"Любовь - огонь и молнии и гнев" (с)

Григорий поправил галстук, застегнул фрак и, усмехнувшись, принялся вертеться перед зеркалом. Он вспомнил вдруг, как в детстве обожал пробраться тайком в маменькину спальню, встать перед большим, в полный рост, зеркалом и представлять, как он сражается в одиночку с огромным чудовищем из сказок, что на ночь ему рассказывала нянька. А потом приходила маменька, обнимала его, целовала и приказывала Павлине принести ее «милому сыночку Гришеньке» разных вкусностей. Когда же Гриша получал, скажем, яблочную пастилу, любимое свое лакомство, или сладкие ватрушки с творогом, он забирался к маменьке на колени, прижимался к ней, и чувствовал себя невероятно счастливым. Правда, если отцу случалось вдруг застать этакую идиллическую картину, он ехидно ухмылялся, прибавляя при этом, что Гришке, судя по всему, стоило родиться кисейной барышней. Матушка при этом недовольно морщилась и пеняла мужу, что шутки у него всякий раз выходят крайне неудачные. — Не обращай внимания на своего отца, Гришенька, — шептала она потом на ухо сыну. — Он просто не в духе. Как и всегда. Да, те времена остались далеко позади, но все же иной раз жаль, что их уже не вернешь. — О, Григ! — радостно воскликнула Натали. Она только что закончила свой собственный туалет, отпустила Орысю и вышла из спальни. — Ты… ты просто красавец! Григорий довольно улыбнулся: все же ему приятно восхищение, с которым смотрит на него жена. В последнее время он старался изо всех сил подогревать в ней это чувство. Ссора с Катериной больно ранила его, но идти к ней и мириться он не намерен. Еще чего! Пусть она осознает свою вину, раскается и попросит прощения. Хорошенько попросит! И вот тогда Григорий еще подумает, стоит ли одарить ее своим вниманием. Он не намерен терпеть, чтобы его выставляли рогоносцем. Натали тем временем подошла к нему и поцеловала в щеку: — Ты неотразим, родной! Григорий с трудом сумел удержаться и не чихнуть: до чего же мерзкие духи выбрала Натали. Он не выносил когда она душилась этакой дрянью, которая пахла то ли сушеными грибами, то ли прелой листвой. Жуткая гадость! Да и наряд на супружнице сегодня весьма неказистый, несмотря на то, что она выклянчила у отца денег и заказала у какой-то модной модистки дорогущее платье. Удивительно, что его отец согласился раскошелиться, и этот факт, следует заметить, несколько раздражал Григория. Для него отец жалеет даже медную копейку, а Натали на тряпки отсыпал чуть не целую гору золота. Хотя, стоит признать, что Натали — хитрая лиса! Она же не просто пришла, попросила денег и не поехала в Нежин к модистке одна — вовсе нет! Натали потащила с собой Ларису. Последняя, разумеется, пришла к муженьку, и тот без лишних разговоров согласился с тем, что любимой жене пришло время обновить гардероб. А раз так, то и невестушка также не должна в стороне остаться, поэтому-то милые дамы (Гигорий просто диву давался, насколько Натали с Ларисой спелись) заказали себе самые что ни на есть роскошные наряды. Вот только Ларисе поразительно шла ее обновка: платье нежного оливкового цвета, с изящными кружевными оборками. Отец к тому же подарил Ларисе фамильные изумруды: старинный гарнитур, состоящий из сережек, колье и браслета принадлежал еще его матери. Григорий помнил, что прежде отец всегда говорил, что камни эти не для того, чтобы таскать их «и в пир, и в мир, и в добрые люди», это, дескать, семейная ценность, и потому надлежит беречь ее пуще глаза. Матери он даже и не думал их отдавать, позволил лишь надеть пару раз ради праздника. Да и сама мать, стоит сказать, не любила изумруды, а потому не слишком-то расстраивалась этакой скаредности супруга. Но Ларисе давным-давно удалось крепко прибрать милейшего папеньку к рукам, а потому он ей не то что фамильные изумруды, он ей луну с неба готов достать. Но стоит признать, изумруды те невероятно гармонировали с новым нарядом Ларисы, подходили к тому же, как выражался отец, к ее глазам, и потому в новом платье она была невероятно хороша. Что же до Натали, то она заказала себе темно-синее бархатное платье с золотым шитьем. Оно, конечно, безупречно подчеркивало ее фигуру, но Григорию казалось, что Натали могла бы выбрать себе что-нибудь более яркое. Она бы еще в черное вырядилась на праздничный бал! Жемчужное ожерелье, которое Григорий подарил ей в честь рождения Еленочки, Натали надевать отказалась, видите ли, оно не сочетается с платьем! Значит, нужно было выбрать такой наряд, чтобы сочетался, а не заставлять Григория сгорать со стыда, что его жена надела драгоценности своей бабки, а не подарок родного мужа. — Это ты у нас красавица, Натали! — постарался как можно искреннее улыбнуться он. — Держу пари, что именно ты затмишь всех на этом сбо… прости, пожалуйста, балу! — Что же, — Натали натянула перчатки, — идем? Петр Иванович с Ларисой Викторовной наверняка уже заждались нас. Григорий, вздохнув украдкой, кивнул и подал жене руку.

***

— Вечно приходится его ждать! — проворчал Петр Иванович, тщетно пытаясь сладить с запонкой. — Гришка всегда тратит на сборы уйму времени, точно барышня кисейная, — прибавил он, после чего поправил безупречно отглаженный уголок платка в нагрудном кармане и вновь принялся воевать с запонкой. Лариса усмехнулась и, отложив шелковые перчатки, подошла к мужу, дабы помочь ему в столь нелегком деле. — Позволь мне, дорогой, — улыбнулась она, застегивая запонку. — Что бы я делал без тебя, Лариса! — проговорил он, целуя ее руку. — Петр Иванович, — покачала головой Лариса, — мы же опоздаем, если вы, — она положила руки ему на плечи, — будете продолжать в том же духе. Она провела ладонями по его плечам, а после приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в губы. — Петенька, нас ведь ждут! — хихикнула она, когда он обнял ее за талию и притянул к себе. — А может, останемся дома? — прошептал он ей на ухо, но в ту же самую минуту раздался стук в дверь. — Войдите! — отозвался Петр, нехотя отпуская Ларису. — Papà! — Григорий осторожно заглянул в комнату. — Вы еще не готовы? Натали там говорит, что мы уже безбожно опаздываем, а Лидди, дескать, ждет. — Ничего страшного, — махнул рукой Петр, глядя, как Лариса поправляет прическу и надевает шляпку. — Подумаешь, придем чуть позже, все равно ведь гости будут собираться целый час, а то и полтора. — Мы готовы, — сказала меж тем Лариса и подала своему супругу трость. — Кроме того, это мы вас ждем уже битых полчаса! — хмыкнул Петр. — Не знаю уж, кто там из вас так долго красоту наводит, ты или твоя дражайшая супруга. — А где же Наталья Александровна? — спохватилась Лариса. — Она уже ждет внизу, — ответил Григорий. — Идем! — сказал Петр. — И впрямь, — прибавил он чуть тише, — ежели приедем пораньше, то пораньше же можно будет и откланяться. Лидия Ивановна Шефер ежегодно устраивала у себя в поместье большой прием, куда созывала соседей со всей округи, а заодно и всех своих деловых партнеров. Помнится, пару раз Петр выезжал к Шефер вместе с Анной, и запомнилось ему то сборище только тем, что было ему очень уж скучно. Да, конечно, Лидия наняла лучших музыкантов, организовала фуршет на французский манер и даже пригласила какую-то знаменитую оперную диву чуть ли не из самой столицы. Анна, помнится, уверяла, что «будет чрезвычайно весело, и как мило со стороны Лидочки позвать ближайших своих соседей». Однако же, все вышло наоборот: дива столичная скулила что-то невнятное, так что Петр еле сдерживал зевоту, музыканты, правда, играли сносно, но Анна заявила, что танцы — это дело молодых, а им, степенным людям, это не пристало. Петр, оглядев высокое собрание, вынужден был согласиться: ни одной мало-мальски приличной и симпатичной дамы или девицы. Не Варвару же Кожемскую приглашать на мазурку, право слово. Лучшая подруженька Анны неповоротлива, что твоя колода, а симпатичной ее назвать нельзя было даже во дни давно уже промелькнувшей юности. Ну, вот разве что пани Косач — на нее хоть смотреть приятно! Однако же она, как степенная вдова, держалась скромно и обособленно, не допуская даже и мысли, чтобы взглянуть в сторону постороннего мужчины. Впрочем, если уж начистоту, то даже она была несколько не во вкусе Петра. Словом, пришлось ему тогда весь вечер просидеть в курительной комнате в компании нудных стариканов, навроде пана Горшенина и его приятелей, и, потягивая коньяк, выслушивать их рассуждения об урожае, свадьбах сыновей да крестинах внуков. Конечно, сейчас все иначе, потому что рядом с ним будет Лариса, а с ней он точно не заскучает. Во всяком случае, если будет совсем уж невыносимая скука, всегда можно уйти. — Петенька, — Лариса ласково тронула его плечо, — а как ты думаешь, меня там действительно… примут? — Пусть попробуют только не принять! — хмыкнул Петр. — Ларис, — обняв ее за плечи, прибавил он, — я уже столько раз тебе говорил: выкинь раз и навсегда эти глупости из своей прелестной головки. Ты — моя жена, пани Червинская, мать моего сына и наследника. И точка! Если кому-то что-то не по нраву, я быстро укажу им на дверь. Не говоря уж о том, что по рождению-то ты на самом деле стоишь выше кое-кого из здешних кумушек. А что до Лидии Ивановны, то она, знаешь ли, и сама любит эпатировать здешнее сонное болотце. Ее тут у нас считают дамой, ведущей весьма фривольный образ жизни.

***

Праздничный прием, разумеется, оказался скучным и ничем особенным не выделялся. Ничего другого, впрочем, Григорий и не ожидал. Помнится, когда он жил в Петербурге, то бывал на балах и званых вечерах в лучших домах. Вот это были действительно настоящие балы, достойные того, чтобы даже сам государь император посетил их. А что хорошего у Лидии Шефер? Разве что вино подают отменное! Ну, еще у нее аж целый зал выделен под карточные игры, как в заправском игорном доме. Но увы, нынче ему туда путь заказан, не хватало ему только нравоучений отца, коих не избежать, ежели тот застанет Григория за игрой. Григорий с тоской оглядел бальный зал и тяжело вздохнул: ни одного приличного человека, с кем можно было бы поговорить по душам. Пан Лопушинский с паном Горшениным о чем-то спорили, стоя у окна, пан Лысенко и трое каких-то незнакомых Григорию пожилых мужчин, очевидно, деловых партнеров Лидии, обсуждали достоинства «Вдовы Клико», поданной к обеду. Алексей Косач уныло подпирал мраморную колонну, с тоской глядя на танцующие пары, но подойти и заговорить с ним Григорию хотелось меньше всего. Сама же хозяйка была занята: она подходила по очереди ко всем гостям, одаривала их приветливой улыбкой, справлялась о здоровье и выражала благодарность за то, что почтили ее дом своим присутствием. Натали крутилась возле нее, и время от времени они останавливались в укромных уголках, дабы посплетничать. А что касается отца и Ларисы, то они сначала немного поговорили о чем-то с Софьей Станиславовной Косач, потом мадам Лысенко, которая полгода тому назад родила третьего ребенка, надолго завладела их вниманием. Как молодые матери, они с Ларисой быстро нашли общий язык, а потом отец и вовсе отколол такой номер, что и словами не описать: пригласил свою жену на мазурку. Рехнулся он, что ли? — подумал Григорий. Хотя, если уж начистоту, смотрелись они просто превосходно, кто бы мог подумать, что у отца этакие таланты! Григорий собрался было уже пойти и поискать Натали, дабы пригласить ее на вальс (она потом целый год будет ему за то в рот смотреть), но вдруг в зале объявились двое новых гостей. Григорий так и открыл рот от удивления: это оказались никто иные, как мерзкий Андрей Жадан и… Китти! Она была одета в новое небесно-голубое платье с серебристой накидкой, изящную шляпку с вуалью и белые шелковые перчатки. Жадан держал ее под руку, будто он ей муж, и это была уж совершенно вопиющая наглость! — А, Андрей Андреевич! — сдержанно улыбнулась Лидия, подходя к нему и его спутнице. — Господа, — обратилась она к подошедшему Григорию и стоявшему неподалеку пану Лысенко, — это мой деловой партнер, мы с ним заключили не так давно весьма выгодный контракт. И будем строить новый сахарный завод. — Вашей деловой хватке, Лидия Ивановна, можно позавидовать, — улыбнулся пан Лысенко. — Весьма рад, пан Жадан! — протянул он руку. — Благодарю, — отозвался Жадан, — я надеюсь, дело наше будет иметь успех. Ну и за приглашение также позвольте поблагодарить вас, досточтимая Лидия Ивановна, от всей души. — А что же вы не представите нам свою спутницу? — ехидно осведомился Григорий. — Ах, да! — просиял Жадан. — Позвольте представить вам, Лидия Ивановна, мою… очень хорошую знакомую — Катерину Степановну Вербицкую. — Это ты? — побледнела Лидия и нервно оглянулась, задержав при этом взгляд на Косаче, который в данный момент танцевал с дочерью пана Горшенина. — Я рада видеть и познакомиться с вами, господа, — опустив взгляд, проговорила Катерина. — Это большая честь… Григорий не стал слушать дальше, поспешил удалиться, иначе чего доброго разразился бы скандал. Лидия Шефер, стоит сказать, тоже только что зубами не скрипела от злости. Ну и Катерина! Вот же шельма! Она же специально явилась сюда с этим Жаданом, чтобы позлить его, это уж к гадалке не ходи. Остаток вечера Григорий провел как на иголках, хорошо хоть Натали ему не докучала. Теперь она в компании Ларисы лакомилась пирожными с ягодным кремом, при этом обе они чему-то весело смеялись. Лидия же Ивановна утащила тем временем Алексея Косача показать свою новую оранжерею, а Жадан как ни в чем ни бывало отправился в курительную комнату вместе с паном Лысенко, который вызвался стать, как он сам же выразился, проводником Андрея Андреевича в здешнем обществе. Григорий не мог больше терпеть. Решительным шагом он направился прямо к Катерине, которая сиротливо стояла у окна, напоминая запуганную крепачку, которая боится гнева хозяев. — Позвольте, мадемуазель, я провожу вас в летний сад, он у Лидии Ивановны, стоит сказать, великолепен! — Григорий Петрович, прошу вас! — умоляюще взглянула на него Катерина. — Нам надо поговорить! — не терпящим возражений тоном заявил Григорий. В оранжерее было тихо, Григорий подвел Катерину к маленькому фонтанчику, рядом с которым росли орхидеи и остановился: — Ты… теперь с ним, да? — прищурился он. — Довольно! Не говорите глупостей, Григорий Петрович, — нервно дернула плечом Катерина. — Андрей Андреевич… он очень добрый и благородный человек. Он помог мне. Он относится ко мне как брат! А вы вместо того, чтобы ревновать попусту, — в голосе ее зазвенели слезы, — подумали бы о том, как я могу изменять вам сейчас?! — с этим словами она положила руку на свой порядком округлившийся живот, совсем скоро свободная накидка уже не сможет скрыть его. — Извини! — не глядя на нее, тихо проговорил Григорий. Вся злость вдруг разом ушла, и в сердце осталась лишь одна щемящая тоска. — Я, тебя не хотел обидеть, поверь! Просто увидел у тебя этого Жадана и… Китти, — он поднял голову, взглянул в ее огромные, полные слез глаза и, подавшись вперед, схватил ее за плечи, привлек к себе и принялся целовать. — Не могу без тебя! — шептал он между поцелуями. — Люблю тебя и не могу без тебя жить, Катенька моя! Прости… Слышишь, прости меня! — Григ… Ах, Григ! — Катерина всхлипнула и прильнула к его груди. — Я тебя… тебя одного любила и любить буду! Да, нам с тобой нельзя быть вместе, но ведь и друг без друга уже невозможно. Я не смогу без тебя! Не смогу… — Я больше тебя никогда не брошу, милая! За спиной у них вдруг скрипнула дверь, и Григорий вмиг, точно ужаленный отскочил от Катерины. — Что это? — испуганно вскинула она на него глаза. Григорий пожал плечами, быстро направился к стеклянной двери и распахнул ее. Если бы под ним сейчас земля разверзлась, и он узрел бы ад с чертями и кипящими котлами, то не изумился бы и не испугался. Просто потому, что он вмиг узнал спину человека, завернувшего за угол и скрывшегося из вида. Это был никто иной, как его собственный отец.