***
Самой первой его зазнобой была молодая солдатка Оксана. После того, как мужа ее забрили в солдаты, она, оставшись одна с малолетними братьями и немощной матерью на руках, была взята в панский дом, в горничные. Петру в ту пору едва минуло шестнадцать лет, и он, увидев один раз, как она месила тесто, надолго потерял покой. Так и стояли у него перед глазами ее красивые руки да белая рубаха, обтягивающая столь соблазнительные прелести. Еще запомнил он прядь медно-рыжих волос, выбившуюся из-под цветастой косынки. Петр целыми днями так и ходил за ней, глядя, как она моет пол в кухне, кормит гусей во дворе или же развешивает чистое белье. Отец очевидно заметил его интерес и потому в один прекрасный день отдал приказ Оксане «взбить перину» в спальне паныча. Она пришла к Петру под вечер, томно вздохнула и, опустив глаза, передала ему наказ батюшки. — Он, выходит, тебе велел? — хмыкнул Петр, раздевая ее глазами. — Так ведь, Петр Иванович… — улыбнулась Оксана, — разве ж я сама могла даже мечтать… — Ну, — пожал он плечами, стараясь казать равнодушным, хотя сердце у него так и колотилось, — делай то, зачем пришла, чего зря время терять! Она подошла ближе, обняла его, и он, осмелев окончательно, прижал ее к себе и принялся стаскивать с нее рубаху: — Какой же вы, паныч, нетерпеливый! — хихикнула она и жарко поцеловала его в губы. Оксана оказалась горячей девкой, и она многому научила его. Вскоре отец решил, что хватит ему без дела прохлаждаться, пора «пользу приносить» и отправил в Петербург на службу. Когда Петр вернулся, Оксаны давно уж и след простыл в отцовском имении. То ли продал ее отец, то ли она сама, получив вольную, уехала куда-то, Петр так и не узнал. Да, честно сказать, ему не было уже до нее никакого дела. Он быстро остыл и позабыл о ней в круговерти таких шальных и беспечных дней, проведенных в столице, тем более, что там он быстро нашел ей замену. По возвращении же Петра домой отец решил женить его и сосватал дочь своего старого приятеля — Льва Латынина. Семейство Латыниных чрезвычайно гордилось древностью своего рода, и потому на Червинских они посматривали несколько свысока. Однако же, у Ивана Львовича, отца Петра, было то, чего Льву Латынину очень недоставало — внушительное состояние. Пусть, любил повторять он, дед его был всего лишь сыном простого торговца, которому дворянство было пожаловано за верную службу и ратные подвиги на полях сражений, но зато медные копейки считать не приходилось. Анна была в ту пору совсем еще юной, и она понравилась Петру: стройная блондинка с пышными формами. При первом знакомстве она, робко улыбнувшись, подняла на него свои очень красивые, темно-синие глаза и тут же потупилась, зарделась, точно маков цвет, и Петр решил, что, пожалуй, не против связать свою жизнь с этой девушкой. «Она станет хорошей матерью наследника нашего славного рода», — вынес вердикт Иван Львович, и закипела подготовка к свадьбе. В приданое за дочерью пан Латынин отдал старый дом, который получил в свое время, женившись на матери Анны, и небольшое сельцо в тридцать пять душ. Дом лет пять, стоит сказать, стоял совершенно заброшенным, и Петру, по настоянию отца, пришлось основательно засучить рукава, чтобы возродить имение, отстроить заново дом, приумножить доходы и превратить наконец его в ту Червинку, которую нынче знают все в округе. Дела в имении шли в гору, а вот семейная жизнь с Анной у Петра, к несчастью, не задалась. Нет, в быту, так сказать, жаловаться не приходилось: Анна была рачительной хозяйкой, дом вела как и подобает образцовой жене, но вот что касается ее супружеских обязанностей… Поначалу Петр списывал ее холодность на неопытность и робость, но время шло, а она по-прежнему вела себя так, словно он чуть ли не силой ее брал. Петр старался изо всех сил, был внимателен и предупредителен, нежен и осторожен в надежде, что в один прекрасный день Анна ответит ему взаимностью. Увы, она всякий раз оставалась практически безучастной к его ласкам. Возможно, в том не было ее вины, и есть даже люди, которым нравятся именно такие женщины, сдержанные, не проявляющие свой темперамент, но Петр был не из таких. Ему хотелось видеть ответную страсть, бурю эмоций, хотелось быть уверенным в том, что жена без ума от него. После рождения Григория Анна и вовсе отдалилась от мужа. Она объявила, что хочет жить в отдельных комнатах вместе с Гришенькой до тех пор, пока тот не подрастет. Мальчик, видите ли, очень слабенький и болезненный (бог знает, почему она вбила себе это в голову) и ему нужна маменька. И пока он не окрепнет, заявила она, ни о каких «глупостях» (так она называла свои супружеские обязанности) не может быть и речи. Дескать, так ей и доктор сказал, это, мол, для ее здоровья необходимо. Петр пожал плечами да и… махнул рукой на жену. Вскоре он завел себе Агашу — крепостную девку, которая оказалась весьма сговорчивой и ох, какой горячей. Правда, он столь же быстро охладел к ней, но зато и отблагодарил за приятные минуты — выдал замуж и дал денег на приданое. Потом он, если так можно выразиться, вошел во вкус и время от времени позволял себе подобные развлечения: выбирал из своих крепостных девицу посимпатичнее и «оказывал ей особую честь» скрашивать его досуг. Знала об этом Анна, нет ли его уже не волновало, она по-прежнему жила отдельно, несмотря на то, что Гришка уже поступил в гимназию. Стало даже хуже, потому что Анна сделалась раздражительной и удивительно высокомерной. Она постоянно придиралась к Петру, что он не уделяет время ей и сыну, плюет на свою репутацию и вообще «ведет себя точно грубый и неотесанный мужлан, развлекаясь с глупыми крепачками». Петр злился и парировал, что ежели бы женушка была поласковей по отношению к нему, законному, на минуточку, супругу, то, глядишь, он на крепачек и не глядел бы. — Чего вы от меня хотите?! — возмутилась Анна Львовна. — Я всегда была вам образцовой женой! Или вам надобно, чтобы я вела себя точно… точно развратная девка из непотребного дома?! Неужели вы всерьез полагали, Петр Иванович, будто я могла бы дойти до такого? Я — ваша жена, а не жрица какая-нибудь там для утех! Петр оторопел: то есть она считает, что это он во всем виноват? Скажите, какое непотребство: муж захотел от жены тепла и ласки! Она совсем, что ли, ненормальная, кто ее воспитывал-то, какой кретин вбил ей в голову этакую чушь. Впрочем, на тот момент ему от Анны уже ничего не было нужно. Да и вообще, честно говоря, жизнь утратила для него практически все краски, он пресытился и богатством своим и всеми прочими удовольствиями. И именно в тот момент он встретил Ларису. Увидев ее однажды на сцене, он почувствовал себя так, будто пробудился от долгого и тяжелого сна. Лариса улыбалась ему, и на сердце точно цветы распускались. Он слышал ее голос, любовался ею и понимал: если этой женщины не будет рядом, жить попросту станет незачем. Рядом с ней он наконец-то понял, каково это, когда на тебя смотрят с восхищением и безграничной любовью. И как это прекрасно, когда женщина принадлежит ему, как бы банально это ни звучало, и душой, и телом, отдает ему всю свою любовь и нежность. Петр был безмерно благодарен Ларисе за то, что она разбудила в нем настоящую любовь, безудержную страсть и желание. С ней он чувствовал себя так, словно помолодел по меньшей мере лет на двадцать. Так разве мог он потерять Ларису, отказаться от нее? Александр Васильевич говорит, что Лариса Викторовна стала его поздней, последней страстью, а это означает, что Петр Иванович, вне всяких сомнений, дорожит ею, как одним из самых ценных сокровищ. В общем-то он, конечно прав, хотя, если уж быть точным, Лариса не просто поздняя и оттого самая крепкая, она — его единственная любовь. Это он сейчас понимал как нельзя более отчетливо. Ни одну женщину не любил он и не желал так, как ее. Петр знал, что быть счастливым вместе с Ларисой он сможет только вдали от здешних мест и здешнего общества. Он твердо намеревался бросить окончательно Анну, забрать Ларису и уехать куда-нибудь как можно дальше. Дальше нужно было бы потерпеть два года, а там уж он выхлопотал бы развод, нашел бы свидетелей, которые подтвердили бы, что они с женой давно уже живут порознь. Сын к тому времени давно вырос, рассуждал Петр, у него скоро своя семья появится, и до отца ему не будет ровным счетом никакого дела. Что до Анны, то Петр оставил бы ей дом и имение и наплевать, что он вложил в него жизнь. Так или иначе когда-то здесь была земля предков Анны, так пусть она остается жить тут и ни в чем не нуждается. А он уж не пропадет, купит себе другой дом и заживет счастливо. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает, и жизнь внесла свои коррективы…***
Сейчас же Петр вдруг подумал, что с Гришкой у них есть кое-что общее: сын точно так же потерял голову от страсти. А что если… Петр вздрогнул даже от этой мысли: как бы он себя повел, если бы встретил Ларису раньше, когда сын был еще совсем маленьким, смог бы он решиться на то, чтобы оставить его?.. Неужели ему пришлось бы пожертвовать любовью ради репутации и чести семьи, своего сына и супруги? Возможно… Но тогда были бы несчастны все: и он сам, и Анна с Гришей, и конечно же Лариса. А ведь перед Гришкой-то сейчас стоит именно такой вопрос. Да еще и ребенок у него будет от этой… Катьки. Петр глубоко вздохнул: кажется, они просто-напросто загнаны в угол. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, что делать и как поступить. Теперь, когда ярость его и раздражение чуть улеглись, он ясно понимал: положение безвыходное. — Петя… — Лариса поплотнее закрыла дверь кабинета, подошла к нему и взяла за руку. Как только они приехали домой, Петр Иванович сразу же направился к себе в кабинет, поскольку ему нужно было все обдумать. Григория дома не оказалось, он куда-то отлучился буквально за четверть часа до возвращения Петра и Ларисы из Нежина. — Что же теперь будет? — спросила Лариса у мужа. — Ты всю дорогу молчал, да и я, признаться, не знаю, что думать. — Надо бы поговорить с Гришкой прежде всего, — отозвался Петр. — С большим удовольствием я бы, конечно, ему по шее надавал, но… делу это не поможет, к сожалению. — Ты прав. Но честно говоря, — Лариса сочувственно посмотрела на него и погладила по плечу, — я просто не представляю, как все это может разрешиться… без скандала. — Вот и я боюсь, Лариса, что скандала, увы, не избежать. Эта проходимка беременна от него! Господи, ну чем они только думали?! — воскликнул он, вновь начав терять терпение и злиться. — Гришка напаскудил, как… черт знает кто, обрюхатил эту дуру, извини за выражение. Чего вот ему не хватало, скажи мне? Жена-красавица, дочка, забот никаких! Наверное, в этом все дело, нельзя было позволять ему балбесом жить, ваньку валять, надо было с дубиной над ним стоять, чтобы делом занимался. Тогда, глядишь, на глупости времени не осталось бы! — Так или иначе, — развела руками Лариса, — оставить Катерину он теперь не сможет. Ему придется заботиться о ее ребенке. — Нам придется, — хмуро взглянул на нее Петр. — Потому что ребенок не виноват в том, что родители у него идиоты! — Не ругайся, дорогой, — грустно улыбнулась Лариса. — Все, что могло произойти, уже произошло. Нужно подумать только о том, как нам найти наилучший выход из создавшейся ситуации. — Прежде всего, — задумчиво проговорил Петр, — я побеседую все-таки по душам с нашим Казановой. Ну а потом… придется, наверное, купить этой «даме с камелиями» домик где-нибудь в деревне, подальше от Нежина, а слуг у нее, как я заметил, и без того хватает. После же — выделить содержание ее ребенку. Как ни крути, в нем ведь тоже кровь Червинских… Когда подрастет, то в гимназию его устроим, на службу, если мальчик родится. А если девочка, то жениха найдем толкового. — До этого еще далеко, — вновь улыбнулась Лариса. — В остальном… мне кажется, что это верное решение: мы должны позаботиться и о Катерине, и о ее ребенке. Григорий Петрович попросту не сможет оставаться в стороне. Вот только… — она вздохнула. — Наталья Александровна, — кивнул Петр. Лариса отошла к окну и некоторое время молча смотрела во двор: — Я просто не могу представить, — тихо проговорила она, — каково ей будет узнать обо всем. Я бы наверное умерла… если бы ты меня разлюбил, — еле слышно прибавила она. — Лариса! — укоризненно покачал головой Петр. Он подошел к ней и обнял за плечи. — Даже не думай! — прошептал он ей на ухо. — Пусть и тени мысли такой у тебя не возникает, слышишь? Ведь… если вдуматься, это я должен был бояться, что именно ты меня разлюбишь, ты же молода и красива, а я… Ежели это случится, то меня уже попросту не будет. Лариса быстро повернулась к нему, обвила руками его шею, прижалась губами к губам: — Подобного не будет никогда, — прошептала она, поцеловав его, — я тебе своей жизнью клянусь! Ты для меня — всё. Был, есть и останешься до конца дней моих. Хотя нет! — я даже тогда, и после смерти моей, не перестану тебя любить. Она вдруг спрятала лицо в ладонях, прильнула к его груди и негромко всхлипнула. — Лариса, милая ты моя, — тихо проговорил Петр, — что с тобой? Ну, перестань, не надо так!.. — Ты знаешь, Петенька, — она подняла на него блестящие от слез глаза, — я ведь и Катю тоже могу понять. И… да, я знаю, она тебе неприятна, но понимаешь, мне ее тоже жаль. Если она полюбила, то… ей некуда было деваться. От себя не убежишь! — Не сравнивай… — Но почему? Она ведь права! Я тоже была такой… Другой женщиной. И кто угодно мог осудить меня, сказать, что я веду себя недостойно. Ты же знаешь, что именно так все и говорили за нашей спиной. Да только мне-то все равно было, потому что меня одно волновало: лишь бы ты был рядом со мною! — Господи, — прошептал Петр, покрепче прижимая к себе Ларису и целуя ее в висок и в щеку, — кто бы мог подумать: история повторяется. Мой сын оказывается в похожей ситуации и не знает, как разобраться со своей жизнью… Раздавшийся за дверью громкий детский плач заставил Петра и Ларису разжать объятия и одновременно обернуться к двери, которая в следующий же миг распахнулась. На пороге стояла Натали и держала на руках плачущего малыша. — Левушка! — воскликнула Лариса и бросилась к сыну. — Наверное, он соскучился по матушке, — улыбнулась Натали, передавая ей ребенка. — Я зашла проведать свою дочь, и Галина с маленьким Левушкой тоже были в детской. Он капризничал сильно, а вас дома не было… — Мы с Ларисой ездили в Нежин. У меня там дела были, знаете ли, — объяснил Петр. — А мне захотелось побыть немного с Петром Ивановичем, — кивнула Лариса. — Ну, что ты, что ты, мой маленький, не плачь! — принялась она успокаивать Левушку. — Что ж, прекрасно, — улыбнулась Натали. — А… Григорий Петрович тоже уехал, сказал, что к обеду его ждать не стоит. Он должен уладить дела с управляющим в дальней деревне… Ну, помните, Петр Иванович, там возникли какие-то трудности, кажется, с покупкой семян. — Да, помню, — рассеянно кивнул Петр. — Я, с вашего позволения, тоже отлучусь, — продолжала Натали. — Мне нужно съездить… к Лидди. Она просила меня навестить ее. Говорит, приготовила какой-то сюрприз. Я ненадолго, Петр Иванович! — Да, конечно, — кивнул Петр. — Передавайте привет Лидии Ивановне, — сказала Лариса, не переставая баюкать сына.***
Натали, стараясь не выказывать своего волнения, вышла из кабинета свекра и плотно прикрыла за собой дверь. Да, она, разумеется, все слышала. Надо же быть круглой дурой, чтобы не понять, что в доме происходит нечто странное. С того дня, когда у Лидди был бал, в Червинке все сами не свои. Сегодня же Петр Иванович с Ларисой уехали с утра пораньше, Григ тоже умчался вслед за ними. Когда же свекор со своей женой вернулись, тут же заперлись в кабинете и принялись секретничать. Натали была как на иголках, так ей хотелось подслушать разговор свекра с женой. Наконец она решилась: взяла Левушку и отправилась в кабинет. Няньке она сказала, что та, дескать, не справляется с обязанностями, раз малыш капризничает, и Натали де сама отнесет его к матери. Уж Лариса сумеет его успокоить. Что ж, кажется, и впрямь настало время действовать. Правда, на сей раз придется взять в союзницы Лидию, ничего не попишешь. Ларисе все известно, как и Петру Ивановичу, но увы, они решили поберечь нервы Натали и не устраивать, так сказать, скандал в благородном семействе. Бесспорно, их можно понять, но Натали уже до смерти надоело, что с ней обращаются точно с хрустальной вазой. Григ обманывает ее, он вновь спутался с наглой Китти, а его отец не хочет выносить сор из избы. Он придумал сплавить мерзавку куда подальше, а сына заставить жить с Натали как ни в чем ни бывало. Но она не такая дура и не позволит водить себя за нос. Сегодня же она отправится к этой, с позволения сказать, женщине, которая замыслила украсть у нее мужа, и сумеет поставить ее на место! Что же до Грига, то ему придется выбирать: или жена и тихая семейная жизнь (бог уж с ним, с бастардом, Натали простит мужу эту слабость, не он первый, не он последний), или же его порочная страсть к потаскушке Китти. Но тогда уж пусть они оба пеняют на себя, Натали пойдет на все. Пусть даже Николя вызовет Грига на дуэль, она препятствовать не станет!