. — Вы — благороднейший из всех людей, которых я знаю, дорогой Андрей Андреевич, — с восхищением взглянула на него Катерина. — И вы столько пережили! — Пустое, — махнул рукой Жадан, — то дело прошлое… И вдруг в ту же самую минуту Катерина услышала, как к дому подъехал экипаж и почти сразу же в передней раздались шаги Григория Петровича. Последовавший за этим отвратительный скандал Катерина, пожалуй, не забудет до конца своих дней. — Что здесь происходит? — с порога спросил он, указывая на плащ Андрея Андреевича, который мирно весел себе на крючке в передней. — Григорий Петрович, — просияла Катерина и поцеловала его в щеку, — я так ждала, так скучала! — Да уж вижу, — хмуро взглянул он на нее. — Кого это ты зазвала в гости, дорогая моя? — Ах, это! — улыбнулась она. — Это Андрей Андреевич. Я вас сейчас познакомлю! Андрей Андреевич, — повернулась Катерина к Жадану, который как раз вышел из гостиной в переднюю, — позвольте вам представить: Григорий Петрович Червинский, здешний помещик и мой… близкий друг. А это — Андрей Андреевич Жадан, купец из Киева, мой давний знакомый, которому я обязана очень многим. — Рад встрече, — Жадан протянул руку, и Григорий Петрович нехотя пожал ее. — Не могу сказать того же, — буркнул он. — Простите? — приподнял брови Жадан. — Я хотел сказать, что не ожидал увидеть вас в обществе Катерины Степановны, — отозвался Григорий. — Ну, что ж, — вздохнул Андрей Андреевич, — меня ждут дела, и мне пора уже идти. Прошу извинить, — кивнул он Катерине, — и позвольте откланяться! — Какая муха вас укусила нынче, Григорий Петрович? — обнимая его за шею, промурлыкала Катерина, как только за Жаданом закрылась дверь. — Это я тебя должен спросить! — Григорий оттолкнул ее от себя. — Что этому типу было нужно от тебя, отвечай! — крикнул он. Катерина недоуменно захлопала глазами: — Андрей Андреевич просто хотел справиться обо мне, о моем здоровье, о том, как идут дела. Я же тебе рассказывала: он мне помог, когда я осталась совсем одна и… — Помог — и молодец! — отрезал Григорий. — Но больше ему тут делать нечего, понятно? Какое право ты имела принимать его в мое отсутствие?! Это уж и вовсе неслыханно! — Да что же в этом такого? — передернула плечами Катерина. — Я просто встретила своего друга и пригласила его на чашку чая. Это же элементарные правила приличия! — Для каких-нибудь… падших женщин! — выпалил Григорий. — Как ты могла принимать у себя постороннего мужчину, беседовать с ним, а может быть, и не только?! — Как тебе не стыдно?! — вспыхнула Катерина. — Я не какая-нибудь там ветреная кокотка, я — женщина порядочная. И я люблю тебя! — Чтобы больше я не видел этого типа в моем доме, — процедил сквозь зубы Григорий, — иначе спущу его с лестницы, а тебя примерно накажу. Неверных жен, знаешь ли, следует сурово карать! — Но я, если мне не изменяет память, — вышла из себя Катерина, — тебе не жена! Я свободная женщина и вольна распоряжаться собой, так что не смей мне грубить и приказывать! Я буду делать что хочу, понятно тебе?! Вас, Григорий Петрович я не вижу, случается, несколько недель кряду, так что же, велите мне теперь похоронить себя заживо в четырех стенах в угоду вашему самолюбию?! Нет уж, я не позволю собой помыкать. Он шагнул вперед, остановился, глядя на нее в упор, и отчеканил: — Я тебя предупредил! Увижу еще раз рядом с посторонним мужчиной — пеняй на себя. — Эти слова вы будете говорить своей законной жене, Григорий Петрович, — не осталась в долгу Катерина. — А на меня у вас нет ровным счетом никаких прав, поэтому не смейте говорить со мной в подобном тоне! — Ах, так, — вскричал Григорий, — что ж, в таком случае оставайся со своим купчишкой. Давай, беги к нему, а что до меня, то ноги моей больше не будет в этом доме! — Скатертью дорога! — сжав кулаки, выкрикнула Катерина. — Не зря меня, видно, предупреждали, что вы — тот еще подлец, вот вы и показали свое истинное лицо! — Потаскуха! — Грубиян и невежа! — Дрянь! — Пошел вон! — уже не помня себя, закричала она. — Дважды просить не заставлю! — рявкнул он и ушел, хлопнув дверью.***
Катерина поначалу думала, что Григорий наговорил ей гадостей сгоряча, да и она, чего греха таить, не сдержалась и в сердцах сказала ему довольно много грубостей. Кто бы мог подумать, что он такой ревнивый, меньше всего Катерина могла ожидать от него подобного. Она надеялась, что он одумается и вернется, но дни проходили за днями, а Григорий Петрович не давал о себе знать, не отвечал на письма, а Павлина, пряча глаза, всякий раз, когда приходила навестить ее, говорила, что пыталась усовестить его, но он «и слышать ничего не хочет». Катерина достала платок и вытерла слезы. Нет, так больше продолжаться не может! В конце концов, в который раз повторила она про себя, ее вины в случившемся нет и не было. И если Григорий Петрович настолько глуп, то пусть остается один. Вместе со своей глупой, точно пробка, как он сам любил выражаться, Натальей Александровной! А Катерина больше не намерена сидеть и ждать его милостей, она ведь и впрямь свободна и может делать решительно все, что ей вздумается. И встречаться с теми, кто ей по нраву! Что там говорил Андрей Андреевич? Он живет в центральной гостинице, и она всегда может рассчитывать на его поддержку? Прекрасно! Катерина позвала Анфису и велела ей незамедлительно приготовить ей платье и распорядиться заложить коляску. Григорий Петрович же еще локти будет кусать оттого, что был настолько груб с Катериной, и потому потерял ее навсегда! Через полчаса Катерина уже стояла у парадного входа в Нежинскую гостиницу, собираясь с духом; честно говоря, стоило ей приехать сюда, как решимости значительно поубавилось. Помогла, как ни странно, проезжающая мимо пролетка, которая чуть было не окатила Катерину с ног до головы грязью из-под колес так, что та еле-еле успела отскочить в сторону. Мысленно обругав глупого лихача-извозчика, Катерина тряхнула головой, кивнула, отбрасывая ненужный страх и сомнения и вошла в вестибюль гостиницы.